***
Эзра озадаченно рассматривала на Экране серую, изрытую почву, распластанную на ней светлую фигуру Техника и стоящих над ним людей. Лорна застыла у неё за плечом, старательно отводя глаза в сторону — раскрытая на полстены картинка отдавала у неё изнутри нервной дрожью. — Стра-а-анно, — протянула Наставница, и Госпожа Экгер немедленно встрепенулась: — Что… что именно? — Тут же торопливо пояснив. — Лео и Красный отсылали мне отпечатки Серой. Я как-то обмолвилась, что и сама хотела бы побывать на этой планете. Сын делал подборки разных необычных кадров, отправляя мне по специально настроенному каналу. Этот… вид сверху был также выслан. Ошибочно. Я открыла, как всегда… И больше ничего не помню. — Стра-а-ано, — снова негромко выдохнула Эз, подошла к Экрану ближе и расширила, углубила некоторые участки мутноватого изображения. — Весь левый бок в крови. Мальчишка в Скиннере. Грудные и боковые пластины самые мощные, это остов костюма, пробить их сложно, — Наставница перевела цепкий взгляд на тёмную фигурку. — А вот и Тиху-у-ушник, — Лорна слушала, почти не дыша. — Наёмник или в подчинении у этого коричневого — Ора. Тиху-у-ушник… Роста немаленького, но хилый какой. Ручки-палочки, — Эзра быстро спросила у гостьи. — Твой сын высокий? — Да, почти два метра, — чуть покривилась та, но быстро взяла себя в руки. — Нет, не сходится, — нахмурилась Чёрная дама. — Здоровенный детина, молодой. Его следовало бить куда-то в район подбородка ножом серпом на шнурке… Можно полоснуть сзади, над пяткой. Скиннер. Мальчик так характерно лежит, будто оледенел. Думаю, его могли хорошенько угостить огоньком — это такой сетеобразующий элемент на рукояти прутов. Сам паутинку не разворачивает, но помогает управлять ею, или просто концентрирует энергию для удара в одной точке. Парализует симбионтов, иногда сводит с ума. — Но… — Лорна тайком вытерла слезу со щеки. — Почему тогда столько крови? — Это хороший вопрос. Главный, — хмыкнула Эз и указала на небольшое тёмное пятно на изображении. — Видишь? Открытая нора в земле, дырка. Как по инструкции. Действенный алгоритм: убежище, приманка, самонадеянный кролик, глупый лис. Смотри, какая у Тихушника напряжённая поза — он должен был приклонить голову перед старшим, ан нет — смотрит ему прямо в лицо. И ещё — лезвие его палки тёмное — не видно на фоне земли. При этом, оружие в выростах — ощерилось. Палки Тихушников никогда не делают из склонариума, слишком дорого, значит лезвие по идее должно быть светлым, блестящим. Кровь била струёй — видно даже направление её движения. Думаю, Тихушник убил Ора. Ранение было слишком серьезное, я уверена. Стоп… стоп… а это у нас что? — Эйзира подошла к Экрану почти вплотную, трясущаяся Лорна шагнула следом за ней. — Нашивки на плече… хм, может пылинка блеснула? Нет, явно нашивки. Светлые, неужели золотые? Ор не так, чтоб очень крупный, на Борха не похож, — Наставница вдруг хлопнула в ладоши и негромко, очень зло рассмеялась, делая выводы. — Чёрт подери, этот худосочный сморчок, похоже, угомонил Арнеса Орингера! Расплата пришла, нелюдь! — Она прищурилась, рассматривая Тихушника остро. — Неужели одна из… хм, это было бы очень красиво. Лорна вдруг осознала, что всё это время слушала неторопливый рассказ Наставницы приоткрыв рот. Она глубоко вздохнула и решительно подошла к Экрану ещё ближе, пристально уставившись на тонкую черную фигурку. Засомневалась — сложно было представить себе, что это нежное, похожее на девчонку, существо могло провернуть такой опасный, страшный финт. Госпожа Экгер покосилась на безмятежную Наставницу, и та немедленно ответила ей лёгкой улыбкой: — Ещё вопросы, Лорна? — Да, — дрожащие