Чудовища

Когда Волдеморт одержал победу в битве за Хогвартс, магическая Британия погрузилась в мрачный хаос, на который Гермиона предпочитала больше не смотреть: ей было достаточно богато украшенных стен в доме Лестрейнджей, превратившихся для неё в персональную тюрьму. Она точно не знала, чем руководствовалась Беллатрикс, принимая это решение, но для магглорождённой в мире, в котором правили Пожиратели смерти, жила она сравнительно неплохо. Во всяком случае, у Гермионы были собственная комната, еда и возможность передвигаться по всему дому в любое время суток. Беллатрикс не боялась, что однажды ночью она перережет ей горло во сне, и была права: Гермиона не могла. Даже её отвратительному мужу, смотревшему с похотливым блеском во взгляде, — не могла. Как-то раз она попыталась, но разрыдалась прямо в их спальне, с грохотом уронив нож на пол и закрыв лицо руками. Родольфус чуть не убил её за это, но Беллатрикс, прекратив громко хохотать, отогнала его прочь. — Слабая девчонка, — усмехнулась она, и Гермиона, забившаяся в угол от страха перед Родольфусом, недоверчиво вскинула взгляд. Беллатрикс подобрала нож, трансфигурировала его в цветок, заколола его ей за ухо и хрипло рассмеялась. — Развлекайся с тем, что тебе по силам. Гермиона знала, что Беллатрикс потребовала её у Тёмного Лорда в качестве награды: именно она обнаружила в Запретном Лесу, что Гарри ещё жив. Его изуродованное тело ещё долго пролежало во дворе Хогвартса, облеплённое мухами; от одного воспоминания об этом скручивало желудок. Школа за одну ночь превратилась в кладбище, в котором трупы гнили под весенним солнцем: Тёмный Лорд позаботился лишь о своих павших соратниках, оставив остальных в назидание всякому, кто захочет бросить ему вызов. Это сработало: больше никто не сопротивлялся и не бунтовал. Беллатрикс не давала её в обиду, закрывая рты другим Пожирателям смерти, и больше ровным счётом ничего не делала. Гермиона ждала пыток и долгой, мучительной смерти, но она даже не пыталась свести её с ума, воздействуя на психику. Беллатрикс не подсовывала ей газеты, не выводила силой на улицу, чтобы показать, во что превратился мир под руководством Волдеморта, но при этом не запрещала узнавать обо всём самостоятельно. Однако желание выяснить хоть что-то отпало у Гермионы окончательно, когда она прочла в «Пророке» новость о том, что Долорес Амбридж стала министром магии Британии. — Ну, я не политик, — оправдывался Яксли перед смеющимися над ним Беллатрикс и Родольфусом. — Пусть она разбирается сама. Тёмный Лорд велел мне просто следить и корректировать работу Министерства. Из разговоров часто заходящих по вечерам Пожирателей смерти Гермиона узнавала достаточно, хотя порой хотела оглохнуть и ослепнуть, чтобы не причинять себе большую боль. Именно так ей стала известна судьба Рона и всей его семьи: заглянувший с коньяком Долохов рассказал Беллатрикс, что на прошедшем судебном слушании в Визенгамоте их всех приговорили к пожизненному заключению в Азкабане. А потом он бросил лукавый взгляд на Гермиону и спросил: — Не хочешь навестить своего дружка, грязнокровка? Она не ответила, но Долохов и не ждал этого, тут же обратившись к Беллатрикс: он недоумевал, зачем она до сих пор держит Гермиону при себе. — Разве это не интересно? — отозвалась Беллатрикс и расхохоталась. Гермиона поняла, что она просто увильнула от ответа, и испугалась ещё больше. Но дни проходили, и ничего не менялось. От безысходности Гермиона как-то раз спросила у Беллатрикс, есть ли в доме библиотека. — На третьем этаже, — сказала она, не отрываясь от своих дел; Гермиона не знала, чем именно она занималась, но издалека видела на пергаменте длинные сложные руны, которые так и не изучила в Хогвартсе. — Вторая дверь слева. Погоди, — Беллатрикс вскинула на неё взгляд и обнажила зубы в кривой