Падшие ангелы строят свой рай

Из личного дневника Хелены Герберт Уэллс: "...это была особенная ночь... Долгая, бессонная, полная откровений, и, навсегда оставшаяся в моем сердце, как первое упоминание о тебе..." Воскресные улицы Бристоля напоминали ручьи вулканической лавы: вот они живут, дышат, сияют алым пламенем… Но с появлением первой звезды они замирают, остывают, и в один миг превращаются в безжизненные и тоскливые черные камни… Теперь эта мрачная истлевшая масса готовится к долгой и такой по сути бессмысленной, рутинной неделе, чтобы очередным воскресным вечером на мгновение вознестись, насладиться закатом, музыкой, шумом, людскими улыбками и снова перегореть, как феникс… Так же, как и всегда, ночь подкралась незаметно и задушила в своих объятиях опьяненный дождем и лучами заходящего солнца город…Только в доме Мисс Джейн горел теплый, приятный свет, и он манил запоздалого гуляку своими огнями, как забытая пылающая свеча в темном большом зале после завершившегося торжества. Вероника сидела на постели сестры и перебирала наспех сваленные в кучу чертежи, документы, отчеты, письма. « Только этой сумасшедшей могло прийти в голову притащить весь этот хлам сюда…» подумала она, подхватывая очередную тетрадь, от которой легким шлейфом взметнулся клуб пыли. Вместе с туманным облаком из ее недр вылетел какой-то пожелтевший и обмякший от времени листок. Джейн без какого либо интереса, механически подхватила его и мельком прошлась по нему взглядом: Чьим-то небрежным, но изящным, тонким почерком была брошена на бумагу всего лишь одна фраза: «Un jour, je tuerai le temps de te toucher à nouveau.(1)». Несколько секунд женщина со снисходительной усмешкой глядела на написанное, затем равнодушно отложила находку к остальной "ерунде", которая не имела никакого отношения к интересовавшим сестер вопросу. Тетрадь же оказалась вполне занимательной. Видимо дневник кого-то из агентов 11 Хранилища. Тем же причудливым почерком, малая часть (в основном крылатые выражения, восклицания и цитаты) была написана на французском, латыни, и даже немецком, остальное - на чистом русском. В последнем языке Джейн была мягко говоря не сильна, но среди множества записей и пометок то и дело мелькали чертежи, мелкие иллюстрации (выполненные в основном углем и чернилами, реже - акварелью) позволяющие Веронике хоть приблизительно понять изложенное. Быстро пролистав до конца она остановилась на последних, вклеенных по-видимому уже самим владельцем, страницах. Вначале набросок ужасающего "портрета": изуродованное лицо какого-то мужчины, с будто содранной кожей, пятнами запекшейся крови, и пустыми чернеющими глазницами... Совсем как "лондонские жертвы"! Затем несколько каких-то заметок, вперемешку с то и дело повторяющимися рисованными силуэтами троих мужчин и одной женщины. Это были явно одни и те же люди, разве что на последнем была изображена совсем другая дама: более высокая, стройная, необычайно красивая, и так походившая на... Герберт? - В архивах 8 и 9 тоже ничего нет… А ты нашла что-нибудь любопытное? – Хелена, с очередной охапкой папок, почему-то пропахших черникой , мягко опустилась рядом сестрой, и, забросив тонкие белоснежные ноги на постель, поправив скользкий шелковый халат, вопросительно посмотрела на Веронику. Та молча протянула ей брульон. Взгляд Герберт скользнул по иллюстрациям. Тут же лицо брюнетки переменилось, и Джейн поняла: они нашли то, что искали. - Я же говорила, что когда-то уже сталкивались с подобным... - Только не говори, что ты читала все это! - Нет... Не все... В последнее время я взялась изучать архивы прошлых Хранилищ, но именно 11 меня интересовало меньше всего... Это было так недавно, да и потом... - женщина не договорила. Она задумчиво вглядывалась в тонкие вереницы причудливых букв... "Ничего ужаснѣе, казалось я не видѣлъ ранѣе. Вотъ оно, самое страшное оружіе человѣчества, главный искуситель, подарокъ дьявола порочному слугѣ своему!" - вслух прочла Уэллс, с особым акцентом, слишком мягко произнося некоторые согласные звуки, - Да, пожалуй это лучшее определение того, что мы ищем... Мне непременно нужно поговорить с этим агентом... - Что? Ты же не хочешь... Это безумие! -Да, она не доработана, опасна, но разве сейчас это имеет значение? - Ну конечно! - Вероника возмущенно всплеснула руками, - Для тебя ничего сейчас не имеет значения... Сердца и жизни людей - это так, пустота, "побочный эффект" , так вы это называете? Ты постоянно куда-то бежишь, Хелена... Но не так, как раньше, нет... Сейчас ты бежишь от чего-то... Или от кого-то? Может, от самой себя? - Если ты о Вули, то я просто... - Просто