***
Более всего чертоги и мастерские Ауле всегда, с того момента, когда принц нолдор впервые вступил под их своды, напоминали сыну Аэнариона кузни у Наковальни Ваула, что огненной башней возвышалась когда-то над Каледором. Юный Малекит бывал там не раз, ещё когда отец был жив. Сам, воочию увидев величайший вулкан Ультуана и парящих в небе драконов, для которых он был домом. А ещё исполинские кузницы и домны, что брали своё тепло от самих земных недр и ковали лучшие оружие и доспехи среди эльфийского народа. Дом Ауле был похож, очень похож на те детские воспоминания, несмотря на то, что он был построен не у гигантского вулкана. Размах и монументальность подгорных чертогов, их некоторая угловатость и строгость, напоминающая и непохожая одновременно на точëные башни городов эльдар. И, конечно, горны, что питались от земного жара, поднимавшегося из глубин благодаря костру и хитрым приспособлениям — они передавали тепло, но не пускали наружу ядовитые испарения. Воистину, Ауле можно было в равной степени назвать наставником нолдор и Отцом Дворфов. Работать с камнем и металлом здесь всегда было приятно. Начиная с лучших инструментов, которые можно было найти в Амане — и заканчивая мудрыми наставлениями Ауле. В отличие от своего воплощения в предыдущем мире — здесь Ваул был рад делиться знаниями с понимающим и въедливым учеником. И чего таить, Малекит много почерпнул из учёбы у Валы-кузнеца, во многом дополняя знания, полученные от Махтана и умения, вынесенные им из своего старого, погибшего мира. Ауле учил не просто кузнечному ремеслу, но настоящему взаимодействию с земной твердью. Конечно, бывший король тёмных эльфов не мог кроить мир по своему желанию, воздвигая и разрушая горы, как это делал Вала. Но одной лишь песней притянуть металл из земных недр, очистить его от примесей, поставить Огонь Глубин себе на службу, не боясь, что испарения тебя отравят, обратить один металл в другой с совершенно иными свойствами? Кто откажется от подобного? Да, лишь малая толика того, что Чародей мог и умел когда-то, творя заклинания ветров Огня и Металла. И уж точно не сравнится с тем чувством полного и абсолютного контроля над любой Тенью и самой Тьмой, что пришло к друкаю, когда он стал воплощением Улгу, одного из Ветров Магии. Но в условиях нового мира — и эти умения были немалыми. И потому во время учёбы у Ауле сын Аэнариона впитывал знания, словно умирающий от жажды — поглощал воду. Засиживаясь в кузнице едва ли не до третьих петухов, если только сам хозяин Чертогов спать не гнал. И Феанаро его в этом плане исключительно поддерживал, сам стремясь к новому, словно голодный дракон к добыче. Однако сейчас Малекит не постигал нечто новое, что мог дать ему новый мир и новый учитель. Напротив… он стремился вернуть Арде часть своего старого дома. И сейчас, возможно, сделал первый шаг к этому. Возможно, не по форме — но по сути своей. — Куи, рамалоки, — прошептал тëмный эльф едва слышно, касаясь пальцами маленькой головы своего творения. Румилевы руны, что потихоньку начали дополняться его собственными знаками, почëрпнутыми из свитков снежного Наггарота, нанесëнные с чародейской песней на губах и щедро сдобренные кровью, засветились одна за другой. От головы по тонкой шее и хребту до кончика свернутого кольцами хвоста, вдоль распахнутых перепончатых крыльев на крохотных шарнирах, очертив маленькие лапки с металлическими когтями. Глаза-самоцветы засветились багровым, лёгкие искры пробежали по чёрной чешуе, крылья и лапы дрогнули, лязгнув с металлическим скрежетом. Крохотный ящер из камня и стали пошевелился, но и только, словно ожидая более внятной команды от создателя. — Встань на лапы, — отдал приказ сын Аэнариона, наблюдая, как маленький драконий голем выполняет распоряжение. Выглядело несколько неуклюже, словно тот ещё не до конца пробудился ото сна. — Хорошо. Поднимись на задние лапы. Помаши крыльями. Сядь… Кукла послушно выполняла все команды, в конечном итоге даже немного взлетев над верстаком (пусть и сделав это откровенно неуклюже) — и тут же замирала, когда действие было выполнено, не проявляя ровным счётом никакой инициативы. Наигравшись с творением, эльда вновь погрузил его в сон, в задумчивости коснувшись пальцами подбородка. В целом, он был доволен своей работой. Прежние творения и других Нолдор, и самого тёмного эльфа только и могли, что выполнять простейшие команды, заложенные в них изначально. Как та лошадка, что он подарил единокровному братцу. Этот дракончик — был шагом вперёд, выполняя указания хозяина, в точности так, как он указывал. Не обучаясь, многократно повторяя одни и те же команды — да. Не проявляя инициативы. Но это был первый шаг по длинной лестнице. Лестнице, на вершине которых находилось самое совершенное оружие, которым располагали асуры, а затем друкаи и азраи. Сила, благодаря которой Каледор так долго был силой, с которой приходилось считаться всему Ултуану. Власть, что позволила бы Королю-Чародею укрепить свои позиции среди Нолдор, и была бы сполна использована в последующих войнах. — Сплав камня и металла. Союз земли и огня — твоих стихий, учитель. — Малекит поднял взгляд на наставника, всё это время молчаливо наблюдавшего за големом. Золотые глаза победно сверкнули, отразив пламя от горна. — А что будет дальше! Сын Аэнариона дал волю более молодой половине себя, пройдясь от горна к верстаку и обратно, вскинув руки, словно помогая словам жестами описывать свой замысел. — Представь себе его. Не крохотного, размером с ладонь, но настоящее дитя металла и пламени, размером, что будет превосходить даже Орлов Манвэ. Как гордо он сможет расправить крылья. Как будет дышать пламенем. Как бросит вызов небесам, позволив Нолдор, что станут его всадниками, отправиться куда они пожелают. Хоть на край света, хоть за Море! Ответом горячей речи Феанаро был полный раздумий и сомнений взгляд Стихии. Понимание с одной грани — и опасение, неодобрение, явно вызванное застарелой болью. — Ученик, ты высоко метишь. Велико в тебе внутреннее пламя, во многом тебе уготовано стать мастером. Но не стоит замахиваться на то, что не по плечу. Разве не рассказывал я тебе, к чему едва не привела моя собственная гордыня и жажда творения? И сейчас — ты идëшь по той же дороге. Посмотри на своё творение. Разве он живой? Или может делать лишь то, что укажешь ей ты, подобно детской игрушке? И, в конце концов, разве был он в Великой Музыке, полный замысел которой ведом лишь Отцу? — Пока что — нет. Но повторяя за тобой, я положил лишь начало длинному пути. Научи меня, как пойти дальше. Создать жизнь! Помоги превратить игрушку в друга и союзника! Малекит скрестил руки на груди, не колеблясь встретив взгляд