руки были неприятно холодными. — Я читала про жителей и про разные особенности этой планетной системы, но… ладно. Если бы вы… если бы вам нужно было поймать или убить моего сына… там, на Серой, что бы вы предприняли? Эйзира подхватила Белую Госпожу под локоток и потянула обратно к дивану, усаживая поудобнее. Сама же вновь плеснула им в чарки по одной порции темпераментных бунтовщиков, устроилась в кресле напротив и перечислила варианты: — Си-и-ильный, умный мальчик и преданный ему красный Рогатый — серьёзная комбинация, но слабину можно найти у любого противника. Твой сын молод и ужасно любопытен. Заманить в нехорошее место — проще простого. Это угроза номер раз, самая существенная. Кроме того, можно до кучи подсунуть ему девчонку. Он Чистый? Значит, какую-нибудь с сильным Светом. Это угроза номер два, хотя и довольно расплывчатая. А Рогатый, он ведь тоже в каком-то смысле Светлый. Чёрный Хозяин может очень сильно потрепать их всех, вплоть до… это угроза номер три, если они напорятся на прожилку, или р… В миг разозлившаяся Лорна соскочила с места, шагнула к расслабленной Эз и упёрлась в неё синим взглядом, несдержанно процедив: — Хозяин? О чём ты?! О ком?! Не понимаю! Давным давно один человек потребовал называть его Хозяином. Правда, потом разрешил обращаться к нему по имени, но было уже слишком поздно. Для него. Я не признаю никаких Хозяев! Не признаю! — Наставница даже не заметила направленных в её сторону грома и молний, прищурилась на Лорну и со смешком напомнила: — По условиям пари мой муж должен тебе ответ на один сложный вопрос. Не люблю, когда он кому-нибудь должен, кроме меня. Подумай хорошо. Некоторые знания могут лишить покоя, смысла, свести с ума. Особенно, когда есть за кого бояться. Страх — не самый приятный спутник по жизни. О-о-о, а уж спокойный сон! О нём и вовсе можно будет забыть… да, да, ты выглядишь уставшей. Видно, что недосып. Желаешь усугубить?***
Уна сонно вздохнула и оглядела окружающую ее синюю, плотную, словно подкрашенное молоко воду. Чуть пошевелила ногой и поморщилась — конечно, не стоило снова плюхаться в такую изумительную ванну одетой, но в просторной «квартирке для Высокородьев» не было даже намека на двери или хоть какую-нибудь ширму. Тихушница лениво усмехнулась — здоровенного Экгера это обстоятельство, похоже, не смущало ни разу. Всю неделю он вываливался из сердечника Красного голый по пояс, в полурасстегнутом комбезе или растянутых штанах, кое-как добирался до комнаты, обрушивался на один из диванов и мгновенно засыпал — у обычно неугомонного Техника наконец-то иссяк запас энергии. Вдохнув поглубже, Ракуна зажмурилась и медленно нырнула. Волосы тут же потяжелели, вырываясь из плена пучка на макушке, и поплыли вокруг неторопливыми осьминожками, щекоча лицо и шею. Умная ванна слегка задумалась и добавила ещё несколько порций приятно горячей молочной воды, забурлив вокруг своей гостьи мельчайшими нежными пузырьками. Запертый внутри скалы минеральный источник несдержанно ярился, пытаясь вырваться на свободу, но округлая белая чаша укрощала его играючи, строго контролируя давление и температуру подаваемой ей целебной воды. Тихушница вынырнула и хорошенько отжала волосы, скручивая их высокой фигушкой. В коридоре послышались шорохи и сопение, заставив её насторожиться, но из-за поворота вывернул лишь заспанный Лео. Он тут же с интересом оценил диспозицию, оживился и немедленно прошагал к белому лепестку, оглядывая торчащую из него мокрую макушку. Уселся на низкий пуф за головой Уны, опёрся локтями о край её тёплого убежища и заныл: — Опя-а-ать подста-а-ава! В такую роскошную воду, в одежде, ну-у-у! Тебе не