опять ищешь способ забыться? Стоишь из себя ту гордую неприступную женщину, которой когда-то являлась... - И я с тех пор не изменилась! - резко отрезала Уэллс и ее лицо потемнело. - Да? - грустно усмехнулась Вероника, - Сколько у тебя было романов за последний год? Около двадцати, может больше... - Это в прошлом, Вули... Может, я люблю его?.. - Так же как любила Винсента месяц назад, или Ника, да и кого угодно ещё... Ты никого не любишь Хелена, ты просто создаёшь себе иллюзию чтобы убежать от пустоты, что живет глубоко внутри тебя... Это была чистая правда: для Уэллс не было никакой разницы, с кем делить постель: друг или коллега, мужчина или женщина - не важно... Она просто заставляла себя поверить, что она все та же, что она может быть недоступной и высокомерной и способна тем самым заставить любить себя, что она живёт... Но сама полюбить она не могла. Да и любила ли она когда-нибудь вообще? Нет... Всей ее жизнью была одна она, ее девочка, ее Кристина. Хелена даже не помнила имени ее отца, да и вообще единственным воспоминанием о нем была ненависть... А что она помнила о своих любовниках, любовницах? Практически ничего! Некоторые из них, ее друзья, конечно, остались в ее памяти, но только теми, кем они были до роковой интриги... А остальные?.. Это были лишь смутные, безликие силуэты, серая масса, очередная "доза", на время одурманивающая рассудок. Ее своеобразный морфий. - Знаешь, а ведь он тебя любит по-настоящему... - Знаю... Поэтому никак не могу решиться... Я понимаю, что не должна с ним так поступать, но это сильнее меня... Я так хочу снова жить... - Герберт опустилась на подушки. Она так хотела заплакать, ощутить боль, волнение, почувствовать хоть что-нибудь. Но не могла. Она лишь смотрела безжизненным взглядом на узорное покрывало и машинально перебирала пальцами страницы тетради. Джейн с нежной печалью смотрела на сестру. А ведь она так красива: густые, черные, шелковые волосы, всегда прежде собранные, струились теперь по подушкам трепещущими ручейками. Худое лицо, правильной овальной формы, с виднеющимися, но не ярко-выраженными скулами, когда-то давно отливавшее легким теплым румянцем на бархатных и нежных, как у младенца, щеках, теперь было бледно и равнодушно, но все так же прекрасно. Темно-карие глаза пленили своей таинственностью и в то же время чрезвычайной открытостью, их нельзя было назвать живыми, но безусловно они горели желанием жить. На ее округлых губках все ещё играла иногда загадочная полу-улыбка, которая подчеркивала их соблазнительную упругость и матовость. Сколько мужчин мечтали поцеловать их, и сколько раз ее уста расплывались в этой гордой, надменной улыбке, будто говоря: "Забудьте. Вы не достойны.", и именно эта улыбка сводила с ума окончательно, и подталкивала на самые безрассудные, отчаянные поступки... Но теперь она вырисовывалась как бы против воли хозяйки, и скорее в качестве умелого женского трюка, без единого следа искренности. Где она, ее милая, живая фантазёрка, которую она знала в далёком детстве? И где та решительная гордая женщина, которая, стиснув кулаки, шла вперёд, смотря в лицо несправедливой жизни и насмехаясь над жестокими шутками судьбы? Почему она вдруг опустила руки и просто отдалась порочности общества? Тихо... Без боя. Вероника нежно обхватила своими теплыми, розовыми пальцами тонкую руку сестры... Вообще, Джейн была единственным человеком, кому Уэллс позволяла прикасаться к своим рукам. Длань - живая оболочка ее души, единственная нить, связывающая земное сознание с истинной ее сущностью. Герберт могла заниматься с кем угодно любовью, но никогда, никогда не позволяла прикасаться к ее рукам... Каждая косточка, каждая венка, четко очерченная на тонкой прозрачной коже скрывала в себе самую сокровенную каплю души ее владелицы, и несмотря на множество связей, Хелена была чиста и девственна, пока оставалась нетронутой эта последняя, живая заветная частица... - Вот что. Завтра немедленно поезжай в Лондон, узнай все что сможешь. К Эвис я отправлюсь сама. Покончим с этим как можно скорее... А через месяц я завершу свои дела и приеду к вам с Джорджем. Ты возьмёшь перерыв и дашь себе восстановиться, слышишь? Хелена кивнула, мягко водя ледяными пальцами по ладони сестры, и Вероника чувствовала, как по ее венам текли невысказанные слова благодарности и любви, излитые из самых глубин истерзанного сердца... - И ты действительно должна поговорить с тем агентом... - произнесла Джейн, и добавила тихо, так что Герберт едва расслышала ее слова, -Не знаю почему, но я чувствую это... (1) - "Однажды я убью время, чтобы снова к тебе прикоснуться." (Франц.)