Violinist

      Мюнхен под окном горел огнями всех возможных цветов, снег медленно падал с угольно-чёрного неба. Ян держал в руках бокал с шампанским и смотрел на то, как внизу застрявшие в пробке машины медленно пытаются проползти вперёд, каждая по своим делам. Даже отсюда было слышно их гудение, от которого уже раскалывалась голова. По телику, включенному скорее для фона, шёл какой-то весёлый рождественский фильм — но и он не добавлял нужного настроения, как и стоявшая в углу сияющая ель, посыпанная искусственным снегом.       Пахло индейкой и чем-то ещё вкусным — Грета постаралась и приготовила праздничный ужин сама, как делала вместе с мамой когда-то давно. В квартире они были только вдвоём — у него единственный друг (являющийся на самом деле возлюбленным, чего уж скрываться перед самим собой) уехал к своим родственникам, а у неё все знакомые разъехались кто куда, не пожелав праздновать у себя дома.       — Один парень, с которым я работаю — Виктор Берг, может, ты его знаешь, — уехал на новогодние каникулы в Таиланд. Да кто вообще празднует Рождество в Таиланде?       — Может быть, сами тайцы? — предположил Ян, отпивая немного шампанского. Виктора Берга он, конечно же, не знал, однако его сестра почему-то была уверена в том, что он обязан знать всех её коллег. Рассказывала она о самых разных людях, известных и не очень, и каждый раз героями её рассказов становились совершенно разные «персонажи». Как-то раз Ян заглянул в список её контактов в телефоне, и у него чуть глаза на лоб не полезли от такого разнообразия имён. Некоторым сестра давала довольно забавные клички.       Грета за его спиной хмыкнула с коротким смешком. Это был очень странный, но привычный для ушей звук.       — Вполне логично, — она помолчала, либо прислушиваясь к болтовне героев фильма, то ли о чём-то задумавшись. На самом деле она смотрела Яну в спину долгим, пронзительным взглядом. — Жаль, что Магнуса с нами нет. Может быть, с его присутствием ты стал бы намного веселее.       — С чего ты взяла? — Ян почувствовал, как щёки предательски заалели, но всё же повернулся на мгновение, раскрывая себя, выдавая с потрохами. Грета рассмеялась как коварный злодей из детского мультика. Выглядела примерно так же.       — Думаешь, я слепая? Ты с самого приезда смотришь в телефон, хочешь ему позвонить или написать, грустишь так, словно вы не на две недели расстались, а на всю жизнь, и его отдают в мужья какому-нибудь злому королю враждебной страны. Не делай из меня идиотку, Ян. Придурков я за версту вижу — а уж влюблённых придурков вроде тебя и подавно.       И… Ему нечего было возразить. Вообще нечего. Он понимал, что Грета права как никогда прежде, что она, как всегда, видела его насквозь, читала его лучше, чем кто-либо вообще мог прочитать. Так всегда было — она угадывала его желания и страхи ещё раньше, чем он сам о них догадывался, и иногда такая экстрасенсорика даже пугала. Ян окончательно отвернулся от панорамного окна и посмотрел на сестру. Она ждала чего-то. Опять.       — Давно догадалась? — спросил он бесцветным тоном. Сестра ухмыльнулась.       — Как только увидела его в твоей квартире и в твоей одежде? Или когда ты пришёл и посмотрел на него самыми влюблёнными глазами в мире? Или в тот момент, когда он о тебе рассказывал, чуть ли от восторга не задыхаясь? Трудно сказать. Я вроде как сразу это поняла. И сейчас убедилась окончательно. Мой братик влюбился в парня, боже.       — Такое было и раньше, помнишь? — от одних только воспоминаний Яна передёрнуло.       — Конечно. Как звали того мальчика? Эван? Эрик?..       — Неважно. В любом случае, это было давно.       — Тогда ты был более настойчив, чем сейчас. Что изменилось? Дело в Магнусе? Ты не видишь взаимности? Боишься сделать первый шаг?       Ян промолчал, соглашаясь лишь мысленно — по всем пунктам. Тогда он был идиотом. Полнейшим дураком. Тогда тот мальчик, имени которого он даже сам не мог вспомнить, обвел его вокруг пальца, и хорошо, что дело не дошло до постели, и Ян узнал правду раньше. Как он тогда испугался! Наверное, никогда в жизни он так ничего не боялся, как в те безрадостные дни. Он был влюблен в мальчишку, и сам вёл себя как мальчишка, а ведь считал себя взрослым человеком, господи…       — Это неправильно, понимаешь? — спросил он, вальяжно садясь на подоконник и упираясь затылком в стекло. Грета раскладывала немногочисленную посуду и внимательно его слушала. — Я какой-то неправильный. То был первый парень, которого я полюбил. И до недавнего времени я думал, что последний. Но Магнус… Я далеко не трус — в нашем общении я и так захожу слишком далеко, и это видно. Однако сделать шаг дальше, предложить ему нечто большее у меня не хватает сил. Мне кажется, он откажется от меня, сбежит. Он такой… Пугливый. Будто беззащитный перед чем-то или кем-то, что держит его в прошлом. Я его не понимаю. Пытаюсь понять, но он не открывается.       Грета, выслушав его до конца, помолчала недолго.       — Ян. Ты взрослый парень. Тебе уже двадцать шесть грёбаных лет. И не мне тебя учить, даже на правах старшей сестры. Но просто дам тебе совет — пока есть шанс, используй. Как думаешь, он может отвечать тебе взаимностью? Чисто гипотетически.       Ян подумал немного, вспоминая реакции на касания, взгляды и поведение. Он видел в этом растерянность, и не мог забыть, как перед прощанием, поддавшись порыву, коснулся его лица и хотел поцеловать, но Магнус отстранился в ту секунду, когда он был готов сделать последний шаг. После этого вся его горячечная уверенность мигом испарилась, дав волю сомнениям. А они уже, словно падальщики, начали терзать его мысли, задавать вопросы: «А если бы ты его поцеловал? Что было бы?» И он отвечал себе каждый раз: «Меня бы оттолкнули. Я уверен».       Но на самом деле Ян был не уверен вообще ни в чём.       — Я не знаю. Я, блять, вообще уже ничего не знаю, — он закрыл ладонью лицо, отгородился от Греты невидимой преградой, закрыл ворота. Но она стояла наготове и держала в руках таран, который должен эти ворота пробить. И пробьет, в этом можно не сомневаться.       Грета поставила последнюю тарелку на стол и на мгновение вышла из комнаты. Вернулась, держа в руках его телефон. Ян, глядя на то, как она постепенно надвигается на него с мобильником, ощущал себя диким зверем, загнанным в ловушку.       Она подошла и силой вложила телефон в его руку. Взгляд её был жёстким, требовательным.       — Звони ему. Прямо сейчас. И скажи, что хочешь встретиться хотя бы на один день. Не прямо сейчас — куда ты уедешь в самый канун Рождества. Через неделю. Где угодно. Давай, дерзай.       Ян смотрел на неё широко раскрытыми от ужаса глазами и ощущал, как сердце начинает бешено колотиться от страха, а тело — дрожать. Грета не собиралась отступать и явно говорила всерьёз. А ему некуда было сбежать, нечем отшутиться, нечего сказать. Потому что он уже раскрыл перед ней все карты, не говоря о своей влюблённости ни слова. А она слишком хорошо его знала, чтобы понять.       — С ума сошла? Что мы будем делать, когда встретимся?       — Как — что? У тебя будут целые сутки на то, чтобы признаться ему в любви, чёрт тебя дери. Давай, звони. Я жду.       