Лекарство от безумия

Словно сон, Евпатий видел себя со стороны... Он, закованный в тяжёлую металлическую кольчугу, стоял на возвышенности перед заснеженным полем с горсткой выживших земляков и замер, глядя в гипнотические карие глаза человека, скрытого под капюшоном мехового плаща. В его руке - длинный меч, подобно ящерице, ломающийся и переменчивый. Неровный изогнутый клинок, на котором дрожат снежинки, опадающие с неба и превращающиеся в капли. В слёзы всех тех, кого кровавый клинок лишил жизней. И скольких ещё лишит... В его руке - меч, кажущийся игрушкой против оружия высокого и мощного воина. Поджарый, как остервенелый волк, с такими же хищными глазами и пахнущий мускусом, ветром и железом. Теперь Евпатий отчётливо мог понимать, почему они проиграли... Глупо стоять на пути у воина, разящего насмерть. Но, Евпатий стоял. Стоял, до последнего вздоха, готовый принять последний удар, зная наперёд, что этот день будет последним в его жизни. Этот воин, выросший перед ними и сошедший с гнедого норовистого коня, был подобен степной грозе. Угрожающий и непоколебимый, как терпкое вино. Он был другим. Иным. Чуждый их пониманию. Он манил к себе и пьянил. Он был мрачен. От него исходило зло. И Евпатий внезапно захотел увидеть его лицо прежде, чем он лишит его жизни. Воздух был сух и обжигающе-горяч, вонял серой, застревал в глотке, жёг лёгкие. Вторая волна осадных машин заставила Евпатия пригнуться, замечая краем глаза, как хан медленно откинул со лба меховой широкий капюшон. Он упал на плечи монгола и открыл взору воина скуластое лицо кочевника - бездушное, волевое, сильное и яростное. Изогнутые черные брови обрамляли неусыпные глаза, иссиня-черные волосы гладко убраны назад, а в самой глубине взгляда таится исключительный ум. Евпатий оборачивается назад, замечая, как ещё троих придавило каменными глыбами, и падает на колени издавая отчаянный рык, запрокидывая голову к небесам. Душа болела. И как-то странно ныла. По виску текла теплая кровь, стерев её ладонью, Евпатий подползает к ещё живому собрату, трясет его за грудки, пытаясь оттянуть миг смерти, но воин уже не чувствует боли, изломанная кость выпирает наружу, грудная клетка вздымается реже, он шепчет что-то окровавленным ртом, но слова не хотят складываться в предложения, это обычный набор букв, ещё один вздох и глаза мужчины широко раскрываются запечатлев лик смерти и тяжесть облаков. — Хватит! — Он встает в полный рост, срывая с шеи охранную грамоту, подаренную самим ханом в тот роковой для них день и вскидывая руку вперёд, встаёт к краю утеса, замечая, как монгольские воины отступают назад и косятся в сторону их предводителя не зная, как стоит поступить с наглецом, что осмелился воспользоваться даром их принца. Лучники стоявшие позади монгольского хана, ловко натягивают тетиву готовые в любой момент выпустить сотни стрел в наглеца. Бату несколько долгих минут смотрит на Рязанского воина, улыбка чуть тронула обветренные жёсткие губы мужчины, и он усмехнулся, прежде чем отдать приказ остановить осаду. Евпатий спускается вниз, замечая, как с благодарностью смотрят выжившие на его действия, они понимают, что всё это он делает ради них. Понимают, но ничем не могут помочь, лик смерти слишком сильно страшит и пугает. Удушливый запах гари и крови, жирный ленивый дым, заставляющий глаза слезиться, проникает в легкие, Каркун прижав девушку к груди смотрит так же отчаянно и отстранённо, он пытается успокоить Настю, но кажется девчонка от ужасающей картины совсем лишилась дара говорить, её лицо искаженное страхом и болью, теперь измазанное кровью и гарью не казалось таким молодым и задорным, как ранее... наверняка и в волосах после пережитого появится проседь седых волос. Он обязательно позаботится о ней, если они переживут этот день. — Ты воспользовался охранной грамотой, что ж...я позволю тебе уйти! — Слова хана, как и подобает тут же были переведены толмачом, но Евпатий не остановился, продолжая идти в сторону огромного войска, ведомый своей судьбой, зная наперёд, что не сможет выстоять в этом бою, на который в отчаянии сам же и вызвался. Он даже не знал, примет ли его вызов хан, но что-то подсказывало ему, что гордый монгол, не осмелится отказаться от поединка при своих же воинах. — Я вызываю тебя на бой, великий хан! Сын неба ты, или преисподние, сразись же со мной! Или твой страх настолько же велик, как и твоё войско? Сверкнула сталь. Евпатий умело блокировал удары, лучники стояли на исходной готовые в любой момент пробить его грудь наконечниками, Каркун облокотившись на волун спиной, всё так же прижимал к своей груди испуганную девчонку, а внизу шёл настоящий бой, исход которого только - смерть. Резкое движение, отводящее его в сторону, свист метательного ножа. Евпатий отшатнулся, уходя от оружия и тем самым подставляясь под его клинок. Коловрат ощутил, как лезвие легко входит в плоть: ровно под ребра снизу вверх, не оставляя шансов на выживание. Закашляв кровью, он падает к ногам хана, прижимая ладонь к кровоточащей ране, зарываясь другой рукой в глубокий снег. Бой проигран. Но он всё же смог увидеть его лицо. Насколько же обманчивой может быть внешность, в первые Рязанский воин ощутил эту дикую мощь исходящую от захватчика их земель. — Что ты делаешь? Ты показываешь слабость! Вставай. Ты не воин, ты позор! Возьми свой меч! Подними его! — Хан рывком поднял его на ноги и удерживая за плечо заглянул в глаза. Он был бледен и дышал с трудом, сквозь зубы цедя холодный воздух, на лоб упали выбившиеся из хвоста пряди волос. — Ты лишний раз доказал, что ваш народ слаб и немощен. Сильная боль пронзила все его тело, мышцы обмякли, он в последний раз заглянул в глаза монгола прежде чем покинуть этот мир. — Оставьте выживших, пусть заберут тело. — Бату-хан взглянул на десяток людей, что до сих пор стояли на возвышенности, разбитые и подавленные, они больше не были угрозой. Страх и боль полностью уничтожили их...