Шаман

Я стоял в унылом, заваленном всякой рухлядью переулке, где даже фонари толком не горели, и чувствовал себя немного по-идиотски. Конец октября, канун Самайна, мокро, холодно, везде лужи, схваченные ледком, и я раскладываю на чистом белом полотенце дары для духов прямо посреди тротуара. Когда Шурф узнал, что я собираюсь сделать в ближайший Самайн, он сначала обозвал меня сумасшедшим. И Джуффина тоже. И добавил, что я не смогу пробежать весь маршрут, что меня сразу же настигнут духи, и что он против всей этой затеи. Затем смирился с тем, что я всё равно пойду, вздохнул и пообещал взяться за меня всерьёз, чтобы подготовить к Дикой Охоте. Если бы я знал, что собрался делать он, отказался бы ещё в августе. Шурф сказал, что моя физическая форма всегда его удручала, и заставил бегать. Много. Каждый день. Всё увеличивая скорость и дистанции. Сам он и так практиковал пробежки, так что теперь бегал со мной, зорко следя, чтобы я не отлынивал. Я до этого даже не представлял, каким он может быть монстром! Мы бегали и в жару, и в дождь, и когда столбик термометра начал заваливаться за ноль градусов. Я едва приползал домой, а с утра Шурф снова требовал от меня подниматься и выходить на тренировку. Я никогда не был приспособлен к физическим нагрузкам и ничуть из-за этого не огорчался, но Шурфа это, кажется, мало волновало. Помимо бега были ещё отжимания, подтягивания и прочие зверства, от которых я стенал, кряхтел и обещался умереть на месте. Моего ледяного учителя это не пронимало. Зато к Самайну я уже нормально выдерживал длинные дистанции, мог выдать приличную скорость, если требовалось — правда, недолго — и в целом не пытался затормозить через пятьсот метров, выдохнувшись. Шурф покачал головой, сказал, что я всё ещё не готов и он бы меня так ещё год погонял, но помочь в этом году всё-таки согласился. Например, сварил отвар, плескавшийся у меня в термосе. Он составлял важную часть обряда, и Шурф сказал, что сварит его сам, чтобы быть уверенным, что в рецептуре ничего не напутано. Я, зная свои навыки в готовке, не сопротивлялся. Помимо этого я весь был с ног до головы обвешан разными фенечками, включая не только защитные амулеты на шее и запястьях, но и повязку на предплечье поверх куртки, пару висюлек на рюкзаке и амулет для лёгкости бега на щиколотке под штаниной джинсов. Я неплохо подготовился. Часть амулетов была именно защитной, часть относилась к активной защите — это когда нападавший имел возможность непосредственно от амулета как следует огрести. Самайн разгорался в полную силу. Я чувствовал, как в воздухе расползался, как и в прошлом году, азарт Дикой Охоты, страх жертв, радость победителей. Грязный, кровавый, мёрзлый Самайн. Время умирать. Дары на полотенце отличались от тех, что обычно приносились духам природы. Здесь были газированные химические напитки, выкрашенные искусственными красителями сладости с резкими, ненатуральными вкусами, кофе в зёрнах, зелёный чай, мелочь, яркие дешёвые пластиковые браслеты, коробка жирных пончиков с неестественно-химической глазурью. Всё это я выложил на покрывале, стараясь не думать, как я буду выглядеть в глазах случайного прохожего, вытащил из рюкзака термос и сделал несколько положенных глотков горячего ещё отвара. — Город, полный людей и духов, взываю я к тебе! Я объявляю себя Жертвой в твоей Кровавой Охоте, а всех обитателей твоих объявляю я Охотниками! Я буду Жертвой, и Жертвой пройду весь путь в твоём нутре, Город, — я провёл пальцем по карте извилистый маршрут, — но если ни один из Охотников не сможет меня забрать, я возьму себе Власть над всеми созданиями Городскими! Я хлопнул в ладоши, показывая, что закончил. И принялся ждать