Ян смотрел на неё беспомощно и не смел шевельнуться. Хорошо, именно сейчас настал такой момент, когда ему стало по-настоящему страшно. Из-за чего — непонятно. Он звонил Магнусу и приглашал его на романтическое свидание, чтобы в его финале по всем законам этих самых романтических свиданий поцеловать и признаться в любви вечной и верной, чистой, непорочной и так далее. И это было в разы страшнее, чем когда он просто набирал его номер и приглашал выпить. Потому что то были не свидания — по крайней мере, не для них обоих, а только для Яна, и лишь им одним подразумевались.       Сейчас он приглашал его на настоящее свидание. Не подразумевающееся. Ян собирался выдать себя с потрохами и, может быть, даже решиться на поцелуй. Определённо, ему потребуется некоторое время, чтобы продумать всё как следует, подтолкнуть себя к этому. Неделя, вот почему она дала ему неделю. Чтобы он решился окончательно.       Хранить свои чувства в тайне и молчать. Или высказаться наудачу, попробовать узнать, что кроется за маской магнусова лица.       — Попробуй, — Грета была непоколебима. Он и не думал сопротивляться, но всё равно было страшно.       Ян взял телефон покрепче, потому что тот рисковал выпасть из его запотевших пальцев, и набрал номер Магнуса.       Гудки казались ему вечными. Он уже думал всё бросить, послать сестру и её решительность к чёрту, отложить, убежать, закрыться… Но тут протяжные сигналы прекратились, и он услышал голос Магнуса. Голос, заставивший тепло приятно разлиться по всему телу.       — Ян? Привет, — он говорил так, будто не верил, что именно Ян ему звонит. Тот сделал глубокий вдох и постарался сказать как можно более непринуждённо:       — Привет. Как проходит самый скучный праздник с твоими самыми скучными родителями?       Магнус рассмеялся невесело.       — Всё так, как я и ожидал. Но не настолько плохо. Скажи лучше, как проходит твой праздник, и выздоровел ли ты.       — Со мной всё в порядке, так что не переживай. Я… — он с сомнением посмотрел на Грету, и она кивнула, — хотел бы встретиться с тобой.       Магнус молчал так долго, что Яну тут же захотелось начать извиняться и бросить трубку.       — Хорошо… — проговорил он медленно, с сомнением. — Но когда? И где?       Ян повременил с ответом, потому что не был уверен, что расслышал согласие. Сердце оглушительно билось, на лбу выступила испарина, и прежде ровный, уверенный голос, начал нервно ломаться, выдавая его волнение с головой.       — Я могу приехать в Дрезден. На день хотя бы. Конечно, не думаю, что твои родители будут готовы принять левого парня в свой дом…       — Не беспокойся об этом, я что-нибудь придумаю.       — Ладно. Тогда… В понедельник, второго числа. Пойдёт? У тебя не будет никаких дел?       — Нет, конечно же нет. Я свободен все свои каникулы, так что… Да…       Ян услышал неловкое молчание по ту сторону и, пока решимость — слабая и немощная — била в виски, выпалил:       — Я просто хотел кое-что тебе рассказать. Это не телефонный разговор. Да и… Мне хочется увидеть тебя лично и сказать это, глядя тебе в глаза.       Магнус снова замолчал.       — Х-хорошо, Ян. Я встречу тебя второго на вокзале, только напиши, когда приедешь. Буду тебя ждать, — в этот миг его голос прозвучал до того нежно, что у Яна защемило в груди. — До встречи. С Рождеством.       — С Рождеством, Магнус.       — Передай поздравления Грете от меня.       — Обязательно.       Ян отключился неохотно, улыбаясь как придурок, а Грета закатила глаза. Выглядела она, однако, чересчур довольной.       — Даже по твоему голосу слышно, что ты влюбился как дурачок. Как он этого не понял, не понимаю.       — Ему предстоит… Понять. Возможно.       Грета молча пригласила его за стол и загадочно улыбнулась. Больше она не сказала ни слова.       