Поколение next

После нечаянно подслушанного разговора между Ян Лан и Ханом, Мо вышел из своего убежища в полнейшем замешательстве. Предполагать, что у Хэ и Змея есть какие-то общие дела, казалось диким абсурдом. Да и вообще, сегодня Шань подозрительно часто слышал о Шэ Ли: либо из уст самого Тяня, либо как сейчас, от его корешей. У Мо странным образом зародилось беспокойство, что он по каким-то неведомым причинам может быть с этим связан. Иначе с чего бы сегодня утром Хэ в ультимативной форме потребовал держаться от Змея подальше, словно Шань когда-либо имел к нему хоть какое-то отношение? А Мо не имел. Ни малейшего. Звонок с урока повыгонял непутёвых школьников из пропитанных перегаром классов, и те, отдыхая от непосильной мозговой активности и бурной ночи, заполонили собой всё пространство вокруг. Шань не скрываясь, шёл по людному коридору, готовый послать нахуй всех и каждого, кто хотя бы слово скажет в его сторону или вознамерится встать на пути. И не потому что дошёл до «ручки» или какой-то крайности, просто растопиздело всё так, что кроме агрессии и мата эмоций больше не возникло. Виной тому конченое физическое состояние или новая инфа — Шань разбираться не стал, поддаваясь праздному, иррациональному гневу. Но наверно, если копнуть глубже, то он был обоснован. И Мо имел на него полное право. Накопительный эффект тем и опасен, что сдетонировать может в любой момент, заставая врасплох не только окружающих, но и самого носителя. А причина была. Хэ. Не конкретно утренняя демонстрация власти, а общее поведение в целом. С Шанем. В детстве, в какой-то момент, Мо упустил в какой именно, Тянь вдруг возомнил о себе невесть что, и посчитал, что младший брат кругом ему должен и обязан. Обозначил правила поведения, давал распоряжения, постоянно подтрунивал и намеренно указывал на собственное превосходство. Завтраки эти, которые Мо обязан был готовить. И вопрос закономерный: с хуя ли? Шань не личный камердинер, чтобы выслуживаться. У них даже кровного родства нет, если уж по сути разбираться, ведь тогда, пусть и с большой натяжкой, можно было списать эту несправедливую тенденцию на заботу о родственнике. А так получалась просто лютая необоснованная дедовщина, где Мо с какой-то стати становился едва не обслугой с вечной формулировкой: «можно?». И до сегодняшнего дня Шань особо не задумывался над этим, принимая навязанный жизненный уклад как нечто само собой разумеющееся. Что называется, плыл по течению, часто хапая дерьмо, не жалуясь и не прося иного отношения. Ведь вроде и так неплохо. Ну завтраки, что с того? Бо́льшая часть домашних обязанностей? Подумаешь… Лишняя опека, словно Мо по разумности чуть отличался от шимпанзе? Да пожалуйста, разве это так обидно? Пусть тешится. Но как оказалось — обидно. И не «что с того», и не «подумаешь». Достало. Шань не питомец и не личная вещь. И пора бы Тяню это осознать. Вот он, накопительный эффект, в натуральном его выражении. Шань вышел за пределы школы, вынул из рюкзака бейсболку и нервно натянул козырек по самые глаза, а после, что есть сил притопил подальше от этого места. Погода располагала для продолжительных прогулок, а настроение - съебать в далёкие дали. Домой не хотелось не из-за того, что он может застать там маму, а потому что Хэ один хрен туда вернётся, запуская часовой механизм раздражения только одним своим видом. А Шань ещё утром исчерпал последние капли терпения по поводу закидонов брата. Как же он бесил, господи, как же бесил. И только мама, как зашоренная лошадь, не желала видеть в Тяне всю его поганую натуру. Для неё он всегда прилежный сын, отличник и помощник. …И, кстати, мама. Да. Вопрос о её