Четверо. Диалоги

      – Наслаждаешься воссоединением с континентом, да?       Физалис застала Лавера врасплох. Пернатый сидел под сенью остролистных, на скамье, спустив с нее хвост, блаженно раскидав крылья, и наслаждался необычайно звездным небом, сменившим нагромождение клочковатых туч. Городской сад почти опустел, но кто-то заботливо зажег масляные фонари. И теперь, разодетые в шелка, искусственно окрашенные в туманные оттенки солнца, они стояли в ночи, словно невозмутимые стражи Глоуна, вечно бдящие, непреклонные, поддерживающие головы-светильники своими ветвистыми руками. Легкое дуновение, чей-то осторожный голос за поворотом из пышных кустов сирени, и полное соитие с миром, долгожданное возвращение, принятие в свой стан и ненавязчивое предложение делить кров со всем, что попадается на глаза, дышит и живет. Время остановилось, в сердце сладко бренчала ненавязчивая музыка, а разум освободился от плотной завесы беспокойных размышлений, давших всходы на почве праздного возвращения, устроенного советом властелинов Земель. Они, бывалые правители, опытные наставники, фигуры для подражаний, остались где-то там, в стенах Храма, утомленные длительными обсуждениями и перенасыщением своих желудков. Далекие, кажущиеся выдуманными, воссозданные из частиц необъятной вселенной, гордые, неподступные, безмерно благородные отцы своих владений сладко посапывали на камнях и лежаках под куполом античного здания, его сводчатых комнат, видели сны о родных и близких, беспокойно ворочались, покоряясь расплывчатым картинам небывалых ужасов, что могли с ними произойти. Что определяло истинного властелина? Власть? Сила? Добродетель? Нет, подлинного правителя отличало от остальных богатое воображение, что любая из напастей прежде всего настигала семью. Любой намек на конфронтацию принимался предводителем на свой счет, что положительно сказывалось на условиях жизни подданных. Между тем, случались исключения. Некоторые использовали жителей как сито для муки. Угрозы пропускались через поселенцев, чахли, ослабляли натиск, забирая в могилу тысячи невинных. А семья продолжала крепнуть, питаясь ошибками и грехами, воспитывала поколение за поколением, вскармливая детей своей безоговорочной правотой.       Кто, если не Лавер рассчитывал на то, что ночь удалась? В городском саду ни души. Спят птицы и сверчки, льется тихая мелодия внутри, а огоньки фонарей едва заметно встряхивают челками. Кто отважится нарушить его покой? Случайный бродяга, звон кухонной утвари из открытого окна? Нет, все это не шло в счет. Только голос – знакомый, с приглушенным объемом, незатейливый меццо возник из ниоткуда, ворвался внутрь, разжигая в груди настоящий огонь.       Физалис… Откуда она, Матерь сохрани, взялась?       Фиолетовая авантюристка появилась внезапно, как поутру выпадает первый снег. Она не отказала себе в удовольствии дернуть Лавера за крыло, видя, что он, словно влюбленный мальчишка, поднял голову к звездам и предавался мечтам о неземной любви. Так думала Физалис, осознававшая, насколько сблизились они в последнее время, и давала волю своим чувствам, которые, как оказывается, в ее случае передаются через нарушение границ личного пространства. Лавер вздрогнул, и его перьевые крылья мгновенно прижались к спине, готовые в любой момент расправиться в призыве к попытке бегства. Вопрос, брошенный Лаверу в лицо, остался нетронутым.       – Что ты тут делаешь? – взволнованно пробормотал он. – Кажется, ты спала!       Хохолок Физалис прижался к голове, а уши напротив – заняли бедовое положение.       – Кажется, ты сбежал, – с насмешливой улыбкой заявила она. – Я понимаю, что у нас впереди целые – как тут выражаются – сезоны, но ты не предупредил, что мне станет холодно. Откровенно говоря, я предположила, что ты решил податься в путешествие, оставив меня позади. Ну, ты понимаешь, обилие дракониц и все такое…       – Нет! – запротестовал Лавер. Ему было непросто собраться и перестроиться разумом с благодатной тишины на пустые вопросы отношений, а потому его голос звучал надломленным. – Что еще за бред? Я никогда не подумаю…       – Ладно-ладно, – отмахнулась Физалис. – Опустим тот момент, где ты возбужденно извиняешься за то, что не совершал или не успел совершить. Пойман с поличным, так сказать. – Она кивком указала на скамью. – Вы позволите к вам присоединиться? – Ее хищные зеленые глаза издевались над ним. – Я не побеспокою вас своим присутствием?       Лавер сглотнул. Что с ней произошло? Это точно она говорила? Что еще за вычурная речь?       