Всю неделю после звонка Яна Магнус не находил себе места. Он бродил по Дрездену, думая лишь о том дне, когда они встретятся, о том, что Ян хотел ему рассказать. В голову приходили самые разные варианты, один бредовее другого, и все они просто не укладывались в его сознании. Он чувствовал себя невероятно глупо, видел косые взгляды родителей, на него обращённые, и на их вопросы не мог сказать ничего внятного — не хотел. Сказал лишь, что к нему приезжает друг — и это все, что им нужно было знать. Мать тогда подошла к отцу и, положив руку ему на плечо, проговорила тихо: «Карл, у него же нет друзей».       Магнус сделал вид, что не услышал, и ухмыльнулся. Ну да. Друзей у него не было — Фрида, разве что, была человеком, больше всех подходящим под это определение. А вот Ян был. Ян, который не вписывался в понятие друга уже очень давно.       В последнее время на улице всё чаще шёл снег, и с каждым днём становилось все холоднее и холоднее. Магнус проводил время за компьютером в основном, да телевизором, иногда помогал родителям по дому, но в остальное время просто ждал. Он просыпался и думал о Яне, засыпал с мыслями о нём, а изнутри всё грыз червь сомнения. Голос Шмидта звучал настолько нервно, взволнованно, что Магнусу тоже передалось это его состояние.       Время тянулось вечной резиной, один снежный день сменял другой, и никогда ещё Магнусу не хотелось, чтобы его отпуск прошел как можно быстрее, так сильно. Он изнемогал от нетерпения, и где-то в глубине души начинал догадываться (может быть, он знал это всегда), о чём Ян хотел ему сказать. Но признавать это даже мысленно было страшно.       Как-то он уснул, и ему вновь, впервые за долгое время, приснился кошмар. Красные простыни, боль и прикосновения, жадные, горячие… И голос.       Голос Яна.       Он проснулся с громким выдохом, округлившимися от ужаса глазами и гулко бьющимся сердцем. Пот заливал глаза, дышать было невозможно. Он не спал всю ночь до самого утра и не мог найти себе места. Неуверенность и беспокойство вернулись с удвоенной силой — он вновь ощутил себя использованным и брошенным на произвол судьбы, сбежавшим от монстра под личиной человека, от насильника под маской порядочного мужчины. В какой-то момент он захотел отменить встречу с Яном, но желание его увидеть подавило этот испуганный порыв.       Магнус напомнил себе — Ян не монстр. Ян — чуткий, нежный и надёжный, он не эгоистичный мудак. Он — нечто большее. Он лучше того козла, от которого Магнус сбежал. Намного.       День встречи медленно, но неумолимо приближался, а Магнус не мог найти себе места от приступов глупого волнения. Боялся чего-то — повторения снов, собственных мыслей и былых страхов. Однако, когда утром ему пришло сообщение от Яна, в котором было написано лишь короткое: «Встречай меня, я приехал», он сорвался из дома, ничего не отвечая на удивлённые возгласы родителей. Потому что ноги сами несли его к Яну. Потому что даже за настолько короткий промежуток времени он успел слишком по-детски по нему соскучиться.       Чёрт возьми, да разве ему нужно было оправдываться перед самим собой за рвение, с которым он бежал на автовокзал, за то, что сердце бешено колотилось в груди, за то, как он задыхался — не от быстрого бега, а от настоящей радости?       К чертям собачьим оправдания и страхи. Он просто хотел его увидеть, вот и всё.       Ян прождал его минут двадцать. Люди сновали вокруг. Какая-то девчонка с режущим уши визгом бросилась в объятия своему парню, и Шмидт мимоходом подумал о том, как бы не оказаться на её месте, когда встретится, наконец, с Магнусом. Визжать он будет в любом случае, только постарается делать это мысленно. Насчёт бросания на шею — там уже как пойдёт…       В Дрездене он не был ни разу, да и вообще редко выезжал куда-то за пределы Берлина — разве что если Грета приглашала отпраздновать какой-нибудь праздник в другой обстановке. Осматривался по сторонам, чувствуя себя так, словно приехал в тот же Берлин, в котором все улицы поменялись местами. Некоторые дома были такими же. Люди были такими же, дороги. Всё было абсолютно такое же, как дома.       