физическом состоянии Мо так и не уточнил. Шань свернул с шумного перекрестка и направился вниз по аллее, где было меньше людей и звуков от проезжающих мимо машин. Нашёл более или менее спокойное место и, привалившись спиной к шершавой коре дерева, набрал номер телефона матери. Первая попытка оказалась провальной. Продолжительные гудки и ни намёка на жизнь по другую сторону линии. И когда Шань уже не на шутку встревожился, до уха донесся хриплый отклик Дэйю. — Мам? — Да, привет. Ты почему звонишь? В смысле… — прозвучал треск посторонних шумов, словно мама на что-то отвлеклась, — время. Ты должен быть в школе. — Так я в школе, сейчас перемена, — напропалую врал Мо, немного ошарашенный таким ходом разговора, — ты-то как? — Так себе, — откровенно пожаловалась она, — оказывается Гун бросил Сию не просто так. Ушёл к другой женщине. Можешь себе представить её реакцию? Хотя, дурацкий вопрос… — Больше пьёт? — предположил Мо и заткнул пальцем левое ухо, чтобы сосредоточиться на голосе матери. А он был тих и слаб. — Да, куда больше. И орёт тоже больше. Я ещё удивлена, что соседи полицию не вызвали. Потому что меня саму иногда подмывает это сделать. Шань усмехнулся и переместил вес тела на другую ногу. — Анонимно, — кивнул он, — может, тогда домой вернёшься. — Прости, Шань, — хрипнула она, — я знаю, что бросила вас с Тянем, но Сию нуждается во мне. — В виде собутыльника? — В виде поддержки, — поправила она, — и не огрызайся. Сию хоть и кажется сильной женщиной, но быть брошенной столько раз… — Тогда может проблема в ней? Ну знаешь, как говорят: если часто бьют по роже, то дело не в людях, а в роже. — Так, — сейчас мамин голос прозвучал на удивление звонко и лихо, — прекрати умничать! Нос ещё не дорос осуждать людей старше тебя! — А кто осуждает? Я просто сделал предположение, — Мо едва сдерживал смех. — Ладно, мам, на самом деле мне жаль Сию. Передай ей, что всё наладится… И как только Дэйю перевела дух, он продолжил: — … если не с пятой бутылки, то с десятой точно. — Шань! Вот теперь Мо не сдержался. Откровенно заржал. — Бессовестный! Как только я умудрилась воспитать такого грубияна? — осудила она, но как-то по-доброму, словно в душе разделяла правоту сына. — Да, дело в воспитании. Без тебя я бы таким хамлом не вырос, — Мо не мог остановиться. Его как будто распирало от лишних слов. И да, злился он на брата, но срывался на матери. — Вернусь домой — прибью, — пообещала она. — Ты вернись для начала. — У вас что-то случилось? — неожиданно всполошилась Дэйю, словно почувствовав неладное в словах сына. Мо таким раньше не был. Не грубил, уж ей-то точно. — Да что у нас может случиться? Всё нормально. — Врешь же. — А ты проверь. — Шань, — строго рыкнула она. — М? — Прекрати. Ты несправедлив. Ты же понимаешь, что это временно. Я скоро вернусь. — Скоро — это когда? Когда у Сию откажет печень? — Я позвоню Тяню. — Что? Зачем? — Мо соскользнул со ствола дерева и чуть не опрокинулся на землю, но вовремя сумел сохранить равновесие. — Затем, что ты ведешь себя странно и… — Ладно, ма, прости. Всё правда хорошо, просто я немного перенервничал, — и козырь, — за тебя. Дэйю замолчала, переваривая слова сына. И, естественно, смягчилась, как после таких слов злиться? — Я ещё немного задержусь у Сию. Дня два-три, не больше. Если что-то случится, обязательно звони. — Ладно. — Ладно, — повторила она. — Пока. — Пока. Мо засунул телефон обратно в джинсы и тяжело вздохнул. Ещё «два-три» дня наедине с Хэ. Ну полный пиздец, если честно. Солнечный полдень сменялся многообещающими тучами. Шань бы не удивился урагану или землетрясению в десять баллов. Всё одно к одному. Если не прёт — то по