Валы. Разумеется, он знал рассказ наставника о создании дворфов. Но так же был известен былому повелителю Наггарота и итог той истории. Мягко говоря, двоякий и зависящий от трактовки — особенно учитывая дальнейшие события. Ауле изрядно щëлкнули тогда по носу… но разве после этого он не получил того, что желал? Фактически — разрешение оставить своё творение в живых? — Разве Эру не принял твой дар, когда увидел, что твои дети — не безвольные куклы, а хотят жить? Ведь именно увидев их разум и услышав мольбы, он сжалился и позволил тебе, наставник, оставить их в мире. Разве после этого твоя супруга, Йаванна Кементари, не пробудила Пастырей деревьев, а Манвэ Сулимо не сделал Орлов своими вестниками? — Это так, но и Йаванна, и Манвэ творили с разрешения и позволения Отца. Неужели ты, как и я, готов рискнуть вмешаться в замысел Единого? Справишься ли ты с разочарованием, если тебе станет известно, что твоим созданиям нет места в Его Замысле? — Так ли уж и нет? — Малекит… хотя, сейчас, больше Феанаро, весело сощурился, явно не желая уступать в споре. Благо, у его более мудрой и старшей половины, был нужный аргумент. Который, во многом, и заставлял подозревать, что ничего невозможного в их общих замыслах не было. — В конце концов, разве Единый сделал безвольных кукол из нас, своих детей? Нет, Он наделил нас способностью мыслить, чувствовать — и менять его мир. Он дал нам свободу воли — и право использовать её так, как мы сами считаем нужным. Я не нарушаю его заветов и не пытаюсь, подобно Мелькору, поставить себя на одну ступень со своим создателем, не поднимаю против него бунт. Я лишь желаю творить и изменять этот мир, так, как вижу, в унисон с Великой Музыкой. Если бы Эру не предполагал, что в Арду будут вноситься изменения её обитателями, он не дал бы своим детям свободную волю, а мне — руки, полные таланта. Сын Аэнариона глубоко вдохнул пышущий кузнечным жаром горячий воздух, слегка обжëгший лёгкие. — Ну а если это не так, и на самом деле никакой свободы у нас нет, если всё вершится исключительно по Его Замыслу — то кто из нас поручится, что моё творение в Музыку, что до последней ноты известна лишь Эру, не входит? Кто скажет, что это не Он вложил мысли в мой разум, а умение, как сделать — в руки? Так помоги же мне, наставник! Научи меня, как сделать правильно! Или позволь хотя бы помочь тебе. Подумай, какими могли быть они. Дети огня и стали. Гордые. Пылкие. Искусные в обращении с твоими стихиями. Неужели ты, мой учитель и друг всех Нолдор, считаешь себя ниже, чем те, кто уже воплощал свои помыслы в Арде? Но это не так. Ауле не ответил, пристально, в ещё больших раздумьях и немалом изумлении смотря на эльда. Могучие, натруженные кузнечным молотом пальцы провели по черной бороде раз, другой, третий, перебирая опалëнные огнём волосы. Эльда же стоял на том же месте, скрестив руки на груди, внимательно наблюдая за каждым движением руки бога, ожидая вердикта. Однажды Ваул уже отказал ему, не согласившись благословить созданный Королем-Чародеем клинок, вершину его оружейного мастерства. Как будет в этот раз? Видит Хаос, появление истинных драконов, живых и разумных, выращенных именно им, Королем-Чародеем, несказанно помогло бы его замыслам. Под его воспитанием они стали бы верным ему Нолдор друзьями и союзниками, теми, кто сделал бы их будущие армии несокрушимыми — как когда то они сделали такими воинства Наггарита, Наггарота и Каледора. Но если же бог-кузнец откажет ему вновь… Что же. Сын Аэнариона это запомнит, и пойдёт уже собственным путем. В конце концов, драконьи големы из стали и камня, с хотя бы каким-то подобием разума — таким, к примеру, каким обладали в его родном мире каменные исполины, стоявшие на страже Катая, находящиеся под контролем его вассалов, тоже не самый плохой вариант. К ним-то точно никто претензий иметь не будет. А в том, чтобы дойти до подобного самому, своим умом, ему по силам — Малекит не сомневался. — Я… подумаю, ученик. Я подумаю над твоими словами и твоей просьбой.***
— А здесь — большая лестница, ведущая на второй этаж. Симметрично над ней — та, что ведет на третий, — друкай ткнул пальцами в расстеленный на верстаке чертёж, не касаясь его. После чего, на мгновение отвлёкшись, эльда обернулся на звук входящего. Точнее входящих — это два молодых Нолдор, в фартуках и с расшнурованными рубашками, чтобы не так жарко было, вносили новую партию досок в пустой дверной проем. — Так, кладите сюда, друзья. Сейчас как раз займёмся. После чего вновь повернулся к главному слушателю, с достойной только что проснувшегося дракона невозмутимостью продолжив разговор. — Так, на чем я остановился? Лестница. Как я уже сказал, на неё возьмём доски из красного дерева. Чёрное дерево на отделку комнат. Наличники и другие мелкие детали — опять-таки, из красного. Серебро для металлической отделки Махтан уже привнёс, вечером ковкой займусь. — По мне, так получается весьма мрачно, — Лаурэфиндэ скептически скрестил руки на груди, критически осматривая чертёж, а затем вновь переводя глаза на своего принца. Тонкие светлые брови изящно изогнулись. — Чёрное дерево, красное дерево, серебряные украшения. Феанаро, ты дом свой в Утумно превратить решил? Былой повелитель Наггарота ответил вопросительным взглядом, скользнув им по одежде и внешнему облику Нолдор. Золотые волосы, тёмно-зелёная одежда… И многолучевое солнце, вышитое на груди. Чёрная бровь слегка приподнялась, явно намекая на столь яркое сочетание цветов, которое, как он уже успел узнать, его собеседник-нолдо терпеть не мог. Тот слегка моргнул, после чего, тяжело вздохнув, закатил глаза. — Ладно, я признаю. Это всё ещё лучше, чем золотое на зелёном. Но всё же. — Когда будем непосредственно вырезать отделку стен, я инкрустирую в эбен серебряную нить. Это придаст хороший контраст — и будет не слишком мрачно. Кроме того, большая часть мебели будет либо из светлого дерева, либо из мрамора с побережья. Например, стол. — Ты представляешь, сколько серебра на это уйдет? И сколько времени? — Искусство вне времени, Лаурэ. — Ну да, глядишь, новоселье отпразднуем аккурат к освобождению Мелькора из Мандоса… Без всякой злобы пикируясь, эльдар резво принялись за распил досок. Лестница сама себя делать не спешила. А тем временем сквозь пустую дыру на месте двери со двора потихоньку начинали тянуться запахи костра и супа — рыжеволосый мастер, ставший первым учителем Малекита в этом мире, явно принялся готовить обед на всю компанию. Это позволяло надеяться на добротный ужин — кашеварить Махтан умел. В отличие от некоторых. Принц Нолдор поневоле ехидно усмехнулся, вгрызаясь зачарованной пилой в неподатливое дерево. «Дожили. Я, Чёрный Ужас, Король-Чародей, законный