Новое сообщение

«Нож, Цири. Сейчас он выполнит задуманное», – пронеслось в моей голове. «Доигралась, да? И чего тебе стоило молча ждать, пока сюда прибудет отряд полицейских и папа выбьет ногой дверь?». Сейчас он отрежет мой язык, и я больше не смогу высказать ему, как ненавижу все, что происходит со мной под этой крышей, не смогу кричать, что есть сил, не смогу даже просить его остановиться в следующий раз. Черт, да я ведь и сейчас не могу. Понимая, насколько дела плохи, я не могла двинуться. Тело не слушалось, и дело было вовсе не в кандалах, сковывающих его теперь. Страх приобрел такую силу, что ничто другое больше не имело значения, ничто не могло победить его. – Не отрезай… – пропищала я первое, что пришло мне в голову. – Я буду хорошей, я буду молчать, только не надо, не отрезай. Я все продолжала бубнить себе под нос, смотря за тем, как губы эльфа расплываются в умиленной улыбке, как он мягко смеется, словно аристократ на дневном приеме. Удивительно, но во мраке он выглядел почти красивым, не столь пугающим, как в ярком свете дня. Резкие линии делались мягче, контраст белой кожи и черных волос превращал его в статую, в древнюю эльфийскую картину, в произведение искусства. Я – счастливица, правда? Я закрыла глаза на пару мгновений, но когда распахнула их опять, картинка перед глазами переменилась. Эредин уже остановился ровно напротив моего лица, я чувствовала запах его потного теперь тела, видела, какие огоньки беснуются в глубине его зеленых глаз. Страх снова шевельнулся во мне, когда тяжелая рука мужчины легла на мое же плечо. Не надо, не трогай меня. – Тише, зайчик, этим я ничего от тебя не отрежу. Посмотри сама. Металлическую игрушку он положил в мои руки, а бархатный мешочек отбросил прочь. Я узнала ее, но не по ощущениям, только по памяти – видела такие в тех фильмах, что смотрела по вечерам тайком от всех. Пробка. Он достал из заветного сундука металлическую анальную пробку с ярко-розовым камешком. – Не так уж и страшно, правда? Да, пока она тут, снаружи. Я всхлипнула, когда эльф забрал у меня свою игрушку и полез в тумбочку, чтобы через минуту достать оттуда смазку с изображенной на ней вишней. Интересно, совпадение или нет, но вишню я любила особенно сильно. В столовой при колледже я всегда брала вишневую шарлотку, если желала отведать мороженного – то тоже с вишней, что уж говорить о пиве, жвачке и кока-коле. Взглянув на мужчину снова, я ответила самой себе: «Нет, это совсем не случайно, он хорошенько изъебнулся, устраивая этот цирк». – Предугадывая, что ты сейчас скажешь, – произнес он, заметив, что я открываю рот. – Я знаю, что у тебя нет такого опыта, Ласточка. – Конечно, знаешь, – сказала я тихо, для себя, а не для него. – Я хотела… Ты сейчас говорил про Мистле. Эльф, до этого момента спокойно смазывающий поблескивающую в полумраке пробку, вдруг замер, словно мы играли в «Море волнуется раз», а он изображал сдерживаемое изо всех сил смущение. Видимо, ее имя триггерило его особенно сильно, ведь даже я не реагировала на него так. А у меня было куда больше поводов ее ненавидеть, правда? – Говорил, – подтвердил эльф, словно я нуждалась в этом. – К чему этот идиотский вопрос, Зираэль? – Ты… Ты меня к ней ревнуешь? – спросила я осторожно, заметив, что беседа помогает отвлечь его. Что-то хрустнуло, стоило мне задать этот вопрос вслух. Это эльф размял пальцы, вновь обратил свой взгляд ко мне, и в его черных глазах не было уже и капли желания. Может, каждый раз, как он лезет ко мне с приставаниями, стоит громко кричать: «Мистле, Мистле», и он тут же отвяжется? Странно, но на меня ее образ всегда действовал полярно противоположно. Наверное, мы с ним слишком разные и не подходим друг другу, это было бы хорошим поводом для расставания. Эредин подался вперед, стремительно сокращая расстояние между нами, и я поспешила отползти к стенке за кроватью. Наверное, я выглядела забавно, как гусеничка, ищущая где бы ей окуклиться. В моих глазах можно было рассмотреть не страх, а ужас, но жаль только, что эльфа это не радовало, его интересовало нечто совершенно