Violinist

      Первым, что он услышал сразу же после пробуждения — довольно приятного, кстати, — был голос матери, который звучал в его голове: «Хорошие воспитанные мальчики не спят с другими мальчиками в одной постели».       Нет, ничего такого не было. Просто Ян в последние деньки, когда у него начался отпуск, стал слишком часто захаживать к Магнусу, а тот вовсе не был против. Иногда Ян приносил алкоголь, и они выпивали немного, после чего обычно просыпались в спальне Магнуса на его постели. Хорошо хоть не в обнимку и не голыми…       От последних мыслей кровь предательски прилила к лицу. Фишер потянулся аккуратно, чтобы не задеть всё ещё спящего мирным сном Яна, но вставать никуда не спешил. Кровать, пусть и была просторной более-менее, предназначалась всё же только для одного человека, поэтому двое лежавших на ней то и дело сталкивались коленями-локтями. Но обоих устраивало засыпать именно так, а с утра делать вид, что ничего не произошло, что так и было нужно.       И только строгий голос матери в голове Магнуса не давал насладиться этими мгновениями до конца.       Ян во сне был более спокойным, чем когда бодрствовал. Магнус как-то на днях заметил разницу, а теперь подмечал всё новые отличия между двумя образами одного и того же человека. Не было цепкого взгляда, не было привычной саркастичной усмешки — только серьёзное выражение лица, чуть сдвинутые брови. И всё же, несмотря на то, что выражение лица Яна было очень уж серьёзным, оно в то же время было очень умиротворённым. Будто он знал, что, пока будет спать, ничего не случится и всё будет хорошо.       Магнус немного завидовал ему. Сам он уже который день мучился этими пугающими снами-воспоминаниями, где присутствовал тот самый человек, тот самый голос и звуки за спиной, та самая комната и кровать с красными простынями. Всё это выглядело настолько правдоподобно, что иногда Магнус даже не понимал, спит он или всё же бодрствует. И только присутствие Яна приносило в его состояние хотя бы каплю равновесия.       А ещё он закончил свой недельный отпуск, и теперь их оркестр готовился к новому выступлению, которое должно было быть уже через месяц или около того. Браун вновь придирался, коллеги смотрели сочувственно друг на друга и с ненавистью на своего руководителя, но молчали в тряпочку. А Магнусу едва ли не впервые в жизни было на него пофиг.       Фишер долгое время наблюдал за лицом Яна, а мама в его мозгу всё читала лекцию насчёт того, что приличные мальчики… бла-бла-бла.       Приличные мальчики не пялятся на других мальчиков, пока те спят. Не краснеют от одного только взгляда другого мальчика. Не играют на скрипке и фортепиано свои любимые песни для едва знакомого мальчика. И у хорошего мальчика сердце не трепещет от воспоминаний о другом мальчике, который как-то внезапно вошёл в его жизнь и теперь не хочет отсюда выбираться.       Приличные мальчики не любят других мальчиков. Они должны обращать внимание лишь на девочек, на их утончённость и красоту, а не на мужественность и некую стать других мальчиков. Или, если конкретнее, одного единственного мальчика.       Он очень хорошо помнит то время — когда сам был ещё совсем маленьким и даже не понимал значения слова «гей». Боже, он даже подумать не мог о том, что заглядываться на других мальчишек — неправильно. Но ему никто этого не объяснил — родители почему-то считали, что их сын такой же, как все, а одноклассники дёргали девочек за волосы, чтобы те обратили на них внимание. Магнус никогда никого не дёргал за волосы — он же был тихим и воспитанным ребёнком, — однако, даже если бы он таковым не был, вряд ли он смотрел именно на девочек и приставал бы именно к ним.       В их классе было много интересных мальчишек. Красивых к тому же. Некоторые были забавными, некоторые — умными, некоторые совмещали в себе и детскую придурковатость, и остроумие, и сообразительность. Магнусу тогда было лет семь, если не меньше. Он присматривался именно к мальчишкам, а не к девчонкам, которые норовили постоянно позвать его гулять или поиграть в мячик, или просто поболтать о какой-то ерунде.       Тогда Магнус ещё не так часто ругал себя голосами родителей — по крайней мере, не по этому поводу. А потом он вдруг понял, что ему понравился один из одноклассников — его звали Йохан, кажется, — и пошёл спросить совета у мамы.       — Мама, мне нравится мальчик.       Он отчётливо помнит, как у мамы из рук упала кружка с кофе. Помнит, как она схватила его за плечи и потащила к отцу, чтобы разобраться с этой «детской, надеюсь, блажью» раз и навсегда. Помнил, как отец долго и нудно объяснял ему, что любить других мальчиков, когда ты сам мальчик — неправильно и противоестественно.       