Новое сообщение

Я не умру. Не умру – это точно, помню, как врач учил меня говорить об этом самой себе, когда снова становится страшно. «Приемные дети часто чувствуют себя нелюбимыми, лишними, уязвимыми, Цири. Помни, что это все лишь в твоей голове», – говорила она мне когда-то. Уверенность подтягивалась к словам, и я медленно приходила в себя, восстанавливая дыхание. Кровать была теплой, и сон в ней – крепким, но я не могла вспомнить его, открыв глаза. Из царства сновидений меня вырвали чувства, и чувства эти пробудила во мне жестокая реальность. Эльф сжал руку на моей груди. Неаккуратно, больно вонзив в мою кожу ногти. Он хотел, чтобы я проснулась сейчас, чтобы вскрикнула от боли. Я дернула ногой, но за ней дернулась и вторая. Он… Он сковал мои лодыжки наручниками, сковал и руки запястье к запястью, не оставив мне возможности дать отпор. Все, что могла – ворочаться, хныкать и кричать. – Что ты… – Прости, солнышко, я не удержался, – ответил эльф, явно не сожалея. – Ты такая хорошенькая, такая беззащитная, когда спишь. Его язык прошелся по моей шее. Вверх, мимо особенно чувствительных хрящиков, мимо сонной артерии, к моим губам. Кончиком языка он прошелся сначала по нижней губе, после – по верхней, но я отвернулась, не дав ему себя поцеловать. Эльф хмыкнул, тут же потеряв интерес к подобного рода ласкам. Он перевернул меня на спину, глядя в мои широко распахнутые глаза. – Хочешь быть непослушной, Цири, так будь. Только не вини меня в этом. Я хотела спросить, в чем именно, но эльф зажал мои губы рукой. Его пальцы пахли мятой: обработал их антисептиком… Только зачем? Мне не хотелось гадать, все равно же скоро узнаю. «Почувствую», –подсказало подсознание, – «Ты почувствуешь, зачем он это сделал». Эльф продолжал закрывать мне рот одной рукой, другой же он рылся в прикроватной тумбочке. Я слышала, как под его пальцами шуршат звенья цепи, как что-то металлическое перекатывается с места на место, как батарейки бьются друг о друга. Сердце забилось быстрее, теперь я не знала, чего ожидать. Из верхнего ящика Эредин выудил кляп, отпуская мои губы. Я уже видела такие раньше, на пошлых картинках с тумблера и в фильмах, которые приличные девушки не смотрят. Эльф улыбнулся, заметив, что мои губы задрожали, что я отползаю дальше от него, пытаясь отсрочить неизбежное. Жаль, что в этом бегстве не было никакого смысла. Одной своей ладонью он мог сжать оба моих запястья, его силы хватало, чтобы удержать меня на месте всего одной рукой. Как бы я ни сучила ногами, ни металась по подушке, отворачиваясь, убежать все равно не получится… Только вставить в мой рот кляп – тоже. Я плотно сжимала губы, и даже когда эльф поймал мой подбородок и больно сжал его в привычном жесте, я не открывала рта. – Солнышко, ты хочешь, чтобы я открыл его сам? – Спросил он, и я тут же мотнула головой. – Моя умная девочка. Ты же знаешь, что это будет плохо? Я знаю, я знаю… Только не стану тебе подчиняться. Я демонстративно отвернулась, чувствуя, что его пальцы больше не сжимают мой подбородок, что Эредин ждет от меня понимания и послушания, что его терпению вот-вот придет конец. Я бы плюнула в него, но знаю, что это может быть слишком больно. Мало ли, что еще он может в меня вколоть. – Я не буду уговаривать, солнышко, – ответил эльф, снова удерживая меня на месте одной рукой, второй шарясь в чертовой тумбочке. – Сейчас будет… – Не надо, – ответила я, всхлипывая. – «Не надо» что? – Спросил он, противно улыбаясь, смеясь над моим страхом. – Излагай мысли четко, Ласточка. – Не надо… Не надо… – Шептала я, не зная, о чем просить. – Не трогай меня. – Но как можно не трогать тебя, если