Новое сообщение

Похоже, он не соврал, эльф действительно не спешил выдвигаться на охоту. На втором этаже солнце словно светило ярче, его золотые лучи струились по коридору вместо мягкого ковра, оно заменяло лампы дневного света. Осеннее… Оно уже не было таким теплым и ласковым, но мне все равно хотелось постоять под ним и погреться, впитать капли уходящего тепла. Я не знала, что ждет меня через час или полчаса, и желание ухватить последние крупицы удовольствия захватывало мой разум. Двери в коридоре располагались друг напротив друга, одна открывалась наружу, соседняя – внутрь, чтобы не мешать друг другу. Нет, я не проверяла, просто знала об этом, потому что помнила о правилах планировки еще с тех самых пор, как Геральт делал ремонт в подаренном летнем домике. Помню, как тогда ходила за ним по пятам, измазанная побелкой, как улыбалась во весь рот, когда отец позволял мне забить гвоздь в скрипучую доску. Потом, конечно, оказывалось, что досок в доме не будет, только бетон, но ощущение полезности не ушло, вытесненное горькой правдой. Геральт просто хотел побыть со мной, хотел, чтобы я была счастлива и чувствовала себя нужной. Я хочу вернуться домой. Был бы он сейчас рядом… Только не было ни Геральта, ни Йен, и все, что мне оставалось – жалеть о том, что мы так мало созванивались последние полгода, жалеть о том, что я вообще собралась уехать от них. Этот колледж не принес мне ничего хорошего. Эльф зашевелился внизу, мое время вышло, и я забежала в первую попавшуюся дверь, стараясь хлопнуть ею тише. Здесь свет уже не был таким ярким, он блек, если сравнить с коридором, купавшимся в солнечных лучах. В выбранной мною комнате пахло пылью и распиленным не так давно деревом, пыль плясала перед моими глазами, занавешенные серыми шторами окна не пускали достаточное количество света, словно в старом кино. Должно быть, сюда эльф заходил не так часто, а больше навещать пустые помещения было некому, он жил здесь один, в десятке пустых комнат. Неудивительно, что в итоге слетел с катушек. Я медлила. Нужно было прятаться, шариться по тумбочкам и шкафам, но я медлила, не решаясь пройти дальше. Мне казалось, что все это трогать нельзя, что повсюду его запах, и я запачкаюсь, едва коснувшись. Что-то внутри твердило: «Это не принадлежит тебе, ты здесь чужая, Цири, не трогай ничего, не ломай и не порти», и я не могла ослушаться. До чего же глупо в сложившихся обстоятельствах… Я шагнула вперед не сразу, еще долго мялась в проходе, смотрела за тем, как пыль разлетается в стороны, позволяя мне пройти. Напротив небольшого белого окна, занавешенного полупрозрачной серой шторкой, находился старинный дамский трельяж, рядом прятался шкаф с двумя поцарапанными много лет назад дверями. Ногтями… Это следы от ногтей, от длинных женских ногтей – такие следы не оставит кошка или щенок, расшалившийся в отсутствие хозяев. Отвратительно. У смежной стены оказался камин. Ненастоящий, имитация, вылепленная ради украшения интерьера. В нем нельзя жечь дрова, но они связкой лежали рядом, словно пытаясь обмануть неискушенного зрителя, запутать гостя. Мило, но обманываться тут некому. Я не сразу заметила фотографии, помещенные в деревянные рамы и развешанные по обе стороны от обманной каминной трубы, потому что сначала взглянула на себя в зеркало. До чего же я растрепанная… Комната была большой, а я – маленькой, и куда больше мне хотелось забежать за ширму в углу или спрятаться под винтажным диваном, чем рассматривать фотоколлекцию эльфа. В конце концов, что там может быть? Но ноги несли меня именно туда, проверить, узнать, погрузиться в его историю глубже. Я остановилась напротив, смотрела на пыльные засушенные цветы в вазах, на статуэтки, украшавшие ненастоящий камин. Сколько лет этому дому, кому он принадлежит? Кухня казалась мне современной, отражающей стиль этого поганого… Эта комната же точно принадлежала умирающей аристократке, отчаянно не желавшей отказаться от вензелей и позолота эпохи рококо. Но эти фотографии… Два юных эльфа стояли близко друг другу, лицо одного закрывала потрепанная бейсболка, лицо другого светилось радостью. Мальчишки держали в руках большую