наследник Ултуана и повелитель Наггарота, в конечном итоге объединивший народы эльфов в единое целое и по праву заслуживший титул Вечного Короля… сам строю себе дом. И не в окружении покорных рабов, как можно было бы подумать — а с теми эльдар, что просто первыми откликнулись, когда я бросил клич о помощи. Докатились. И где же, спрашивается, мои рабы? Послушные рабы…» Отличались, при всей внешней схожести, народы Ултуана, Наггарота и Эльдамара друг от друга. Сильно отличались. Ултуан — как нехекарская пирамида с широким основанием. Чёткая иерархия сословий, от самого большого и низкого — до единственного на вершине. И каждое сословие трепетно борется за свою власть и привелегии. Иерархия, что в итоге закостенела в собственных традициях и одряхлела. Простые эльфы, рыцари, знать, князья и Король-Феникс во главе. И ведь в начале своего пути, во времена царствования Аэнариона и завоевания Малекитом колоний, система эта могла отличаться гибкостью. Многих проявивших себя в битвах простолюдинов могла ждать участь рыцаря, а затем — кто знает. Но чем дальше от Раскола, тем более закрытыми становились верхние ступени пирамиды, в конце концов превратившись в увядающее, держащееся на древних как мир обычаях общество. Где многие уже даже не помнили, от чего эти обычаи пошли, зато очень любили напоминать о необходимости и величии этих самых традиций. Да ещё и грызлись между собой почëм зря — достаточно вспомнить, как Имрик Каледорский, в итоге, сначала объявил независимость от остального Ултуана, а затем и вовсе Королю-Чародею присягнул. Увядание, как оно есть. Наггарот, его Наггарот — иной. Стальной каркас, прочно, смачно вбитый в незыблемое основание из камня и плоти. Тысячи и тысячи рабов из числа орков, зверолюдей, скавенов и прочих низших рас, что трудились под плетью господина. Но именно это рабовладение позволило им выжить на той суровой земле, возвыситься — и, что самое ироничное, сплотиться. В самом деле. Не столь интересно, как на Ултуане, из какого ты города или княжества. Куда важнее то, что ты, в отличие от низших, или ненавистных каждому в Наггароте асуров, являлся друкаем, ведь народ этот, его народ, являясь лучшими воинами павшего мира, в любом случае стояли выше всех других. Важнее незыблемых традиций было то, мог ли ты выполнять доверенную тебе задачу — ведь если не можешь, цена ошибки и неудачи высока как нигде более. Важнее принадлежности к знати или простолюдинам — то, к какому клану ты принадлежишь. Клану, гильдии, общественной корпорации — назвать можно как угодно, суть одна. В Чёрных Стражах всем плевать было, к какому роду ты принадлежал раньше, Палачи не смотрели, из какого ты города, а Корсары могли лишь посмеяться над древней родословной, если обладатель этой родословной не умел вести Чёрный Ковчег в шторм и не умел совершать успешные налеты. Обратной стороной этих преимуществ была запредельная жестокость к рабам и рабыням, на которых сваливались все тяготы жизни в снежном Наггароте, да и постоянная острая политическая борьба между кланами (и, пусть и куда менее острые и частые, укусы друг друга и внутри кланов. Достаточно вспомнить Куорана, обезглавившего своего предшественника на посту главы Чëрных Стражей прямо в тронном зале. Справедливости ради — обезглавившего по делу, за предательство). Впрочем, первое правитель друкаев особым недостатком не считал, а второе — вполне мог сдерживать собственной железный рукой, являясь гарантом порядка и стабильности в государстве. А Нолдор были расплавленным металлом, однородным и тягучим, которому ещё лишь предстояло застыть в какой-либо форме. Молодой, яркий, горячий народ, только начавший формировать то, что станет, быть может, его знатью. А может и не станет, кто его знает. В любом случае — разницы как таковой, по достатку или происхождению, сейчас между жителями Тириона не было. Король — и тот был лишь первым среди равных. Причём первым лишь потому, что его таким признали остальные. И королевская семья — точно так же, как и другие Нолдор занималась ремеслами и хозяйством, растили хлеб и фрукты, ходили на охоту… Словом, занимались всем, чем занимались их подданные. Только вдобавок к этому, ещё и управляли жизнью целого народа. Благо, чары, возможности творить и изменять мир вокруг себя которыми обладал каждый из эльдар, изрядно помогали в повседневных делах. Малекит скосил глаза на возившегося рядом Лаурэфиндэ, сосредоточенно работавшего молотком и с изрядной сноровкой вгонявшего в доски будущей лестницы один гвоздь за другим, скрепляя их намертво. И не скажешь, что отец у златовласки из ваниар, чтоб его. Жил эльда на два народа, но чисто нолдорского умения ему явно было не занимать. Чтобы понять разницу между подходами народов, достаточно было опытным взглядом посмотреть на нынешнюю ситуацию, когда тёмный эльф, собравшись с силами и ресурсами, приступил к постройке собственного дома, отдельно от Финвэ. Пора было решительно выходить из-под тени отца. Создавать собственное небо, не пытаясь блистать на чужом. Начинать, в каком-то роде, собственный небольшой двор, выискивая тех, кто будет готов пойти за ним. И для этого нужно было заявление — во всём подобное тому, что Чародей уже сделал на отцовской свадьбе. Организация собственного, отдельного жилья, Дома, который, тем не менее, не утратит связи с Домом Финвэ — отлично подходила. Вот только даже с колдовскими инструментами и знаниями ученика Ауле, в одиночку такую работу не потянуть. Как решали бы этот вопрос в гордой стране друкаев? Малекит пригласил бы лучших мастеров, которые создали бы проект, после чего нагнал бы рабов, что своими жизнями, потом и кровью воплотили бы его волю в жизнь. Что бы сделали ультуанцы? Наверняка пришлось бы торговаться с одной из многочисленных гильдий архитекторов, платить изрядную сумму золотом и самоцветами, после чего наверняка устраивать торг ещё раз, чтобы строителей не перекупили, ведь сосед твой также затеял стройку, и во всём старается превзойти тебя. А что у Нолдор? Фактически — Феанаро сам, от начала и до конца, создал чертёж, договорился насчёт материалов. После чего бросил клич среди жителей Тириона. Не прошло и дня, как два десятка по большей части молодых эльдар вызвались помочь. Кто-то взамен попросил выковать что, кто — как сам будет собственный дом строить, такую же поддержку оказать. А кто-то, например Урундиль с дочерью, или Лаурэфиндэ, золотоволосый и ехидный, но весьма умелый по части работы с деревом, просто так. По дружбе или каким-то своим, не озвученным причинам. И так уже вторую неделю подряд. И принц Нолдор, и простые ремесленники, землепашцы да охотники, вызвавшиеся ему помочь. Совершенно вравную