Поколение next

Ненависть — кровь любви Хлещет за рваных ран края, Буква одна горит: Я! Я! Я! Я буду в сто раз упрямее, Я стану в миллиарды раз злей, В безжалости крематория памяти Синиц сжигая и журавлей. Никто не будет прощен мною И я чужих слёз о себе не жажду, Есть правило одно для всех простое — Никто не живёт дважды. Дельфин. Змея никто не касался, словно он был чумной. Открыли ворота, потом дверь машины, а после и особняка. Ли продрогнув до костей, старался удержать мелкий тремор всего организма, и при этом определиться, куда ему идти дальше, но неожиданно вздрогнул от резкого шума. Грохот стоял такой, словно с лестницы катился огромный каменный шар. Но вдруг этот шар обрёл вменяемые очертания в виде здорового добермана, который нёсся к нему во весь опор, звонко стуча когтями по дереву ламината. — Стой, сука! — инстинктивно взмахнул руками Змей, но куда там. Его сбило с ног, и буквально опрокинуло на пол, а из-за мокрой одежды протащило на метр вперёд. Ли задохнулся от удара, словно отбил не только лопатки, но и всю спину целиком, включая лёгкие. Пёс навис над ним огромным исполином, резво тыкаясь узкой мордой куда придётся, лишь бы дотянуться языком до незащищённого участка кожи. Змей отбивался, как мог, зло рыча, и отплёвываясь. — Да какого хуя, животное, блять! И как только Ли собирался хорошенько лягнуть пса, раздался голос: — Нельзя. И всё разом прекратилось. Змей с шумным выдохом перевернулся на левое плечо, и вскинул голову, сдувая влажную чёлку. Ну, естественно, блять. Хэ стоял на лестнице, опираясь на перила рукой. В чёрной закрытой водолазке и такого же цвета брюках, он слишком контрастно выделялся на фоне светлых стен, словно его силуэт обвели тушью. Змей медленно перевёл взгляд на пса. Тот сидел, будто отлитый из металла, идеально ровно. Как сохранившаяся статуя идолопоклонного животного. — Я ухожу. Еда на кухне. Просто и без затей он продолжил свой путь, словно не лежало у него на полу тело подростка. И действительно не лежало. Змей сел. — Уёбка шерстяного забери. — Зачем? Вы, вроде, поладили, — и не понять, серьёзно ли, или снова издевался. И всё. Двери закрылись, он ушёл. По ощущениям, словно кто-то громко захлопнул крышку гроба. Змей взвился моментально, проскользил кедами по полу, едва не падая, и рванул на выход. Без логики, просто на воздух, куда-то, где не будет стен. Этого, блять, всего не будет. Чэн, наверное, услышал, или почувствовал. Обернулся следом, и Ли буквально врезался в него, в слепой попытке в очередной раз не потерять равновесие, сжимая пальцами материал на плечах. — Соскучился, или со мной хочешь? — придержал парня за талию, и тут же отстранил от себя. Змей пальцев не разжал. Задрал голову вверх, глядя с ненавистью. — Ты… — прошипел по-змеиному, — ты… — но вдруг чужая рука легла на голое горло, чуть сжимая, предотвращая слова, которые готовы были вырваться. Обжигающе горячая рука. — Тихо. Нельзя, — как минутой назад своей собаке. С той же интонацией. А затем чуть сдвинул брови. Едва заметная мимика, словно слабый поток воды под толщей льда. Он ощутил, как дрожал парень. Весь холодный, даже губы отдавали синевой. — Иди в дом. И оттолкнул. Змей впечатался лопатками в дверь, часто дыша. Шея словно горела. Чужая ладонь как будто отпечаталась на коже невидимой татуировкой. — Нет. — Ли, — надавливая в голосе угрозой. — Нет, — громче. Эмоции, если таковые имелись, утонули в этом лице. Хэ больше не выглядел как человек, поддерживающий чужую игру. Всё стало резко иначе. Статусы их положений вышли на передний план, без каких-либо послаблений и условностей. Чэн шагнул ближе, застилая собой весь обзор. Чёрная грудная клетка перед глазами, только лишь. Чуть наклонился, чтобы перехватить жёлтый отчаянный взгляд, без слов говоривший, что сдохнет здесь, но шагу назад не сделает. — Жалуйся. Змея трясло уже очевидно. Не нужно его касаться, чтобы увидеть физическую слабость организма. Возможно, он просто замёрз. Но глаза не лгут. Даже змеиные. Хэ прекрасно знал, что с ним делал. С хрустом доламывал расшатанную психику. Верно. И можно было оправдаться, что не он это начал. Только вот без разницы. Надоело, и так слишком много времени потратил на уличного