полной. И домой возвращаться всё равно придётся. И видеть Хэ. И слушать Хэ. Но вот прислушиваться? Черта с два. Хватит этой херни. Шань на данный момент был готов отстаивать себя до кровавых соплей, а они будут, ведь Тяня он знал не меньше. Пока Шань плёлся домой, он надеялся на элементарное чудо. Ну, например, позвонит Яоза и позовёт его куда-нибудь. Скажет, что на районе новый движ, или, допустим, что родители с братом отправились в кругосветку и хата пустая. Дня на два-три. Надеялся, пока заходил в подъезд, надеялся, пока поднимался по лестнице, и даже когда проворачивался ключ в замке — надеялся. Но нихрена. Ни Яозы. Ни урагана. Ни землетрясения. Ни-че-го. Только он. Пустая квартира и разочарование. В чём? Мо не знал, но отчего-то испытывал именно это. Бросил ключи на тумбу, разулся, ступая поочередно носком на пятку кедов. В голове прозвучало негодование Яозы: мужик, суперстары же! Ну что ты в самом деле… И Шань бы улыбнулся на это. Ведь так тонко знать друга, его эмоции — вроде как родство неимоверное, но с другой стороны, то, что Яоза взамен не чувствует того же, в плане расшатанного состояния самого Мо, ввергало его в уныние. Но жалеть себя стрёмно. Думать, что кто-то обязан разделять твои эмоции — стрёмно. Да и вообще, надеяться на кого-то кроме себя… Что? Стрёмно. Мо покачал головой, кисло улыбаясь своим мыслям. Дичь такая, что впору мчаться на телевизионное шоу, чтобы вручить свою судьбу своре безумных баб в вечной менопаузе. На кухне до сих пор веяло запахом пережаренных овощей и едва уловимым табачным дымом. Проветривать эту ядерную смесь придётся неделю, если не больше. Но запах горелого Мо с легкостью объяснит маме, а вот никотина, который за время её отсутствия, казалось, въелся во все поверхности — будет сложнее. Сдать Хэ всегда провальной план, потому как тот пропиздит саркастично: «это пацаны курили, а я рядом стоял…» И мама верила, прям до слепоты, верила. Ведь Тянь: отличник, помощник и бла-бла-бла, короче, вся песня с припевом. Шань пошире распахнул форточку и открыл вторую створку окна, надеясь, что максимальная вентиляция сыграет свою роль. Небрежно покидал посуду вместе с её содержимым в раковину, смёл в неё же крошки и с ненавистью выбросил в мусорное ведро проклятое вафельное полотенце, посчитав, что с уборкой на сегодня покончено. Чуть погодя, когда схлынули раздражение и гнев, Мо нашёл в себе силы раздеться, запихать вещи в стиральную машинку и залезть в душ. Нужно было смыть сегодняшний день. Всю дрянь переживаний и домыслов. Горячая вода успокаивает, а почти кипяток — вытравляет из головы всё ненужное. Тугие струи, словно лезвия, скользили по разгорячённому телу, сливаясь в один сплошной обжигающий водопад. Но Мо терпел и почти наслаждался, потому что знал, что физическое воздействие всегда перекрывает эмоциональное. И это работало, с ним работало. После всех телодвижений инерции хватило только на то, чтобы дойти до своей комнаты и замертво улечься в кровать. *** Мо просыпался неохотно, чуть потягиваясь, расслаблено ведя плечами. В комнате было душно, и он сонно думал, что следует встать и открыть окно, но вместо этого лениво обнял двумя руками подушку и уткнулся в неё лицом, чтобы вновь погрузиться в дремоту. Но что-то настойчиво не давало ему окончательно провалиться в глубокий сон. Не духота. Прикосновения. Шань на призрачной периферии ощутил, как скользнули в его волосах пальцы, стекли на шею, размяли позвонки, чуть прищипнули кожу и двинулись вниз на плечи. Секундное блаженство от ласкового и умелого массажа медленно сменилось негодованием. И словно почувствовав его заминку, рождающуюся осознанность, чужие руки резко