стыдно? — Отвянь! — Насупилась Уна, взмахивая рукой. — Ты где-то тут двери видишь? — Она засопела и демонстративно вытянула из воды край своей мокрой майки, старательно пошкрябав её ногтями. — И вообще… может, у меня тут не только мытьё, но и постирушки. А потом я ещё и спать буду в этом чуде, понятно? Лео удрученно качнул головой, припоминая: — Спать в ванне… Как-то мы с братом и малышкой Аксар попёрлись на одну весёлую улочку с целью потанцевать и замутить какую-нибудь хрень. Не потанцевали, но замутили — уже к полуночи были в хлам. Мой друг Джуно достал непонятную водянистую добавочку к коктейлям, и всех от неё вынесло к ебе… к фигам. Всех, кроме меня, до поры. Привычный к тусовкам, жилистый Джун ушкандыбал домой самостоятельно, а мне пришлось волочь брата с Лией сначала до Красного, а потом и до нашего яруса. Рон оказался охренительно тяжёлым, и висящая у меня на другом плече кудрявая кнопка Аксар нихрена не справлялась с ролью противовеса. Кроме того, эта парочка постоянно тянула друг к другу ручки с ножками, нацеловываясь просто до опупения, блин! Раскидав эти буйные тушки по отдельным кроватям, я потным конём прогарцевал в ванную, мол, освежиться. И там меня, наконец, накрыло! Помню только, что вода вроде как набралась до краёв, и… Короче, проснулся я уже утром, в пустой ванне и полувысохших шмотках. Башка, как об угол жахнутая. Отпад повеселился! От твоего вида у меня прямо те же ощущения, и… — Заба-а-алтываешь, — Насмешливо приподняла бровь Уна и оглянулась на наглеца через плечо. — У тебя какие-то там ощуще-е-ения, а я должна тут непременно голой бултыхаться? — Лео улыбнулся и промурлыкал ей на ухо: — Угу, голой. Почему бы и нет? Тихушница вдруг как-то странно поникла, нахмурилась и раздражённо бросила ему: — Я стесняюсь, понятно тебе? — Меня, что ли? Переста-а-ань! — Весело посверкал на неё синими глазами Лео, но помрачневшая Уна не приняла его шутливый пас. Она замерла на мгновение, а потом резко села прямо, рывком стянула с себя липнущую к коже майку и, не оборачиваясь, выдохнула хрипловатое: — Стесняюсь… вот этого. Спина у неё была размечена вдоль тонкими красными полосками-рубцами. Длинными, непрерывными, ровными. Лео тяжело упёрся в них взглядом, пересчитав: «Девять. Каждая одним движением. С просчитанным нажимом. Нож? Нет, скорее металлическая леска. Сука, уже сдох. Повезло ему, повезло…» — он всё смотрел и смотрел, не в силах оторваться. Уна понурилась и застыла. Вода в белоснежной ванне превратилась в неподвижное синее зеркало. Лео медленно протянул руку и нежно огладил белую кожу между полосками, едва касаясь её пальцами. От шеи вниз, вдоль позвоночника, чуть в сторону и вверх, до плеча, выискивая, трогая маленькие родинки и золотистые пятнышки-веснушки. Уна закрыла глаза и задержала дыхание, чувствуя эти тёплые ласковые прикосновения всем телом, а заодно и душой. Иллеон перебросил через край ванны мягкое полотенце и осторожно потянул Уну назад, бережно укладывая на него израненной спиной. Прошёлся ладонью по её шее, тонким ключицам, подвинулся чуть ближе и обнял за плечи, прижимаясь щека к щеке. Ракуна повернула голову и в который раз принюхалась к его волосам, негромко, с подозрением промычав: — М-м-м, всё-таки знакомый запах, очень… — покосилась на притихшего Техника и усмехнулась, меняя тему. — Знаешь, я так и не вспомнила, что учудила тогда, у Лангера, но одну фразу успела поймать. Ты прошептал мне «фарфоровая девочка». У нас с тобой было что-то? Признавайся. — О-о-о, — немедленно прыснул Лео, с удовольствием вспоминая тот эпизод. — Наверное, да, можно и так сказать. Было. По крайней мере, меня ещё никто и никогда так увлечённо не