17. И я тебя
9 февраля 2019 г. в 14:56
– Ты плачешь, солнышко?
Его голос первым разрезал утреннюю тишину, к этому я давно привыкла. Я проснулась гораздо раньше, но оставалась неподвижной, пока не проснулся сам эльф. За окном возились птицы: я видела, как их тени скользят по полу, но щебета не было слышно. Эти окна не пропускают звук.
Нет, этим утром я не плакала, хотя в глубине души этого очень хотелось. Я шмыгала носом потому, что у меня начался насморк от проклятой прогулки по осенним улочкам в тонких летних вещах. Сопли то текли из носа, то забивали его, не давая вздохнуть. Этой ночью я спала слишком плохо, даже несмотря на усталость.
Или это – от стресса? Так бывает или нет? Йен и Геральт хотели ребенка задолго до того, как решились забрать меня из детдома, и о взращивании новой жизни знали все необходимое. Меня кормили и закаляли так, что болела я крайне редко, и сейчас я даже не могу вспомнить, когда это было в последний раз. Может, когда-то в детстве, еще в те времена, когда я не умела ни ходить, ни говорить. Во сколько там дети начинают таким заниматься?
Погнавшись за глупыми мыслями, я забыла ответить на вопрос эльфа. Его такое положение дел явно не устаивало, это я поняла по недовольному кряхтению и скрипу кровати. В воздухе, приправленном автоматическим освежителем, сладко пахло медом, и не тем, что обычно кажется химозным на вкус, а настоящим медом. Точно в освежителе и был мед. Я различала этот запах даже сейчас, с насморком, и не могла представить, что чувствует сам эльф.
Когда мужчина поднялся с кровати и подошел ко мне, я поджала ноги к животу в давно заученном защитном жесте. Коленки продолжали болеть, кровь запеклась на них и стягивала кожу. Мне хотелось попасть в душ, хотелось умыться и снова уснуть, чтобы восстановить утраченные силы. Но только не есть, нет, только бы не это… Голова оказалась тяжелой после пробуждения, и от насморка я чувствовала во рту неприятный привкус, заполнявший собой все пространство.
– Хорошо спала? – улыбнулся он, но тут же раздумал шутить. – Нужно обработать эти раны, могут остаться следы.
Да, мы же не хотим, чтобы это не дало мне построить карьеру модели… Тварь. Ключ скрипнул в замке, и эльф отворил клетку, протянув ко мне свои жадные руки. Он ждал терпеливо, не хватал меня за лодыжки, не тянул к себе, просто ждал. В зеленых глазах Эредина мелькнуло что-то, отдаленно похожее на сочувствие? Он сожалел о том, что вспылил вчера?
– У меня… У меня почему-то начался насморк, – созналась я, выбираясь из своего «укрытия». – Можно мне какие-нибудь капли? Только не расширяющие сосуды, а то…
– Я знаю, Ласточка, я знаю. Я знаю о твоем здоровье все, что мне необходимо.
Меня еще нежелательно насиловать, к слову. Интересно, об этом он знал? Спрашивать я не решилась, вчерашняя расплата за грехи могла повториться, а этого мне хотелось меньше всего на свете. Когда Эредин поднял меня на руки, я не сопротивлялась. Тепло его тела внезапно показалось мне приятным, и захотелось прижаться ближе к его широкой груди.
Я схожу с ума, я точно схожу с ума под гнетом этих порочных стен, этих слов, этого ублюдка. Эредин наклонился ближе, вновь набирая полные легкие воздуха. Должно быть, ему нравился мой запах даже после того, как я целый день проводила в бегах от него же, потная и грязная.
Но ванна все равно не отменялась. Сначала мужчина поставил в нее меня, после забрался и сам, перешагнув высокий бортик. Я не трогала кран, но вода, настроенная Эредином, все равно казалась мне слишком холодной. Ведь только от этого я прижималась к нему все ближе, да? Тогда мне хотелось верить этим мыслям, отбрасывая возможность ментальной болезни, вызванной его обращением. Все отцовские книжки тут же забылись, я просто плыла по течению.
– Ты выглядишь не очень хорошо, – произнес эльф после долгого молчания, а я сонно разлепила глаза, встревоженная его вопросом.
– Наверное, я просто сожалею о том, что совершила.