надавили на лопатки. Мо, вбитый в матрас, подавился воздухом и проснулся окончательно. — Чт?.. — Шань попытался перевернуться, но его грубо притиснули обратно. Подушка просела от веса чужих локтей, а Шань в панике уткнулся ещё глубже в её душный плен, пряча лицо и срывающееся дыхание. Потому что он знал, кто это с ним делает. Знал. И был готов сдохнуть прямо здесь и сейчас. — Расслабься, ты ведь давно… хотел? — вещал в ухо хриплый, севший от похоти, голос. Мо сжал челюсть и судорожно смял в кулаках простынь. Его начало трясти. Трясти от ужаса и непонятных эмоций. А когда Хэ выдохнул на его взмокшую шею, Мо вздрогнул так, что онемели подушечки пальцев и сладко поджался живот. По телу словно иголками прошлась колючая дрожь, от пальцев ног до макушки, задерживаясь и сосредотачиваясь в паху. — Прекрати! — из последних сил просипел Шань, тщетно пытаясь вырваться. — Я обещал тебе наказание? — от тихого грудного шёпота Мо замер и до крови прикусил губу. — Ты… — Хотя, думаю, — Тянь повёл указательным пальцем по позвоночнику Шаня, медленно останавливаясь на каждой впадинке, — разве это наказание? — Ты спятил… Мама там… — Мамы сейчас нет. Никого нет, так что не бойся… И расслабься. Мо всё-таки удалось повернуться. Он чуть-чуть сместился и почти свернул себе шею, чтобы натолкнуться взглядом на совершенно безумные глаза Хэ. Сначала он подумал, что Тянь пьян или под кайфом, потому что всего этого не может быть. Слов, рук, касаний, бреда этого не может быть! — Я сказал, расслабься, рыжий! — жадный недовольный рык и Мо вновь оказывается вжатым в матрас. У Шаня оборвалось сердце и грохнуло так, словно в его грудную клетку сваи вколачивали. — Ещё раз дёрнешься, и будет очень больно, — предупредил брат. И Мо в страхе подчинился. Не перед болью, а перед ним… А потом произошло это. Хэ проворной змеёй сместился ниже, попутно успевая часто покусывать взмокшие бока Мо, который при каждом смыкании зубов на коже вздрагивал так, словно получал разряды тока. Тянь зловеще затих. Шань не успел перевести дух, как мокрый горячий язык облизал впадинки под коленями, а чужие пальцы скользнули выше, впиваясь в бедра, чтобы он даже не смел пытаться вырваться. Мо, подавив скулёж и жалобный бессильный стон, вгрызся зубами в подушку, глуша в ней свои предательские судорожные выдохи. Внутри всё горело и плавилось, исходило болезненным напряжением, и каждая садистская ласка, словно рыболовный крючок, врезалась в кожу и расходилась агонией по всему телу. Шань в очередной раз дёрнулся, когда вновь ощутил на себе вес тела Хэ, а почувствовав, как тот стягивает с его ягодиц нижнее белье и жестко притирается сзади, в безысходности процарапал ногтями простынь. Ладонь Тяня проскользнула под живот, заставляя приподняться и выгнуть поясницу. Шеи коснулись пальцы и жесткие волосы, которые лезли в глаза. Чёрные. — Стой, — хрипнул Мо и сорвался на стон, когда рука Хэ с живота переместилась на член, сжала через ткань, напористо массируя пальцами. От таких непристойных, развратных движений эрекция достигла своего пика. Шань мучительно застонал, смаргивая слезы отчаяния, и неосознанно подался назад, прямиком к Тяню, который немедленно толкнулся бедрами, имитируя вхождение. — Ты же хочешь, очень хочешь, да? — шепнул тот в ухо. Мо не ответил, он не мог. Всё что сейчас имело значение — это рука, поглаживающая изнывающий член, то сильно сжимающая ствол, то кружившая ладонью по головке. Ткань боксеров стала влажной и горячей от терпеливого трения, Мо задыхаясь, кусал губы, судорожно глотал накопившиеся слюни, дурея и сходя с ума, сходя с ума и дурея… Хэ не переставал толкаться сзади, скользя членом между