Падшие ангелы строят свой рай

- Неужели следующее Хранилище также будет у нас? - спросила Софья Игнатьевна, когда они с Хеленой поднимались по высокой лестнице из красного дерева. Гостья поразилась, с какой искренней любовью и гордостью дама произнесла слова "у нас". - В Российской Империи? Нет, что Вы! Оно в Англии! - с не меньшим достоинством ответила Герберт. - Но Вы так хорошо изъясняетесь по-русски! - Произведения Пушкина я люблю так же, как труды Фарадея или Лавуазье, - уклончиво ответила гостья. - Так значит Вы –англичанка? Понятно теперь, отчего Вы с Михаилом Юрьевичем так друг друга невзлюбили! Наш Мишель шотландской породы! А вот с Алексеем Аркадьевичем, Вы, верно, поладите. Говорят, прабабка его была дочерью английского консула… «А кто он, этот Алексей Аркадьевич?» хотела спросить Уэллс, но подняла взгляд на дверь, перед которой они остановились, и вопрос также быстро покинул ее мысли, как и зародился в них. Лицо женщины побледнело, и она отступила на шаг назад, - Эй, Вы знаете, это очень, очень опасно держать ее вот так... Услышав ее слова, небольшая мраморная статуя полуженщины-полуптицы взъерошила перья, втянула шею, приоткрыла один из своих рубиновых глаз и недовольно покосилась на пришедших. - Не бойтесь, она не опасна. Как только этой пташке вздумается расправить крылья, струя нейтрализатора тут же ее усмирит, - Софья Игнатьевна с нежностью потрепала гарпию по голове, - только остальным не говорите. Так здесь стало хорошо, когда они перестали сюда соваться... - дама отворила дверь и шагнула внутрь. - Кто "они"? Ваши агенты? - Герберт по обыкновению слегка приподняла бровь, но на самом деле уже погрузилась в глубокие размышления и практически не слушала. - Да... Мало им столовой! В карты они тут вздумали играть! И ладно бы только свои, так нет! Мишель еще и дядюшку своего взялся сюда водить!.. Однако ж надо признать, что с появлением Монго стало как-то спокойнее... Хоть что мне говорите, а он единственный, кто хоть как-то способен сдержать порывы своего неугомонного племянничка... - Монго?.. - задумчиво переспросила Уэллс, которая, казалось, уже потеряла нить разговора. Лицо женщины было печально и взволнованно. - Да, наш красавчик Монго! *** [Сон Алексея Аркадьевича Столыпина] Ночь... Он медленно шел по темному лесу... Неприятный запах сырости и гнили резал лёгкие и вонзался в голову тысячами стрел. Ноги вновь и вновь вязли в размытой дождем почве, а сапоги облепляла влажная мертвая трава. Из плена сизого тумана, затопившего, казалось, все вокруг, то и дело вырывались черные голые ветви деревьев и костлявыми ледяными пяльцами хватали Монго за локти и царапали по лицу. Вдруг, в этой бескрайней серой пучине мелькнул знакомый силуэт: невысокий широкоплечий мужчина стоял под кружевом плотно сплетенных обнаженных веток дикой яблони, мягко облокотившись плечом на ее кривой уродливый ствол. - Лермонтов! - окликнул Алексей племянника. Его взволнованный голос эхом пронесся по лесу, но Мишель остался неподвижен... Даже не обернулся! Столыпин ускорил было шаг, но вдруг из облака пепельной дымки вышла невероятной красоты женщина в белоснежном платье, настолько лёгком и тонком, что оно трепетало при малейшем дуновении свежего ночного ветра, а ледяной, рассеявшийся в воздухе лунный свет явственно очерчивал сквозь полупрозрачную ткань изгибы стройного, идеального тела незнакомки. Густые черные волосы струились по жемчужно-белым, обнаженным плечам и игриво завлекали в свои объятия миллионы искрящихся звёзд. Лица этой таинственной богини ночи Алексей Аркадьевич не видел, но и без того был очарован той тонкой печальной красотой, которую излучал ее облик. Михаил тоже заметил будто плывущую к нему обворожительную пленницу загадочного царства темноты. Его мрачное, пронизанное желчью и эгоизмом лицо в миг преобразилось. Лермонтов сделал шаг на встречу женщине, нежно взял ее в кровь истерзанные жестокими лесными ду́хами, необычайно тонкие руки в свои и, с несвойственной ему нежностью, приник к ним губами. Незнакомка вздрогнула от его прикосновений и тихо прошептала что-то. Мишель посмотрел ей в лицо, печально улыбнулся и провел