Четверо. Диалоги

      – Ты обязан принять в этом участие.       Никель поднял голову, опустив массивный молот на наковальню, и ядовито усмехнулся. Разговор с отцом изрядно утомлял и выводил железнокрылого кузнеца из себя, так как настойчиво призывал его беспрекословно подчиняться власти властелина Механических Земель вопреки прямым родственным связям и собственным размышлениям. Никель был из числа тех, кто не мирился с попытками принимать на себя давление, принуждающее принимать чужие, бессмысленные решения, убеждаясь в них, как в собственных. Отношения с отцом и так не складывались последнее время, а он подбрасывал дров в огонь своим непокорным нравом и склонностью противиться аскетическим догматам. Никель хотел добиться перемирия через череду словесных перепалок и ссор, так как это был едва ли не единственный способ заставить Стагана проявлять эмоции, пусть даже их необъятное разнообразие граничило с гневом. И сейчас грозный правитель пришел к сыну, чтобы требовать от него ответственности и покорности, как от будущего наследника.       – Да неужели?       – Да, неужели, – холодно подтвердил властелин Механических Земель, сверкнув своим единственным глазом, вполовину скрытым надбровьем со шрамом. – Ты думаешь, что я буду жить вечно?       Никель провел когтем по раскаленному куску железа, на который мгновением раньше обрушивал тяжелые удары ремесленного молотка. В воздух поднялся запах жженой костной плоти, но железнокрылый никак на это не отреагировал. Напротив, он изобразил жутковатую улыбку, собрав на переносице несколько складок, и провел языком по сухой губе.       – А ты вообразил, что меня интересует судьба какого-то похотливого ублюдка, за которым не уследил узколобый наставник, разлегшийся в луже собственной…       – Следи за языком, сынок, – осек отец, оскалив ряд потемневших, кое-где надломленных зубов. – Кто знает, в какую недобрую шутку сыграет его острота. – Он медленно повел плечами, разминая старые затекающие мышцы. – Ты должен осознать, какое влияние оказывают на нас традиции. Вулканический архипелаг следует по своему пути, и верность выбранному маршруту вознаграждается незыблемостью нашего уклада жизни. Ты можешь искать по всем уголкам континента, где лучше, но в конечном итоге вернешься к истокам своего предназначения.       Никель снова взял молот. Он заметил неровность на кующейся детали, напоминающей огромный стальной коготь. Последовал размашистый удар, затем еще один. Стонущий лязг металла заполонил мрачную кузню, где только пара масляных ламп и пузатый горн выступали источниками тусклого, ненадежного света.       – К каким еще истокам? – пробормотал Никель на вдохе перед очередным запевом будущего, накаленного докрасна оружия. – Что за… чушь ты несешь?       Отец изобразил некоторое удивление, поднеся лапу к широкой мускулистой груди.       – Ты огорчаешь меня, Никель, – выразительно проговорил Стаган. – С трудом верится, что мой сын не знает элементарных законов природы о наследственной передаче драконьих способностей.       Никель остановил молот в воздухе, когда он уже вот-вот намеревался воссоздать всплеск металлического напева. Юный кузнец поспешно отложил свое орудие и перевел взгляд на отца. Интерес одержал верх над гордостью.       – Какие еще законы? – спросил он.       – Элементарные, – позволил себе съязвить Стаган. – Ты знаешь, что бывает, когда создается драконья семья из разных видов, где один из членов может дышать огнем, а другой, предположим, не имеет крыльев?       Никель не знал ответа, как и, впрочем, не хотел занимать свою голову посторонними мыслями. Там и без того было недостаточно места, где значимую часть заняли мысли о Фрумели, где-то прячущейся в соседнем помещении за кучей хлама, всего через какую-то ничтожную толщину металлического листа.       – И что бывает? – спросил он, стараясь скрыть волнение. – Проблемы с потомством?       – Проблемы в общении с потомством, – заявил Стаган. Он проследовал до кузнечного очага, и его взгляд задержался на углях, пульсирующих жаром. – Дети в скором времени начинают задавать вопросы родителям, на которые не получают ответа. – Стаган повернулся к Никелю и заговорил писклявым голосом, нелепо имитирующий детский: – А почему мама имеет крылья, а у меня их нет? Почему папа дышит огнем, а я не могу даже дымок пустить из носа? Как так вышло, что у папы развитые пятипалые лапы, а я не могу досчитаться двух пальцев?       – Потому что…       – И что ты ответишь, а? – басовито вклинился отец, грозно склонившись над сыном. – Скажешь, что уродство принесено в жертву любви? Солжешь, что в скором времени отрастут крылья?       Никель растерянно раскрыл рот. Разговор строился так, будто Стаган знал о них с Фрумели, об их видовом различии, порицаемом на вулканическом архипелаге. Железнокрылый хотел что-то сказать в свою защиту, но на ум ничего не приходило. Время выходило, а отец, похоже, ждал решительных аргументов.       – Но…       – И это все, что ты можешь из себя выдавить, да? – наступал с тяжелым тембром Стаган. – Оправдания? Так вот послушай меня… Пока ты окончательно не поймешь, ради чего затеваются показательные изгнания с острова за межвидовые связи, ты никогда не получишь признания пепельных драконов. Пора бы уже научиться рассматривать строгость в этом вопросе как заботу о смене поколений. Драконы летали и будут летать. Извергали огонь и будут извергать. – Стаган проследовал до двери и, прежде чем покинуть душные стены кузни, обернулся. – Думай, сын. Думай лучше.