другое. Например, пугать меня до усрачки. – Думаешь, я шутил, говоря о том, что чувствовал, читая твой дневник? Нет, не думаю. Я думаю, что ты – больная недолюбленная родителями тварь и вполне способен влюбиться в кого-то незнакомого до беспамятства, что ты давно потерял свой рассудок, что тебя неплохо бы усыпить, неплохо и для тебя, и для меня, и для общества в целом. Хорошо, что сейчас мне хватило мозгов не высказать свои мысли вслух. – Нет, – я сглотнула слюну, скопившуюся у уголков моих потрескавшихся от поцелуев губ. – Я просто… Мне казалось, что таких чувств не бывает. – Ревности? – выгнул бровь эльф. – Ревности к тому, кого ты даже не знаешь. – Я знаю тебя, – холодно бросил эльф, словно обидевшись на мои слова. – Давно знаю тебя, Ласточка, и знаю, что ты принадлежишь мне по праву рождения. Вот только я не вещь, чтобы кому-то принадлежать. Черт, до чего же права Керис… Возможно, если бы в нашем мире права и свободы женщины ценились хоть каплю выше, этому поехавшему не пришло бы в голову, что меня можно просто забрать из дома. Я чуть надула губы, произвольно, не стараясь умилить его, но эльф тут же улыбнулся, возвращаясь к тому, чем был занят прежде. Смазка пахла вишней, я чувствовала ее запах особенно четко, потому что хотела есть. Нет, нет, нельзя замолкать, он же продолжит эту экзекуцию, станет издеваться и дальше, а мое нутро болит уже сейчас. Я облизала потрескавшиеся от поцелуев губы, заставила себя придвинуться ближе к нему, выглядеть особенно жалостливо. Давай, ты же этого хотел. – Почему вообще я? Почему ты меня похитил, почему не кого-то другого, почему следил за мной все это время? – Забавно, как мало ты знаешь об устройстве этого мира, Ласточка, – рассмеялся эльф, наконец отложив пробку на тумбочку. – Родись мы на триста лет раньше, происходящее не казалось бы тебе неправильным… Ты бы сочла это честью, исполнила свой долг с достоинством. Только кому я задолжала твой член в себе? Удивительные долги из мира фантазий старых извращенцев. Эльф улыбался, я видела, как капельки пота блестят на его торсе и понимала, что никогда не смогла бы и подумать о том, каков он внутри. За красивой, действительно красивой оболочкой скрывался психопат, опасная личность, и я не знала, удастся ли мне выбраться из этого места, чтобы рассказать миру о том, что узнала. – Я люблю тебя, – добавил эльф тихо. Мое сердце вновь забилось чаще от резко накативших чувств. Жаль, что это было не умиление, не внезапно озарившее меня счастье, не ответная любовь. Ненависть. Вот то слово, что способно описать бурю, вспыхнувшую под моими ребрами. Во рту чувствовался горьковатый привкус его спермы, щеки горели от ударов, бедра ныли от шлепков. Это он называл любовью? Может, только такой «любви» я и была достойна? Слезы снова подкатили к глазам, обида встала комом в горле, и эльф тихо шикнул, смотря за тем, как я начинаю хлюпать носом. Его рука снова потянулась ко мне, и напряженный разум шепнул: «Он сейчас еще раз тебя ударит». Я зажмурилась, ожидая новой вспышки боли. Но ее не было. Время шло, а тяжелая ладонь эльфа все не касалась моей щеки, пощечина не желала разрезать воздух между нами, и тишина мерно скользила вокруг. Где-то вдали тикали часы, и я не знала, сколько времени. Час ночи? Два? Три? Будь я сейчас дома, смотрела бы сериал до рассвета, курила одну сигарету за другой, болтала с Керис по телефону… Гладила Кэльпи. Ох, моя Кэльпи. Как ты сейчас? Открыв глаза, я не смогла сдержать испуганного всхлипа. Эльф замер, замер передо мной, так и оставив руку вытянутой, всего несколько сантиметров ему не хватило, чтобы потрогать меня, потрепать за щеку. В его глазах, в изумрудных полях радужек заплясало новое чувство. Он… Он разочарован? Ему грустно? Я не могла понять. Когда-то я читала, что психопаты не могут в эмпатию, и, вполне возможно, не могут испытывать некоторые эмоции сами, просто не знают, как те работают. У Геральта было много книжек о психологии преступника, и мне они часто попадались на глаза. Жаль, что полученных знаний все равно не хватило, чтобы распознать в эльфе похитителя уже тогда, когда