Чудовища

Когда Лили Эванс напивалась, она была повсюду: Нарцисса не могла сбежать от её вездесущего смеха и звонкого, ясного голоса. У них, детей шестидесятых, живших ещё до того, как министр магии ужесточил продажу алкоголя, был собственный бар в дальнем закутке Хогсмида, куда не заглядывали преподаватели и где никогда не спрашивали о возрасте. Старшекурсники всех факультетов коротали там ночи пятниц и суббот, сбегая из-под постоянного надзора через тайные коридоры; говорили, что гриффиндорцы выпивали даже в будние дни и поэтому редко появлялись на первых уроках. В ответ на эти сплетни слизеринцы презрительно морщили носы, а рейвенкловцы с осуждением хмурили брови. И всё же все они были молоды и вовсе не хотели думать ни о каких экзаменах, которые якобы могли определить их дальнейшую судьбу. По пятницам бар отчётливо делился на два отдельных лагеря: у стойки рядом с хмурым барменом вечно крутились гриффиндорцы, заказывавшие то пиво, то огневиски и никогда не знавшие меры; в дальнем углу располагались слизеринцы, с мрачным презрением потягивавшие из высоких бокалов вино и никогда не разводившие хороший коньяк кубиками льда. Рейвенкловцы и хаффлпаффцы примыкали к шумным однокурсникам, и всем было весело по-своему. Нарцисса появлялась в этом месте редко, но каждый раз она видела сидевшую прямо на барной стойке Лили Эванс в маггловской одежде: то в неприлично короткой юбке, то в разлетающихся штанах грязно-голубого цвета — все мальчишки вились вокруг неё с тупым обожанием в глазах. Она всегда держала в руках пинту светлого пива и смеялась так громко, что порой закладывало уши. Нарцисса проходила мимо неё; Люциус сжимал её руку в ледяных пальцах и заказывал им обоим бутылку вина. Слизеринцы вполголоса говорили о политике, зельеварении и тёмных искусствах; совсем рядом во всё горло кричали песни гриффиндорцы. Нарцисса скучала, подперев рукой подбородок; Лили Эванс курила толстую маггловскую сигарету и смеялась, смеялась, смеялась, отбрасывая с лица длинные рыжие волосы. Когда Люциус украдкой касался левого предплечья и начинал говорить о Тёмном Лорде, Нарцисса почти жалела, что она не сидит с гриффиндорцами на барной стойке и не спорит с ним о том, что же лучше: эль или медовуха, но потом она снова смотрела на Лили Эванс в непристойных маггловских тряпках и отчаянно цеплялась за свой бокал. — Отвратительная грязнокровка, — говорил Люциус, усмехаясь. — Отвратительная, — эхом соглашался Макнейр и даже не глядел в сторону Эванс. Нарцисса вздыхала и хотела закрыть руками уши, потому что она веселилась как будто напоказ: видите, как мне хорошо? У неё была такая же хорошенькая-вульгарная подружка МакКинон с ясными голубыми глазами, которая была, кажется, полукровкой; ходили сплетни, что она уже снимала одну квартиру на двоих вместе со своим маггловским бойфрендом, но это нисколько не мешало ей целовать Эванс взасос на виду у всех. Тогда Поттер покрывался красными пятнами от негодования, и смех становился только громче. Нарцисса брала у Люциуса сигарету с мундштуком всякий раз, когда счастливая Эванс взбиралась кому-нибудь на плечи и начинала кружить под потолком, раскинув руки в разные стороны. И этим издевательствам, казалось, не было конца; во всяком случае, она так думала до тех пор, пока случайно не столкнулась нос к носу с этой вульгарной грязнокровкой в туалете. Там Эванс красила губы напротив замызганного зеркала так легко, будто её не смущали ни запах, ни пятна вокруг. — Тебе не скучно? — спросила она, с улыбкой наблюдая за тем, как Нарцисса вытаскивает носовой плоток прежде, чем прикоснуться к ручке кабинки. И ответить, разумеется, не потрудилась. — Ты никогда не улыбаешься. — Не помню, чтобы я с тобой разговаривала, — Нарцисса даже не взглянула в её сторону, остановившись напротив жёлтой раковины. Эванс просияла и сунула ей под нос руку с облупленным лаком на ногтях. — Лили, — сказала она. — А ты — Нарцисса. Нарцисса пожала её руку двумя пальцами, попытавшись съязвить, что и без неё знает собственное имя, но сбилась, почувствовав, что у неё в ладони хрустнула какая-то бумажка. Эванс улыбнулась. — Не скучай, — бросила она и исчезла в дверном проёме так стремительно, что Нарцисса даже не успела ничего сказать. В бумажке оказалась крошечная квадратная картонка, при виде которой у неё в горле встал ком. Конечно, она знала, что это такое. Знала — и всё равно застыла с вытянутой рукой, не осмеливаясь смыть картонку в унитаз. Но потом минутное замешательство прошло, и Нарцисса выбросила её вместе с бумажкой и вышла, не обернувшись. В зале Люциус с укором сообщил ей, что она слишком задержалась. Нарцисса украдкой взглянула на Эванс, опрокидывающую в себя очередную стопку водки, и закусила губу. Вино в тот вечер показалось ей особенно кислым. «Я ненавижу его, — в отчаянии написала она в письме для Беллы следующим вечером, — он никому не даёт дышать». Сестра ответила сразу же, и остаток субботы Нарцисса провела в шумном кабаке в компании незнакомых людей. Жалась она лишь до второй порции огневиски, а потом Белла сказала, что убьёт Люциуса, если он покусится на свободу её младшей сестрёнки; что-то подсказывало