домогался… — Уна, вздрогнув, уставилась на него во все глаза, но Экгер лишь невинно похлопал длинными ресницами и продолжил. — Когда я забросил тебя спать на тюки аварийных парусов… они же высокие, помнишь? Так вот, ты вдруг свесилась с них, схватила меня за шкварник и потянула за собой. Ух! Целовала так, что я чуть было не остался на ночь, но предпочёл… по разным кроватям. — Чёрт, чёрт, чёрт! — Стыдливо зачастила покрасневшая рыжая и начала медленно сползать в синюю воду. Лео со смешком придержал её тёплой ладонью за подбородок, чтоб не смела повторно топиться в его присутствии, и снова зашептал ей в пылающее ухо: — Ты плакала и липла ко мне одновременно. Я попробовал на вкус каждую слезинку на твоём лице, губах… опять же поел немного твоих волос в процессе — ты была ужасно забавной растрёпой. Потом кое-как утыркал тебя спать, а сам пошёл прогуляться… э-э-э, ветерок был в самый раз, остужающий. А ты… фарфоровая, да. Хрупкая. Как-то я случайно смахнул со стола у нас в гостиной тонкую белую статуэтку — девушку с кувшином. Бедолага, превратилась в кучу осколков, аж брызнула в разные стороны. Мне показалось это неправильным. Я собирал эти кусочки и острые щепочки два дня, а после склеивал фигурку обратно ещё две недели, по крупинкам. — Упря-а-амый… — едва слышно протянула Уна и медленно потёрлась о его губы щекой и виском. — Не сдался, значит. — Даже не подумал, — хмыкнул Лео и поделился опытом. — Знаешь, тяжелее всего было сложить осколки внутреннего пазла — все одинаково матовые, непонятные, плотные. С внешними повреждениями было просто — маленькая ручка, ага, сюда её; часть плеча, угу, всё ясно; кучерявая прическа — отлично; кувшин — элементарно. А вот внутри — загадочное сборище разрозненных деталек без каких-либо опознавательных знаков, но я справился. — Думаешь, и со мной так получится? — Приподняла бровь Уна. — Непременно, фарфоровая девочка, — Лео щекотно дунул ей в шею и велел. — Вылезай! Уже сморщилась вся, как лягушка, — Он шагнул в сторону, добыл из шкафа чистый халат и развернул. — И даже не вздумай сушить штаны на себе, снимай. Подсматривать не буду. Исключительно смотреть. Любоваться. Уна закатила глаза и с кряхтением зашевелилась, сверкая над водой белыми коленками. Со шлепком выбросила мокрую тряпочку за борт, размотала волосы, прикрывшись ими, и решительно встала. Ванна с шумом, почти мгновенно, слила воду. Лео быстро укутал смущенную девушку в халат, легко подхватил на руки и унёс в комнату. Усадил её на диван и устроился рядом, привалившись плечом. Уна снова свернула волосы улиткой, нахохлилась и вздохнула обреченно, покосившись на Экгера: — Приставать будешь? Лео откинулся на спинку дивана и хмыкнул: — Что, уже приготовилась потерпеть? Не-е-ет, дорогуша, — он вытянул ноги и чинно сложил руки на животе, разглагольствуя. — Мы с тобой уже выяснили, что я эстет. Кажется, ещё и долбанный, насколько я помню твои пылкие речи в начале знакомства, — Уна озадаченно нахмурилась, слушая его очень внимательно. Лео прикрыл глаза, сдерживая зевок, и продолжил: — Так вот. Люблю сложную работу, помнишь? А потому хочу, чтобы ты сама проявила инициативу. Нет. Я доведу тебя до белого каления. Будешь одежду на мне рвать, рычать и требовать допуска к телу. Моему, соответственно, высокобеложопому. И таким образом изложенную тобой… э-э-э, вакансию, я возможно… возмо-о-ожно рассмотрю, но не точно, нет. Возможно. Я редкий кадр, знаешь ли. Уна перестала таращиться на него, заторможенно отвела взгляд в сторону и как-то подозрительно крякнула. Напряглась, задышала, пытаясь сдержаться, но всё равно расхохоталась в голос. Немного хрипловато, временами утробно, зажимая