работали на одной стройке, а после — ели в одном кругу. Болтали, обсуждали новости, а иногда и песни пели. По тонким губам пробежала легкая, почти незаметная улыбка, полная изумления и иронии. «Если бы только мать видела, чем я сейчас занимаюсь! Долго бы смеялась, бьюсь об заклад. И ещё сотню лет на эту тему бы подкалывала». Малекита, того Малекита, что помнил себя правителем совсем иного рода, это по-настоящему изумляло. И это несмотря на то, что он уже немало лет прожил среди Нолдор, а половиной души — и вовсе принадлежал к их числу. С другой стороны, душу грело, чего таить, напоминая Королю-Чародею те славные дни, когда он сам вот так же, почти как равный, сидел у костра со своими воинами — во время Колониальных войн, совместных боев с гномами и своего Северного похода. А с третьей… происходящее сулило интересные перспективы. Сплочённость. Клановость. Гордость. Наивность. Суждение по заслугам, а не по родословной. Какие-то из этих качеств импонировали Королю-Чародею. Другие наоборот, мешали, суля изрядные проблемы в будущем. Например, отсутствие столь полезной в хозяйстве вещи, как… золото или другие деньги. Однако и положительных черт хватало. Подобная сплоченность могла решить множество проблем, если её правильно направить. К примеру, предотвратить появление различных кланов внутри народа, как было в Наггароте. Напротив — постараться создать из Нолдор один большой клан, одну общественную корпорацию, противопоставив её всем остальным народам. Тем самым изрядно снизив количество внутренней грызни между кланами. Да и появления устойчивой прослойки знати, что закостенела бы, прибрав к рукам всю власть, можно было бы избежать. Единый народ, один клан. И лишь одна власть — власть Короля-Чародея. И тем не менее, эльдар придется закалять. И ожесточать. Ибо Малекит изрядно сомневался, что в нынешнем своем состоянии они охотно воспримут некоторые идеи. К примеру, рабство других народов. Но именно сейчас — все шансы это сделать были. В грядущем противостоянии с ваниарами и их прихвостнями, в Исходе на восток — расплавленный металл примет нужную ему, Чародею, форму, и затвердеет, став продолжением его воли. «Однако на некоторые жертвы придётся всё же пойти, — тёмный эльф мысленно хмыкнул, отмеряя нужное расстояние на доске. — От наложниц точно придётся отказаться… Моя будущая королева явно не оценит подобного. Да и Урундилю лишний повод отдалиться от меня не стоит давать. И чего только не сделаешь ради семейного счастья». — Феанаро, а где мраморные блоки лежат? У меня есть идеи насчёт большого стола! — громко раздался чей-то (на самом деле понятно, чей) звонкий девичий голос, в котором явно чувствовалось, что обладательница его задумала что-то интересное. Бывший властелин Наггарота подавил вздох, поднимаясь с насиженного рабочего места. — Сейчас покажу. «О боги. Нет, положительно. Быть королём Нолдор это не столько вести войска в бой, плести интриги или правильно выстраивать хозяйство государства, сколько постоянно знать, где и в каком месте что-то лежит, и сколько ещё осталось в запасе!»***
— Нет, не то. Не подходит, ни по звучанию, ни по смыслам, ни по магии. Если менять, то лучше на Eldoir… Чародей в лёгком раздражении несколько раз перечеркнул пером последнюю запись, прежде чем вновь внимательно вглядеться в листы пергамента с сопоставлением рун Эльтарина и Румиля. После чего на собственные расчёты. И затем вновь на алфавиты. Неделю он уже плотно сидел в свободное от обустройства дома время, что всё больше обретал внешние и внутренние очертания, над тем, до чего наконец руки дошли. Внесением стройного порядка в письмена Румиля. Однако если первоначальные шаги, раньше позволившие Чародею сделать шаг вперед в создании управляемого железного дракончика, дались довольно легко, то вот дальше дело изрядно замешкалось, начав продвигаться из рук вон медленно. Тёмный эльф, поëжившись, подбросил в весело трещавший камин, что, слава Тьме, уже работал, свежих дров, после чего, вернувшись на место, плотнее завернулся в расстеленное на полу одеяло. Идти сейчас обратно в дом Финвэ не слишком хотелось — ни ему, ни Феанаро. А из мебели в его собственном жилище успели пока что поставить лишь стол из белого побережного мрамора, выточенного умелыми руками Нерданэль, да рабочие верстаки. Ещё со времен Наггарота он от всей широты своей души возненавидел снег и холод. А в пока ещё недостроенном до конца доме, куда принц Нолдор перебрался почти что уже окончательно, проводя там большую часть времени, было довольно-таки зябко. И это несмотря на отсутствие зимы, как таковой. В отделку стен ещё не были инкрустированы руны, сохранявшие тепло. Нет, неженкой сын Аэнариона никогда не был. Малекит без колебаний мог ночевать в походе у костра, завернувшись в плащ, ради выживания пить свежую кровь, или добывать пропитание рыбалкой посреди зимы. В своё время так и приходилось делать. Однако это вовсе не значило, что подобное нравилось, или, тем паче, приносило удовольствие. Он. Ненавидел. Снег. Согревшись, Чародей вновь вернулся к рунам. Основной проблемой рунического алфавита, созданного Румилем, была, в первую очередь, бедность на смыслы. И отсюда вытекал целый ворох сложностей. Начиная от плохой приспособленности к начертанию сложных магических фигур на зачарованных предметах, и заканчивая ограниченным словарным запасом, что могли передать подобные письмена. Последнее, возможно, было не так важно в обществе, где осанвэ и искусством колдовской песни могли овладеть едва ли не все. Речь явно превосходила письмо. Однако второй проблемы это не отменяло. Увы, но первый и наиболее простой способ — заменить письмо Румиля Эльтарином, или уже тысячи лет как ставшим более привычным Королю-Чародею Друхиром — показал себя, как несостоятельный. Если руны были слишком бедны на смыслы, то многие из знаков его родного мира — напротив, слишком богатыми. Многих понятий, таких, как, к примеру, Ветра Магии, или Хаос (по крайней мере пока что), в Арде не было в принципе. Не говоря уже о том, что отнюдь не все символы подходили к местным заклинательным песням и местной магии — в принципе. В итоге, в последнее время друкай занимался тем, что сопоставлял и корректировал знаки, стремясь соединить две манеры письма в единую и непротиворечивую картину. Где-то беря за основу руны Румиля, но дополняя их, где-то — пользуясь видоизменëнным Эльтарином. А кое-где и вовсе приходилось ломать голову и придумывать нечто своё, собственное. В прошлой жизни ни разу не занимавшийся лингвистикой как наукой, Малекит отчётливо понимал, что ему явно не доставало теории. Возможно, именно поэтому дело и продвигалось столь медленно. Но, с другой стороны, глубокие