пацана. Пусть и такого неординарного. Сделка заключена. В его доме помимо собаки появилась «змея». Чэн не юный натуралист, но так уж вышло. Теперь нужно было воспитать нового жильца, чтобы он, как и Фанг, не доставлял забот. А мерить категориями «это же человек», не видел смысла. Деньги потрачены, значит, должен быть результат. — Я, нахуй, сожгу этот дом. Я зарежу твою собаку. И тебе горло от уха до уха. Слышишь, меня? — голос проседал и сбивался, но уверенности в нём не становилось меньше. Чэн указательным пальцем чуть приподнял его подбородок. Кожа холодная и влажная. Гладкая, подкупавшая своей юностью. Она, похоже, даже не знала лезвие бритвенного станка. — Зачем озвучил такой грандиозный план? Вдруг я тоже люблю сюрпризы? Можешь пока начинать, я после подъеду. У меня дела. Змей опять и снова чувствовал эти прикосновения. Безумно горячих рук, и в то же время ледяного взгляда. Чудовищный контраст. И тело отозвалось очередным покалываем, новыми мурашками и дрожью. Хэ перехватил его руку в сантиметрах от своего лица. Белые пальцы сжимали нож для бумаг, готовые вонзить острый металл в висок. Или куда повезёт. К сожалению, не повезло никуда. Сильный хват буквально отнял чувствительность, передавливая сухожилия, и звук металлического удара о бетон крыльца поставил точку в этой неудачной попытке решить всё здесь и сейчас. Глаза Чэна из тёмно-серых, стали чёрными, и Змей вдруг задержал дыхание, готовясь к боли. С таким выражением лица убивают, и Ли попытался поймать этот момент. Удержаться в нём, потому что неожиданно для себя глотнул настоящих эмоций. Тех, которые настолько живые, словно имели свой цикл и пульс. — Подними. Змей захлебнулся адреналиновым вздохом, казалось, его тело преодолело критическую отметку, и он дрожал уже совсем не от холода. — Ты плохо слышишь? — голос Хэ был режущим, властным, но вопреки ожиданиям, не злым. Без эмоций ярости на выходку Ли. Змей, как в замедленной киносъёмке, обнаружил себя на корточках, прощупывающим пальцами мокрый бетон крыльца в поисках ножа. Он повиновался не потому, что испугался, странно, но страха не было и в помине. Что-то гораздо глубже, на подсознании, велело исполнить приказ. Скулы окрасились в лихорадку, а в ушах гулко стучал пульс. Внутри выжигало неправильным жаром, замедляя реакции, но с губ отчего-то срывалось частое дыхание. Перед глазами появилась ладонь. — Давай. Змей оттолкнулся пятками от пола, поднялся. Чуть сузил глаза, облизнул губы. И снова послушался. Выложил нож в протянутую руку. Это не транс, но что-то близкое к этому. Его оглушало тем, что творилось внутри, а помехи снаружи вовсе не воспринимались. Моросящий дождь, холодный ветер, мелькавшие на периферии люди. Создавалось впечатление, что кругом ненастоящие декорации, массовка в виде кукол-марионеток, а реальная жизнь истерично билась где-то под рёбрами. Что это? Поче… Поток мыслей прервал несильный хват за плечо, прижавший его к двери. Змей не поднял взгляда, всё что нужно он ощутил невербально. Но особенно, близкий жар чужого тела и тот самый запах, который ни с чем и ни с кем не спутать. Даже при наркотическом ступоре, или секундном помешательстве, Змей как легавая псина узнает Чэна по запаху. Перед глазами мелькнуло серебристое лезвие ножа, а после уместилось между ямкой ключиц. Затем ниже, напарываясь на мелкую вязку кофты, которая слишком стремительно расползалась, сдаваясь под острым металлом и собственной тяжестью, напитанной влагой. Нож дошёл до низа живота и остановился. — На меня смотри. Ли медленно вытер каплю с подбородка о своё плечо, подавляя внутреннюю дрожь. Выходило плохо. — И что? — мутным взглядом глаза в глаза. Хэ завершил своё движение, и кофта окончательно распахнулась, свисая по краям мокрым, распустившимся тряпьём. Грудную клетку и живот осыпало колкими мурашками, и Змея слегка передёрнуло от очередного порыва ветра. Или из-за прямого взгляда чёрных глаз. Ли вдавился спиной в полотно двери, когда Хэ неожиданно склонился к его уху. — Ты же не хочешь, чтобы я то же самое проделал с твоими джинсами? Змей закусил губу, глуша судорожный вздох из-за опалившего дыхания в район шеи. Не хватало воздуха и личного пространства, его словно