О чудовищах

Алек всегда спал чутко, но выматывающая дорога и волнения предыдущего вечера сделали свое дело. Так что, когда он проснулся, то вся семья приютившего его солтыса, включая малых детей, была на ногах. Хозяйка дома, которую, как он узнал, звали Янина, как раз убирала со стола остатки простого завтрака, оставляя ведьмаку его порцию, накрытую чистой льняной тряпкой. Когда Алек, завершив утреннее омовение, сел за стол, немного смущенный тем, что доставил хозяйке лишние хлопоты, Янина, махнув на его извинения рукой, придвинула к нему миску с творогом и плошку с горстью малины. Алек не спеша завтракал, разглядывая хлопочущую по хозяйству женщину. Черты лица ее были грубоваты, брови низко сдвинуты над переносицей, а руки, раньше времени состарившиеся от непосильной работы, ловко порхали над разделочной доской. – Хорошая у вас семья, хозяйка, – подал голос Алек. – А как долго вы с супружником женаты? – Так почитай двадцать лет уже, – ответила Янина, не оборачиваясь. – Как я в возраст вошла, так родители меня и сосватали. Алек не знал, как расспросить мать о погибшем ребенке, не решался затрагивать эту болезненную тему. Но Янина сама заговорила об этом. – Мы уж Якуба нашего сговорили, за дочку трактирщика, – она всхлипнула, продолжая шинковать репу, руки ее словно жили отдельно от хозяйки. – Жить бы им вместе, да деток на радость растить. А оно вот как вышло… Янина бросила нож, уперевшись руками в край стола, и сгорбила плечи, всхлипывая и роняя слезы на разделочную доску перед ней. – Курва! – вновь вскричала она. – Тварина болотная! Чудище проклятое! Загубила моего мальчика! Ой, сгубила сынка! Она осела на пол, прислонясь к ножке стола, и завыла так, словно с нее живьем сдирали кожу. Косынка ее сбилась, тонкие мышиного цвета волосы растрепались. Алек вскочил и, подбежав к ней, попытался поднять. Но она, схватившись за его руки, вдруг перестала рыдать и уставилась на него широко распахнутыми глазами, в которых горел огонь ничем не прикрытой чистой ненависти. – Пусть она страдает! – громко зашептала Янина, вцепившись скрюченными пальцами Алеку в предплечья. – Пусть сдохнет, тварина! Но сначала она познает все! Все, что бабе приходится вынести! Алек с трудом отодрал ее цепкие пальцы от своих рук и поднялся, с жалостью глядя на скрюченный силуэт женщины на полу. Он почувствовал, что задыхается в пропитанной ненавистью и злобой атмосфере этого дома. Выскочив наружу, он побрел к задней части дома, туда, где высокий плетень отделял подворье от заросшего густым бурьяном пустыря. Перемахнув через препятствие, Алек по пояс погрузился в траву. С трудом продираясь вперед, он, словно корабль, раздвигал густо растущие стебли, сминая ладонями головки цветов. Упоительный аромат трав вскружил голову, заставив опуститься на колени, а затем, раскинув руки, упасть спиной на теплую землю. Знойный воздух, медовый запах диких соцветий, неумолчный звон мошкары вокруг словно очистили его от удушающей пелены чужой ненависти. Трава мягко ласкала кожу, слабый ветер принес свежий запах воды. Где-то вблизи протекала речушка. Люди. Он был сотворен для их защиты. Но от кого? От порождений их собственной злобы? Люди пришли на эти земли незваными чужаками, огнем и мечом отвоевывая каждую пядь. Первородные: эльфы, гномы, краснолюды – были быстро оттеснены ими, заперты в узких ареалах. Лишь дриады Брокилона еще пытались бороться за свой лес, но и они вскоре падут пред неуемной человеческой жаждой. Так стоят ли люди того, чтобы защищать их от ими же созданных тварей? Когда-то, будучи еще совсем юным, он спросил у своего наставника, Ходжа, почему Раду, один из старших ведьмаков, иногда приезжавший в Каэр-Морхен, утверждает, что люди ненавидят их. Разве они не созданы специально, чтоб защищать людей? Именно тогда мудрый Ходж сказал ему: "Люди боятся не ведьмаков, а те страхи, что они способны победить." Даже сейчас, спустя