ягодиц, намеренно задевая мошонку, безостановочно обжигая своим бешенным тугим жаром. Пальцы Хэ миновали последнюю преграду в виде боксеров, и нагло, по-хозяйски, словно Шань и все его части тела принадлежали только ему, сжали в кулак скользкий от смазки член и несколькими размашистыми движениями прошлись от корня до головки. Тянь делал больно, возможно специально, но Мо, дрожа, бессознательно помогал ему бедрами, отдавая себя полностью, лишь бы достичь разрядки, которая уже огненными краями сомкнулась над всем его существом. — С таким братом и тёлка не нужна… — с упоением, тяжело выдохнул Хэ. И после этих слов всё закончилось. Это чувство можно сравнить только с ощущением свободного падения. Всё на миг замирает, исчезают краски, и мир становится чёрно-белым, держится в наивысшей точке то ли боли, то ли невероятного экстаза, и по мере нарастания напряжения, с невероятной силой втягивает в исступленный водоворот наслаждения. Такого, что не можешь определить, где низ, а где верх, такого, когда собственное тело становится центром вселенной, и каждый импульс затяжного оргазма рвёт в клочья разум, подменяя его на первобытные животные инстинкты. Грязные, но самые честные. Мо, сглатывая слюни, прошёлся языком по сухим губам, чувствуя кровоточащие ранки от зубов. Колени горели, немел правый бок, а пальцы ощущали шероховатый ворс паласа. И пока Шань соображал, что происходит, нежась в последних исчезающих волнах оргазма, ноющему боку вторило плечо, тоже правое. — Ммм… Блять, — выдохнул он, ощупывая болевшие места и с усилием открывая глаза. На полу. Он упал с кровати и, видимо, смачно так упал, если голова до сих пор не прояснилась. Но лучше бы не прояснялась. Никогда. Ведь… Что?.. Шань уже осознанно огляделся и в ужасе поднял взгляд на свою постель. Пустая. Хэ нет. Это был просто сон. ПРОСТО?! Ему ещё никогда не было так страшно, даже когда мать застукала за распитием алкоголя или когда Шань случайно удалил с ноута «BioShock» Тяня. Эти переживания и в подметки не годились тем, что сейчас творились у него в душе. Тихий животный ужас. Мо чувствовал себя грязным, конченым извращенцем. Моральным уродом или даже больше. А его вина, стыд и прямое доказательство, подтверждающее каждое обвинение, мерзко впитывались в боксеры и редкими каплями стекали к ягодицам. И к своему ужасу Мо осознал, что его член по-прежнему стоит и стоит так, как будто Шань не кончил только что, а лишь разогрелся для полноценной ебли. Мо в панике схватился за голову и едва поборол крик, а уже потом и стон, когда головка потёрлась о живот от его неосторожных движений. Шань соскочил с пола и как не в себе ринулся в ванную. Хорошо, что ночь. Что Хэ спит и не видит… Этого всего — не видит. Господи. Нет. Нет здесь ничего хорошего. Вообще. Мо забежал в ванную, дрожащими руками задвинул щеколду на двери, и буквально заскочил в душ, настраивая кран в холодный режим. От напора ледяной воды Шань взвился как от удара кнута и застонал, звучно. Потому что ничего не помогало, словно бы наоборот подстёгивало. Он стянул боксеры, подставляясь под массажные струи, желая замерзнуть, сдохнуть тут, но аномально плавился и задушено замычал, когда инстинктивно схватился за член и нетерпеливо сжал его в кулаке. И под звучавший из подсознания издевательский шёпот: «Малыш Мо», кончил так, что его мотнуло в сторону, прямо на кафельную стенку. Шань не почувствовал боли, он кончал настолько сильно, что судорогой свело каждую мышцу и в беззвучном стоне раскрыв рот, хватал онемевшими губами воду. …С пальцев стекала сперма, из горла вырывались хрипы, а из зажмуренных глаз, смешиваясь с водой, бежали слезы. Страшно. Как же страшно…