Ян знал, что тут прошла большая часть детства Магнуса. Стоял, курил и представлял его — ещё совсем маленького, нескладного подростка, в школьной форме и с гигантским рюкзаком за плечами идущего по улице домой. В одной руке — футляр для скрипки, так и заставляющий склониться к земле. Магнусу — который наверняка поменьше ростом, чем его «современная» версия, — тяжко держать равновесие. Скрипка лёгкая, однако сам футляр весит так, словно сделан из ядра нейтронной звезды (а может быть, так просто кажется из-за неблизкого расстояния между домом и музыкальной школой). Магнус поправляет лямки рюкзака, проклиная всё и всех на свете — он наверняка растрёпанный, красный и покрывшийся потом из-за того, что в куртке, которую он носит лишь потому, что родители заставили, чертовски жарко даже зимой. На скользком тротуаре легко поскользнуться и сломать шею. Вокруг — десятки таких же школьников, которых одели как на экспедицию на северный полюс и снарядили огромными рюкзаками, заваленными всякой ненужной ерундой.       Представив это, Ян так разулыбался, что рядом стоящий мужик начал поглядывать странно и поспешил выкинуть сигарету и скрыться. Пусть. Ян ощущал себя влюблённым идиотом — идиотом потому, что всё же признаться в своих чувствах Магнусу он решил.       Только как — до конца не придумал до сих пор.       Как это будет выглядеть? Как лучше сделать? Начать сходу, чтобы огорошить такими неожиданными новостями с самого утра, или подождать немного, поговорить, плавно подвести к этому признанию?       «А вдруг он сбежит? — произнёс противный голос сомнения, который не хотел затыкаться ни на секунду. — А вдруг не примет твоих чувств? Перестанет общаться? Что ты будешь тогда делать?»       «Что-нибудь придумаю», — даже в собственных мыслях это прозвучало не слишком убедительно.       Ян не додумал сам момент признания лишь потому, что… Не мог до конца поверить, что это всё-таки случится. В его воображении этот момент представлялся настолько расплывчато, как отрывок из давно забытого сна, что осознать до конца его пришлось только сейчас. Ян было хотел выбросить сигарету и достать другую, как вдруг в глаза бросилось стремительно несущееся в его сторону чёрное пятно.       Это был Магнус — просто появился в поле зрения и заставил все заготовленные заранее слова, признания и приветствия исчезнуть из мыслей.       Ян замер, забыв стряхнуть пепел с сигареты, скуренной уже почти до самого фильтра. Магнус шёл в его направлении быстро, едва на бег не срываясь, растрёпанный, покрасневший, в распахнутом настежь пальто и чёртовом сером шарфе, от одного только вида которого Яна бросило в краску. Крошечные кристаллы снега медленно опадали с нависшего грозовой тучей серого неба — каждый из них, падая на волосы Магнуса, так и оставался, запутавшись в светлых прядях. Ян постарался не слишком сильно раскрывать рот, чтобы уж окончательно не выставлять себя идиотом. Получилось, наверное, не так хорошо, как он надеялся.       Магнус в три прыжка преодолел оставшееся между ними расстояние в десять метров и остановился вдруг, сделав такой жест, будто хотел кинуться в объятия. Но не кинулся. Улыбнулся нервно, поглядел с лёгким укором на сигарету, которая жгла кончики пальцев, и выдохнул в воздух облако пара.       — Привет, — выглядел он запыхавшимся.       — Ты какого чёрта не застегнулся?       Магнус закатил глаза.       — Пап, успокойся, мне уже двадцать один год.       — Так ты всё же готов называть меня твоим папочкой, да?       Щёки Магнуса стали ещё краснее — явно не от мороза. Он всё же начал застёгивать пуговицы и поправлять шарф, который от быстрого шага (или бега?) превратился в чёрт знает что. Выглядел Фишер так, словно проснулся пять минут назад.       — Я тебя разбудил?       — Нет. Да. Не обращай внимания. Это я проспал все свои чёртовы будильники, — Магнус, поправив одежду, посмотрел в его лицо. Губы раскрылись едва — как бы призывая к действию. Вот зачем ты приехал сюда, Ян. Не мог подождать ещё неделю. Раз уж приехал, говори давай, не мешкай. Или по крайней мере не забывай то, что хотел сказать. У тебя ещё целые сутки впереди. Действуй. — Как Грета, кстати?       — Довольно неплохо. Уже звонят по поводу работы. Выдался спокойный денёк, называется, — Ян ухмыльнулся. — Итак, план действий?       Магнус задумался.       — Есть с собой вещи?       — Сменная одежда назавтра, разве что.       — Тогда в отель сначала? Потом можем заскочить в одно классное кафе, где я любил посидеть ещё школьником. Да и город тебе покажу. Ты не против?       — С тобой, Магнус, я готов пойти куда угодно, — Ян говорил вполне серьёзно, но Магнус наверняка воспринял его слова как шутку. Главное — не налажать, дойдя до самого ответственного момента.       Магнус мотнул головой, показывая жестом, чтобы Ян шёл за ним, и они направились к широкой парковке, на которой стояло около пяти автомобилей всего лишь. Прохожих было намного больше.       — Ты хотел что-то мне рассказать, — произнёс Магнус после недолгого молчания. Ян ощутил себя так, словно весь воздух рывком выдрали из лёгких.       — Да, хотел. Но на самом деле, это не так уж и важно.       Фишер оглянулся через плечо — он обгонял всего на пару шагов, — и его удивлённо округлившиеся глаза выглядели довольно забавно. Сердце застучало быстрее. Сейчас или никогда, мать твою! Ян, действуй!       — Не так уж важно? Ты ехал сюда с ночи, чтобы рассказать что-то неважное? — Магнус ухмыльнулся насмешливо — как же ему шло это выражение лица, смотреть было приятно до дрожи в коленках. — Мог бы тогда и по телефону сообщить.       — На самом деле, это правда не телефонный разговор. Хочу сказать лично.       — Ладно тебе. Просто признайся, что ты страшно соскучился и немедля захотел меня увидеть.       Ян предательски покраснел.       — Туше, Магнус. Тебе удалось вогнать меня в краску, — он поравнялся с Фишером и подмигнул ему озорно. — Учти, я возьму реванш.       Теперь настала очередь Магнуса смутиться; вкупе с румянцем его широкая улыбка смотрелась очень красиво. Ян клял себя за упущенный момент, но никогда он ещё не ощущал себя таким влюблённым, как сейчас. Будто до Магнуса у него больше никого и не было — и после никого не будет. Это было странно и окрыляюще, до того радостно, что хотелось на весь мир орать нечто вроде: «Магнус Фишер — парень, которого я люблю!» Это было бы ужасно глупо, но по-другому свои эмоции Ян не смог бы передать. Он не умел красиво говорить и признаваться в чувствах. Он знал, что конкретно ощущает (в кои-то веки), но понятия не имел, как можно это озвучить.       Это было… тяжело.       Магнус вышагивал бодрым шагом, едва не подпрыгивая на месте, показывал на разные здания и давал краткий экскурс. Показал свою старую музыкальную школу, поворчав немного о том, сколько нервов она у него отняла за годы учёбы. Потом показал школу обычную, и уже через несколько кварталов они пришли к тому самому кафе — довольно уютному, кстати.       Не то чтобы кафе было каким-то особенным — таких по всей стране тысячи, если не миллионы. Здесь было не так много посетителей — в основном школьники, старшеклассники и студенты, среди которых Ян ощущал себя каким-то стариком. Магнус, судя по его неловкому взгляду и неуверенной улыбке, ощущал себя точно так же.       