О чудовищах

Крытнички оказалось маленьким селом, не имеющим даже своего кабака или шинки. Поэтому Алек, следуя совету щедрого трактирщика, спешащего выпроводить опасного клиента, направился сразу к дому солтыса - местного главы, старосты. Провожаемый любопытными и настороженными взглядами, Алек пустил Черча медленным шагом. Была б его воля, схоронился бы он в полях, чтоб явиться к солтысу в потемках и избежать всей этой кутерьмы. Но дорога в селе одна, и Алеку приходилось сдерживаться, чтоб не пустить коня галопом. Странная тишина висела вокруг, не слышно было гомона ребятни, заливистого хохота девок и пустого бахвальства парней. Едва завидев всадника, матери быстро оттаскивали любопытных малышей, загоняя в дом, старшие смотрели с любопытством и опаской. Алек привык уже к интересу женского пола, к нарочито-застенчивым взглядам, кидаемым поверх рукава, к завлекающим улыбкам, к выставленным словно случайно округлым грудям, упруго натягивающим домотканые рубахи. Все это длилось ровно до тех пор, пока они не видели его медальон. Пока не понимали, кто он такой. Ведьмак. Мутант. Чудовище. Алек не был большим приверженцем постельных утех. В ведьмаках вытравливали влечение травами и эликсирами, но видно в его трансмутации что-то пошло не так. Он мог спать с женщинами и не отказывал себе в этом, хоть и редко какая из них оставалась рядом, стоило узнать кто он такой. Но находились и те, кому секс с опасным ведьмаком казался сродни укрощению дикого зверя. Алек не находил особого удовольствия в этом, но отказываться от редких подарков не собирался. Он знал, скоро смущенные косые взгляды, что кидали на него молодухи, сменятся ужасом при его приближении. И не обольщался относительно собственной привлекательности. Дом солтыса, как водится, был богаче и больше остальных. Высокий, с резными наличниками на окнах, с деревянным ладно пригнанным крыльцом, с плетнем, окружавшим большое подворье. Сам староста стоял в окружении домочадцев, подбоченясь и заложив большие пальцы рук за тяжелый кожаный ремень, сдавливающий тугое пузо. Алек спешился. – Здрав будь, солтыс. – И тебе не хворать, рыцарь. Что привело тебя к нам? Алек молча потянул за цепочку, вытаскивая медальон из-за ворота. Оскаленная волчья пасть закачалась, повиснув на широкой груди. – Говорят, у вас есть работа для меня? – негромко спросил Алек, замечая как невысокая жена солтыса обнимает троих маленьких детей, пряча их от взгляда ведьмака. Странно, но сама женщина не показалась Алеку напуганной. Словно что-то сломило ее, горе настолько большое, что не оставило места страху. – Опоздал ты с этим, милсдарь рыцарь, – угрюмо ответил ему солтыс, потирая глаза, словно силясь прогнать непрошеные слезы. – Давеча мужики изловили это чудище. – Курва! – вдруг ощерилась солтысова жена, тычками отправляя детей в дом. – Тварь болотная! – Она выпрямилась, с ненавистью глядя куда-то мимо Алека. Кулаки ее сжимались в бессильной злобе. Через миг, опомнившись, женщина убежала в дом, взметнув юбками. Ведьмак с изумлением перевел вопрошающий взгляд на солтыса, но тот промолчал, отвернувшись. – И что вы сделали с чудовищем? – спросил Алек настороженно. – Да, знамо дело, убьем, – солтыс почесал обширную плешь. – Токмо пока не знаем как. – Он поднял глаза на Алека. – Может, ты, милсдарь, что подскажешь? Не всякое чудовище боится железа, Алек знал это, как никто другой. И ради безопасности сельчан, умудрившихся каким-то образом изловить одну из тварей, с которыми ему приходилось иметь дело, Алек согласился пойти. В конце концов, он поклялся защищать людей, даже если они настолько глупы, что тащат опасное чудище в собственный дом. – Где я могу оставить коня и свое добро? – осведомился он, доставая один из мечей и закрепляя ремень портупеи на груди так, что клинок оказался за спиной. – Да в любом доме, – махнул рукой солтыс. – У нас тут село небольшое, все свои, воровать некому. Он обернулся, рассматривая Алека, и вдруг чуть приподнял губы в улыбке. – А или оставайся у меня, милсдарь ведьмак. Место есть, хозяйка моя готовит отменно. Да и тебе ночью-то не с руки в дорогу собираться. – Твоя правда, солтыс, – чуть смущенно кивнул Алек, беря коня под уздцы. – А хозяйка твоя не забоится? А то, глядишь, испугается да и выкинет меня во двор. Он натянуто улыбнулся, встречая такой же насмешливый взгляд старосты. – Ой, не знаю, как у вас там, господин ведьмак, – солтыс неопределенно покрутил