пальцами по ее щеке, шее, ключице. Столыпин услыхал, как красавица сладко вздохнула, слегка запрокинув голову, и этот едва слышимый стон пустил по его коже целую стаю мурашек и помутнил рассудок. А рука Михаила тем временем уже обвивала тонкую, изящную талию и прижимала хрупкое тело к его груди. Женщина не сопротивлялась этому, только вновь вздрагивала и вздыхала, будто каждое действие Лермонтова одновременно причиняло ей боль, и доставляло наслаждение. И вот, наконец, поддавшись искушению, незнакомка доверчиво обвила шею Михаила своими нежными измученными руками, позволяя тому зайти дальше: прильнуть к ее губам и слиться с ней в долгом упоительном поцелуе. С трудом отведя завистливый взгляд от племянника и его неотразимой спутницы, Алексей вдруг с удивлением заметил, что старая яблоня, под которой осмелились забыться влюбленные, преобразилась... И чем жарче и чувственнее становился поцелуй оберегаемой ее ветвями пары, тем прекраснее становилось дерево, покрываясь тысячами маленьких белоснежных цветков, которые увядали так же быстро, как и рождались, и осыпали землю ароматным весенним "снегом". Как это необыкновенно, прекрасно... Волшебно!.. А ведь Лермонтов всегда твердил: "чудеса обманчивы и крайне опасны", и что же? Сам же стоит и нежится под каким-то магическим деревом, ласкает красивую женщину (слишком красивую для простого человека! Точно - ведьму!) ... И не смущает его аромат нуги (1), которым весь воздух был буквально пропитан. И не тянется он со скептической улыбкой к потайному карману пиджака за пузырьком, наполненным вязкой фиолетовой жидкостью, пахнущей черникой (2)... Нет! Он просто с наглой ухмылочкой наслаждается происходящим! И конечно же, случись сейчас что-нибудь темное, из ряда вон выходящее, такое, что вернуло бы в реальность этого необузданного мечтателя, обязательно рядом должен оказаться его "верный Монго"! А сам-то даже не счёл нужным сообщить другу о том, что собирается здесь… Да, кстати, где это они? А впрочем, не важно! Собирается здесь поразвлечься с... Ну, вот и кто она, собственно?! Небось жёнушка какого-нибудь богатого плешивого князя... Повелся старый дурак на "девственную" красоту! Сейчас наверняка за игральным столом по пьяни болтает про свой счастливый брак, в то время как его благоверная прелюбодействует с молодым поручиком... Сейчас почует сердце старика измену, примчатся сюда дружки его под-шефе... То-то веселье будет!" - так думал Алексей Аркадьевич, прожигая ядовитым взглядом племянничка и его пассии (которую и сам уже успел и полюбить, и возненавидеть)... Впервые "красавчик Монго" оказался лишь наблюдателем чужой интриги... Не мог он, как Лермонтов: с высокомерной ухмылочкой усесться поодаль и равнодушно следить за происходящим, напустив на себя мрачный вид "непризнанного Бога"... Нет. Не мог! Внезапно, когда Столыпин уже с наслаждением представлял гнев вымышленного "князя" во всей красе, из тумана показался темный силуэт. Оказывается, Монго был не единственным свидетелем милого тайного свидания... Несмотря на то, что Алексей видел только тень, он сразу узнал незнакомца. - Poignard (3), и Вы здесь? Однако ж, вот так встреча! - намеренно-громко воскликнул Монго, той самой выходкой одновременно и прервать забавы племянника, и не упустить возможности отпустить уже полюбившуюся всем шутку в адрес старого знакомого. Однако, вопреки ожиданиям, ни тот, ни другой даже не услышали его, только красавица чуть вздрогнула в страстных объятиях Мишеля, но не от холода ли? Тем временем Poignard остановился в нескольких шагах от целующихся, и... Навел в сторону Михаила револьвер. Прямо в спину! Как подло, низко... - Лермонтов! - уже и без тени насмешки, взволнованно окликнул Столыпин друга, и бросился к нему. Но тут Алексея Аркадьевича поразило новое, ужасающее открытие,: сколько бы он не бежал, он не мог сдвинуться с места! Монго поднял безумный от отчаяния взгляд на племянника, и увидел, как, отделившись от своего хозяина, навстречу противнику шагнула тень Михаила... Несколько секунд спустя воздух поразил оглушающий одинокий выстрел... Двойник Лермонтова покачнулся и утонул в облаке зловещего