усмешке. — Не останься без пальцев, грязнокровка, некоторые книжки кусаются. Уже в библиотеке Гермиона обнаружила, что почти всё там было посвящено тёмной магии. Она решила начать с основ и заглядывала за новыми книгами только днём: по вечерам там работал Родольфус, натыкаться на которого ей совсем не хотелось. Палочки у Гермионы не было, но это ничуть не убавляло её интерес — заниматься всё равно было нечем. Беллатрикс, месяц спустя заметив, что именно она читает, затащила слабо сопротивлявшуюся Гермиону в библиотеку и достала с разных полок несколько книг. — Иначе ни черта не поймёшь, — заявила она. — А вдруг я захочу вас проклясть? — тихо спросила Гермиона. Беллатрикс выгнула бровь. — Видела уже, на что ты способна, грязнокровка, — фыркнула она. — Надеюсь, тебе мозгов хватит не пробовать — это без палочки-то! — Знаю, — Гермиона опустила взгляд и взяла книги в руки. — Золотое правило тёмной магии: всякое проклятие обернётся против неумелого волшебника. — Спасать в следующий раз не стану, — подытожила Беллатрикс. Гермиона её поняла: если её убьёт не проклятие, то это будет разгневанный Родольфус. Не поняла она другого: зачем она вообще была нужна Беллатрикс в этом доме. Тем же вечером Лестрейнджи напились огневиски, и Гермионе пришлось закрыть уши руками, чтобы не слышать, чем они занимаются в гостиной. Она сидела при догорающей свече над книгой, которую ей вручила Беллатрикс, и почему-то злилась на Родольфуса. Грохот стоял такой, словно бы он пытался убить свою жену, а утром Гермиона обнаружила в мусорном ведре пустые пузырьки от заживляющего зелья. Беллатрикс провела в постели весь день. — Хочешь прогуляться? — спросила она на следующее утро, появившись в дверях спальни Гермионы и устало оперевшись плечом о стену. — Вылезай из кровати, дементор тебя раздери, второй раз спрашивать не буду! Гермиона подчинилась. Беллатрикс заставила её пойти в Лютный, в котором обошла столько магазинов, что у Гермионы с непривычки пошла кругом голова. На неё никто не обращал внимания из-за накинутого на голову капюшона, и только подошедший поздороваться Мальсибер обозвал её грязнокровкой и подмигнул Беллатрикс, явно не подозревая, что она не измывается над Гермионой. — На неё Фенрир до сих пор облизывается — знаешь? — сказал он. Беллатрикс громко фыркнула. — Пусть хоть удавится, она моя. В этот момент Гермионе стало легче дышать. Два дня спустя она даже решилась спуститься в гостиную, прижав к груди книгу, и обнаружила там Беллатрикс со стаканом огневиски в руках. Она вопросительно посмотрела на Гермиону. — Я... хотела спросить, — выдавила она. Беллатрикс жестом велела сесть рядом. Гермиона подумала, что умрёт прямо там, на месте, но подчинилась и раскрыла книгу на нужной странице. — Что это значит? Беллатрикс прищурилась, вчитываясь в строчки, а потом объяснила ей всё как могла, постоянно прерываясь на огневиски. Гермиона слушала, а потом, в смятении поблагодарив, убежала обратно к себе. Ближе к ночи пришёл Волдеморт, и закрытые уши и двери ничем не помогли: Гермионе казалось, что крики боли — далеко не удовольствия — разъедят ей весь мозг. Она точно знала, что в этот момент Родольфус спокойно ожидает в гостиной, не вмешиваясь и нисколько этому не возражая. Гермиона думала, что на его месте Рон бы сделал всё возможное и невозможное, и ей было жаль Беллатрикс, которая к середине ночи сорвала голос и даже не смогла нормально кричать. Но потом она вспоминала, что из-за неё погибли Гарри, Сириус, Джинни и миссис Уизли, задыхалась и не знала, что ей делать дальше. Утром Гермиона украдкой заглянула в щель двери спальни Беллатрикс и увидела, что Родольфус помогает ей разобраться с синяками и царапинами, держа палочку в зубах. Выглядела она ужасно: будто прошлой ночью на неё набросился дикий зверь. Гермиона отпрянула в