Физалис удовлетворило его замешательство и, не дожидаясь дозволения, она взобралась на свое место и, как продрогший на ветру воробушек, прижалась к плечу пернатого.       – Какой ты забавный, – промурлыкала она. – Выглядишь таким смелым, непроницаемым, уравновешенным, а когда рядом появляюсь я, ты начинаешь таять. Будем считать, что это комплимент в мой адрес.       Лавер молча смотрел вперед, стиснув зубы от ощущения неловкого положения, в котором оказался. Он уже начинал жалеть, что не позвал ее с собой. Ошибка крылась не в том, что он избегал постоянного взаимодействия, тактильных ощущений, а в готовности к ним. Если бы они с самого начала отправились на ночную прогулку вместе, он был бы готов, что Физалис будет мало одних только словесных прикосновений. Лавер ненавидел себя за проявленную слабость, но еще меньше он хотел дать повод Физалис ощутить эту ненависть на себе. На самом деле, чтобы увести подозрения, нет ничего проще, чем сменить тему. Лавер так и поступил.       – Первый день дома, как в первый раз, – заговорил он, краем глаза наблюдая за тем, как вздрагивает ее ухо. – Как будто мы заново родились.       – Так и есть, – согласилась она. – Если хорошенько подумать, мы родились в другом мире. Мы помним, как все началось там, но не знаем, как все началось здесь. – Она подняла глаза. – Были ли у нас родители? Семьи? Быть может, – Физалис заговорщически подмигнула, – имущество в виде тысячи оленей на пятистах акрах земли?       Лавер улыбнулся.       – Насколько я помню, ты не очень-то любишь мясо.       Физалис разочарованно вздохнула.       – Вот видишь, об оленях можно забыть. – Ее взгляд вновь оживился. – Но какой в этом смысл? То есть, я имею ввиду, какая разница, что осталось позади? Да, нас отправили на край неизведанной земли, с применением магии, – она потрясла перед Лавером ромбовидным браслетом, – из Вайзерона готовят приемника, из Никеля союзника, а из нас тобой симбиоз увядающего драконьего вида с процветающим. Мирдал получил свое, а мы извлекли из этого выгоду, разве нет? Подумаем о том, где мы завтра проснемся, что съедим, кого повстречаем и не станем терзаться прошлым. Оно напоминает мне сегодняшнюю рыбу, которую я никак не могу переварить.       Лавер поднял надбровья.       – Я удивлен, что ты так просто смирилась с тем, что нас использовали.       Физалис рассмеялась.       – Да уж, уместно говорить о справедливости, – она откинулась на волнообразную спинку скамьи, по-кошачьи поджав лапы, – когда сам вершишь несправедливость. Наслаждаешься моим обществом. Конечно, у тебя есть право возражать на этот счет, но побереги силы для других свершений. Со мной трудно, но скучать не приходится.       В ее поведении было нечто привлекательное, но вместе с тем вызывающее, нарочито вульгарное. Физалис была худа, но хороша собой. Чего только стоили эти зеленые, как кувшинки, глаза, приковывающие к себе неосторожный взгляд? Выудив хвост из-под себя, раскинув единственное оранжевое крылышко, приспустив веки и, как вскормленный заяц, сдвинув уши назад, Физалис с детским озорством разместилась едва ли не лежа, держа лапы согнутыми и с настойчивостью часовщика, наблюдающего за стрелками отремонтированного стража времени, следила за самым незначительным движением спутника. При ее своеобразном даре – заглядывать на шаг вперед, минуя эмоциональные и этические преграды, – эта незаурядная поза была способна сбить с толку любого, кто мыслил прямолинейно. Лавер не мог не представить, как ведут себя здешние драконицы в час уединения с теми, кому они симпатизируют, доверяют и не противятся сократить расстояние тел. Намекают? Говорят прямо? Или ждут, пока кто-нибудь отважится нарушить правила этой затяжной игры?       – Ты так смотришь на меня, – нежно улыбнулась Физалис, – будто половину жизни добивался моего расположения. Все никак не можешь решиться?       Лавер не растерялся, но подыграл не по правилам. Он склонился над ней, но так, чтобы случайно не коснуться ее, не задеть крыло, не дать отсчет ее действиям. Он был готов действовать, но оттягивал этот момент.       Кроме того, Лавер ощущал постороннее присутствие. Они были не одни.       – Теперь я понимаю, что тебе не давало уснуть.       Физалис, подтрунивая, склонила голову. Раздался томный вздох.       – Нагуливаешь аппетит?       – Оберегаю от стыда.       Она резко нахмурилась.       – От какого?       – Слишком людно.       Лавер уселся и кивком указал налево. Чутье его не подвело. По аллее неспешно шли двое: пепельный и коричный драконы. Было бы странно, если бы Лавер не признал в них Никеля и Вайзерона.       – Эвоно как Физалис развезло! – воскликнул Никель, подойдя первым. Вайзерон отставал позади маленькой тенью по сравнению с крупным, мускулистым выходцем вулканического архипелага. – Я всегда говорил, что любому напитку нужен свой наставник. Мы, знаешь, прилетели черт знает откуда, а эти брюзгливые старики, – он презрительно фыркнул, – называющие себя отцами Земель, усердно принялись угощать уставших путников странным кислым пойлом! Вот какой пример они подают молодому поколению!       Физалис не собиралась меняться в позе. Похоже, ей было глубоко наплевать, насколько соответствующим поведением она выделялась среди круга близких друзей. Она перевела взгляд на крепкого, хорошо сложенного Никеля и приветливо ему улыбнулась.       – Но тебе понравилось, – отметила Физалис. – Я видела, как ты, кхм, проклинал за каждой кружкой брюзжащих стариков.       Никель рассмеялся. Он был в прекрасном расположении духа, разомлевший под действием горячительного напитка, но этот факт не помешал Лаверу напомнить себе в очередной раз, что Никель по характеру сопоставим с пороховой бочкой. Достаточно незначительной искры, и его пепельный друг превращался из усердного изобретателя в одичавшего зверя, пускавшего в ход когти, которые, между прочим, уже в его возрасте были длиннее и толще, чем у кого-либо из присутствующих. Вайзерону об этом не зачем напоминать, но Физалис… Перегибать палку по ее части, беря в расчет ее нынешнюю склонность к… фамильярностям.       – А я и не отрицаю, – согласился Никель. – Уверен, что Вайзерон противился моей компании… – Икота не дала ему закончить фразу.       – Вовсе нет, – лаконично возразил Вайзерон, поправляя очки. Он выглядел уставшим. Его длинные усы свисали, не имея витка. – Каждый из нас волен распоряжаться своим заслуженным отдыхом вопреки устоявшимся нормам драконьего поведения.       На мгновение, Лавер забеспокоился, что Никель расценит этот аргумент как оскорбление, а потому поспешил развить мысль.       – Странно, не так ли? Мы переместились из одного мира в другой, а привычки не изменились. Там, – Лавер указал куда-то вверх, на звезды, – люди изрядно употребляли все то, из-за чего мутнеет разум, и восхищались драконами, как недостижимым эталоном благородства, а здесь люди по-прежнему пьют, но в обнимку с драконом.       Никель пожал плечами, и его немного повело в сторону. Он вытянул крыло в сторону Вайзерона, словно хотел опереться на него.       – А что тут странного? – удивился он. – Здесь люди также чтят драконов. Ну, наверно, не за благородство, – беспечно рассмеялся он своим гулким басом, – а за силу. Пока вы, развесив уши, слушали Мирдала, я побеседовал с Фертиллом, властелином Степных Земель. Он сказал, что более двух третей полей обрабатываются драконами. Производительность труда у драконьей расы выше, если верить его словам.       – Производительность желудка тоже, – вставила Физалис и засмеялась.       Никель, не мигая, смотрел на Физалис, а затем подхватил ее. К ним присоединились остальные.       – Ну что, – поглаживая лоб, предложил пепельный, – прогуляемся? – Он задержал взгляд на Физалис. – Слушай, если тебе действительно плохо, ты только скажи. Я отнесу тебя куда угодно, вот увидишь! Ты не смотри, что у меня лапы подкашиваются. Я сильнее любого из вас!       Физалис лениво, будто не имея особого желания, приняла сидячее положение и принялась вычищать лапу языком.       – Сегодня я в этом убедилась, – сказала она. – Ну что ж, веди.       И четверо друзей ступили на дорожку, залитую светом тусклым светом ламп. Вайзерон и Физалис сначала шли позади всех, но потом оказались впереди и о чем-то разговорились. Лавер, не слушая их, отставал, сетуя на свой провал. Как он хотел считать его безобидным упущением момента, но его спутница наверняка думала иначе. Сколько поражений ему придется стерпеть, прежде чем он научится побеждать?       – Я все видел.       Это Никель. Он поравнялся с Лавером. Его грузную походку то и дело кренило в сторону пернатого, и он с усилием старался держаться центра остролистной аллеи.       – Что видел?       Никель улыбнулся.       – Присматривай за ней лучше.       – Что? – несведуще отозвался Лавер. – Ты о чем?       – А если бы мы пришли чуть позже?       Лавер, сам не зная почему, становился раздражительным. Простое замечание Никеля ударило по гордости. Зарождалась скрытая обида.       – И что?       Никель остановился.       – С таким успехом ты упустишь не только момент.