Чудовища

— А вот и ты. Рита опустилась на стул напротив кровати и с щелчком открыла крокодиловую сумочку, вытащив на свет Прытко Пишущее Перо и блокнот. До того, как она пришла сюда, она была убеждена, что сегодняшнее интервью принесёт ей неведомое чувство удовлетворения и злорадного торжества, однако вместо этого её с головой захлестнула тоскливая ностальгия, будто она снова стала молодой журналисткой с непомерными по тем временам амбициями. Тогда она только пришла в «Ежедневный Пророк» после грошовой работы в «Спелле». В газете платили немногим больше, но уровень уже был совсем другим — и пусть её посадили в задрипанный кабинет с ещё пятью хмурыми работниками из её отдела. Рите тогда казалось, что до должности главного редактора теперь — рукой подать. Это сейчас она смеялась над этими мыслями, наливая себе очередную порцию огненного виски. — Эта картина меня удовлетворяет, — заявила она своему собеседнику и окинула взглядом расписанные стены. Жалкое зрелище. — Как я рада, что всё сложилось именно так. Жестоко, конечно, но как иначе? Из Риты сочилось мрачное самодовольство, но оно не было достаточно сильным — во всяком случае, не таким, как она представляла. Одним из пяти её коллег был именно он — красивый, златовласый, с этой раздражающей до белого каления белоснежной улыбкой. Он был любимчиком главного редактора: она всегда была падка на смазливых молодых мальчишек. Риту это злило, потому что ему всегда доставались лучшие материалы, лучшие новости. Он был местной звездой, которую называли восходящей — прочили головокружительную карьеру и безусловный успех. Ублюдок был красивым. И обаятельным. Был. Рита неторопливо закурила, зная, что в Мунго это запрещено. Пусть попытаются ей что-то сказать: теперь-то она научилась ставить людей на место, порой хватало даже одного пренебрежительного взгляда. Молоденькой девочки с блестящими от энтузиазма глазами больше не существовало; была только Рита, Рита Скитер, имя и репутацию которой знали во всей магической Британии. — Поведай, каково тебе живётся здесь, — после паузы попросила Рита, позволяя Перу вольно взмыть в воздух и начать строчить первые предложения. Собеседник замялся, но ответ ей не был и особенно нужен. Какая разница? Порой даже молчание было красноречивым — ей всегда было что написать по этому поводу. Этого она ждала слишком давно. Очень скоро после её первой годовщины работы в «Пророке» он стал начальником её отдела — предыдущего старичка уволила главный редактор, чтобы расчистить путь для своего любимчика. Та ещё была сука, но и она научила Риту слишком многому — ей это не нравилось, потому что она была слишком многим ей обязана. Умерла она не так давно: Рита даже написала огромный некролог, хоть и не плакала на похоронах. В их редакции долго держали траур, пусть даже никто и не был особенно расстроен смертью мегеры, пившей из них всю кровь. Расстроился бы, вероятно, только он — однако к тому времени он уже работал в Хогвартсе, успешно завершив своё триумфальное путешествие по всему свету. Его книги продавались так быстро, что их не успевали печатать; галлеоны сыпались на него золотым дождём, пока Рита сидела на его прежней должности и курила по пачке в день, потому что сил терпеть эту мегеру у неё больше не было. Раз или два она даже просила Риту взять у него интервью — с неприятной улыбочкой, говорящей о том, что уж она-то знает, как это, должно быть, неприятно. Перед тем, как взять у него интервью, Рита напивалась в дрова и по полдня выслушивала его хвастливые монологи, предоставляя всю работу Перу. Злиться сил не было, да она и не верила в его россказни: слишком уж он путался во лжи, стоило ей задать каверзный вопрос. Рита не могла его даже разоблачить: редактор не позволила бы. Его интервью, напечатанные на первой полосе, расходились быстро, охотно. Она была никем и ничем — просто напечатанным безликим именем журналиста, написавшим статью о блистательном человеке, которого так любили все женщины Британии. — Позволь, я сделаю фотографию, — Рита взяла в руки громоздкую камеру и щёлкнула, даже не дождавшись, когда он сообразит, о чём идёт речь. Она была уверена: эта фотография с ним, раздавшимся в ширину, заметно постаревшим и смотрящим с детским недоумением в глазах, произведёт фурор больший, чем всего его прежние интервью вместе взятые. Падение всеобщего любимчика. Жалкое зрелище. Рите уже никто не мог помешать: мегера умерла, а она уже давно была сама себе начальником, решавшим, о чём и как писать. Нынешний главный редактор держался за неё как за единственного узнаваемого работника, обеспечивающего «Пророку» стабильную аудиторию. Она могла написать обо всём, что посчитает нужным. — Я хорошо получился? — озабоченно спросил у неё Гильдерой Локхарт, хмуря заросшие брови. Раньше он выщипывал их с тщательностью, с которой этого не делала ни одна женщина в их редакции. Осталась только белозубая улыбка — как и всегда глуповатая. — Очень хорошо, мой дорогой, — ответила Рита, хищно прищурив глаза. Перо закончило писать и захлопнуло заполненный блокнот — в сущности, ей нужно было лишь сделать фотографию. Остальное можно было придумать и дома за стаканчиком праздничного огневиски. Локхарт неуверенно улыбнулся. — Я тебя знаю? Рита помолчала, закусив губу. Его голубые глаза сверкнули детским любопытством. — Нет, — наконец сказала она. — Просто ты очень и очень напоминаешь мне одного моего старого приятеля.