ты так прекрасна? Я вижу, что ты напугана, солнышко, но папочка не намерен ждать, пока ты придешь в себя. «Папочка». До чего же мерзкое слово он выбрал. «Хозяин» – и то было лучше. Я заплакала, услышав его еще раз. Не знаю, что происходило: то ли наркота, которой он меня пичкал, испортила мой психологический фон, то ли поток эмоций и чувств, напавший на тело, расшатал его. Слезы лились рекой, я всхлипывала все громче, пока эльф смотрел за мной, не отрывая взгляда. Эредин больше не жалел меня, не стирал с моих щек слезы, и бедром я чувствовала, как он возбужден. – Открой рот, – произнес он громко и четко, давая понять, что это – последняя просьба. – Пошел к черту, – прохныкала я, понимая, что зря. Пощечина не заставила себя ждать, она тут же захватила мою щеку, обожгла ее, выбивая последние слезы. Вторая пришлась на ту же щеку, третья – уже на другую. В голове звенело, он не жалел сил, а я боялась, что на лице останется не синяк, а шрам от разошедшейся кожи. Когда я открыла рот, чтобы закричать от боли, Эредин воспользовался моментом, проникая в него сначала пальцами. Розовый шарик кляпа скользнул меж моих губ, эльф застегнул замочек под моих затылком, продолжая улыбаться и что-то шептать. Я слабо различала слова, рекой льющиеся с его губ, но хорошо понимала тон говорящего. Мой похититель злился, сильно злился, и рыдания больше раздражали его, чем забавляли. Мне и хотелось перестать, только тело в очередной раз не слушалось, дало сбой. Я чувствовала, как руки эльфа скользят по моей взмокшей коже, как он снова сжимает мои соски, только на этот раз все больнее. Эредин укусил мою шею, больно, оставив на ней след. Я взвизгнула, но проклятый шарик кляпа превратил мой крик в стон. Эльф кусал меня ниже, ниже, спускаясь к груди, зубами касаясь нежной кожи соска. Я продолжала вопить, чувствуя, что боль греет, и мужчина забавлялся все сильнее. – Когда ты молчишь, Цири, так даже лучше, – говорил он после того, как разжимал зубы. – Может, стоит отрезать твой язык? Черт… А ведь он может отрезать от меня все, что считает лишним, я не смогу возразить или дать отпор. В памяти всплыли ужасные гуро-картинки, на которых девушки с ампутированными конечностями лежат в чемоданчиках… Таких же по размеру, как сундук у моей кровати. Я задрожала, успокоилась, перестав непроизвольно ворочаться, и эльф не улыбнулся, он оскалился мне в ответ. В его взгляде читалась похвала, «молодец, на этот раз останешься целой». Эредин не разрывал зрительного контакта, осторожно поглаживая внутреннюю сторону моих бедер, пальцами проходя по татуировке, считая лепестки розы. – «Мне было так больно, так страшно ее набивать», – произнес он с придыханием. – «Но я знала, что Мистле хочет этого, и хотела сделать ее счастливой. Даже если для этого придется потерпеть». Он цитировал мой дневник. Должно быть, весь ужас происходящего отразился в моем же взгляде, ведь похититель засмеялся, заметив, что слезы вновь хлынули из моих глаз. Я вела электронный дневник уже семь или восемь лет, стараясь делать записи не реже двух раз в неделю. Только доступ к нему был лишь у меня, никто не видел эти записи, кроме системного администратора и автора. Эльф ухмылялся, продолжая гладить мою кожу, пока мурашки бегали по ней. Это от страха или от холода? Я не знала, где теперь искать ответы. Когда рука мужчины сжалась на моем бедре, я тихо застонала, когда он ногтями впился в мою кожу, я снова начала кричать. – Ну-ну, я чувствовал себя также, пока читал о том, как ты любишь ее, Цири. Читал и думал о том, как выебу из тебя всю эту любовь, как превращу жизнь этой суки в ад, как заставлю ее уехать из города. Так