познания в магии изрядно помогали осмыслить работу на практике. Пусть это и накладывало, во многом, отпечаток на будущее творение — сын Аэнариона видел направление уже сейчас. Новое письмо явно будет, в первую очередь, языком чародейства и магии. И лишь затем — всем остальным. «Saroir? Пожалуй, но её явно на доработку». Звук открывшейся двери и принесенная вслед за ним прохлада раннего утра, времени, когда Тьелпэрион уже засыпал, но Лаурэлин пока не зацветала — лишь звëзды выглядывали на какое-то время — заставила тёмного эльфа поднять голову. Глаза цвета расплавленного золота слегка потеплели, увидев вошедшую. Младшая половина души явно приободрилась, несомненно радуясь столь ранней гостье. Старшая и опытная — снисходительно хмыкнула. Отношения между Чародеем и дочерью Махтана складывались неплохие, более всего напоминая в последнее время дружбу двух увлечённых делом мастеров, что уважали друг друга. При этом — ни разу не пересекая незримую грань, хоть Малекит и видел, какие взгляды Нерданэль периодически бросала в его сторону. Да и ему самому порой приходилось удерживать, что порывы Феанаро, которому будущая королева явно нравилась, что зов собственной плоти. Он не спешил, не торопил события — просто практически постоянно находясь рядом, завлекая юную элиэ не дифирамбами в её честь — их черёд придёт позже, — но всё новыми и новыми делами, к которым её привлекал. Мыслями, которыми делился. Частью планов, пока что безобидной, из тех, что были нежно лелеемы в глубине души. Выказывая ей не страсть, но то, что лично он сам, былой владыка Наггарота, ценил куда более. И награждал этим, в отличие от страсти, отнюдь не многих. Доверие. Нерданэль события торопить, впрочем, также не спешила. Тем не менее, явно привязываясь к принцу Нолдор все больше. Отдавая должное её острому уму — по-прежнему не тратя время на глупое кокетство, больше проявляя заботу. Хоть и видно иногда было, что хочется ей, хочется иногда большего! И это было хорошо. Как для неё самой, так и для его собственных планов, которые, постепенно, воплощались в жизнь. Тем более, что сегодня он намеревался сделать ещё один шаг дальше. — Доброе утро, — тёмный эльф поприветствовал свою гостью, слегка зевая и вылезая из уютного кокона одеяла. Рыжая едва ощутимо вздрогнула, обернувшись на голос. — Доброе… стой, — В серых глазах, при виде зажжëнного камина, рядом с которым почти не осталось дров, одеяла и самого хозяина дома промелькнула искра понимания. Мгновенно сменившись укоризной. — Ты что, опять ночевал… здесь? — Ты же знаешь. В последнее время мне не слишком уютно в отцовском доме, — Малекит сладко, как кошка, потянулся, после чего подобрал с пола листы рукописи. — Особенно когда младший братец начинает плакать ночью. А здесь и стены помогают. — Ты мог бы пойти к нам, — девушка явно не желала сдавать позиции. Только что руки в стройные бока не упирала. — Отец комнату, в которой ты жил во время подготовки подарка к свадьбе короля, не разбирал. Всё на месте… И всё же она была мила в своей заботе. Тёплой, словно меховое одеяло. Однако в данный момент у сына Аэнариона были иные планы, чем препираться с будущей супругой. Куда более важные. — Нер, я не хочу сейчас спорить. Лучше посмотри. Раз ты пришла так рано, есть возможность обсудить, пока остальных нет рядом. Феанаро, потянувшись ещё раз, мягко шагнул вперёд, встав рядом с медноволосой, после чего протянул ранней гостье свои наработки. Та, мгновенно поняв, о чëм он говорит, цапнула ловкими пальчиками рукопись, забегав глазами по строкам. Сам же тёмный эльф в это время, не скрываясь, любовался тонкой шеей и острыми ушками, пробивающими рыжину, словно два кинжала — осенние листья. — Любопытно! Действительно любопытно. Но мне кажется, кое-где можно поправить. Вот, смотри — Нерданэль указала на несколько рун. — Я пробовала использовать эти символы так, как ты предлагал, при работе с камнем. По-разному. Если переставить руны в таком порядке… — А ну, постой. С этого места по подробнее, — Золотые глаза Короля-Чародея загорелись интересом. Как-то само собой так вышло, что, обсуждая новую теорию, эльдар незаметно для себя оказались буквально сидящими на мраморном столе, что стоял посреди просторной комнаты, предназначенной под столовую. Стол, надо сказать, заслуживал отдельного упоминания. Выточенный рыжей из целого куска мрамора, он повторял формой своей столешницы континентальные очертания Амана. Ну а на каждой пяди верхней поверхности (кроме небольшого пространства по краям) — искуснейшая резьба, изображавшая карту континента. Каждой мелочи, начиная с Пелори и заканчивая небольшими гравюрными изображениями чертогов каждого из Валар. Тонкая, раскрашенная, заботливо прикрытая полированным стеклом, вставленным в верхнюю поверхность стола. За таким — хоть на обед, хоть на военный совет. Вот только стульев ещё не было. Словно бы естественно рукопись отложилась в сторону, уступив место раннему завтраку в виде вчерашнего пирога с капустой и горячего травяного отвара. И куда ушёл яростный спор, сменившись неторопливой речью, мечтами о будущем и тихим обсуждением того, что ещё предстояло сделать в доме? — Я думаю, дней через десять уже закончим. Ожидаю увидеть вас с отцом на новоселье. Отказы не принимаются, — золотые глаза повелителя Наггарота довольно щурились, точно у сытого кота. — Ты же знаешь. Ни я, ни Махтан Урундиль Аулендур никогда не откажем в том, чтобы навестить тебя в столь важный день, — медные волосы Нерданэль рассыпались по плечам. Взгляд серых глаз блуждал по зале, пока сама элиэ вновь пригубила кружку с чаем. — И всë-таки… Интересный дом выходит. Гордый, статный. Но уютный. И подходящий тебе. — Согласен. Король-Чародей действительно сейчас был согласен с медновласой. Этот дом, словно маленький осколок его старого мира, действительно обещал быть под стать своему хозяину. Просторный, сложенный из тёмного гранита, с высокими потолками, стремящийся вверх на три этажа, подобно наггаротским шпилям, с большим количеством металлических вставок. Да и внутренняя отделка не отставала. Белый и чёрный мрамор, красное дерево и эбен, проблески серебра. Дом выходил на славу. Вот только сейчас Малекита интересовало не жилище. Привстав с насиженного места, он мягко развернулся, оказавшись напротив Нерданэль, всё ещё сидевшей, и пристально смотря золотыми глазами в серые. — Не хватает лишь одной важной детали. — Какой же? Чародей тихо хмыкнул, совершенно неожиданно для элиэ зарывшись в её медные волосы пальцами руки. — Хозяйки. Напарницы. Моей будущей королевы. И надеюсь, милая Нер, что ты не откажешь мне и в этой просьбе. Прежде, чем в глазах Нерданэль блеснула искра понимания того, что