Они заказали лёгкий завтрак и заболтались, совершенно не замечая ничего вокруг. Говорил Магнус, а Ян пропускал его голос через уши, словно музыку, и не мог наслушаться. Так странно. У Магнуса был вполне обычный голос — высокий и подрагивающий иногда, не слишком громкий, но и не скатывающийся в неровный шёпот, — однако слушать его Яну нравилось. Телефонные помехи портили впечатление — вживую он звучал намного лучше.       Как бы звучал его голос, стонущий имя Яна? Срывающийся и умоляющий. Томный, страстный… боже, да что с тобой такое, чувак?       — Ян?       Он кинул взгляд под стол, надеясь, что в штанах не образовалось приличного такого бугорка. Было бы неловко.       — Прости, я завис. Что ты сказал?       Магнус посмотрел так, словно прочитал все его мысли и про себя обозвал его извращенцем. Может быть, Яну просто показалось — в любом случае, мысли были совершенно неуместными и глупыми. Свои фантазии можно оставить и на отель, очень любезно (и конечно, без каких-либо намёков) предоставленный Магнусом, — будет ещё время представить себе всякое. Или нареветься вдоволь, как девчонке, если его отошьют.       — Я сказал, что мы можем прогуляться ещё. Может, в парк? Не думаю, что сейчас там много народу.       «Видишь? — почему-то его мысли звучали голосом Греты. — Подходящее место для признания. Можешь встать на одно колено и посмотреть томным взглядом из-под ресниц — и тогда он точно твой навеки».       «Боже, да о чём я только думаю».       — Веди меня куда угодно, — улыбнулся Ян и потянулся за лежащей рядом курткой.       До парка они дошли минут за тридцать. Здесь всё было недалеко — город будто состоял всего из нескольких улиц. Он казался таким маленьким, что его можно было обойти за час, однако Ян знал, что впечатление обманчиво — они были достаточно отдалены от центра города, чтобы не видеть его во всей своей красе.       — Как твои родители? — спросил Ян, прерывая молчание, затянувшееся на весь путь от кафе до парка.       — Вполне неплохо. Просят постоянно сыграть для них что-нибудь. И опять вопросы в духе: «почему ты такой грустный», — Магнус тяжко вздохнул. — Уже не знаю, чего я хочу больше — к работе вернуться или дома остаться. Надоело всё, правда.       Яну захотелось обнять его за плечи, приободрить как-нибудь. Он протянул руку, но тут же убрал. Чего-то побоялся. Показаться дураком? Наткнуться на страх или отторжение? Чёрт, да они спали в одной постели не один раз — какое тут могло быть отторжение? Тем не менее, он испугался. Может быть, он не хотел видеть, как Магнус в ответ на объятие отодвигается, чего-то опасаясь — как в прошлый раз отшатнулся перед тем, как Ян едва потянулся за поцелуем.       Да, отшатнулся. Может быть, он уже тогда всё понял? Может быть, тогда и ответил на его чувства? Не принял, но не нашёл в себе смелости послать куда подальше, и потому мягко дал понять, что ему это не нужно?       — Земля вызывает Яна, — ладонь Магнуса появилась перед глазами, взметнулась вверх, потом плавно упала вниз. — Что с тобой? Ты сегодня какой-то… Странный.       Странный? Он всегда был странным. Когда его начало тянуть к парням, это можно было списать на болезнь, психическое расстройство, жажду экспериментов, на что угодно. Только с появлением Магнуса в его жизни всю «жажду экспериментов» как ветром сдуло — Ян отчётливо осознавал, с каждым днём всё сильнее и сильнее, что влюбился по уши. Так, как не влюблялся во все прошлые разы. Это было глубже, сильнее, намного страннее. Это невозможно было назвать всего лишь влюблённостью, но разве может он утверждать, что взаправду полюбил парня, будучи знакомым с ним всего два с лишним месяца?       