вот, вот почему Мистле уезжает, вот, почему она отчислилась на середине обучения, пройдя самый сложный этап… Больной… Я замотала головой, сама не зная, что пытаюсь донести, но эльф положил руку на мою щеку, словно понял. Вторая его рука скользила все ниже и ниже, пока не наткнулась на место, которое мне бы не хотелось называть вслух. Я вздрогнула, он нашел самую чувствительную точку, средоточие нервов, задержался на нем, смотря за тем, как я каждый раз дергаюсь, чувствуя его касания. – Нравится? – Спросил он тихо. – Я знаю, солнышко, что тебе нравится, когда все идет так… Нежно. Я читал. Только, знаешь, сегодня мы сделаем так, как люблю я. Я не могла ответить, только слушала, что говорил он. Эльф перевернул меня, уложил на живот, заставляя лицом впечататься в подушку. Пульс стучал в висках, я чувствовала, как эльф садится сверху, как седлает мои бедра, как подкладывает под них небольшую подушечку, заставляя меня выгнуться в пояснице. Его руки были нежными, обманчиво-нежными, Эредин гладил меня, заставлял низ живота отчаянно скручиваться, а после шлепал, сжимал кожу пальцами. Страх не позволял мне возбудиться, но тело отзывалось на ласку знакомым теплом. Пальцы эльфа осторожно скользили по внезапно взмокшим складкам, он то и дело касался моего клитора, заставляя меня вскрикивать, дергаться, сжимать пальцы. Эредин не спешил, на этот раз он терпел долго, эта ласка длилась несколько минут. Эльф молчал, молчал, словно позволяя мне абстрагироваться, представить себе что-то иное, раствориться в происходящем. Я же не позволяла себе отвлечься, так нельзя, пока он рядом. – Сейчас будет немного больно, – шепнул он, наклонившись к самому моему уху, задевая его кончиком губ. – Тебе же будет лучше, если расслабишься. Но его слова мало способствовали расслаблению. Его пальцы… Вот зачем нужен был антисептик. Эльф пытался впихнуть их в меня. Я ерзала, чувствуя, насколько он немилосерден, чувствуя, как вся его выдержка, все самообладание ушло, уступая желанию скорее расправиться с прелюдией. Ему хотелось большего, хотелось скорее получить желаемое. А желаемое – я. И Эредину удалось. Я вскрикнула, чувствуя боль вторжения, но он не произнес ни слова, только жарко дышал над моим ухом, втягивал мой запах, зарываясь в спутавшиеся волосы. Я засучила ногами, чувствуя, что он проникает все глубже, но эльф не обратил внимания. Он то отдалялся, то вновь наседал, заставляя меня хныкать все громче. Дерьмо. Эредин набирал темп все быстрее, и я дергалась в такт его движениям, пока пальцы не начали хлюпать, пока влага не коснулась моего бедра. – Нравится, – подтвердил эльф самодовольно. – Это – естественная реакция организма, солнышко. Организм, он… Он создан для этого. Твой – для меня, мой – для тебя. Но мой организм хотел оказаться как можно дальше отсюда. Я пропищала это в ответ, но Эредин не услышал, кляп превратил мои слова в невнятное мычание, и эльф осторожно шлепнул меня по ягодице, догадываясь о смысле сказанного. – Ты готова, Ласточка, это хорошо, – произнес он тихо. – Я хотел, чтобы это прошло не так, но ты заставила меня, солнышко. Врун. Я знала, что это – то, о чем он думал, вечерами надрачивая на мои фотки. Если бы не огрызнулась, эльф все равно бы нашел повод связать меня и запихнуть в мой рот кляп. Он двинул бедрами вперед, и я сжалась под ним, чувствуя, насколько он… Насколько он тверд сейчас. Готова поклясться, что что-то мазануло мою кожу, что на кончике его члена скопились капельки, что он хотел сильнее, чем утром, заставляя меня сосать. Я поежилась, понимая, к чему ведет эта прелюдия. Я тоже хотела, чтобы это было не так, не тут и не с