сейчас сказал стоявший совсем близко эльда, сын Аэнариона властно притянул её к себе, целуя в губы и оставив кубок с отваром в сторону. Настойчиво, сильно, горячо — но не пережимая, не требуя. Предлагая. Рано ещё было требовать, вопреки тому, что молодая часть души явно желала пойти дальше. Но Малекит не для того столько привязывал девушку, чтобы сейчас спугнуть. Спугнуть? Как же он ошибался. Но в этот раз весьма приятно. Лишь в полной мере, спустя несколько мгновений отойдя от изумления, осознав, что именно сейчас происходит, медноголовая начала отвечать. Неумело, неловко поначалу, но явно компенсируя отсутствие опыта пылом. И вот уже тонкие, но сильные девичьи руки обвили шею мастера, а сама Нерданэль прижималась к нему всем телом. «Надо же, — если бы не момент, которым он искренне наслаждался, Чародей мог бы мысленно рассмеяться. И сейчас Феанаро готов был ему вторить. — А девочка-то не из пугливых!» Это было хорошо. Значит, по крайней мере, в этой плоскости у них с будущей женой разногласий не будет. Однако, как ни прискорбно, сейчас стоило немного попридержать коней. Нерданэль явно немного… начала терять голову, и, судя по действиям, была готова зайти несколько дальше, чем было возможно сейчас. Чего точно не стоило делать, особенно учитывая тот факт, что совсем скоро должны были прийти остальные. Насладившись моментом и взяв себя в руки, Чародей мягко разорвал поцелуй, сделав полшага назад и весело смотря на почти-что супругу. Теперь он в этом уже не сомневался. — Что? Но… — прежде чем в серых глазах начала мелькать обида, разочарование, или, того хуже, страх, тёмный эльф чуть властно положил два пальца на девичьи губы, не давая немому вопросу слететь с них. — Чшш. Нет, Нерданэль, я не отрекаюсь от своих слов. И не собирался. Однако поверь. Я слишком уважаю тебя, чтобы это произошло так. В недостроенном доме, на столе, с риском, чтобы нас кто-то увидел. Ты достойна куда большего, — полушëпот Малекита приобрел тягучие нотки. Полные не только разумных слов, но и скрытого обещания. — Я всё сделаю так, как подобает. Сразу после новоселья. Поговорю с твоим отцом. Ты получишь от меня дар, созданный собственноручно — как и полагается по обычаю нашего народа. Дар от лучшего из мастеров Нолдор. Ты войдëшь в этот дом не как гостья, целующаяся с господином по углам, пока никто не видит. Но как полноправная хозяйка и принцесса. И вот тогда. Губы Короля-Чародея умело приблизились к острому ушку, поцеловав за ним, слегка захватив чувствительную часть — после чего спустившись вниз, по шее. — Тогда — мы вернёмся к этому моменту, Нер. Если ты согласна встать рядом со мной. Не только здесь, но и у рулевого весла нашего народа, если придётся. — Ты… — элиэ тяжело вздохнула, уже контролируя себя, но всё ещё крепко обнимая мужчину руками. — Ты знаешь мой ответ, Феанаро. Да.***
В чертогах Ауле, создателя земной Тверди, бушевал вихрь праведного гнева, обиды и зелени, обрушиваясь на металл и камень, подобно тому, как девятый вал бьется о прибрежные утесы. Телесные оболочки были сброшены ненужной одеждой — сейчас друг другу противостояли не величественные фигуры, что были привычны взору эльдар. Нет, ныне если кто-то из учеников великого мастера вошёл бы, он увидел бы сражение двух фэа. Двух могущественных стихий, что в гневе ополчились одна на другую. Корни мгновенно прораставших растений рвали каменный пол со скоростью, едва различимой даже глазу Нолдор. Лианы оплетали железные шипы, разрезая их поверхность листьями, словно нож разрезает масло. Незримая рука Природы повергала стены, словно нарочно пытаясь сказать, что любое рукотворное создание ничто перед её силой. Однако трещины в камне и металле в мгновение ока затягивались, точно их и не было, погребая под собой древесные корни. Дыры в стенах оказывались скрыты новыми пластами породы, демонстрируя вечность и незыблимость. А стальные наконечники, кружась и лязгая, отрезали зелёные побеги. И вот уже Огонь Глубин, вплеснувшийся из исполинских горнов, сурово ожëг вторгнувшуюся в его дом Стихию. И, в какое-то мгновение, нещадно борясь с камнем, но не выдерживая сражения с жаром земных недр, зелень с тихим вздохом отступила, всё ещё в обиде кружась у входа в Чертоги. — Значит, такой участи твои дети предадут моих детей? — горько зашелестели листья, вопрошая. — Топор для деревьев и крылатое пламя для их Пастырей? Ты вновь замыслил не посоветовавшись, не подумав! — Замыслил не я, но хочу я воплотить замысел — с помощью ученика. Разве я или мои ученики — изгои на землях Амана? — грозно ответствовало зелени пламя, ревя и раздувая жар. Огненные языки взметнулись к самому потолку чертогов. — Разве нарушали мы заветы Отца, подобно Мелькору? Нет! Мы верно служим Его замыслу, не прося награды. Но тогда почему уже второй раз слышу я упреки в сторону работы нашей, хоть Эру и принял сам мои дары, и позволил мне творить собственных детей? Разве не занялся каждый из вас тем же самым? Посоветовались ли со мной, когда Манвэ создал своих Вестников, и в небе расправил крылья Торондор? Ответствовали ли Ульмо, воплотив Змеев Моря, или Оромэ, призвавший своих гончих? Не явила ли ты сама миру, когда Отец дал тебе это право, защитников лесов, что, как ты сама предсказала, будут нести смерть моим детям, ученикам и кузнецам? Я не ниже всех вас, кроме разве что Сулимо! — Создала я моих Пастырей лишь для охраны тех, кто не сможет защитить себя сам! — вихрь зелёных листьев снова рассерженно зашумел. — Разве твои дети не оставят за собой лишь выжженную пустыню? Сперва эти, — лиана хлестнула в сторону, где покоилась наковальня, созданная специально, чтобы передать её дворфам. — Теперь эти! — листья указали на игрушечного крылатого змея, созданного Феанаро. — Настолько ты не любишь меня, что решил под корень извести детей моих? Огненный язык, точно плеть, стегнул по лиане, пытавшейся дотянуться до наковальни. Рёв пламени зазвучал низко, обиженно — несправедливым обвинением. — Никогда не желал я смерти всем твоим детям. Разве не противостоял я Мелькору в последней войне, как и все? Разве не дрались мы за свободный от него мир? Никогда мои дети не будут уничтожать всё вокруг лишь по прихоти своей. Друзьями и союзниками видел я их для Нолдор, моих любимых учеников, и вестниками для меня самого. Зелень замерла, словно в тягостном, болезненном раздумье. — Не отступишься ты от замыслов своих и твоего ученика, — наконец печально вздохнули листья. — Хорошо. Но об одном тебя молю тогда. Вместе с пылкостью добавь своим детям и разума. Первые творенья твои не питают любви к тому, что растёт и цветёт, полагаясь лишь на то, что сделано их руками. Пусть же вторые испытают любви к зелёному миру больше, подобно эльдар и Нолдор, являясь его частью. Пусть, охотясь, делают они это осознанно для пропитания, но не для забавы, а если жгут огнём — то для того, чтобы защитить друзей и союзников, а не просто терзая землю. Молю тебя, вложи в них осознанность и ответственность за свою силу и тот мир, что будет их домом! Не говоря больше ничего, вихрь листьев умчался прочь, оставляя пламя и твердь восстанавливать разрушенное в одиночестве.***