себе рот ладонью, и ещё — заливисто, звонко, почти до слёз. Резко затихла и снова уставилась на молодого Экгера пристально. — Всё? Повеселилась? — Иронично поинтересовался Техник, неторопливо поднялся на ноги, перечисляя. — Так, сейчас будем ужинать, — Уна продолжала смотреть на него молча. — Потом мне надо ещё проверить стыки швов у Красного, — Уна не отводила от него внимательного, странного взгляда. — Да, и у себя на боку накладку тоже пора убрать, — Уна уже исподлобья сверлила его серо-голубыми глазищами, не издавая ни звука. Техник озадаченно почесал маковку и спросил: — Я опять что-то упустил, да? — Да, — ответить у Тихушницы получилось негромко, вкрадчиво. — Не предоставил… резюме. Лео на мгновение замер, но тут же стремительно шагнул, почти падая рядом с ней, схватил её в охапку, подтягивая к себе на колени, сильно обнимая. Он почти убедил себя в том, что от одного поцелуя ничего не произошло бы, всё и вся остались бы прежними — просто касание её тёплых губ в крошечных веснушках, всего одно, и… И в ту же секунду понял, что был неправ и ужасно самоуверен, как всегда. Целовать её до этого момента было просто, а сейчас получилось обжигающе, почти болезненно, с очень острым пониманием того, что эта рыжая девушка, временами очень тихая, а временами взрывная, подходила ему. Очень подходила. Отчётливо, сильно, пугающе подходила. До белого каления. Уна вдруг почти оттолкнула его, задышала горячо, подскочила, и в момент, совершенно забывшись, уселась на него верхом. Стиснувший её Лео с рычанием приложился к выгнутой навстречу красивой шее, иногда замирая, словно выслушивая языком бешеную пульсацию голубых жилок на белом горле, оставляя следы — будущие синяки, которых Уне хотелось ещё, побольше, хотя дыхание и так получалось переводить только со стонами. Казалось, что вокруг снова забурлила синяя вода. Поднялась медленно, затопила, вскипела, поддразнивая… Одежда. В такую воду нельзя было в одежде. Одежда сводила с ума, бесила попадающими под руки толстыми складками и плотными швами. Уна остервенело дёрнула тонкие магнитные застежки на груди у Лео, с шипением сдирая с него верх комбеза, так, будто эта грубая роба испортила ей всю жизнь. Сильно укусила его над ключицей, потёрлась о широкое плечо щекой, шеей… У него была изумительно гладкая, молодая кожа. Горячая спина, сильная, рельефная, твёрдая, подрагивающая под её ладонями. Халат поехал у неё с плеч куда-то вниз, а потом и вовсе с шорохом свалился с дивана. Комбез полетел туда же. Они оба совсем потерялись во времени и почти — в пространстве, осознавая только, как близки сейчас друг к другу, жадно целуя, трогая, прижимаясь. Уна вдруг снова ощутила эти ласковые прикосновения к спине — лишь кончиками пальцев, заскулив, прогнулась под ними, требуя, умоляя: — Не отпускай меня… Не отпускай, прошу! — Лео быстро поцеловал её, запутавшись одной рукой в волосах на рыжей макушке, другой обхватил, прижал к себе и зашептал: — Одно слово — «нет»… одно слово, и я остановлюсь… ты слышишь? — Да, «нет», слышу… да, да! Почти потерянное пространство вокруг плавно качнулось и замерло. Уна выдохнула, закрыла глаза и повторила это движение ещё раз, и ещё, ещё… уже не останавливаясь, только ускоряясь, почти с изумлением узнавая те искорки внутри, которые ей удавалось ощутить до этого лишь наедине с самой собой. Эти обычно очень мягкие искорки вели себя теперь необычно, запальчиво, нагло, вдруг сделавшись совсем острыми, словно злыми; и все прикосновения любимого, его нежность, его запах стали жизненно необходимыми сейчас, в это мгновение. Немедленно, жестоко, нещадно нужны — до трясущихся поджилок, до белых мух перед