старую собаку, шерсть которой покрылась колтунами. На следующей фотографии я узнала Эредина, держащего под руку красивую длинноволосую эльфийку. Девушка улыбалась, но смотрела не на него, а куда-то вдаль, эльф же влюбленным взглядом изучал ее хорошенькое личико. Оба в вечерних костюмах, словно фото это было сделано на свадьбе или выпускном. На следующей фотографии Эредин уже стоял один, в… Это – кожаная куртка? В юности он, видимо, увлекался рок-музыкой, потому что наряд его так и кричал об этом. Кожаные штаны блестели, обтягивая ноги, красная футболка с названием древней группы, выведенной языками пламени, была заправлена в них, край ее прятался за массивным кожаным поясом. Стыдно признавать, но с таким я бы хотела подружиться. – Зираэль! А сейчас он хотел со мной «дружить». Сердце в моей груди застучало быстрее, я не успела рассмотреть другие фотографии, дернулась с места и осторожно, стараясь не издавать звуков, направилась к ширме в углу. За ней пряталась старая высокая вешалка для верхней одежды, коробки, в которых много лет назад продавали обувь, на полу валялись женские шляпы, отрытые в бабушкином шкафу. Широкие поля копили на себе пыль, искусственные цветы и натуральный мех тонули в ней, постепенно теряя яркость. Я слышала, как эльф открыл соседнюю дверь, как он медленно прошелся по комнате, очевидно, заглядывая в какие-то закоулки. Черт… Почему я потратила время, рассматривая картинки на стене, почему не нашла ножницы или пилочку в глубине женского трельяжа? Может, мне повезет, и эльф пройдет мимо, а я успею выскользнуть и убежать на кухню. Там точно будут ножи. – Ласточка, выходи, не бойся. Я прощу тебя, если ты попросишь у меня прощения, ты будешь наказана совсем немножко. «Немножко» в его понимании – фаланга пальца, отрезанная от моей руки или еще одна пощечина? Я закусила губу, отчаянно пытаясь выкинуть эти мысли из головы. Эредин ходил по соседней комнате медленно, все звал меня, говорил со мной, пока я зажимала рот взмокшей ладонью. Удивительно, но больше мне не было холодно, наоборот, тело дышало невероятным жаром. – Зайчик, выйди сама, у тебя еще есть возможность. Дверь закрылась, монстр снова оказался в коридоре. Рука моя дернулась, словно я собиралась подняться с пола, но разум быстро сообразил, что к чему. На самом деле эльф не хотел, чтобы я вылезла из укрытия так быстро, он желал поиграть чуть дольше, он хотел ощущать себя хищником, а меня – маленькой, дрожащей в страхе добычей. Пусть будет так, как он хочет, если это спасет мою жизнь. Дверь открылась, открылась близко-близко, и я поняла, что эльф зашел в комнату, в которой пряталась я. Под его шагами жалобно скрипел отвыкнувший от веса эльфийского тела пол, от его движений дрожал воздух, и кровь густела в моих венах, заставляя сами мысли течь плавно и лениво. В ширме, за которой я пряталась, не было щелок, я не могла видеть эльфа, только его тень. Она медленно скользила по комнате, я видела, как эльф подходит к камину, как бросает взгляд на фотографии, как замирает, поглощенный собственными мыслями. Он… Он смущен? Он восторженно вспоминает молодость, он просто смотрит, не касалась ли я их, стирая комочки пыли? Я не могла понять, но выглянула из укрытия, чтобы рассмотреть его напряженную спину. Голую. Эредин снял испорченную рубашку, должно быть, бросил ее прямо на кухне. Лицо той девушки, что шла с ним за ручку, смутно напоминало мое, и я помнила об этом, этот факт заставил меня поежиться в смущении. Какими-то чертами, отдаленными, размытыми в годах она походила на меня, и это нельзя было отринуть. – Мы все когда-то были молодыми, – сказал эльф, не оборачиваясь, и я поняла, что он заметил меня в отражении зеркала, о котором сама я успела забыть. – Моя молодость ознаменована протестами и бунтарством. – Ты… Ты был… Интересным, – чувствуя, как волнение снова вскипает во мне, произнесла я. – Иди ко мне, – произнес он, обернувшись назад, к ширме, за которой я пряталась. «Если встретишь маньяка – лучше всего не сопротивляться. Да, страшно и мерзко, но это поможет выжить: нужно делать так, как хочет он. Однако, если ты встретишь серийного маньяка, Цири, нужно