раздавливало тяжестью извне. В голове хаотично метались мысли, а эмоции, по которым он так голодал, навалились с чудовищной силой. И Ли не справлялся. Он слабо мотнул головой, больше отворачиваясь, чем соглашаясь с чужим утверждением. — Тогда иди в дом. Хэ нащупал ручку и втолкнул Змея в сумрачный холл, а после закрыл за собой дверь прямо перед носом парня. Ли секунд пятнадцать стоял оглушено, тупо пялясь перед собой, пытаясь понять, что сейчас произошло. Но ничего не получалось, в голове было пусто, а тело ломило, оголяя закоротившие нервы. Змей стянул мокрую кофту с плеч и разжал пальцы, чтобы материал влажной кучей шлепнулся на пол. И пошёл в ту комнату, в которой когда-то находился вместе с Ронгом и Хитеном. В ней ничего не изменилось, словно и не уходил никуда. Та же постель, тот же стол с креслом и пустое пространство вокруг. Но не это сейчас беспокоило, не собственное местоположение, а патовая неспособность вернуть необходимый контроль. Шея горела, лицо просто пылало, а в голове ни единой мысли. Так плохо ему ещё никогда не было. Похоже, он заболел. Подцепил какую-то простуду, пока носился по городу под ледяным дождём. Но ничего, всё нормально. Скоро это пройдёт и тогда… — Мгх-а… — с губ сорвался непроизвольный всхлип, когда пальцы, нервно пытающиеся расстегнуть ширинку, промахнулись и с нажимом проехались по паху. Ли едва устоял на ногах, потому что колени чуть не подогнулись от странных ощущений на грани боли, которые волной прошлись от низа живота по онемевшим бёдрам и обратно к паху. Змей обессиленно упал спиной на стену, раздвигая ноги, и дрожащими руками снова вцепился в ширинку, которая, оказывается, передавила всё так, что он задыхался. Мокрые джинсы с усилием сдвинул на середину бёдер, выдыхая с западанием грудной клетки, словно свой немыслимый кросс окончил только что. В голове стало совсем мутно и лишь на одних инстинктах Змей просунул руку в боксеры и сдавил абсолютно влажный и горячий член. — Бля-а…ть — выстонал он, и ноги всё-таки подвели. Ли сполз по стене вниз и шире развёл колени, чтобы было больше манёвренности для руки, которая замерла, не решаясь опускаться дальше по стволу. Слишком острые ощущения, чтобы продолжать, но и остановиться невозможно, потому что внутри всё натянуто и напряжено. Ужасно. Пальцы с лёгким нажимом влажно прошлись вниз, и Змей зажмурил глаза, выпрямляя ногу, сползая ещё ниже. «Смотри на меня» — вспыхнуло в памяти именно тем голосом, именно той интонацией. Ли распахнул невидящие глаза, слепо глядя перед собой, глотая сухой воздух, и чуть быстрее задавая темп ладони. Поясница против воли выгнулась, и он окончательно оказался на полу. Змей, как наяву, чувствовал горячий хват на шее и слышал тяжёлый тембр, говоривший ему продолжать. Не останавливаться. И смотреть на него. Томная, тягучая судорога свела низ живота, дрожащие бёдра напряглись, и на пальцы потекла тёплая, вязкая сперма. Если бы он мог, он бы сдержал этот низкий грудной стон, который эхом прокатился по полупустой комнате. И если бы он был в себе, то ни за что бы не представил чужие руки, сжавшие его в пик максимального наслаждения. Тишину разрывало тяжёлое дыхание. Змей обессиленно лежал на полу, прикрыв веки. В голове ватная аморфность, только покалывание по всему телу, как последние отголоски безумного оргазма. Самого сильного за всю его жизнь. Яркого. Немыслимого. Ли бы никогда не подумал, что его тело способно на такое. Казалось, что это невозможно в силу многих факторов. И главный — психологический. Змей был убежден, что уж подобное ему не подвластно. И не нужно. Выходит, ошибался. И это тоже опыт. Ли поднял руку, испачканную в сперме. Мерзкий. Его передернуло от отвращения; медленно, но верно приходило осознание. Оно царапало иглой, нервно нашёптывало, напоминало, от чего Змей кончил настолько сильно. От кого, а, вернее, мыслями о ком. И хотелось проблеваться. Змей шатко поднялся, вернул на место джинсы и вытер об них ладонь. Нужно смыть всё это. Грязь и… Ли зажмурился, упираясь раскрытой ладонью в стену, а после прислоняя к ней разгоряченный лоб. Эмоции отторжения шкалили, всё то, чего он никогда не ощущал, навалилось слишком неожиданно. Он терялся и захлёбывался