Лучше бы он думал именно так. Руки эльфа скользили по моему обнаженному телу, и кожа его казалась на удивление горячей. По мне словно водили разогретым под теплой водой ножом, дразнили этими ощущениями, намереваясь вот-вот обжечь или порезать, но я уже перестала бояться. Голова не прояснилась после сна, мне все еще казалось, что внутри нее томилась невероятная тяжесть.
– Мне плохо.
– Ты такая хорошенькая, когда сонная, – шепнул эльф мне на ухо, пока я руками опиралась о стенку.
Эредин стоял сзади. Он не прижимался ко мне, но я и без этого знала, что у него сейчас стоит. Странно, но это будто бы не имело никакого значения. Эльф подошел ближе, тер мое тело пенными руками, и я не оказывала сопротивления. Даже когда его горячие пальцы задерживались на моей груди, когда они же играли с сосками, мне было все равно. Даже когда он заставил меня выгнуться в пояснице и стоять так, ожидая члена. Вырваться не было сил.
Голова тяжелела, что-то стучало в ушах… Что-то… Что-то, будто бы их заложило после бассейна или моря. Я чувствовала, как из носа текут сопли, но не обращала внимания, потому что теперь эльф взял меня за шею. Он не был ласков, но продолжал шептать что-то мне на ухо, а я не хотела разбирать вплетенные в предложения слова. В этот раз он не входил в меня сразу, с разгона, чтобы доставить мне как можно больше боли. Он делал это медленно, дразняще вставляя сначала головку, а после всего себя.
– Мое солнышко, – услышала я в мешанине не связанных между собой нежных слов. – Ты скучала по папочке?
– Я… Наверное, – ответила я, ощущая сухость во рту.
Мне было больно, но там, в самом отдалении сознания. Вода смывала засохшую кровь с колен, оборачиваясь красноватой дымкой, и я смотрела за тем, как та утекает в трубу. Напряжение в ушах нарастало. Эредин гладил меня, гладил, прижимал ближе, насаживая на свой член, а я могла только тихо скулить в такт его движениям. Шум в голове усиливался, мне казалось, что стенки черепа не выдержат, вот-вот лопнут, и я испорчу его белоснежную ванную комнату.
Он зарычал, кончая… Точно животное, дикий зверь, что сейчас проглотит меня целиком. Я не скулила, старалась не двигаться. Хищники же нападают, если попытаться сбежать, да? Мы оба стояли под струями теплой воды, эльф смыл с меня грязь, но я чувствовала себя еще более испачканной. Я не плакала, но не потому, что не хотела, а потому, что не могла плакать сейчас.
– Папочка, – выдавила я из себя, пока эльф выключал воду, пока он обнимал меня, осыпал мои щеки поцелуями.
– Да, Ласточка? – его голос снова стал серьезным, чуть холодным, более сдержанным.
– Мне сильно плохо. Дашь мне таблетку?
Его лицо изменилось, но всего на мгновение. В темно-зеленых глазах мелькнуло беспокойство, но тут же растворилось. Эльф перешагнул бортик ванной, взял полотенце и принялся вытирать им меня. Он всегда начинал с ног, поднимаясь выше и выше, но никогда не оборачивал меня в конце. Приходилось выходить в холодную комнату и мокрой кожей ощущать прохладу окружившего меня воздуха.
Эредин смотрел на меня с недоверием, и после случившегося я понимала его. Он наклонился, прислонил губы к моему лбу, и я подалась вперед. Ощущения оказались удивительно приятными. Словно… Словно мама замеряла мою температуру, как раньше. Я улыбнулась, но отчего-то качнулась на весу, и эльф поймал меня, чтобы не упала. Он сдержанно хохотнул, но лишь до того, как понял, что я не играю с ним.
– Кажется, у тебя жар. Та прогулка была плохой идеей, правда? – спросил он, будто сейчас я могла что-то исправить.
Я не стала ему отвечать. Эльф поднял меня на руки, вынул из ванной, и положил в собственную кровать. Здесь не было ремней, поводков и шприцев в прикроватной тумбочке, только подушка и одеяло. Матрас, на котором Эредин спал без меня, оказался жестким. Может, это – полезно для его спины?
