Лекарство от безумия

Взмыленный конь утопая в снегу по самый круп, продолжал упорно двигаться вперёд. Настя боялась оглянуться назад. Что она может там увидеть? Ещё одну выпущенную стрелу монголов, или остервенелый оскал приближавшихся псов. Его псов... Чёртовых, оголодавших псин, что ещё недавно были спущены с поводков и теперь эти самые псы, пытаются догнать дичь, аромат которой они чувствуют за версту, подстреленная в предплечье одним из ловких стрелков хана, она словно лакомый кусок манила их своим ароматом, капли крови, тонким шлейфом вели псин к удирающей жертве и только небеса могли знать ответ чем закончится этот день... Обломив стрелу, Настя вскрикнув от резкой боли во всём организме, откинула древко в рыхлый снег и пришпорив коня помчалась в сторону леса. Лишь бы успеть, ей хотелось, как можно скорее попасть в спасительную чащу леса, но тут же подсознательный голос словно в насмешку твердит в воспаленном мозгу «для чего?» И впрямь, что даст ей лес. Что даст ей этот чёртовый побег, если по сути, она и сама понимает, что спасения нет... И никогда не было. Ни сейчас, ни даже тогда, когда она была в ещё процветавшей Рязани. Её участь предрешилась ещё с того момента, когда она стала сиротой. Смерть неустанно следует за ней, словно умелый следопыт, она всегда где-то рядом. И Настя с истошным криком, давясь собственными слезами останавливает коня, поднимая его чуть ли не на дыбы. Этот жест заставил Гуюка опешить, несколько лучников натянув тетиву, смиренно ждали дальнейших указаний хана, но монгол смотрел на девушку напрочь позабыв обо всём, будто весь мир перестал существовать, лишь волосы которой трепал легкий ветер, имел для него вес. Настя смотрела на него, в глубину его тёмных глаз, а грудь тяжело вздымалась от рванного дыхания, псы уже были рядом, она отчётливо слышала их грудной рык, и истошное рвение убивать... зажмурившись, Настя сильнее сжала в руках поводья, несколько тварей поравнявшись с ними вгрызаются в плоть животного, оставляя на теле коня кровавые полосы, Настю сумели выбить из седла, и девушка с криком падает в рыхлый снег. Гуюк хотел насилия, страха в ее широко распахнутых глазах, но не желал девчонки смерти. Мерзлый воздух кусает девушку за лицо, оставляет налет на губах. Но ее большие перепуганные глаза не отрывно смотрят в его собственные, и ему это нравится. На секунду, он пытается уловить в них нечто особенное, но вместо этого, лишь сильнее тонет в грязно-серых глазах русской девки, не зная или не желая признавать этот факт. И всё же она нравится ему в своём первобытном страхе, с опухшими от слёз глазами, с затравленным взглядом и легким румянцем на обветренной коже лица. Такая настоящая, живая... со своей ненавистью и жаждой жить. Она не может принадлежать другому. Только не этому выродку, уж лучше пусть её тело разорвут его оголодавшие псы, чем она вновь вернётся под защиту этого отпрыска. И всё же ему жаль прощаться с нею, и он отводит взгляд, когда одна из псин вгрызается в выставленную руку девчонки, и хочется заткнуть ладонями уши лишь бы не слышать её истерзанный болью голос. А ведь ему всегда нравились крики своих жертв, так почему от её крика ему становиться больно? Неужели даже монстру не чуждо сострадание...Или это нечто другое. Он всегда отчётливо знал, что нельзя заставить людей полюбить себя, но всегда можно было заставить их бояться... А страх он куда сильнее чем чувство этой зыбкой любви. Грязь в сердцах людей завсегда имела больше смысла, он и сам всю свою жизнь утопал в пороках своего сознания, но именно сейчас ему было мерзко от своих же действий и желаний. — Убей их, — Гуюк видит, как ещё несколько псов подлетает к девчонки, и решение само пришло в голову за считанные секунды до неизбежного, ему она была нужна...Он успокаивал себе, что это до тех пор, пока девка интересна ублюдку, но сам не верил своим же размышлениям и беспочвенным доводам...Быть может она была интересней ему куда сильнее, чем ублюдку. Но об этом он поразмышляет позже, сейчас он с безразличием смотрел, как его воины одного за другим убивают псов... Псов, что не раз разрывали тела его врагов, псов, что он лично воспитал под свою натуру, с визгом падали от безжалостных стрел заливая рыхлый снег собственной кровью...

***

Будучи в натопленном шатре отмытая и расчёсанная, Настя со страхом и смирением сидела на коленях перед своим новым мучителем, боясь поднять взгляд, и взглянуть в омут его красивых глаз. Снова ощутить его усмешку. Но на этот раз означающую, что он доволен реакцией. Гуюк по собственнически пропустил волосы сквозь пальцы, чувствуя жёсткость каждого волоска, она не была ухоженной, как многие женщины до неё, но именно это и прельщало его. Всё в ней было другое...И она сама была иной. — Я заберу тебя с собой, когда наш поход окончится... Найду тебе семью, что удочерит тебя, дам тебе новое имя... Как насчёт, Хулан? — Настя так и не подняв головы, смиренно выслушала все слова хана переведенное толмачом, закусив губу, девушка на глазах бледнела от его идей и дальнейшей жизни в целом. Ей не хотелось такой милости, как бы не била её судьба, но становиться наложницей или даже супругой этого человека она не желала. — Вы слишком добры ко мне, я не посмею... — Посмеешь, быть женщиной хана, это не только привилегии, Настя, но и возможности. Власть иллюзорна, и зависит от твоего личного восприятия. Если ты веришь, что она у кого-то есть, то она действительно появляется, запомни эти слова... Я дарую тебе нечто большее, чем просто жизнь... Я дарую тебе мир!