он расспрашивал меня о домашнем адресе, планах и мечтах, о том, есть ли у меня кто-то, и почему я так много курю… – Лежи смирно, Цири, и прекрати ныть, – грубо отозвался Эредин, снова переворачивая меня на живот одним только движением. Я боялась плакать громко, потому уткнулась носом в подушку, чувствуя, что он трогает мои ноги, скользит по взмокшей коже горячими пальцами. Эльф снимал с меня наручники. Ох, зачем? Он освободил сначала одну мою ногу, а после – вторую, полоска кожи, лежавшая под кандалами, тут же ощутила холод, там она была особенно мокрой от выступившего пота. Эредин снова перевернул меня, как игрушку, которую не жалко сломать или повредить. Он не улыбался, не смеялся мне в лицо, не говорил мерзостей, только снимал свои путы. – Больно, – пожаловалась я, когда эльф расстегивал наручники. – Они трут. – Надо же, – выдохнул он, всем видом показывая, что я создаю ему неудобства. – Потерпишь. Лучше скажи спасибо за то, что я позволю тебе спать без них. Но «спасибо» я не сказала, только отвернулась, встретив его взгляд. Слез больше не было, странное предчувствие ушло, и разум подсказывал мне, что сейчас все заканчивается. Надолго ли – я не знала, но эльф убирал наручники в прикроватный сундук. Жаль, что ошейник никуда не делся. Теперь эльф выудил из тумбочки розовый, ярко-розовый даже в такой темноте. Наверняка такого же цвета был мой старый кукольный домик, который Йеннифэр купила скорее себе, чем мне. В детстве мне не нравилось играть в куклы, и, наверное, в отместку, Предназначение сделало куклу из меня. Как быстро я успею сломаться? Замочек щелкнул, поводок был застегнут на моей шее, и эльф принялся настраивать его длину так, чтобы я не могла дотянуться до тумбы, но и не задушилась во сне. Мне хотелось, чтобы у него это вышло, ведь иначе Эредин просто вколет в меня очередную дрянь, чтобы я спала крепче и дольше или останется здесь до утра. При воспоминании об уколе я не смогла удержаться, рука сама поднялась вверх, прошлась по следу от иглы. Эльф заметил мое движение, ничто не могло скрыться от его взгляда. – Если не будешь орать как ненормальная, кричать и трястись в рыданиях, уколов больше не будет, Зираэль. Ты – не глупая девочка, пора понять, что лучше следовать моим правилам. – Ты похищаешь девушек, а ненормальная – я, – ответила я шепотом, случайно озвучила мысли вслух. – Потому что это пугает меня так сильно, что я захожусь в крике… Я хочу домой. – Это я уже слышал, – ответил он, наконец, заканчивая. Тяжелая ладонь эльфа легла на мою щеку, осторожно поглаживая ее. Эльф повернул мою голову сначала в одну сторону, а после – в другую, словно я была тыквой, которую он выбирает на рынке. Хочет знать, не оставил ли синяков на моих щеках? Я бы тоже хотела посмотреть на себя в зеркало. – Скажи мне что-то хорошее, – не попросил, но приказал эльф, укрывая меня одеялом. Но что я могла ему сказать? В моей голове все еще оставались вопросы, но подсознание подсказывало, что сейчас они его только разозлят. Он укрыл меня, его снова захватило внезапное желание позаботиться о ком-то, и эльф наверняка ждал благодарности. Быть может… Быть может, я смогу втереться к нему в доверие? Я снова вспомнила бесконечные книги, стоявшие в кабинете Геральта, все эти его истории об особенно громких преступлениях. Один нильфгаардец похитил девушку и держал в своем плену десять лет, пока однажды она не убежала от него через открытую дверь гаража. Быть может, если я буду вести себя хорошо, Эредин однажды начнет оставлять двери открытыми, будет выпускать меня из дома без поводка, без себя рядом? – Ты красивый, – ответила я, не соврав. – Ты очень красивый. Он, наверняка, уже знал об этом. Мужчина улыбнулся, в его глазах блеснуло что-то незнакомое, вроде самодовольства или гордости, и я поняла, что поступила правильно. Он наклонился, холодный поцелуй запечатлелся на моем лбу, эльф на секунду завис, наблюдая за мной. – Сладких снов, Ласточка, – произнес он, уже выходя из комнаты. – Будешь хорошей девочкой и дальше – я буду спать с тобой. О, нет… Лучше уж я буду самой последней дрянью.