Знака. Город — не отдельный дух, с которым можно пообщаться напрямую. Город — это нечто особенное, структура, состоящая из тысяч пересекающихся структур. И говорить он будет, как может — через разные части себя. Окно прямо над моей головой распахнулось, и резкий женский голос громко произнёс кому-то на том конце телефонной трубки: — Да согласна я с тобой, Любаша, согласна! Что ж с тобой поделаешь, раз ты хочешь! Но учти: не получится — я тебе з'їм, як не з'їм, так понадкушую! Дородная женщина преклонного возраста сняла с ветки пакет, в котором явно что-то остужалось, и захлопнула окно, так что окончания разговора я не услышал. Да мне и не надо. Моё предложение принято. Теперь мне оставалось только бежать, что есть силы, и постараться не быть сожранным в процессе. Беги, Форест, беги. И я побежал. * * * Надеюсь, что для простых смертных я выглядел не особенно тупо — парень в достаточно лёгкой одежде, бегущий со всех ног по освещённым и не очень улицам по странному маршруту. Бег шамана — когда ты позволяешь своему телу выбирать маршрут самостоятельно, чтобы оно огибало не только физические препятствия, но и те, которые находятся на уровне Срединного мира. Это позволяет двигаться быстрее и экономит силы, но со стороны выглядит как бег по кривой. Или, скажем, через кусты, когда рядом есть только что проложенный асфальтированный тротуар. Короче, я надеялся, что не выгляжу городским сумасшедшим. Надежда вообще — глупое чувство. Маршрут мне предстоял не особо длинный. Через спальный район, частный сектор, потом немного через центр, нырнуть в подземный переход. И дальше — по старой застройке, дворами и до пустыря, на котором никто никогда ничего не строил, и который каждую весну зарастал травой по пояс. Осенью трава погибала, но высохшие и успевшие промокнуть под дождями ости всё ещё печально торчали над стылой землёй, подёрнутые первым инеем, предвестником ноября. Но до пустыря мне ещё бежать и бежать. * * * Поначалу всё было тихо. Я бежал трусцой по неплохо освещённым улицам, перемахивая через лужи, и спиной чувствовал, как стекается ко мне чужое недоброе внимание. По большей части гастрономическое. Город приглядывался ко мне глазами своих невидимых обитателей. Для них я светился белым тусклым светом, я был Жертвой, дожидающейся Охотника. И первый Охотник не заставил cебя ждать. Я бежал мимо многоэтажного длинного дома, въезд во внутренний двор которого находился примерно посередине строения и был закрыт на ночь крашеными железными воротами. Из подворотни выскочило что-то чёрное и костлявое, бросилось на меня, метя в шею, получило сильный тычок и быстро смылось обратно. Я даже не успел толком рассмотреть нападавшего, двигаясь быстро и стараясь сберечь дыхание. Две твари, похожие на собак, ждали меня в следующем дворе, куда я свернул, чтобы срезать угол. Теперь без кинжала не обошлось — окровавленные, они заскулили и отбежали в сторону, увлекая за собой своих вполне живых и теплокровных коллег, что особо меня порадовало. Спасаться где-то от стаи вполне физических собак мне не улыбалось, хотя я и осознавал, что Город может пойти и на такую подлянку. Далее мне следовало пройти через тёмный переулок — проход между двумя стоящими близко домами. На той стороне меня ждала освещённая улица с редким по ночному времени движением машин и зеброй. Казалось бы, люди должны срезать здесь путь, но в переулке было намусорено, а грязи было столько, что она противно чавкала под ногами. Кажется, здесь обычно никто не ходил, впрочем, было понятно почему. От стены до стены была натянута едва различимая паутина, которую люди не видели, но чаще всего чувствовали и обходили стороной. Я чуть не вляпался