много лет, Алек не мог понять до конца простой мудрости этих слов. Наверно, что-то было в воздухе или в воде, а может в самой природе Крытничков, что притупляло бдительность ведьмака. Ничем иным он не мог объяснить то, что подпустил незнакомца так близко. Алек очнулся лишь когда мягкие сафьяновые сапоги, украшенные самоцветами, остановились в шаге от его головы, лежащей на смятых стеблях пустырника. – Так-так-так, – произнес мужской голос, глубокий и одновременно насмешливый, – а мне рассказывали легенды о сноровке и скорости ведьмаков. Алек вскочил, оказавшись нос к носу с незнакомым магом. Мужчина был лишь немногим ниже его, но гораздо более опрятен, а главное – потрясающе красив. До этого Алек нечасто замечал мужскую красоту, разве что изредка бросится в глаза ладная фигура или поджарый зад. Не девка, чай, на мужиков заглядываться. Но пришлый маг был бесстыдно, вопиюще красив. Так, что Алек застыл с приоткрытым ртом, не зная, что сказать в ответ. <div align="center"><img src="https://farm2.staticflickr.com/1946/44210230535_f9ea362ed8_o.jpg" width="90%;"></div> Первым, что привлекало внимание, были его глаза. Их необычный разрез, а более всего - изжелта-зеленый цвет и узкий, вытянутый зрачок. Алек еще не видел никого, кто бы мог, как и он, управлять своим зрением. Но у него эта способность появилась в результате мутаций, а вот магу похоже пришлось чем-то за нее заплатить. Его утонченные черты лица, необычной формы нос и скулы заставляли думать о примеси восточной или эльфийской крови. Но уши имели самую обычную форму, а значит в родословной мага затесался кто-то, прибывший с далекого и таинственного Востока. О людях, живущих там, было мало что известно. Ходили слухи, что они могли приручать элементалей, а потому их маги обладали поистине безграничной силой. Но все же маг, горделиво стоявший перед ним, впечатлял сам по себе, без учета таинственных предков. Его волосы были уложены так, что поднимались надо лбом, изгибаясь плавной волной. И, Алек был в этом уверен, никакая скачка не растрепала бы их. Его поджарое, хорошо развитое тело было облачено в плотные облегающие кожаные брюки и темно-красный редингот, украшенный вышивкой и самоцветами. Пышное белое жабо, сколотое крупным рубином, виднелось в вырезе костюма. Левое ухо его украшал кабошон: маленький, но очень яркий, похожий на капельку крови. На пальцах плотно сидели перстни. Но это как раз и не было столь удивительным: маги часто пользовались амулетами. Хотя мужчины обычно предпочитали избегать украшений, вставляя камни в посох или попросту нося их в мешочке на поясе. В общем, незнакомый маг был разодет так, словно только вернулся с маскарада. Что, впрочем, не мешало ему с потрясающей наглостью рассматривать Алека в ответ. – Ну надо же, – язвительно проговорил он, не сводя с Алека пристального взгляда, – первый раз вижу немого ведьмака. – Я не немой, – возразил Алек. – Но и разговорчивым тебя не назовешь, – парировал маг, отворачиваясь и разглядывая поросший бурьяном пустырь и полосу леса за ним. В своем роскошном одеянии на фоне простой безыскусной красоты здешних мест маг смотрелся чужеродно. Но, похоже, это его ничуть не смущало. Ничтоже сумняшеся он, вздернув полы редингота, уселся прямо на смятые Алеком стебли. Взглянув на него снизу вверх, он великосветски кивнул и нагло заявил: – Стоять передо мной не обязательно. Можешь сесть. Алек, не раздумывая долго, плюхнулся на землю рядом. Он всегда чувствовал какую-то необъяснимую робость в присутствии таких вот красивых, уверенных в себе людей. Ходж предупреждал, что это досадный недостаток молодости, который со временем пройдет, но пока он только доставлял массу неудобств. – Так что же, ведьмак, – обронил сидевший рядом мужчина, разглядывая острые пики сосен, видневшихся на горизонте, – ты приехал, чтобы лишить жизни еще одно несчастное создание? Алек заметил, что маг смотрел против