Алое, чёрное и серебряное. Так же, как много лет назад, далеко отсюда. Но впервые — в этом мире. Символ — и для всех разный, Хаос побери. Для каждой группы обозначающий своё. Для него самого — возвращение давно утраченного. Ещё не реванш за позорное поражение и смерть, но его начало. Фундамент будущих побед, вполне возможно, заложится сегодня. Для других, как и в принципе всё это новоселье — ещё один знак того, что молодой сын короля начал действовать. Никаких громких ссор с отцом или мачехой, никаких скандалов, но выход из-под тени Финвэ. Сохранение преемственности одного семейного цвета — истинного серебра, цвета короля, но обретение своих собственных. Столь отличающихся от спокойных серебряно-синих одежд короля, и тем более — от золота и белоснежных тканей королевы. Молчаливое противостояние — без капли бунта и непочтения. Малекит с наслаждением поднёс кубок с вином к губам, с приветливой улыбкой гостеприимного хозяина и снисходительностью в мыслях наблюдая за пирующими гостями. Большинство из них устроилось на обширном дворе дома. Губы улыбались, произнося нужные слова. Руки дарили подарки многим из гостей. Начиная от искусно выкованного Феанаро оружия (а что может быть лучшим подарком для представителя будущего народа воинов?), и заканчивая камнями, что под звёздами светились, освещая путникам дорогу. А глаза цепко высматривали во многочисленной толпе тех, кто пришёл сюда не только почтить праздник многообещающего мастера, по дружбе, или просто повеселиться. Тех, кто явился с определенными целями — или, по крайней мере, заинтересованный. Финвэ — всё понятно. Разумеется, правитель Нолдор никогда не пропустил бы маленькое торжество своего первенца. Но не мог он и не заметить того, что сын его избрал собственные цвета. Заявление сына короля всегда влечёт за собой цели, и Малекит не сомневался — позже между ними будет разговор. Вала Ауле — ожидаемо и хорошо. Внимательно изучает дом своего ученика, похоже, выглядя довольным, и приглашает навестить его Чертоги в ближайшие дни. Глаза Короля-Чародея предвкушающе блеснули, когда их обладатель вспоминал исходящее от бога ощущение. Весь в работе, глаза горят, мысли поглощены новым творением, вытесняя почти всё остальное. Неужели удача улыбнулась сыну Аэнариона? Неужели? Холодный, цепкий, но уже знакомый взгляд будущего врага, украдкой буравящий принца уже долго. Малекит беззвучно хмыкнул, цедя вино. Разумеется, правитель Ваниар, ровно как и его дочь, не могли не прийти — хотя бы в силу родственных связей между ними и правящей семьей нолдор. От их присутствия ни жарко, ни холодно — куда более показательно было то, что эта парочка — единственные из Ваниар, пришедшие на праздник. И это при том, что на свадьбе Финвэ от золотых голов было не протолкнуться. Вежливое, но весьма чёткое очерчивание незримых границ, начавших строиться между фракциями — одновременно с их зарождением. Гэлвэ из Альквалондэ, один из лучших мореходов Тэлэри — действительно был неожиданностью, но неожиданностью приятной. Сын Аэнариона в задумчивости сощурился, смотря на посланца Ольвэ. Понятное дело, сейчас он явился сюда по поручению своего короля. Но что мешает развить это знакомство больше? Возможно ли через него привлечь Тэлэри вместе с королём? Или хотя бы часть из них, если Ольвэ заупрямится? Явно стоило обдумать. Для грядущего путешествия на восток потребуется флот. И желательно свой. Всполохи рыжего огня средь черноволосой толпы. Махтан и Нерданэль. Малекит слегка улыбнулся, пересекшись с рыжей взглядом, едва заметно кивнув при этом. Подарки Урундилю и его дочери были изготовлены персонально, под их и только под их руки. И другие дары, куда более символические, уже ждали своего часа. Раз девушка созрела и дала свое согласие, Король-Чародей не видел более повода тянуть с помолвкой и свадьбой. Даром, что он и так долго сдерживал себя. Лица сменяли одно другое. Некоторых принц уже видел и не раз — например, всех тех, кто откликнулся на просьбу о помощи, когда этот самый дом пришлось строить. Большинство из них и так в меру тепло относились к Феанаро, а после этого праздника расположение лишь усилится. Закладка фундамента будущей преданности. Других — он видел в первый раз, или был знаком лишь мельком. К таким ещё предстояло найти подход. Однако под взгляд золотых глаз то и дело попадался кое-кто, сильно выделявшийся из толпы. Причём попадался довольно естественно. Поневоле притягивал взгляд на контрасте — третья золотоволосая голова на всём празднике. Молодой, обладающий как умом и хитростью, так и умением рук, а в данный момент шутящий субъект в зелёном с золотом. Вот — снова пересëкся глазами, на этот раз ехидно усмехнувшись и отсалютовав кубком. Малекит вернул усмешку Лаурэфиндэ, понимающе кивнув. Они друг друга поняли. Быть разговору. Двойственность — интересная черта. С одного бока — Нолдор. С другого — Ваниар. Только здесь, в отличие от Финвэ и Индис, всё было наоборот. Отец из приближенных Ингвэ и Манвэ, мать из народа любимцев Ауле. А сын — хаос его знает. До последнего времени — умудрялся жить на два народа. Славился несравненным охотником с копьем и резчиком по дереву как Нолдор, и был искренне любим среди этого народа, но был вхож и к ваниар. При этом ходили про этого красавца слухи, что семейные цвета он не слишком любит. Тем более удивительно было встретить его сначала на стройке. И ещё более — здесь. Явно не просто так. Особенно учитывая тот факт, что золотых голов на этом празднике — всего три, и две из них здесь — в силу родства с Финвэ. Уже позже, когда отгремели фейверки, а Тьелпэрион разгорелся, когда большинство гостей, как следует отпраздновав, разошлись по домам, а некоторые — были уложены спать в доме, Король-Чародей довольно хмыкнул, заслышав тихие шаги. Мгновение спустя — и легко, почти неслышно, на балкон третьего этажа дома вышел Лаурэфиндэ. — Я рад был видеть тебя здесь. Хотя это было и неожиданно, — тёмный эльф, наполнив вином кубок, пододвинул его севшему в кресло рядом собеседнику. — Мне казалось, что моё приглашение будет сожжено, размолото в пыль, и высыпано пеплом на голову заточëнному Мелькору. — Как всё же плохо обо мне думают, — полунолдо откровенно ухмыльнулся, принимая шутку и делая