Он ушел, оставив меня в одиночестве всего на пару мгновений. Эта неосторожность дала понять: похититель все же волнуется о моем здоровье. Теперь-то он знал, на что я способна, но все равно не предпринял попыток связать меня по рукам и ногам, отходя на несколько минут. Эредин вернулся с градусником, и я лежала смирно.
О температуре он мне не сказал, но сказало выражение его лица, легкий проблеск паники в темно-зеленых глазах. Шум в ушах рос, сопли забили нос, и теперь я дышала через рот, потому что не могла иначе. Эльф снова исчез из поля зрения, и на этот раз я не заметила, как его не стало. Странно, но когда Эредин уходил, мне будто бы становилось хуже, я боялась, боялась, что осталась здесь совсем одна, что вот-вот умру. Выходит, умирать мне все же не хочется?
– Выпей это, – попросил он, оставив у моих губ ладонь. – Просто открой ротик, Зираэль, а потом запей, хорошо?
– Хорошо, – ответила я тихо.
«Хорошо»… Проглотить таблетку оказалось легко, я запила ее водой, предложенной эльфом. Пить мне хотелось очень сильно, но после случившегося я не могла решиться просить у него хоть что-нибудь. Слабость, вызванная недугом, отодвинула эти страхи на задний план, и Эредин принес мне не то чай, не то морс из ягод черной смородины. Знакомый кисловатый вкус стянул губы, я вымученно улыбнулась, узнав его. Такая ягода росла у Геральта в саду, мы когда-то собирали ее с ним вместе. Все руки были черными от сока.
– Я же их не отмою, – отчего-то вслух сказала я, смотря на собственные ладони, чистые пальцы. – Мама будет ругаться на нас обоих.
– Черт, – шикнул эльф, сидевший рядом со мной.
А я улыбнулась. Улыбнулась туманным воспоминаниям, образам, возникшим в моей голове. Меня звали домой, голоса оказались слишком реальными, и сопротивляться им у меня не было сил. Я отвечала, тянула руки вперед, забывая о том, где нахожусь теперь. Эредин то казался мне далеким образом из давно забытого фильма ужасов, то вдруг обретал реальные очертания, портил мою жизнь здесь и сейчас.
В минуту просветления я снова увидела перед собой его испуганное лицо. Мне было жарко, и я пыталась скинуть с себя тяжелое одеяло, но эльф не позволял, укрывая меня насильно. Мне хотелось смеяться, но с приоткрытых губ не срывалось ни звука. Мое тело покрыла испарина, а голова снова начала болеть. Должно быть, я простонала, потому что звук вырвался из моей груди.
– Приезжай быстрее! – кричал в трубку мой похититель. – Скажи им, что приболел, скажи что угодно, соври, ты же уже не ребенок, – говорил эльф взволнованно. – Плевать, пусть тебя кто-нибудь подменит сегодня, попроси своего лаборанта. Что? Я не могу объяснять это по телефону!
И я не знаю… Я не знаю, как это вышло, но тогда мне показалось, что Эредин хочет покинуть меня, кому-то отдать или выкинуть на улицу. Он сидел рядом с кроватью, и я нашла в себе силы, чтобы поймать его за руку. Такую теплую, такую белую руку, сжавшую мою ладонь в один миг. Раньше я никогда не замечала, но сегодня смогла разглядеть: на одном из пальцев Эредина виднелся след от перстня.
– Не уходи, – шепнула я ему, прижимая эту тяжелую руку к своей щеке. – Пожалуйста, останься со мной. Мне страшно.
– Я тут, тут, мое солнышко, – взволнованно ответил эльф. – Все хорошо, доктор едет. Ты простудилась, это только простуда, у тебя жар.
Мне казалось, что он уверял не меня. Жар действительно был, я чувствовала его каждой клеточкой тела, сгорала и тлела под его напором. Во мне словно гасло то внутреннее солнце, к которому так тянулся несчастный эльф. Он продолжал говорить, а я уже не могла слушать, даже если бы искренне хотела. Эредин лепетал что-то слащавое, успокаивающее, но мои мысли были уже далеко, а глаза медленно закрывались. Темнота призывно раскрыла передо мною руки, и я послушно шла ей навстречу.
– Я люблю тебя, – произнес Эредин. – Я так люблю тебя, Цири, прости меня…
– А я тебя, Мистле. Все хорошо, не плачь.