сторону и закрыла лицо руками. Тогда она впервые подумала, что даже победа Волдеморта не сделала жизнь некоторых его сторонников счастливой, и закрепилась в этой мысли, когда увидела замученную и бледную Нарциссу Малфой, зашедшую просто чтобы порыдать на плече у сестры. Так Гермиона узнала о смерти Андромеды Тонкс и её маленького внука Теда и, вспоминая, с каким счастьем Люпин рассказывал о рождении сына около года тому назад, решила, что сойдёт с ума именно сейчас. Не сошла. — Я просила Милорда, — рыдала Нарцисса, заламывая руки. — Их чистота крови была в порядке! За что? Почему? — Я тоже просила, — сказала Беллатрикс и отвела взгляд. Нарцисса чуть не задохнулась в слезах. Гермиона прекратила подслушивать и заперлась у себя в спальне, искусав губы в кровь, чтобы Беллатрикс не услышала её истерические всхлипывания, но всё равно не смогла сдержаться. — Убейте меня, пожалуйста, — простонала Гермиона, сотрясаясь всем телом, когда Беллатрикс зашла проверить, в чём дело. — Пожалуйста! Но потом она заглянула в глубину чёрных глаз этой женщины и даже перестала всхлипывать от изумления. Там не было безумия — только усталость. — Оставишь меня здесь одну? — усмехнулась Беллатрикс и села на пол рядом. Гермиона шмыгнула носом и спрятала лицо в коленях. Она так и не поняла, когда и как она ткнулась в плечо Беллатрикс и обхватила руками её шею, никак не успокаиваясь. Она не возражала. Так они сидели долго, очень долго, пока Гермиона не услышала хлопок входной двери и не отпрянула, поняв, что это вернулся домой Родольфус. Беллатрикс прикрыла глаза — на мгновение дольше обычного — и поднялась на ноги, чтобы спуститься и встретить его. Гермионе почему-то не захотелось её отпускать, но она закусила губу, чтобы не начать протестовать. Ночью, когда пьяный Родольфус заснул, Беллатрикс в одном халатике пришла к Гермионе и легла в кровать вместе с ней, ничего не говоря. Огонь свечи выдал все синяки на её теле. Гермиона не решилась ничего ей сказать и просто свернулась в клубок рядом, надеясь поскорее заснуть. Утром она поняла, что Беллатрикс так и не сомкнула глаз: она не разбудила её из-за ночных кошмаров. Гермиона знала, что — вероятно, из-за Азкабана — она не может нормально спать и кричит, едва только провалившись в сон. — Хочешь выпить? — спросила у неё Беллатрикс вместо пожеланий доброго утра, и Гермиона кивнула. Домовик принёс им вино прямо в постель. Гермиона захмелела после первого же бокала, пока Беллатрикс делала большие глотки и смотрела куда-то в сторону, о чём-то размышляя. — Какая же ты слабая, — наконец сказала она. Гермиона подумала, что она имела в виду далеко не алкоголь. — И наивная. Ещё тогда, у Цисси, я поняла, что в Азкабане ты не протянешь и месяца. А твой дружок держится, но ему недолго осталось. Гермиона не стала спрашивать, как там Рон, и зажмурилась, чтобы допить второй бокал. — Зачем я здесь? — наконец задала она вопрос Беллатрикс — шесть месяцев спустя. — Хотела бы быть где-то ещё? — отозвалась она и фыркнула. — Я могла бы отдать тебя Сивому. Родольфусу, Долохову, Тёмному Лорду — не поверишь, как ты желанна, Гермиона. Пришлось подавить дрожь — не от страха, но от того, что Беллатрикс впервые назвала её по имени, не грязнокровкой. Гермиона подвинулась к ней поближе и поняла, что её кожа отдает жаром в сравнении с её собственной — совсем ледяной. — Я не об этом спросила, миссис Лестрейндж. Беллатрикс поморщилась как от неприятной головной боли и не ответила. Гермиона нахмурилась, а потом всё-таки коснулась особенно большого синяка у неё на плече. Беллатрикс схватила её за запястье. И, когда Гермиона уже пожалела об этом, она рывком поднялась с кровати и нависла над ней, криво улыбаясь. Гермиона не отпрянула, доверчиво потянувшись ближе к ней. Их поцелуй был долгим, жадным и отдавал горечью вина.