хороший глоток вина. — Неужели я в самом деле заслужил такие подозрения? Предать фактически друга, с которым мы этот самый домик и строили, и не прийти к нему на новоселье, не поддержать в столь ответственный момент? — Я очень тебе благодарен, друг мой. Увы мне — я усомнился в тебе. Но как было не усомниться, учитывая, что ты оказался почти что единственным золотоволосым эльда на этом торжестве, в то время как иные не ответили на моё приглашение ни словом, ни делом? Золотые глаза Короля-Чародея откровенно ухмылялись, смотря на залитый серебристым светом город, однако боковым зрением он внимательно следил за реакцией собеседника. Отреагирует ли, или не подаст виду, что заметил? — Увы, увы… это всё из-за обстановки. А ведь я предупреждал тебя — получится слишком мрачно. Особенно для народа моего отца, — тихо хмыкнул Лаурэфиндэ. — Однако, отдаю должное — в этих цветах есть своя определённая прелесть. Мне здесь начинает нравиться. Как и твой подарок, впрочем, — он небрежно кивнул на длинную, на пару голов выше себя самого алебарду, с рукоятью из черного дерева, длинным копейным острием и лезвием-полумесяцем. Сплошь покрытую узорами и письменами. — Я хорош с копьём. Думаю, быстро научусь управляться и с этой красавицей. Малекит откинулся на спинку кресла, слегка прикрыв веки и небольшими глотками наслаждаясь вином. Ответ, в котором фальши не чувствовалось, по крайней мере пока, был весьма красноречивым. Начиная с фразы «народ моего отца». Не его собственный. Хорошо. Мальчишка позиционирует себя, как нолдо, которому не зазорно прийти в дом к первенцу Финвэ. И это он продемонстрировал перед всеми в то время, когда народ его отца полностью проигнорировал праздник — во многом, тоже сделав заявление. При этом, не гнушаясь намекнуть, что подарок оценён по достоинству и понят. Ну и разумеется, в чисто эльфийской манере, ничего не говорить прямо. Конечно, здоровая паранойя никуда не денется ещё долго. Мальчишку ждут проверки. Однако пока что глупо было не приметить столь многообещающего союзника. Умного, хитрого, умелого с оружием и не только. И, что немаловажно — как и Махтан, уважаемого в народе. — Рад, что тебе, в итоге, понравились мои цвета, мой дом и мой подарок. И как жаль, что такими темпами, мне в итоге придётся от всего этого отказаться. Как и тебе впрочем, — Чародей, вздохнув покачал головой. — Ведь, учитывая то, что происходит при дворе Валар и моего дорогого отца, совсем скоро не только Тирион, но и весь Валинор превратится в один сплошной благой хор. И Нолдор там будут петь в третьем и четвертом ряду. Причём фальцетом. Вот и первый пробный укол, предвещающий то, о чëм Малекит думал уже давно. С рождением Нолофинвэ число ваниар среди свиты Индис — и в Тирионе в принципе — начало увеличиваться. Пока ненамного, пока незаметно. Но дорожка, по которой стали медленно идти события, начала становиться заметной. — Какая жалость, — при словах «петь фальцетом» Лаурэфиндэ скривил лицо, наливая себе ещё вина. Кажется, слова эти его несколько задели. Глубоко так. — Ходить мне, выходит, до Конца Мира в зелёном и золотом, да петь в хоре. А я только-только, с осторожностью начал задумываться о том, чтобы сменить цвета на чëрно-красное. Пальцы в чёрной перчатке удовлетворенно забарабанили по подлокотнику кресла. Нет, Малекит явно не ошибся с возможной кандидатурой на место будущего главы Чёрных Стражей. Слово сказано. Дальше прощупывание почвы с обоих сторон, возможный торг, и, быть может, некоторый намёк на дальнейшие планы. — Даже так? Кто знает, если тебе уж так надоел зелёный с золотом, быть может, не такая уж плохая идея сменить цвета, — сын Аэнариона вдохнул свежий воздух полной грудью. — Тем более, что к цветам впридачу могло быть отдано место воспитателя будущих принцев, командира личной стражи, а там, кто знает — и правой руки короля. Лаурефинде ехидно приподнял брови, слушая. — Слова «правой руки короля», без сомнения, ласкают слух, друг мой. Но они отдают и странным привкусом. Разве король наш — не твой отец, Феанаро? Разве не правит он здесь, и не будет править долго, ведь смерти нет в Амане? Или же мне послышалось, и вместо «короля» ты хотел сказать «принца»? — Я сказал лишь то, что хотел сказать, Лауре. А как… как-нибудь. Когда-нибудь. Где-нибудь… — Золотые глаза откровенно наслаждавшегося пикировкой Чародея устремились вперёд, на Восток — в ту сторону, на которую выходил балкон. Синие очи Лаурефиндэ вначале сузились в удивлении. Затем же — расширились, когда их владелец резко обрёл понимание, о чëм именно идет речь. — Даже так… — Именно. Вечность длится долго. И как её лучше коротать? В хоре фальцетом? Или же нет? — Уж точно не фальцетом, — тихо рассмеялся Лаурэфиндэ. Впрочем, он быстро посерьезнел, отбросив иносказания и шутки в сторону. — Хорошо… мой принц. Я с радостью стану командиром твоих стражей и наставником твоим наследникам. Если они появятся. — Я уже работаю над этим, — мягко ответил темный эльф, вспоминая горячую кожу, волну медных волос и тёплые серые глаза.***
Огонь был ал, и бор из щепок пылал. Языки пламени в жаровне, поставленной на верстак, жадно лизали огромные, с половину головы эльда размером, твердые как камень яйца. Учитель и ученик, до боли вглядываясь в свою работу, пели колдовской гимн творения, отголосок Великой Музыки. Лишь тихий, но весьма отчётливо слышащийся треск заставил их умолкнуть. Резко шагнув к столу, Малекит, не особо обращая внимания на такие мелочи, как возможная боль от новых ожогов, выхватил с жаровни горячее от пламени яйцо, по которому одна за другой потихоньку змеились трещины. Кто-то с тихим писком пробивал себе ход наружу. Медленно, но верно. Мгновение спустя — скорлупа словно взорвалась изнутри, обдав эльда осколками. Большие части яйца упали, оставляя в обожженных руках горячее крохотное тельце и заставив Чародея слегка зашипеть, когда маленькие коготки, цепляясь за руки, позволили их владельцу, ворочаясь, устроиться в руках поудобнее. Глаза Малекита горели торжеством. Дыхание чуть сбилось, смотря на чудо в его ладонях. Маленькая голова на тонкой пока что шее, четыре лапки, крохотные крылышки… Чешуйчатый змеëныш, первый из рода Рамалоки, великих крылатых драконов Средиземья, чихнул искрами. Разума тёмного эльфа коснулось мягкое прикосновение осанвэ. — Тепло. Хорошо! Разумный. Разумный! Да, на это придётся оглядываться и подстраиваться. Да, на какую-то часть они станут творениями Ауле и, быть может, будут оглядываться на его заветы. Но эта цена не такая уж и большая, если подумать. Особенно за ту силу, что они принесут Нолдор. И Малекиту, который их вырастит. — Привет, малыш, — золотые глаза искренне улыбнулись маленькому дракону.