бежать со всех ног, потому что тебя не спасет ни покорность, ни ласка, ни отзывчивость. Он просто вышел, чтобы в очередной раз убить», – сказал мне однажды Геральт. Я не сдвинулась с места. Эльф протянул мне руку, а я опустила взгляд, решая, кто быстрее окажется у двери, если попытаться убежать прямо сейчас. Он. Он к ней ближе, ему нужно идти по прямой, а мне – обогнуть старинный пыльный диван и перепрыгнуть пуфик. В глубине башни, сложенной из картонных коробок, зашуршало что-то живое и теплое, оно шарило носом и жадно следило за чужими шагами. Мне показалось, что мышей в этом доме слишком много, чтобы обращать на них внимание. – Я обещаю, что не обижу тебя, – произнес эльф холодно, словно действительно забыл о тарелке супа и испорченной рубашке. – Сильно. – Я хочу посидеть тут, – ответила я, и Эредин не стал наседать. – Можно? – Недолго, – разрешил эльф тихо. – Просто чтобы привыкнуть к тому, что я здесь и никуда не уйду. В конце концов, мы в моем доме, – добавил он раздраженно. Он вновь повернулся к камину, рассматривая фотографии, а я поднялась на ноги, чтобы видеть его отражение в зеркале. Зеленые глаза эльфа скользили по старым фотокарточкам, в них на секунду мелькнуло что-то, но тут же погасло, поглощаемое внутренней тьмой, демонами, взявшими верх над смертным телом. Неужели он погрузился в радостные воспоминания? – У меня весьма… Весьма специфичный вкус в музыке, – словно в свое оправдание говорил эльф, будто мне нужно было знать это. – Всегда спорил об этом с родителями. – Кто… Кто эта девушка? – спросила я, осторожно выбираясь из своего укрытия, осторожно приближаясь к нему. – Ревнуешь? Я отвела взгляд, услышав его ответ. Смешно. Пусть думает что угодно, если это необходимо его самооценке сейчас, я не буду настаивать на том, что лишь любопытствую, как любая потеряшка цепляюсь за каждое сходство, замеченное в прохожем. Гнев поутих, осталось только желание пережить это заточение, потому я медленно подходила ближе к эльфу. Может, он отвлечется на воспоминания, а я смогу пробежать мимо, к двери? Да. Да, так и будет, я должна в это верить, я должна знать, что убегу от него сейчас, дерну ручку входной двери и окажусь на улице, буду спасенной. – Эта женщина, – произнес эльф с нежностью, которой я раньше не слышала в его голосе. – Когда-то я хорошо ее знал. Нет, Ласточка, мы не были любовниками, я даже никогда ее не любил, если тебе это интересно. Мы просто были хорошо знакомы. Она много… Она много значила для эльфов, составлявших тогда мой мир. Неужели у него тоже были друзья и близкие? У психопатов так разве бывает? Мне хотелось думать, что они – изгои, что общество не принимает их, тем самым толкая на этот путь, но воспоминания о прочтенных книгах Геральта, о природе зла заставили мои надежды осыпаться прахом. Некоторые из психопатов хорошо шифруются, можно жить с маньяком всю жизнь, рожать ему детей, а о том, что люстра в вашем чулане сделана из перемолотых в муку человеческих черепов, узнать уже после того, как в дом нагрянет полиция. Так бывало часто, этот сценарий – самый банальный, и у фильмов, в которых присутствует данный «поворот» не бывает наград за самый оригинальный сюжет. От Эредина пахло томатным супом, и мой желудок заострил на этом внимание. Эльф делал вид, что не слышит, как мое брюхо взывает к милости, и я даже была ему благодарна, но всего на долю секунды. Пока я снова смотрела на фотографии, пока изучала окружение эльфа, пытаясь увидеть хотя бы одно знакомое лицо, найти точки, в которых мы бы пересекались, он завел свою огромную руку мне за спину и обхватил ею, прижимая к себе. Я успела только пискнуть, а мои руки уже оказались сжаты одной его, игла снова вонзилась в мою шею. Боли не было, почти не было, эльф действовал быстро и аккуратно, как медбрат в детской больнице. – Нет, нет… – шепнула я, снова хватаясь за место укола, отстраняясь от эльфа только потому, что он позволил мне отойти. – Не трогай, зайка, все хорошо, – произнес он, вытягивая руки вперед, подходя ко мне, точно к дикому зверю. – Все в порядке, это поможет тебе немножко успокоиться, мы же не хотим, чтобы ты сильно нервничала. – Это… Оно