в неё с головой, затормозил, огляделся в поисках хозяина. Пушистый крупный паразит, совершенно не похожий на паука, прыгнул мне на плечо, пытаясь всадить жёсткий хоботок в основание черепа. Я сбросил его на землю, пару раз ударил кинжалом, пока он не затих. Затем аккуратно перерезал паутину, стараясь к ней не прикасаться. Нечего оставлять на себе след, по которому смогут пройти другие. С предосторожностями, я проскочил дальше. * * * Холодало. Сырой воздух бил ветром по лицу. Я без происшествий пробежал ещё часть маршрута и остановился, чтобы отдышаться. Привалился к стене, без интереса наблюдая, как возвращается домой громко хохочущая подвыпившая парочка. И именно тогда я услышал то, чего побаивался. Далёкий тихий ещё вой, больше похожий на звук городских сирен. Дикая Охота. Чёрт. Если они меня не заметят — будет вообще отлично. Я снова побежал. Из подъезда, с развороченной детской площадки, с крыши трансформаторной будки за мной следили заинтересованные жадные глаза. Но напасть не рисковали — чувствовали разницу в силе. Самайн многих заставляет терять головы, но не этих мелких духов, выживших только благодаря благоразумию и осторожности. Среди хрущёвок старой застройки мелькнуло нечто — огромное, почти достающее до окон третьего этажа. Проскользнуло лёгкой тенью между домов, и снова — уже сзади меня. Я рефлекторно пригнулся, вспоминая, как отвести взгляд. К горлу подкатила паника, но я сразу же загнал её обратно. Нужно собраться. Вообще мандраж и паника — любимые мои состояния перед началом чего-то важного. Вчера, например, я чуть на стенку не влез, а уж сегодняшний день и вовсе провёл, судя по ощущениям, где-то на потолке. Но когда ожидаемые события таки начинают происходить, я обычно успокаиваюсь. Вот и сейчас, когда огромная тёмная тень возникла передо мной, я не заорал, а только дёрнул из-под ключицы кинжал. Это была кошка. Огромная, чёрная, текучая и лоснящаяся. Этих пушистых зверьков здесь травили, топили, ради смеха стреляли из воздушки, мучили дети, заделывали дыры в подвалы, обрекая целые кошачьи семейства на голодную смерть. Пока однажды все эти грязные следы человеческого попустительства и жестокости не собрались воедино в огромный кошачий дух, бродящий между старых домов в поисках добычи. И сегодня добычей был назначен я. Кошка припала на задние лапы и прыгнула. Я увернулся, ушёл в сторону от удара когтистой лапой и бросился бежать под арку. Мне повезло. Кошка была сыта. Она преследовала меня, но не как охотник. Игралась, как с мышью, позволяя мне в последний момент уйти из-под её лап. Она считала, что сладкая Жертва уже в её когтях, и наслаждалась погоней. Я так не считал. Я резко ушёл вправо, проскакивая между призрачных лап, к гаражам. Протиснулся между железными коробками, едва не угваздав куртку, и, пока кошка пыталась добраться до меня лапой, выскочил с другой стороны. Едва не напоролся на случайного прохожего, услышал о себе пару новых слов, но не сбавил темп. Бегом, под арку, через двор, заставленный припаркованными машинами. Кошка зло шипела позади. Кажется, она не могла далеко уходить от места своих смертей, и теперь ей оставалось только следить за убежавшей добычей долгим зелёным взглядом. Но я немного отклонился от маршрута и полез в телефон, сверяясь по карте. Если пройти здесь и здесь, то легко выйду к частному сектору. Вой призрачных сирен раздался ближе, намекая, что дальше отдыхать становится опасно. Этот участок я прошёл относительно нормально, не считая ещё не успевших уснуть хранителей парка, недобро и раздражённо посматривающих на меня, но так и не решившихся напасть. * * * До частного сектора оставался какой-то квартал, как я почуял