Магнус встал напротив, обеспокоенно заглядывая в глаза. Он был таким… Таким… У Яна даже слов не находилось, чтобы описать его лицо, глаза, только глядя в которые, он хотел пасть к чужим ногам и целовать руки исступлённо, как фанатик. Он и впрямь ощущал себя фанатиком, поклоняющимся божеству. Только у божества было лицо человека — оно само было куда человечнее, чем могло было быть. Такое настоящее и одновременно будто вырвавшееся из сна. Из забытой сказки.       — Ян, ты меня пугаешь.       «Я сам себя пугаю. Боже». Очень хотелось выпить, но бутылки под рукой не было. Очень хотелось наклониться и оставить на чужих губах свой след. На память. На очень долгую память.       — Прости. Я просто… Боже, я должен тебе сказать, Магнус. Я не могу…       Держать в себе. Да, чувства рвались наружу как дикие птицы из клетки рёбер, захлестывали тяжкой волной и заставляли тонуть. Его сердце болело, его тело болело от тягучей тоски, от недостатка касаний, от желания коснуться прямо здесь и сейчас. Но это была приятная боль.       Магнус глубоко вдохнул и прикоснулся ладонью к его лбу. Это был очень нежный, заботливый жест. Ян подался навстречу руке, и пальцы переместились на его скулу, то ли поглаживая костяшками, то ли просто пробуя измерить температуру.       — Успокойся. Всё нормально. Просто вдохни и скажи всё, что хотел. Давай.       — Я… — в горле пересохло. Мысли пропали, слова не хотели складываться в предложения. Ян сделал вдох, как Магнус и попросил, однако это не помогло. Сердце стучало в ушах, заглушая все остальные звуки. Магнус было убрал руку, но Ян перехватил её, наверное, слишком резко. — Я не могу. Слишком сложно, понимаешь?..       Магнус понял. Его лицо преобразилось в этот же миг. Стало яснее немного, глаза раскрылись чуть шире, но ни удивления, ни чего-то наподобие Ян в его лице не увидел — будто Магнус уже давно знал, что он хотел ему сказать. Только знание это всплыло на поверхность из глубин подсознания, а до того просто пряталось, ища подходящего случая.       — Я не могу держать в себе. Но и сказать не могу. Это… Блять, это так странно, — Ян приблизил его руку к своему лицу и прикоснулся к тыльной стороне губами — даже не целуя. Лицо Магнуса залилось краской. Он смотрел Яну в глаза как загипнотизированный. Весь мир вокруг перестал существовать. В парке и так было немного народу, но для них двоих их вовсе не существовало. Не было больше ничего — только растерянный шёпот, трепетное прикосновение и немое признание.       — И ты не мог потерпеть ещё неделю, да? — Магнус нервно улыбнулся и подошёл ближе. Ян не отнимал его ладони от своих губ — другой рукой он осмелился приобнять Магнуса за талию и приблизить к себе. Боже, это было так странно.       — Это из-за Греты. Если бы не она, я бы никогда не признался.       — Но ты и не признался, — эти слова были похожи на провокацию. Магнус смотрел на его пальцы, которых едва касались губы Яна, а другая рука Фишера скользнула вверх по плечу, шее и затем — щеке. — Я так и не услышал то, что ты хотел мне сказать.       Ян рассмеялся.       — Маленький эгоист, — он поцеловал его ладонь. — Хочешь именно услышать, что тебя любят, верно? Чёртов провокатор.       — А ты меня любишь? — Магнус приподнял брови наигранно удивлённо.       Ян видел, что он нервничает. Он не знал, кого из них трясёт сильнее. Наверное, обоих.       Грета как-то говорила, что слова иногда не значат ничего. Нужно доказывать что-то делом, а не словом. Такой позиции она придерживалась всю свою сознательную жизнь. И может быть, в этом она была права.       Ян, держа руку Магнуса в своей, склонился немного и поцеловал.