Магнус потом плакал всю ночь, вопрошая невесть кого: как так? Почему неправильно? Что же мне делать тогда, если мне вдруг понравится мальчик ещё раз?       Он всеми силами старался не обращать внимания на парней. Рос, постепенно отстраняясь от сверстников, но имея кучу знакомых, не друзей, старался найти хоть какие-то привлекающие его в девочках стороны… но потом просто интереса ради решил посмотреть гейское порно, когда остался один дома.       Когда в штанах стало тесно от происходящего на экране, Магнус понял, что оно ещё не выветрилось. Окончательно убедился, когда в душе загнанно двигал рукой, чуть ли не плача и боясь, что его застукают за таким занятием. Как смывал следы своего позора с ладони, красный, как рак.       Всё было так давно, но в то же время казалось, будто произошло только вчера. И Магнус, только-только вступивший в подростковый возраст, не мог привыкнуть к тому, что у него встаёт от одной только мысли о сексе с другим парнем. Он так ненавидел себя за это — может быть, до сих пор ненавидит. Особенно после того, что происходило в той комнате с красными простынями на кровати.       Если кто услышит, что он уже долгое время не мастурбировал — на смех поднимет. Однако Магнус, даже когда чувствовал, как возрастает возбуждение в изголодавшемся по ласке теле, пытался остудить себя, успокоить. Потому что любое прикосновение к себе вызывало те самые воспоминания, стыд, осуждение родителей. И человек за спиной — его прикосновения, его голос. Его первый и последний партнёр, наверное. К тому же, не самый удачный — и это ещё мягко сказано.       Ян проснулся — Магнус вовремя закрыл глаза, молясь, чтобы его так безбожно не засекли. Пронесло — Шмидт лишь потянулся расслабленно и, прищурившись, смотрел на Фишера, который делал вид, что тоже только что проснулся.       — Я вроде как прогнал тебя на диван, — хриплым ото сна голосом оповестил Ян, прищуриваясь.       — Моя квартира — где хочу, там и сплю, — как можно более спокойно ответил Магнус. Ян фыркнул, деланно поразившись его наглости.       — Кому-то через час идти на репетицию.       Магнус застонал мучительно. Вставать сейчас куда-то было выше его сил. Ян резко вскочил с кровати и повернулся к нему со своей привычной усмешкой.       — Поднимайся. Я душем воспользуюсь?       — Конечно, — Магнус лукаво улыбнулся, — чистюля.       — Кто бы говорил, — фыркнул Ян и скрылся в коридоре. Через минуту из дальнего конца квартиры послышался шум воды. Магнус откинулся на подушки и уставился в потолок. Что-то сейчас напомнило ему… о семье. Будто они с Яном уже давно вместе, вон, даже спят в одной постели, хотя на самом деле знакомы чуть более недели. Как это случилось?       Приятная щекотка в груди стала ощущаться сильнее. Магнус прикрыл глаза, прислушиваясь к шуму воды за стенкой и не зная, что ему с этим ощущением делать. Может быть, оно ощущается, потому что он просто давно не был ни с кем — он ведь взрослый, здоровый парень, вот и сказывается на организме отсутствие чужого тепла или просто секса. Но при мысли о последнем вспоминалась та комната и человек за спиной. Да и прикасаться к себе, представляя Яна, казалось сейчас преступлением.       Идиотизм какой-то.       — А ты в оркестре на фортепиано играешь? — спросил Ян, встретивший его потом, после окончания выматывающей репетиции. Магнус шёл, понуро опустив голову и уставившись в асфальт, не особо глядя по сторонам и обращая внимания на окружающий мир.       — Нет, — чуть помолчав, ответил он. — Только на скрипке.       — А на пианино типа для себя?       — Да, вроде того. Но, когда я учился в музыкалке, специально выбрал два инструмента. Мне говорили всегда, что даже не знают, на каком из них я играю лучше.       Ян приблизился, слегка пихая его плечом. Магнус чуть потерял равновесие и чертыхнулся совершенно не злобно.       — Мне кажется, я полностью солидарен с теми людьми, которые говорили тебе это.       — «Солидарен»! Он знает такие сложные слова! — Магнус рассмеялся громко, почти на всю улицу, притянув к себе взгляды прохожих. Ян толкнул его ещё раз, а Магнус надеялся, что его лицо сейчас не переливается всеми оттенками красного, потому что он явно был смущён таким немного завуалированным комплиментом. — А если серьёзно… спасибо.       Он посмотрел Яну в глаза, и тот изогнул губы в улыбке — лёгкой какой-то, совершенно не саркастичной, какая обычно появлялась на его лице. От такой улыбки и взгляда тепло приятно разлилось по всему телу, вызывая дрожь в пальцах.       — Короче, если тебе будет нужно поднять самооценку — обращайся, — к Яну внезапно вернулось его привычное настроение.       — Тебе не механиком нужно быть, а психологом, — ухмыльнулся Магнус, настроение которого поднялось заметно, болтавшееся до этого после изматывающей репетиции на отметке «ниже нуля».       — Чёрт, надо было думать, когда поступал в колледж…       В общем-то, домой к Магнусу они шли долго — просто решили срезать и немного побродить. Яну нечем было заняться, Магнусу ещё предстояло отрепетировать свою партию — опять, кстати, не ведущую, что немного, самую малость, радовало, — но они всё равно не особо торопились. С неба накрапывал дождь, а ведь хорошую погоду обещали, сволочи…       — Ты в музыкалке учился по своей воле? Или родители заставили?       Такой вопрос от Яна был неожиданным немного. Магнус сначала даже не смог слова правильно подобрать, чтобы это было похоже на человеческую речь, а не на мычание коровы.       — Пятьдесят на пятьдесят, — признался Фишер. — Я с детства мечтал быть музыкантом, да ещё во мне было много усидчивости и трудолюбия, и ещё такой прочей чепухи… А родители просто увидели в этом возможность не отпускать меня гулять.       Ян уставился на него с таким недоумением, что Магнус не выдержал и рассмеялся.       — Просто они всё твердили, что на улице гуляют плохие мальчики, которые в моём возрасте уже курят, бухают и матерятся. А я такой слабак, что, завидев их, сразу захочу стать таким, как они. Ну и, в общем…       — Боже мой, — выдохнул Ян поражённо. — Что за тирания. Ты ещё скажи, что они заставляли тебя учить заповеди и жить по религиозным догматам…       — Нет, до такого не доходило, — фыркнул Магнус. — Но в общем-то, они относились ко мне несколько строже, чем родители моих сверстников к своим детям.       — Да охренеть… «Строже»! Он сказал «строже»! Теперь понятно, почему ты выглядишь таким тихоней.       Магнус почувствовал, как краска заливает лицо.       — Ты уж определись, кто я — тихоня, мажор, или студент, — нервно улыбнулся он.       — Какая-то странная очаровательная помесь первого, второго и третьего.       Магнус застыл на мгновение. «Очаровательная»? Его только что назвали очаровательным? Ян медленно шагал по асфальту, наверное, не особо заметив, что сказал. Магнус чувствовал, что щёки горели ещё больше, чем до того. Он попробовал себя отругать голосами мамы с папой, но привычная схема непривычно дала сбой. Что происходит?       — Мои давали мне больше свободы, — заговорил Ян спустя несколько минут молчания — видимо, думал, что можно ещё сказать, что можно ещё выжать из этого разговора. — Конечно, они следили за мной, домашку там проверяли и всё такое прочее. Но больше я был предоставлен сам себе — ну и старшей сестре, естественно.       — У тебя сестра есть? — удивился Магнус.       — Да. Грета. Старше меня на пять лет.       — У неё красивое имя.       — А то.       — А где она живёт?       — Вообще в Берлине, но постоянно в разъездах. Сейчас в Кёльн уехала на какую-то выставку или типа того. Она организатор подобных мероприятий — честно говоря, я не особо в этом разбираюсь, — он помолчал. — Одни деятели искусства кругом. Я чувствую себя идиотом.       — Да ладно тебе, — Магнус улыбнулся. — У вас с ней вообще какие отношения? Прости за нескромный вопрос.       — Да ничего. Нормальные. Мы с ней правда в последний раз виделись на похоронах родителей — а так только созваниваемся раз в пару недель. Я бы хотел с ней увидеться, только у неё дел постоянно много.       Магнус невольно грустно улыбнулся сожалению, с которым Ян сказал эти слова.       — А у тебя братья-сёстры есть?       — Кузены только. Те ещё придурки, — фыркнул Фишер.       — Они всегда такие. Приезжают на праздники и орут, орут, орут… И не пожалуешься ведь.       — И не говори. Ужас какой-то, — они дружно рассмеялись.       Магнус ощущал себя счастливым. Согревающее чувство в груди распирало и не находило выхода. Отчаянно пыталось найти — орало: «Прикоснись к нему, прикоснись, ты же этого хочешь!» Магнус хотел — но повода, чтобы прикоснуться, не находил. Он вообще иногда не любил физические контакты — но к Яну почему-то хотелось прикасаться. Его кожа, должно быть, очень приятная на ощупь…       — Холодно стало. Пойдём к тебе?       — Я репетировать сегодня буду.       — Я постараюсь не мешать.       Вот наглёжь. Магнус улыбнулся и зашагал в направлении своего дома. Настроение с отметки «вполне себе сносно» внезапно поднялось до уровня «счастлив настолько, что хочется орать».