неладное. Атмосфера, и без того пестрящая тёмными всполохами, выкриками, смертью, потяжелела. Я остановился, огляделся и дальше двинулся пешком, со всех сторон ощущая надвигающуюся опасность. Они напали одновременно. Мелкие сгустки негативных эмоций, только обретшие какую-то видимость сознания, старые духи свалок и помоек, похожие на сморщенных старушек, завёрнутых в рваное тряпьё, духи, прячущиеся в канавах и сливах в ожидании случайных прохожих, от которых можно урвать каплю энергии, духи ночных остановок, вытягивающие жизнь из усталых путников, ожидающих последнего автобуса. Каждый из них был слаб и ни на что не годен, но их было много, и я почувствовал себя Гугимагоном в стае ворон. Защитки со звоном лопнули, пара браслетов слетела с запястья в грязь, зубы сомкнулись на моих руках… и нападающие начали один за другим опадать на землю. Им удалось добраться до моей крови — которая до сих пор была ядовита. Те, кто ещё не успел дорваться до меня, разбежались в стороны, решив, что подобная Жертва им не по зубам. Я выдохнул. Духовная кровь из прокусов падала на землю. Плохо. Ничего не привлекает хищников так, как запах свежей крови. Пару минут я постоял, восстанавливая дыхание, и продолжил свой маршрут. Мне оставалось только бежать. Бежать, бежать, быстрее, чем меня учует Дикая Охота, быстрее, чем за мной придут хищники пострашнее мелких духов. Просто бежать, не останавливаясь. * * * Посёлок я преодолел относительно спокойно. В такое время и погоду все предпочитали сидеть дома, только кошки, живые и пушистые, провожали меня взглядом бликующих в темноте глаз. Не все дома были жилыми. Некоторые пустовали, и ощущения от них были не самыми приятными. Я решил не разбираться, что же там завелось, когда люди покинули свои жилища, а обошёл их по широкой дуге. Крупная крылатая тварь упала прямо передо мной, и я едва не споткнулся, останавливаясь. За ней упала вторая, перекрывая дорогу. Обе довольно принюхивались. — Э-эй… предупреждаю сразу, я ядовит! Твари расхохотались. — О, мы не простые духи, питающиеся тем, что оставляют после себя люди, — ухмыльнулась первая. У них были лица, напоминающие человеческие, крылья свернулись вокруг туловищ наподобие плащей. Я не сразу узнал в них обитателей Нижнего Мира, призванных в Срединных Мир горе-шаманами. Если дух сильнее призвавшего его — он сжирает нерадивого хозяина и, если захочет, остаётся в Срединном мире. И кто же, интересно, баловался призывами? Я отступил на полшага, оглядываясь. Справа и слева от меня вплотную шли участки частного сектора, с высокими заборами и тёмными стёклами окон. Не свернёшь, не проскочишь в переулок. Убегать назад по прямой — тоже не дело. — Испугался, шаман? — спросила одна из тварей, растягивая губы в кривом подобии улыбки. — Ты ведь хотел власти, правда? Хотел контролировать тех, кто живёт в этом городе? Ну так посмотри на нас! Мы — те, кого тебе следует одолеть! Почему ты не рад? Смотри же! Смотри! Я вытащил кинжал. — Не пугайся так, шаман! — хрипло выкрикнула вторая. — Люди вечно сами не знают, чего они хотят. Жадные, жалкие твари… Защищайся, шаман! Я даже не понял, как ударил кинжалом. Кажется, он просто решил, что глупый человечишка не справится, и ударил сам за себя. По крайней мере, когти, сомкнувшиеся на моей руке, ослабли, я вывернулся, выдёргивая кинжал из призрачной плоти духа. Невидимая человеческим глазам кровь стекала по локтю. Я замахнулся ещё раз, капли крови попали на лицо второй нападающей твари, она заорала на ультразвуке, хватаясь за глаза. Я проскочил мимо и побежал, что есть силы, пока частные дома не сменились пятиэтажками, и дальше, к оживлённой даже в ночное время крупной улице. Так, что