опасно? – Любые препараты, содержащие большую дозу седативных веществ, опасны, милая, но я не причиню тебе серьезного вреда. Если набрать побольше, можно усыпить тебя, но, чтобы убить, нужно вколоть слишком много, больше одного шприца даже для такой малышки, как ты. Я бы хотела сказать ему что-то, но разум помутился слишком быстро. Слова расплывались в нем, отказываясь связываться в предложения, мозг цеплялся за вырванные из контекста образы, подставлял их в незнакомые мне ситуации. Эредин приближался, а я даже не могла испугаться его, не могла осознать происходящее, считая, что это и не он вовсе. Пятясь назад, я наткнулась на старинный диван, села на него, вперив взгляд перед собой. На стене висела картина, которую я не успела заметить раньше. – Ч-ч-ч-ч-ч-ш, моя девочка, моя хорошая девочка, – говорил эльф, опускаясь рядом, я чувствовала, как его дыхание коснулось моей шеи. – Не волнуйся, я позабочусь обо всем за тебя. Пока разум не мог уловить ужаса, Эредин казался мне кем-то другим, не маньяком, не садистом, не похитителем, но кем-то, к кому хочется прижиматься. И я подалась навстречу его дыханию, я почувствовала, как эльф блаженно выдохнул, как он, словно не веря своему счастью, погладил меня по бедру. Юбка платья задралась, оголяя все больше кожи, и ублюдка пленила эта возможность. Возможность отыметь меня, пока я не могу сопротивляться, пока я не хочу убегать, пока мои мысли заняты. Он говорил со мной, неразборчиво шептал что-то, утыкаясь в мои волосы, а я все смотрела перед собой. Эльф опустился передо мной на колени, вынуждая меня задрать ноги выше, его язык коснулся там, где нельзя. Препарат путал мысли, но чувства мои оставались на месте, и я могла ощутить каждое касание, пусть то и занимало секунду. Его язык приносил удовольствие. Не такое, как язык Мистле, но тень… Отголосок наслаждения коснулся меня, накрыл с головой, в помутившемся разуме оставшись самым ярким криком. – Теперь ты мокрая, – произнес он, не проведя на коленях передо мной и двух минут, нетерпеливо поднимаясь, расстегивая ремень на собственных брюках. А я кивнула, потому что мне было все равно, что он сказал. Меня клонило в сон, каждое движение казалось слишком быстрым или слишком медленным, в них не было золотой середины. Пока я, словно сомнамбула, смотрела перед собой, не успела заметить, как эльф вошел в меня не слишком осторожно. Боль отрезвила, он снова не заботился обо мне, только брал то, чего так жаждал все это время. Боль заставила меня закричать, и эльф зарычал, вторя мне. Животное. Его темные волосы переливались на свету, разум воспроизвел недавно увиденное. Я видела перед собой не Эредина, отчаянно старавшегося выглядеть прилично и нормально, но того юного эльфа в кожаной куртке, эльфа в рокерской футболке, с кожаными браслетами на запястьях, с огоньком в глазах. Его пальцы легли на мой клитор, и стоны сыпались с губ сами собой. Картина… На ней был нарисован луг, зеленый луг, усеянный тысячью цветов, посреди луга стояла белая беседка, словно из сказок, которые по ночам мне читала Йен. – Я кончу в тебя, – произнес эльф, прижимаясь ко мне все ближе, все чаще, все плотнее. – Кончу в тебя, Ласточка. – Да, – ответила я, потому что больше ничего не могла сказать. И он не обманул. Я почувствовала, как Эредин задвигался чуть быстрее, короткие, рваные, быстрые толчки заставили меня закричать, я ощущала боль, только боль и ничего больше, поняла, что он сокращается во мне, испытывает оргазм. Казалось, что действие препарата притупилось под наплывом ощущений, но чувство это стихло, едва эльф замолчал, опустившись на меня. В этот раз крови не было, не было и мольбы о помощи, просьб перестать. Может, поэтому он имел меня дольше? Я плохо помню, как долго мы сидели в той комнате, как долго он обнимал меня, целовал мою грудь, шею, щеки, что именно он говорил. Я помню лишь, что после того, как свет за окном налился серым цветом, эльф поднял меня на руки и унес, затворяя дверь так, словно здесь никого и не было. – Не бойся, я побуду с тобой сегодня, Цири. У меня кратковременный отпуск, я могу оставаться рядом хоть целый день. Грянул гром, начиналась гроза.