глазами, до горячо сжимающей изнутри истомы, раскрывшейся вдруг резко и так восхитительно сладко, что Уна прогнулась назад почти с криком, с всхлипами, с тяжёлыми стонами… Лео придержал её под спину и затылок, притянул к себе, стискивая очень крепко и отпуская, нежно трогая. Ракуна, порывисто вздыхая, положила голову ему на плечо. Рыжая шелковая копна игриво защекотала Иллеону руку, бок и грудь. — Всё-о-о, детка, всё-о-о… ты попалась, — усмехнулся он и продолжил шёпотом. — Ты теперь моя. Не отпущу, не отдам, не вывернешься, что хочешь делай, — его утешающее мурлыканье помогло, всё сразу стало как-то проще и легче. Уна подняла голову и уставилась на него сердито, пробормотав: — Что… что это такое было, м-м-м? — Ну-у-у… — пожал плечами Лео и улыбнулся ей, синие глаза его сияли. — Просто ещё один способ признаться в любви. Уна смогла только кивнуть в ответ, совершенно пленённая его взглядом. На неё никто и никогда не смотрел так, как он в это мгновение. Словно она была всем, самой жизнью. Когда вдруг стало возможным забыть извечное внутреннее: «Хватит! Не ной! Борись!» — жадно запоминать этот особенный взгляд, после которого уже никогда не нужно будет что-либо себе доказывать, уговаривать, чувствуя, как холодные сквозняки гуляют по душевным пустотам с сипящими стонами. Не будет больше никаких сквозняков, только этот синий взгляд в памяти, бодренько прогнавший всю боль и страхи. «Я люблю тебя…» — несколько слов друг другу шёпотом, возня, тихий смех, шорохи, совместное почти падение на пол, снова смех, сдвинутые диваны, заваленные толстыми одеялами; неспешные поцелуи, болтовня… и жалобное попискивание Лео — радужная меднакладка прилипла к его коже основательно, ни в какую не желая сниматься: — Ай! Больно! Волосики, у меня там волосики! Тоненькие такие… — Терпи, говорю! Ты храбрый -гер или сбоку бантик?! Давай, на счет «три»! Ра-а-аз, два-а-а… четы-ы-ре… — Издеваешься, блин?! — Пять! Рывком содранная накладка спланировала на пол.***
Сверхбыстрый сонно замер, уже который день проводя затребованную Техником тщательную, внутреннюю диагностику всех узлов и систем. Экран периодически негромко позвякивал новыми отчетными сообщениями. Лео задумчиво покачался в капитанском и ещё раз рассмотрел лежащие на панели ярко-красные листочки, добытые из черного зонда. Вздохнул. Из коридора в командный прошмыгнула Уна в неизменном одеяле, наклонилась, положив подбородок Экгеру на плечо, и тоже начала рассматривать и вздыхать. Потом аккуратно примостилась к Лео на колени и молча насупилась. Он улыбнулся ей: — Ага-а-а, похоже, ты знаешь к кому мы можем обратиться с… кто может знать… — Догадываюсь, — призналась Тихушница. — Листики, цветочки, травки. Лаура. Большую часть года она кочует по планете, выискивая самые ценные и редкие растения. Травница, медик. Лео прищурился, уточняя: — Госпожа Орингер? Она представляет угрозу? — Я не уверена, — ответила Уна, но к его широкому плечу всё же прислонилась, будто спрятавшись. — Да, скорее всего. Иногда она так смотрела на меня… не знаю. Не могу описать, — Экгер снова покачался в кресле, уже вместе с Ракуной, и махнул рукой: — Тогда чёрт с ней, всё равно не отыщем. — Почему же? — хмыкнула Тихушница. — Наступает сезон Финикса. Лаура не пропустит такое событие. Красная пыльца и пушистые багровые шапки должны быть собраны ею в срок. Думаю, она будет у синих озёр. Скоро. Лео погладил уткнувшуюся ему в шею Уну по макушке и прикрыл глаза, рассуждая про себя: «Опять Орингер, только дама. Всю жизнь шуршит по этой сумасшедшей планетке, но до сих пор живая. Сильная и опасная, наверняка. Да или нет? Рискованно. Да или нет? Синие озёра… любопытно».