дыхание перехватывало, так, что не чувствовалось холода из-за жара внутри. Мышцы горели, ноги не чувствовали земли. Простая правда Жертвы: хочешь выжить — беги. * * * Я привалился к стене, тяжело дыша. Моё физическое тело давало мне силы и выносливость, и я не собирался потерять сознание прямо сейчас. Машины проносились мимо, обдавая светом фар. Ночью вечно задыхающаяся от пробок улица была свободна, и водители то и дело нарушали скоростной режим. Сирена протяжно разносилась по городу. Дикая Охота всё ещё искала добычу. Главное, чтобы не меня. В Самайн всегда много Жертв — хватит и на них. Ощущать себя добычей было неприятно. Отвратительное ощущение, не хотелось бы испытать его ещё раз. Оставалось пройти всего ничего — добраться до пешеходного перехода, перейти на ту сторону, пройти по спальному району к пустырю. Большая часть маршрута завершена. Из окна уже закрывшегося кафе на меня посмотрела пушистая тварюшка, с любопытством просверкала крупными глазками и исчезла внутри. Надо будет как-нибудь сюда зайти, думаю, атмосфера внутри должна быть очень уютной. — Молодой человек, вы в порядке? Ко мне направлялись три стража порядка. Вот чёрт, только полиции мне сейчас не хватало! И кто в такую погоду вообще патрулирует город на своих двоих? Сидели бы в своей тёплой машине. Неужели из-за Хеллоуина, основной же праздник в городе будет только в пятницу, через два дня? — Да, всё в порядке! — ответил я, но им что-то не понравилось. — Документы предъявите, — попросил один из них, самый выдающийся в плане размеров живота, сунув мне под нос корочку. Второй, помоложе, в шапке под форменной фуражкой, стоял рядом, третий — щуплый и жилистый — на полшага дальше. — Сейчас, — я принялся рыться в рюкзаке в поисках паспорта. Главное, чтобы ненароком не вывалились оттуда пакетики с сушёной и перетёртой травой. Попробуй потом докажи, что там просто смесь полыни со зверобоем! — Что, тоже на Дикую Охоту вышли? — высоким голосом спросил самый сухощавый. — Я бы на вашем месте посидел дома, духи в это время особенно опасны. — Вы тоже знаете про духов? — удивился я. Не ожидал подобного от нашей милиции, которая вообще-то давно полиция. — Вот, пожалуйста, — я наконец нашёл паспорт. Коллеги сухощавого переглянулись, нахмурились, первый открыл паспорт и сверил фотографию с моей хмурой физиономией. — Максим, так? — Да. — А что же вы, Максим, выглядите, как Жертва? Вам бы самому Охотником быть. Не боитесь привлечь к себе слишком сильных духов? — не унимался худой. — Ничего страшного, с сильными духами я как-нибудь справлюсь, — ответил я, мечтая, чтобы все трое побыстрее от меня отвязались. Первые двое снова непонимающе переглянулись, и тогда худой, наконец, поднял на меня лицо с хищными чертами и выпуклыми, нечеловеческими глазами. Он тоже дух. Чёрт. Чёрт, чёрт, чёрт, как я сейчас выглядел для патрульных, разговаривающий с пустотой! — По-моему, он какой-то обдолбанный, — с некоторым сомнением протянул тот, что был в шапке. — Ага. Ты посмотри, как у него зрачки расширены! — Может, в участок его до утра? Вот только этого не хватало! Если не доберусь до конечной точки к утру — Дикая Охота будет считаться проваленной. — Да на кой он там сдался? Тебе лишние бумажки заполнять хочется? — самый толстый всё ещё держал в руках мой паспорт. — А если он что-то под дурью натворит? — Макс, давай! — Джуффин появился рядом со мной. Я выхватил паспорт из рук полицейского, воспользовавшись эффектом неожиданности, и дал дёру в сторону подземного перехода. Патрульные, естественно, бросились за мной. — Разве ты можешь вмешиваться? — на бегу спросил я Джуффина. — Это же люди, а не духи! Так что — да! Прямо, Макс, прямо! Джуффин