Нарциссе, что она не шутит, но расслабленное алкоголем тело отдалось громким, пронзительным смехом. К утру Долохов домчал её до Хогвартса на метле, уверяя, что так интереснее обыкновенной трансгрессии, а на прощание сказал, что ей не стоит тратить самые первые годы беззаботной юности впустую. Нарцисса подумала, что он прав. — У тебя есть ещё? — спросила она у Эванс, подловив её после уроков в коридоре. Та улыбнулась. — Понравилось? — Я выбросила. Эванс склонила голову набок; Нарцисса вскинула вверх руку с мешочком с галлеонами. — Не пробуй одна, — после паузы произнесла Эванс и ухмыльнулась. — Какие у тебя планы на сегодня? Слагхорн обещал устроить им тест, а Люциус хотел провести вечер в библиотеке, но Нарцисса легко выбросила всё это из головы. «Белла имела в виду не это», — осторожно вставил тихий голосок совести, но что она могла сделать, если в её годы обучения в Хогвартсе веселиться умели только гриффиндорцы? От вина её уже тошнило. — Никаких, — ответила она Эванс. — Тогда жду тебя в гостиной Гриффиндора после ужина, — заявила она. — Пароль: «Медовуха». Люциусу Нарцисса ничего не сказала: просто сбежала, опрокинув в себя остатки тыквенного сока. Эванс действительно ждала её в гостиной, окруженная весело галдящей компанией друзей — голоса тут же стихли при виде неё, но эта неловкая пауза длилась всего пару мгновений. Нарцисса успела пожалеть о том, что пришла вовсе, когда Эванс вдруг вскочила на ноги и кинулась ей на шею. — Я боялась, что ты передумаешь, — доверительно сообщила она, пронзая взглядом огромных зелёных глаз. — Идём, идём же! И она, не обращая внимания на перешептывавшихся однокурсников, потащила Нарциссу в сторону спален. — Расслабься и забудь обо всём плохом, — тоном наставника велела Эванс, протягивая ей на ладони крошечную квадратную бумажку. Нарцисса послушалась и положила отраву себе под язык, не давая себе ни единой секунды на сомнения. Очнулась она лишь на следующий день, обнаружив себя лежащей в одной постели с Эванс; та ещё спала, откинувшись на подушках, а часы показали, что они опоздали на обед. Обрывки памяти заверили её в том, что вчера ей было весело как никогда прежде. Щёки саднили от безудержного смеха, но тело отзывалось дикой болью, будто прошлой ночью её кто-то избил — Эванс предупреждала и об этом. «За всё надо платить», — изрекла она заплетающимся языком и повалилась прямо на Нарциссу, сдавленно хихикая. А когда Эванс проснулась, она первым делом достала из чемодана бутылку водки и заставила Нарциссу сделать несколько глотков, чтобы стало легче. — Сядешь в пятницу вместе со мной? — спросила она на прощание. Нарцисса качнула головой. — Нет. Но в пятницу они снова столкнулись в туалете и сбежали из бара, забравшись на подоконник и широко распахнув дребезжащее окно. Эванс привела Нарциссу на опушку Запретного Леса и поделилась маггловскими сигаретами; они сидели там, греясь возле наскоро наколдованного огня, до самого рассвета. Люциус был в ярости, и Нарцисса не могла придумать удовольствия лучше, чем рассмеяться в лицо его негодованию. Больше всего ей нравилось думать, что он и не подозревает, с кем именно она сбежала прочь. В субботу гриффиндорцы затеяли игру в бутылочку в своей гостиной, и тогда Нарцисса впервые поцеловала Эванс — без чувств, эмоций, но та навалилась на неё и едва не уронила на пол под громкие вопли друзей. В её зелёных глазах сверкал яркий огонёк. — Останься со мной, — попросила Эванс, когда всё закончилось. Нарцисса осталась. Люциус угрожал, что узнает, на кого она его променяла, и ей было смешно. Шею щипало от чужих поцелуев, оставивших цепочку красных следов на её коже. Они провели вместе весь остаток седьмого курса: украдкой, тайком, выделяя друг другу всё свободное время. Эванс забывала про Поттера и вновь и вновь приглашала к себе Нарциссу; устоять перед её восхищённым взглядом было сложно, но она цеплялась за мысль о том, что сейчас война и что девчонка — грязнокровка. Светлое будущее Нарциссе обещал Люциус, и она медленно ломала его гордость ревностью. Дрессировала — так сказала бы Белла. Прежде она никогда не решилась бы на подобное. — Что ты будешь делать после выпускного? — спросила у неё однажды Эванс, когда они вдвоём сидели на берегу озера после экзамена по зельеварению. Стояла яркая, солнечная погода. До их расставания оставались считанные дни — она уже думала над тем, как это сказать Эванс. Нарцисса помолчала. — Напьюсь? — улыбка тронула её губы, хоть она и знала, что от неё ждут другого ответа. — А потом? — прошептала Эванс, кладя голову ей на плечо. — Буду счастлива. Нарцисса аккуратно притянула её к себе поближе за талию и заправила огненно-рыжую прядку ей за ухо. Сладковатый запах духов навязчиво проникал в лёгкие вместе с тяжёлым сигаретным дымом — последние месяцы этот аромат преследовал её всюду. Улыбка Эванс слепила взгляд. Аккуратным жестом Нарцисса закурила сама, коснувшись кончика сигареты волшебной палочкой. Их поцелуй был долгим и горьким; Эванс подалась к ней всем телом, но она удержала её, уперевшись ладонью в грудь. Нарцисса подумала: «Сейчас самое время» и отстранилась. — Но не с тобой, грязнокровка.