Чудовища

Флёр закрывала глаза и снимала с себя костюм, медленно покачиваясь в такт музыке. Ноздри разъедал запах дешёвого табака: она почти привыкла, зубами стягивая с себя перчатки и швыряя их в восторженно галдящую толпу мужчин. Флёр поднимала руки вверх и запрокидывала голову, чтобы видеть не их, но облезлый потолок, с которого местами сыпалась побелка. «Всё равно», — думала она и расстёгивала бюстгальтер. — Поторопись, детка! — доносилось из зала. Флёр улыбалась и игралась с бретельками, совсем не спеша. «Всё равно», — думала она и стягивала с волос заколку, распуская локоны по плечам. На неё смотрели все: Флёр ещё не забыла, как использовать своё очарование на мужчинах, приковывая к себе их болезненное внимание, хоть ей не так давно и минуло тридцать лет. Она была красивой — всё ещё. Пока что. Она могла этим воспользоваться. Должна была: дома её ждал пьяный Билл. Флёр послала воздушный поцелуй в толпу и рывком стянула с себя бюстгальтер. В Лютном всегда был спрос на её услуги: это она уже усвоила. Дни, когда она боялась увидеть в толпе знакомые лица, давно прошли: Флёр просто танцевала и забывала обо всём; герои войны здесь никогда не бывали — во всяком случае, те из них, кому было не плевать. Огибая столы, Флёр благодарно принимала галлеоны, сикли, кнаты — всё, что ей могла дать разношёрстная толпа. Долги Билла не исчезли бы сами собой; с тех пор, как он потерял работу, деньги в их доме водиться перестали. «Мы не будем просить у моей семьи», — повторял он изо дня в день и тряс её за плечи, пока Флёр не начинала всхлипывать от боли. Билл не извинялся — просто отпускал и шёл допивать дешёвый огневиски на кухне. Каждый четверг он уходил играть с гоблинами, и Флёр уже бросила попытки его остановить: в последний раз это закончилось синяками и криками, ещё долго стоявшими у неё ушах. «Я уеду обратно домой», — думала Флёр каждое утро и оставалась, зная, что без неё Билл сломается окончательно. Иногда она видела его, говорящим с пустотой, и просто закрывала плотнее двери, чтобы не слышать ни звука и не сойти с ума самой. Когда-то она надеялась, что это пройдёт; всё стало хуже, когда она не смогла выносить их долгожданную дочь. Потом было ещё три выкидыша, после которых Билл так и не пришёл в себя: Флёр не знала, почему, но и сама временами находила себя плачущей в пустующей детской, где некогда разбились все её мечты. — Дальний столик, — шепнула ей хозяйка борделя, метнув взгляд в нужную сторону. Флёр улыбнулась одеревеневшими губами и закурила, чтобы хоть как-то унять дрожь в пальцах. На мужчину, купившего ночь вместе с ней, она даже не взглянула. — Пошевеливайся. Флёр медленно двинулась к нужному столику, точно зная, какая походка привлечёт к ней больше внимания, и улыбнулась так счастливо и беззаботно, как только могла. — Так ты тот самый счастливчик? — пропела она, усаживаясь рядом. Её пальцы скользнули по воротнику мужчины; его лица она не видела, но её это и не заботило. Люди, которым нечего было скрывать, сюда не заходили. — Боюсь, что да, — хрипло сказал он. А потом Флёр увидела его лицо, и улыбка медленно спала с её губ. — ‘Арри, — выдохнула она. Гарри Поттер сумрачно улыбнулся ей из-под широкополой шляпы и кивнул. В его зелёных глазах плескалась бесконечная усталость. — Здравствуй, Флёр. Он накрыл её руку своей. Флёр облизнула пересохшие губы. — Кажется, тебе нужны деньги, — заметил Гарри. Она кивнула, больше ничего не сказав. — У меня есть час до того, как Джинни начнёт что-то подозревать. Краем глаза Флёр поймала выразительный взгляд хозяйки и снова улыбнулась: ей показалось, что у неё вот-вот треснут губы. Она сжала пальцы Гарри и поднялась с места, не размышляя больше ни секунды. «Всё равно», — подумала Флёр, позволяя ему обнять себя за талию и жадно поцеловать в шею. Война сломала многих — если не всех. «Всё равно». — Значит, нам стоит пото’гопиться, милый.