резко свернул в сторону, в какой-то двор. — Налево! — крикнул кто-то из патрульных. — Он свернул налево! Они оба побежали вслед за Джуффином, теряя меня из виду. Я добежал до перехода и почти что слетел по ступенькам вниз, задыхаясь от быстрого бега. И сам не заметил, как вляпался где-то на середине в паутину. * * * Это была не просто растянутая между стенками сеть. Это были развешанные по всему переходу серые клочья, свисающие до пола, липкие и плотные. Я попробовал пошевелиться и не смог. Паутина не просто сковывала движения — она парализовала. — Оу, какая вкусная добыча попалась в нашу ловушку! Три серые тени, похожие друг на друга, как капли воды, окружили меня. Лиц у них не было, только размытые пятна, балахоны на телах ничем не отличались от свисающей лохмотьями паутины. — Мальчик просто немножко заблудился, да, дорогая? — голос был противный и сюскающий, причём раздавался он как будто от всех трёх теней сразу. — Мальчик хотел получить всё сразу и не рассчитал силы! — Ну что ты, что ты, мы нисколечко его не осуждаем! Просто съедим его, и всё! И всё же у меня было преимущество. У меня было моё тело, физическое и живое, и оно ещё могло немного двигаться. Я медленно опустил руку в карман джинсов, не сводя глаз с кружащих вокруг меня теней. Пластиковая дешёвая зажигалка, купленная совсем недавно. Я осторожно вытащил руку обратно, не сводя глаз с кружащих вокруг меня теней, медленно сжимающих кольцо. Лёгкий щелчок, и маленький живой огонёк загорелся у меня в руках. И в ту же секунду огромный цветок призрачного пламени раскинулся по переходу, охватывая быстро разгорающуюся паутину. Тени заорали. Я раздувал пламя из огонька, закручивая его вокруг себя по спирали и постепенно увеличивая радиус. Паутина вспыхивала, легко и ярко, и вместе с ней горели её хозяйки. Через пару минут всё было кончено. * * * Я вышел из пешеходного перехода, огляделся в поисках полицейских, не увидел их и нырнул в ближайшие дворы. Мышцы тянуло от бега, колени от усталости тряслись, силы заканчивались, повреждённую руку чувствительно саднило. Хотелось курить. Я вытащил из рюкзака второй термос — с кофе, сделал несколько крупных глотков. Есть мне до утра не полагалось, Шурф и так на кофе еле-еле согласился. Сирена орала почти не переставая. Нечто среднее между звуками скорой и полиции. Стылая сырость начала забираться под куртку. Без движения я начал быстро замерзать. Сдвинув со лба под шапку мокрые волосы, я снова побежал мелкой рысцой — до пустыря оставалось совсем немного. Пожалуй, мне всё же повезло, и я не привлёк внимания Охоты. Отлично. Странно, но отойдя на полкилометра от оживлённой, крупной улицы, можно было попасть из освещённого современного города в грязное захолустье. Хотя этот район был ещё ничего — ни гор мусора, ни людей без определённого места обитания, клумбы, на которых ещё остались следы подгнившей осенней растительности. Даже детские площадки целые, с висящими качелями. Я шёл быстрым шагом, натянув шарф повыше. Звук моторов привлёк моё внимание. Кто здесь ездит на мотоциклах, здесь же нормальной дороги нет! Секунда — и меня окружили со всех сторон. Семеро человек на красивых, броских байках. Нет. Не человек. Предводительница — байкерша в распахнутой кожаной куртке и чёрном шлеме с тонированным стеклом, отсалютовала мне. Байкер рядом с ней вместо головы имел широко улыбающийся череп. Ещё один играл своим шлемом, то снимая его, то надевая обратно. Головы на плечах не было. Я обернулся. Двое в строгих офисных костюмах — пиджаки, галстуки, рубашки с жёстким воротничком. У первого за тонкими стильными очками не было глаз. Второй вообще не имел лица, только широкий, от уха до уха