тумана, убийца растворился во мраке ночи, и только влюбленные страстно целовались под водопадом ароматных, белоснежных лепестков... *** Алексей Аркадьевич сладко потянулся в постели и повернулся на другой бок. Тут же горячие лучи солнца просочились сквозь тень ресниц и резко ударили в глаза. Монго недовольно нахмурился и спрятал лицо за белым, шелковым одеялом, но было поздно, видение уже покинуло его сознание, оставив напоследок в воображении Монго дивный образ незнакомки и пустив стаю мурашек по влажной от пота спине. Молодой человек вздохнул, нехотя открыл глаза и тут же вздрогнул от неожиданности: в просторном кожаном кресле, стоящем возле письменного стола, вальяжно развалился Мишель, по обыкновению закинув ногу на ногу и наведя на родственника мрачный, пристальный взгляд. - Тьфу, москолуд проклятый... - сплюнул Столыпин, перекрестясь. Лермонтов рассмеялся и, лёгким движением поправив изящную волну темно-каштановых волос, опустил тонкую белоснежную руку на резной подлокотник, - Ты чего тут расселся, демон?! - Генеральша наша требует Вас к завтраку, поторопиться велит, гости, мол, у нас... - наигранно ответил молодой человек, подражая манере Софьи Игнатьевны. Какие гости в рань такую? - недовольно пробурчал Алексей Аркадьевич, нехотя поднимаясь с постели. Вкратце, с неохотой Михаил кое-как пересказал другу события нынешнего утра. Идём, познакомишься с Мамзель Narcisse de fer! - усмехнулся Мишель, наблюдая за тем, как Монго поправлял ворот рубахи, и его глаза ядовито блеснули, - Дамочка похлеще нашей фурии! Идём же! - добавил он, бесцеремонно дёргая родственника за рукав и увлекая его за собой. *** - Лермонтов, Лермонтов, знаешь ли, что мне снилось? - лукаво спросил Столыпин, неспешно вплывая в спальню Михаила. Позже, - рассмеялся хозяин комнаты, уже шагая в распахнувшуюся дверцу шкафа. Недовольно раздвигая одежду, Монго протиснулся вслед за племянником. Тем временем, в светлой и уютной столовой, умелыми женскими руками уже была создана подходящая атмосфера для идеального завтрака: чистая белоснежная скатерть опустилась на поверхность стола, кокетливо свесив обрамлённые кружевом края, расписанные под гжель тарелки, с красиво выведенным на каждой них римскими цифрами числом "11", и серебряные столовые приборы разбежались по своим местам и мирно ожидали начала трапезы. -А, явились наконец! - заслышав шаги и смех, воскликнула Софья Игнатьевна, по-хозяйски одергивая загнувшийся уголок скатерти, - Как почивали, Алексей Аркадьевич? - Ох, душа моя, не поверите: что за женщина мне снилась!.. - мечтательно произнес Столыпин. - Да, хороша, наверное... - перебил Лермонтов друга и обратился к пожилой даме, - Прямо как Вы! Только раза в три моложе... Молодые люди рассмеялись. - Вот черти языкастые! - возмущённо всплеснула руками Софья Игнатьевна, однако и на ее строгом лице заиграла улыбка. - А что у нас на завтрак? - проигнорировав слова дамы, Лермонтов неодобрительно покосился на пустующий центр стола. - Овсянка, сэр! - прозвучал женский голос, практически над его ухом. Хелена проскользнула мимо с подносом в руках, намеренно толкнув Мишеля локтем. - Моя дорогая, вот, познакомьтесь: Алексей Аркадьевич Столыпин, - голосом добродушной свахи представила вошедшей незнакомца Софья Игнатьевна. Герберт взглянула на мужчину и глаза ее засияли. После услышанного ею почтительного "дядюшка" , Уэллс ожидала увидеть невысокого полного человека преклонного возраста с сединой в висках. Однако перед ней стоял высокий и стройный, хорошо сложенный кавалер лет 25, с приятными чертами лица, пышными темными усами, роскошной, бурой "львиной гривой". Весь облик был олицетворением мужественности, но вместе с тем обладал какой-то нежной, светлой красотой. - Fascinée et désarmée (4)! Хелена Уэллс, - Одарив Столыпина сладкой улыбкой, представилась женщина. (1) - некоторые действующие артефакты источают аромат нуги. (прим.) (2) - для нейтрализации артефактов используется желеобразная жидкость фиолетового цвета, по запаху схожая с черникой. (прим.) (3) - досл. Кинжал (франц.) Прозвище, данное М.Ю. Лермонтовым Н.С. Мартынову. (4) - Очарована и безоружна (франц.)