Чудовища

Волдеморт следил за Беллатрикс, рассеянно помешивавшей свой кофе ложкой, сквозь полуопущенные веки. У неё дрожали руки; сквозь бледную кожу явственно проступали голубые просветы вен. — Знаешь, — негромко сказал он, и Беллатрикс вздрогнула; её тёмные глаза сверкнули: после Азкабана она всегда была такая дёрганая и несчастная, — я удивлён, что ты не стала отмечать наступающий год с семьёй. Беллатрикс склонила голову набок. — Вы просили меня прийти, — произнесла она таким тоном, будто иначе и быть не могло. Волдеморту это понравилось. — Верно, — согласился он и замолчал. Беллатрикс тут же отвернулась, вглядываясь в языки пламени в камине. Она даже не пыталась с ним разговаривать, как это бывало прежде; теперь она была вся в себе, внутри себя, и Волдеморт даже не мог пробиться сквозь густую пелену мыслей в её голову. — И всё же Долохов отдал предпочтение семье. Как и многие другие. Она улыбнулась краем губ, снова посмотрев на него. — Вы спрашивали у них? — Достаточно было заглянуть им в головы, — сказал Волдеморт. Беллатрикс хрипло рассмеялась. — Роди каждый год устраивал вечеринки для тех, кто не любит семейные торжества, до Азкабана. В этом году традиция не изменилась, — она помолчала. — И вы никогда на них не приходили. Волдеморт кивнул, усмехнувшись. — У меня свои причины, — он задумчиво посмотрел на неё. Беллатрикс отпила из чашки и со стуком поставила её на блюдце. — Видишь ли, Белла, я родился в этот день. Сначала Беллатрикс никак не отреагировала, будто бы слова не сразу дошли до неё. Потом она с удивлением вскинула брови и кивнула, как будто согласившись с какими-то своими мыслями, до которых Волдеморт снова не смог добраться. — Мне следует вас поздравить? — тихо спросила она, как будто точно зная, что он скажет «нет». Волдеморт медленно покачал головой из стороны в сторону. — Садись, — велел он, указывая на место рядом с собой. Беллатрикс поднялась с кресла, не задавая лишних вопросов, и опустилась на диван. Волдеморт полной грудью втянул в себя тяжёлый запах её духов и отбросил волосы с её плеч на спину. — Что же творится у тебя в голове, Белла?.. Она шумно выдохнула, склонив голову и подставив ему оголённую шею. Под челюстью у неё тяжело билась проступающая артерия. — Пятнадцать лет в Азкабане, — ответила Беллатрикс, прикрыв глаза. Волдеморт провёл пальцами по её коже и почувствовал, что она сделала всё, лишь бы не вздрогнуть от этого прикосновения. — И мне жаль, — выдохнул он почти у её уха; Беллатрикс точно знала, что он солгал, но слабо улыбнулась. Волдеморт перехватил её дрожащие пальцы. — Спасибо, Милорд, — прошептала она. Волдеморт не ответил, стиснув её ладонь; Беллатрикс сделала судорожный вдох и повернулась к нему лицом. С минуту он пристально вглядывался в её тёмные глаза, в которых не мог прочесть ничего, кроме отчаянной усталости и тревоги. Потом он притянул её к себе и поцеловал, ощутив на её губах горький привкус кофе. Беллатрикс не стала возражать: она, снова опустив веки, полностью отдалась ему в руки. Ему не нужно было забираться ей в голову, чтобы точно знать: она позволит ему сделать с собой что угодно — ведь ей самой так этого хотелось, пусть даже она никогда не произносила это вслух. Беллатрикс дрожала всем телом. — Родольфус не будет возражать, если ты задержишься до утра? — с усмешкой спросил Волдеморт, отстранившись. Она нервно рассмеялась и покачала головой, не открывая глаза. И он, потеряв лишь мгновение на то, чтобы взглянуть на её подрагивающие ресницы, снова притянул её к себе.