прорезанный рот. Девушка в широкой кофте и узких джинсах, вместо лица — эмблема Старбакса, обнимала парня в чёрной толстовке с капюшоном со свисающими из-под него чёрными щупальцами. У всех в руках были обрезки труб, арматура, биты. Дикая Охота современного города. — Брать осторожно, он ядовит, — байкерша сняла шлем, на красивом лице светились зелёным неестественно-длинные, до самого виска, глаза. Дикая Охота всё-таки нашла Жертву, мне совсем немного не хватило до цели. А потом меня захлестнули эмоции. Не страх. Страха, как ни странно, не было, была только ярость, злая и пьянящая, на Дикую Охоту, посмевшую охотиться на меня, на неудачное стечение обстоятельств, на себя самого. Ярость вспыхнула где-то глубоко, обожгла изнутри, искрами просыпалась перед глазами. Дальнейшее я помню очень смутно. Помню, как нравилось ощущать охвативший меня гнев, как он растекался в стороны горячей волной, как мои предплечья покрылись длинными, тёмными, ядовитыми шипами, руки разрослись и искривились, и я захохотал, только чтобы выплеснуть из себя хотя бы часть навалившихся эмоций. Первой я схватил байкершу, впиваясь в неё руками, запуская шипы глубоко в тело. Она закричала и захлебнулась криком, когда я вырвал ей глотку. Её друг попробовал бежать, но не смог, я ухватил его за шиворот, череп с треском смялся под моими руками, как пустая яичная скорлупа. Остальные прыгнули на свои байки и разъехались, но я успел схватить за плечо старбаксовую девушку, вмял в землю, пока её хрипы и бульканье не утихли. Потом я поднялся на ноги, отрёшенно наблюдая, как мои руки вновь возвращаются к исходному состоянию. Меня мелко трясло. — Что я такое? Ответа на свой вопрос я не знал. Разве что точно был уверен, что теперь никогда в жизни не зайду в Старбакс. Покачиваясь, я проделал последнюю часть пути, не встречая сопротивления. * * * На пустыре было тихо и темно. Фонари здесь не горели, я снова достал зажигалку, поднял её повыше. В центре пустыря стоял стол, за ним в кресле сидел бледный дух с лицом уставшего клерка. — Здравствуй, шаман, — прошелестел он сухим бесцветным голосом. — Чтобы пройти дальше, возьми ключ. Я посмотрел на старый кованый ключ, появившийся передо мной на столешнице. Ключ был не тот. Я не знаю, как я это понял, казалось — просто знал всегда. — Этот ключ не подходит. — Молодец! — дух противно захихикал. — Мне нужен правильный. — А что мне за это будет? Я молча достал из рюкзака бумажные пакеты с молотыми травами. Дух сунул нос в каждый из них, довольно вздохнул: — Мне нравится. Но ключ ты должен будешь выбрать сам. На столе появилось сразу пять ключей. Большой стальной и маленький медный, окислившийся до зелени, начищенный до блеска латунный и ещё один покрытый сажей, а в центре — крошечный серебряный — удивительно тонкая работа. Я медленно осмотрел каждый из ключей. Какой же из них мне нужен? Этот… или этот? — Здесь нет нужного ключа, — я выпрямился и посмотрел на бледного духа. Он рассмеялся и исчез, и всё вокруг меня исчезло, а вернее, переменилось. Я стоял на пустыре, но вокруг меня всё было покрыто цветами — длинными, мне по пояс, с тепло светящимися белым и золотым головками соцветий. Впереди было дерево. Огромное, в несколько охватов, с такой же светящейся кроной. Я пошёл вперёд, с трудом пробираясь сквозь цветы, и, подойдя ближе, разглядел, что к тёмному стволу прикован человек. Я подошёл ближе, почти спотыкаясь, с каждым шагом всё чётче различая знакомые черты. Это был я. Я был прикован к шершавому древесному стволу, спящий и обнажённый. Моё лицо было безмятежным и каким-то слишком юным, веки слабо подрагивали. Город предлагал мне меня же в качестве подарка. Я был в качестве Жертвы