ним. Теперь – не с ним, ведь таинственный незнакомец оказался безумцем, следящим за мной неизвестное количество времени. Его пальцы покинули меня, и на секунду я почувствовала щемящую душу пустоту, мне захотелось вернуть все как было, и щеки сами собой залились румянцем. Ведь так не должно быть, да? Не это чувствуют девушки в моем положении. Должно быть, я двинула бедрами, когда пальцы эльфа скользили прочь, Эредин хмыкнул мне на ухо. Это – защитная реакция организма, отчаянно пытающегося найти удовольствие в том, что с ним творят? – Ч-ч-ч-ч-ч-ш, сейчас я дам тебе что-то поинтереснее. Он устроился удобнее, приподняв мои бедра еще выше, расставив свои по обе стороны от меня. Сердце заколотилось быстрее, страх растекался по телу, кляп сдерживал мои крики. Я начала вырываться, пытаться отползти, дернуться, сделать что угодно, лишь бы не позволить ему осквернить меня, взять меня, словно дворовую суку, но эльф справился со мной быстро, придавив своим весом к кровати. Руки он поставил по обе стороны от моей головы, понимая, что я все равно никуда не денусь. – Не-ммм-на-мм, – попыталась я взмолить о снисхождении, просить его не поступать так со мной. – Тихо, зайка, тихо, – произнес он, удивительно мягко погладив меня по волосам. – Я знаю, что страшно, но это должно когда-то произойти, – говорил он, осторожно проталкиваясь внутрь меня, действуя медленно, слишком медленно, контрастно с тем, что было минутой до. – Я так рад, что буду твоим единственным мужчиной. Пожалуйста, прекрати. Несмотря на то, что действовал эльф деликатно, боль, что волнами растекалась по моему телу – обжигала, заставляла меня рыдать. Подушка вмиг оказалась мокрой от моих слез, и когда я начала пытаться отползти, эльф сжал меня в объятьях, входя быстрее. Так делать нельзя, нужно оставаться на месте, нужно терпеть, иначе он сделает хуже, больнее. Эредин не говорил, но я поняла сама. Черт… Я начинаю понимать его, различать желания больного ублюдка. Слез стало больше, мой крик прокатился под потолком. Больно. Больно, мокро, грязно… Я хочу домой. – О-о-о-ох, Цири. Ты такая маленькая, даже внутри. Такая хорошая… Он не мог говорить также холодно и четко, не мог сдержать удовольствие, оно сочилось с его губ прямо на мой висок, обжигаемый теплым рваным дыханием. Эльф целовал мой затылок, двигался медленно, но я чувствовала, что промежность моя горит. Не было наслаждения, не было и капли удовольствия, только боль, только стыд, только страх перед каждым его касанием. Я чувствовала, что он раздирает меня пополам, ломает, уничтожает, что эльф действительно будет последним, ведь сейчас я умру. Может, Керис права, и секс с мужчиной всегда был именно таким? Грязным актом обладания… – Моя хорошая… Моя маленькая девочка, – говорил он, начав двигать бедрами быстрее, активнее, заставляя меня хныкать громче. – Не плачь, расслабься. И я пыталась последовать его совету. Мышцы не слушались, они сокращались сами собой, и мне казалось, что я чувствую каждую вену на его члене. Боль занимала собой все пространство, и мне оставалось лишь кричать, вопить, слыша, как кляп искажает мои мольбы о пощаде. Эредин в очередной раз шлепнул меня по бедру, я почувствовала, как задрожало его тело, как член запульсировал во мне. Нет… Нет, не надо. Я дернулась, отчаянно дернулась, пытаясь убежать в минуту его финальной слабости, но в наказание эльф двинулся вперед особенно резко, вгоняя в меня до конца. Новая волна боли прокатилась от ног к лицу, я поняла, что он разлился во мне теплом, и щеки, все еще болевшие от ударов, вдруг загорелись. Кончив, Эредин задышал особенно часто, опустился к моей макушке, принявшись