рукой, открывая ворота и провожая Алека к видневшейся неподалеку постройке, очевидно служившей конюшней, – но у нас в семье мое слово крайнее. Как скажу, так и сделает. Алек склонил голову, пряча усмешку, позволяя собеседнику это небольшое бахвальство, поскольку в нем, как и в жене, чувствовалась какая-то неизбывная печаль. Горе, слишком большое даже для этих мощных натруженных плеч. Стоило им подойти к постройке, как из нее, пригнувшись, вышел парень. Светлые волосы пшеничной волной упали на лицо, ловя последние блики солнца. Алек невольно залюбовался их цветом, пока не встретился с насмешливым взглядом странных золотистых глаз. Парень, как все здешние кметы, был крепким и основательным, с мощными плечами и мускулистыми руками. – Это Янош-Кристоф, – не без гордости проговорил солтыс, похлопывая парня по плечу, – сын моего брата. Алек учтиво кивнул, отмечая про себя странное имя, о корнях которого ему не хотелось думать. Янош перевел взгляд на Черча, и глаза его сразу потеплели, а руки бездумно потянулись приласкать мягкую темную челку, одарить лаской мощную шею. Порывшись в кармане, он протянул коню яблоко, которое тот с радостью принял. – Я думал ведьмацкие кони неприступны, - хмыкнул он, пристально разглядывая Алека. – Ну, – Алек изобразил задумчивость, – не им приходится сражаться с чудищами, защищая людей. А потом получать камнями по заду, унося ноги от “благодарных” спасенных. Янош засмеялся, но как-то нерадостно, словно через силу. Кивнув отцу и Алеку, он взял коня под уздцы и повел его к постройке, о чем-то тихо бормоча. – Наконец-то Черч нашел достойного собеседника, – пошутил Алек, – меня он перестал слушать еще пару месяцев назад. – Не серчай на него, милсдарь ведьмак, – вдруг погрустнел солтыс, смотря вслед уходящему парню, – тяжко ему приходится. Он пожевал губу, потом развернулся и пошел к дому, жестом пригласив Алека следовать за ним. – У нас тут, вишь ли, места-то дремучие, село небольшое. Видал, небойсь, сколько прудов да рек вокруг? Алек кивнул. Трактирщик так и сказал: Озерный край. – Мужики все больше рыбачат, – продолжил солтыс, медленно бредя к дому. – Охотой еще пробиваемся. Все друг друга знаем, все на виду. Редко когда к нам чужие заезжают. Однако случается. Брат-то мой, вишь, дровосеком был, срубил себе избушку недалече в лесу, да сам хозяйство и вел. Вышел он однажды к реке, сеть, значит, закинуть. Тогда, помнится, нерга на нерест шла. Глядит, а по воде ладья плывет: без весел и правила, сама по себе. Ну он вошел в воду, да и вытащил ее на берег. А в ладье той баба лежит. Эльфийка, значит. Красивущая, что твоя роза! Да-а, вот так оно бывает… Солтыс застыл посреди двора, задумчиво глядя на темневшую вдали громаду леса. Острые шпили сосен протыкали черными иглами пестревшее закатными красками небо. Алек глядел вместе с ним, пытаясь представить, что гордая эльфийка могла найти в простом дровосеке из затерянного в лесах села. Он знал, что глупо было осуждать первородных за их отстраненность и спесь, слишком многое они потеряли с приходом людей, но ничего не мог с собой поделать. Любой встреченный на его пути эльф, не задумываясь, снес бы ему голову. Впрочем, теперь становилась понятной и некая отстраненность Яноша, и странное имя, очевидно данное в память о матери. И невероятный цвет его глаз, напоминавший об Ар-Дираэле, чьи золотые рассветы так любил воспевать Сай, трубадур, с которым их дороги пересекались достаточно часто, чтоб они могли считать себя друзьями. – А что стало с эльфийкой? – осторожно полюбопытствовал Алек, коря себя за то, что тревожил чужие воспоминания, уже подернутые пеплом забытья. – А что стало? – пожал плечами солтыс, оборачиваясь. – Знамо дело, ушла к своим, как память-то к ней вернулась. И на дите не посмотрела. А брат мой еще пару лет промучился, пока его медведь не задрал. До последнего вспоминал ее. Алек втайне порадовался за Яноша: эльфы крайне плохо относились к смескам. И то, что он остался с отцом, а потом – с приютившем его дядей, можно было считать большой удачей. – Заместо сына нам стал, – сказал солтыс, направляясь к дому. – Своего-то мы потеряли… Алек застыл, словно пораженный громом. Так вот что за горе сгорбило плечи отца, заглушило страх матери и поселило неизбывную горечь в глазах брата. Он чувствовал, что эта смерть как-то связана с чудищем, которое выловили кметы. Но задавать вопросы не стал, опасаясь тревожить и так еле затянувшиеся раны.