Самайна. Я прошёл отведённый мне путь, я победил, и Город предлагал мне забрать Жертву — себя же — победителю — себе. Нет. Мне пришла в голову идея лучше. Правильней. Я как чувствовал, что мне следует поступить не так, как от меня ждали, а так, как соответствовало тому, кем я был. Чем я был. Я вытащил кинжал и плотно сжал рукоятку. — Тебе, Город. Я ударил кинжалом в грудь самому себе, до основания, в самое сердце, одновременно чувствуя, как замирает сердце в собственной груди. Из раны потекла кровь, заструилась по обнажённой коже, закапала с листьев на покачивающиеся головки цветов, полилась с неба мне на голову, тяжёлым потоком, заливая всё вокруг. * * * Когда я пришёл в себя, то почувствовал, что теперь сам прикован к стволу дерева. Это было немного неудобно, руки затекли, в груди саднило. На меня с интересом смотрел Джуффин, его лицо было первым, что я разобрал в неверном свете листвы. И листья, и цветы светились теперь ярко-алым. — Ну ты даёшь, Макс! Догадаться принести себя в Жертву Городу! — кажется, Джуффин был скорее доволен, чем нет. — Такого даже я от тебя не ожидал! Но это к лучшему, город подобного не забудет. — Джуффин… кто я? — Какая разница, кто ты? — пожал плечами Джуффин. — Главное — ты тот, кто ты есть. Вот только зачем ты кинжал в самое сердце всадил? В таких случаях лучше просто поджечь было. Зажигалка же твоя при тебе? — Да. — А ты себе сердце разрушил. А это значит, что скоро тебя в твоей физической жизни ждёт инфаркт. Или что похуже. Чёрт. — Расслабься, Макс. Джуффин снял с себя одежду по пояс, кинул себе под ноги. Вытащил откуда-то короткий широкий нож. — Что ты собрался делать? — не выдержал я. Джуффин вогнал нож себе в солнечное сплетение. По светлой коже потекла тёмная кровь. С трудом, не меняясь в лице, он вскрыл себе грудную клетку до самых ключиц. Откинул нож в сторону и схватил края раны руками, запустил внутрь пальцы, напрягся, дёрнул, разводя в стороны крылья грудной клетки. Внутри неё ровно и мощно билось сердце. Джуффин сжал его правой рукой, окровавленными пальцами, дёрнул наружу, поднял, наблюдая, как бьётся оно в его руке. — Стой! А как же ты сам?! — А я как-нибудь обойдусь. Я вполне могу прожить без сердца, Макс, многие вон вообще утверждают, что у меня его никогда и не было. Он осторожно вложил сердце мне внутрь, в рану, которую нанёс себе я сам. Дыхание моё перехватило, и я потерял сознание. * * * — Макс! Макс! Кто-то сильно тряс меня за плечо. Я с трудом пошевелился и промычал что-то невнятное. Мне было холодно, так холодно, что внутри всё сводило. — Макс, в это время года я не советовал бы тебе спать на голой земле. Голос Шурфа пробивался сквозь моё оцепенение, и я нехотя открыл глаза. Я лежал прямо на пустыре, среди сухих мёртвых растений, свернувшись в позу эмбриона. Светало, небо на востоке уже побледнело. Вокруг не было ни бледного духа, ни огромного дерева, только Шурф, тащивший меня за руку вверх, вынуждая подняться. Ноги не слушались. Куртка и джинсы были изгвазданы в грязи. — Шурф... Что… ты здесь делаешь? — Пытаюсь не дать тебе замёрзнуть, — невозмутимо отозвался мой друг и протянул мне пластиковую кружку и термос. В термосе был горячий кофе с молоком, и это было прекрасно. Тепло с каждым глотком растекалось по телу. В моей груди билось чужое сердце, и с непривычки я чувствовал каждый его удар. Город лежал вокруг меня, влюблённый и открытый. Я чувствовал густые потоки энергий, текущие сквозь него. Как просыпаются люди, как духи скрываются в своих убежищах, как спадает с него ночное сонное оцепенение, как растворяется в солнечных лучах безумие ночи Самайна. Я вдохнул полной грудью и впервые почувствовал себя на своём месте.