солнца, не моргая, и зрачки его сузились до едва видимых щелок. Профессия мага, как, впрочем, и ведьмака, не считалась почетной. Люди не понимали природы их сил и боялись, как всего непонятного. Но тем не менее их мощь внушала уважение. Вот только кметы не стремились отдавать своих детей в маги, в хозяйстве каждая пара рук была на счету. Так и получалось, что в обучение к колдунам приходили те, кто не мог принести пользу семье: хромые, горбатые, уродливые. Да и из них оставалась лишь та малая часть, у кого обнаруживались способности. Несколько лет молодые адепты изучали основы, и лишь потом в ход шли заклинания для выправления костей, примочки для восстановления зрения, зелья для развития речевого аппарата. Но жизнь в искалеченном теле навсегда меняла характеры будущих колдунов отнюдь не в лучшую сторону. Судя по тому, с каким удовольствием маг разглядывал природу вокруг, как подолгу смотрел на солнце, словно испытывая себя, раньше он был слеп. – Это моя профессия – защищать людей, – негромко проговорил Алек. Сколько бы он ни отводил взгляд, глаза его против воли возвращались к необычному собеседнику. – Защищать от кого? – несколько запальчиво воскликнул маг. – От порождений их страхов? От тварей, ими же созданных? Как удивительно в унисон его собственным мыслям звучали слова мага! – Эта… Русалка сгубила восемь жизней. – Алек, нахмурившись, обдирал листья сорванного цветка. – Ты скажешь их родителям, что дети сами виноваты? – Не стоило им лезть в то озеро, – несколько поникнув, пробормотал маг, устроив руки на согнутых коленях. – Не стоило, – согласился Алек. Некоторое время они молчали, погруженные каждый в собственные мысли. Удивительно, но было как-то уютно молчать рядом с этим магом. Во всяком случае, не было враждебности и ощущения отчужденности. – Ты знаешь, что они хотят попросить у тебя? – негромко спросил Алек. Маг хмыкнул и, сорвав травинку, сунул ее в рот. Его простецкие манеры не вязались с богатым костюмом, но это было приятное несоответствие. – В детстве моя нянька рассказывала мне сказку о русалке, что влюбилась в принца и спасла его во время шторма. Ради него она решила стать обычной девушкой. Обратилась к колдунье и выменяла свой голос на пару стройных ножек. Маг замолчал, глядя вдаль на колышущиеся стебли пустырника, на мошкару, неумолчно звенящую над ними. – И что же дальше? – не удержавшись, спросил Алек, заинтригованный молчанием колдуна. – А дальше... – маг хмыкнул и резко поднялся, выбросив травинку. – А дальше, как в песне поется, “принц женился на другой”. А русалка превратилась в морскую пену, не пожелав жить без него. Вот и конец сказке. Он отряхнул брюки и протянул руку Алеку, глядя на него сверху вниз. Алек вскинул голову: в ореоле солнечного света маг казался одним из эльфийских богов, сошедших к простым смертным. Вздохнув, он принял руку и встал, счищая налипшую пыль. – Ты вправду собираешься дать ей ноги? – спросил он, тревожно заглядывая в зеленовато-желтые глаза мага. Прочитав в них ответ, он воскликнул: – Но что она будет с ними делать? – Я заберу ее с собой. Мне всегда нужны помощники. По крайней мере, так она будет в безопасности. – Она останется чудовищем! – Она будет под присмотром! – Ты не сможешь обуздать ее жажду крови! – Не говори о том, чего не знаешь! – прогрохотал разгневанный маг. – Я могу все! Алек замер. Небо, минуту назад безоблачное, стали затягивать тучи. Солнечные лучи, только что готовые испепелить землю, потускнели, скрывшись за облаками. На землю пала тень. – Хорошо, – успокоившись, произнес Алек. – Но я не позволю подвергать жизни людей опасности. – Он угрожающе взглянул на собеседника. – Я буду рядом. Маг расхохотался, мгновенно переходя от гнева к веселью. Тучи разошлись, вновь уступив место палящему солнцу. – Ох, милый. – Он подошел к Алеку вплотную, положив украшенную перстнями руку ему на грудь, и шепнул: – Я буду только рад.