целовать ее, пока я дрожу и хнычу, понимая, насколько все плохо. Боль изменилась, я чувствовала жжение, словно от зеленки, попадающей в раны. Вдруг, он действительно порвал меня изнутри? – Не плачь, ты была такой хорошей малышкой. А я, Цири, заполнил тебя всю? Он засмеялся, задав этот вопрос, а я только заскулила, чувствуя, что эльф выходит. Что-то потекло по моим бедрам, и я не знала, была это сперма или кровь. Приподнявшись снова, я поняла, что подушка насквозь мокрая от слез и слюней, мужчина торопливо расстегнул кляп, позволяя мне выплюнуть его прямо на пол. – Ай… Ай… – Только и могла произнести я, пока эльф удивительно ласково переворачивал меня на спину, пока он целовал мою шею, мою грудь. – Первый раз всегда немножко больно, Ласточка, но все могло пройти лучше, если бы ты расслабилась. О, выходит, это – моя вина? У меня уже не было сил плакать и кричать, я могла только дрожать, понимая, чем может обернуться подобная близость. Я отчаянно пыталась вспомнить, безопасный ли сегодня день, когда в последний раз у меня были месячные, не было ли сейчас овуляции. Я знала, что таблетки мне от него не дождаться, но надеялась, что наркотик, бегущий по моим венам, должен препятствовать зачатию. – Я не хочу залететь, – ответила я словно и не ему, а самой себе. – Предназначению наплевать, чего ты хочешь, Цири, – сказал он, и я услышала в голосе эльфа раздражение. – Я не хочу больше, – шепнула я, понимая, что действительно звучу как маленький ребенок на приеме у доктора, что внезапно ласковые поглаживания Эредина успокаивают меня. – Да, я знаю, солнышко, но тебе придется, потому что я хочу еще. – Мне плохо, – ответила я, чувствуя, что дрожь не проходит, понимая, что так не должно быть. – Ты переволновалась, Зираэль, – внезапно серьезно заявил эльф, ложась рядом со мной, укладывая меня на собственную грудь, поглаживая по волосам. – Первая ночь с мужчиной – волнительное событие для девушки, ничего удивительного. – Ты… Ты не мужчина, – оскалилась я, когда злость снова вскипела во мне. – Ты – мерзкий, отвратительный садист, ты – маньяк… И я скорее сдохну, чем буду носить твоего ребенка или еще раз принимать в себе твой член. Эльф снова засмеялся, прижимая меня крепче, сдавливая. Жаль, что мои ноги сейчас были скованны наручниками, и я не могла пнуть его прочь с кровати. Эредин ласково гладил меня по волосам, по плечам, изучая торчащие ключицы, выступающие ребра. Слезы снова полились из глаз, когда я осознала, насколько он сильнее, больше, выше меня. У меня нет ни единого шанса без оружия. – Твое счастье, Ласточка, что я – не маньяк. Но, клянусь, иногда мне хочется сделать так, чтобы ты заткнулась. И я замолчала, понимая, что когда-нибудь он может заткнуть меня навсегда. Наслаждаться перерывом мне удалось недолго. Должно быть, мои слова задели Эредина, и он небрежно скинул меня с себя, отползая к изножью кровати, откидывая крышку сундука, выуживая из него непрозрачный черный мешочек, что мог поместиться и в моей ладони. Красный огонек камеры мигал над телевизором, второй – над кроватью, я не успела заметить, как на улице наступила ночь. Из окна можно было видеть край бесконечного звездного неба, но с улицы не доносилось ни единого звука. Мы находимся в такой глуши, что никого нет поблизости, или дом так хорошо изолирует посторонний шум, что я не могу слышать мир, спрятанный снаружи? – Давай поиграем еще, раз у тебя так много сил на пререкания, солнышко, – произнес эльф, вытаскивая что-то из мешочка. – О, сейчас тебе точно будет полезнее расслабиться. В его тонких красивых пальцах, которыми я восхищалась так недавно, блеснуло что-то металлическое.