в неведомой пучине, и не мог разобрать ненависть от боли. Сожаление от бессилия. Унижения от удовольствия. Хотелось поставить на паузу все циклы в голове, прекратить поток информации, которая сбилась в уродливый ком и разрывала изнутри. Змей сдавил горло ледяными пальцами, замедляя дыхание. Зажмурил глаза и начал счёт. До десяти в обратном порядке. Главное не думать. Для него почти невозможно. Но. …Пять. Четыре. Три. Два. Один. Вздох. Заново. …Семь. Шесть. Пять… Выдох. Потребовалась долгая изнуряющая минута, чтобы откатило это ужасное состояние. Когда хотелось забиться в темноту подальше от чужих глаз, присутствия, и тем более касаний. Чтобы все исчезли, неважно как. Сдохли, растворились мороком, расщепились на атомы. И только он один остался. Это безопасно. Так лучше всего. А потом наступила апатия. Медленный отходняк, как отпускает наркота. Перегорел словно лампочка, и чувства, как и хотел, окрасились в темноту. В чёрную, маслянистую нефть. Он трезвым взглядом огляделся вокруг. Закрытые окна, двери. Посмотрел на себя: расстёгнутая ширинка, мокрые джинсы, которые впитали не только дождевую воду, но и иную телесную жидкость. По-хорошему ему бы переодеться, а в идеале вообще сходить в душ. Но подобное означало бы, что он согласен находиться здесь. Принял ситуацию, и пытался сделать её удобной, приемлемой к жизни. Искать комфорт в том месте, где он не собирался быть — чистое безумие. Ему срочно надо домой. Змею необходимо что-то решать с отцом и Суоном. Все его планы шли неравномерными трещинами, распадались на куски из-за чужой воли. Но логика подсказывала, что проблемы стоит решать по их первостепенной важности. И главная состояла в том, что Ли оказался отрезан от внешнего мира и заперт в особняке эгоцентричного хозяина. Змей нервно хлопнул себя по пустым карманам в поисках телефона. Последняя связь, которая была доступна, только что резко оборвалась. Когда он его потерял? Оставил в машине? Или Чэн вытащил, в тот момент, когда… — Сука, — хрипнул Ли, ощущая себя последним идиотом. Он с досады закусил губу и смахнул с лица взъерошенную чёлку, всё ещё влажную после дождя. Застегнул ширинку и брезгливо повёл плечами, внутренне все же понимая, что сменить одежду нужно. Это не прихоть и не комфорт — это личная необходимость. Больная зарубка в мозгу, которая не даст покоя, пока Ли не переоденется в чистое. Змей вышел из комнаты и от души хлопнул дверью. По коридору прокатилось гулкое эхо, но потом дом вновь погряз в тишине. Он принялся заглядывать в каждую комнату, которая встречалась на пути, чтобы отыскать для себя хоть какие-нибудь вещи. Не может же быть такого, что у Хэ не было никаких левых шмоток. Слуги же есть, так? Братишка, в конце концов, вдруг Чэн лелеял надежду, что тот образумится и забьётся под его крыло. Следовательно, элементарные повседневные тряпки Чэн мог припасти. Но с каждой новой комнатой Змеиные иллюзии не оправдывались. Никаких гардеробных, шкафов или хотя бы помещений пригодных для жилья. Создавалось впечатление, что Чэн здесь не живёт совсем, а этот особняк просто некое пристанище без претензии на уют. Огромная пустая махина в которой содержали собаку. И иногда здесь обитал сам Хэ. Перед последней комнатой Ли замер. Он знал её. Помнил. Спальня Чэна. Его личный склеп. Змей ни на что не рассчитывал, когда нажал на ручку двери. Скорее всего, из-за нового жильца она заперта. Но к его немалому удивлению, та поддалась, и Ли беспрепятственно шагнул в знакомое помещение, пустовавшее без своего хозяина. Змей на секунду замер, словно застигнутый на месте преступления. Даже без Чэна здесь было тяжело находиться, потому что каждая деталь пропитана им. Запах парфюма слышался повсюду. Ли раздражённо нахмурился и увереннее зашёл внутрь. Бегло осмотрелся, ища ноутбук, телефон, любые средства связи. Но, к сожалению, глупо надеяться, что Хэ оставит нечто подобное без просмотра. Не теряя времени даром Ли безошибочно прошёл к гардеробной и открыл дверь. Целое помещение с аккуратно развешанной одеждой по встроенным высоким шкафам. Отделы для пиджаков, рубашек, брюк, галстуков. Под стеклом коллекция несомненно дорогих часов. Ли почувствовал себя словно в люксовом магазине, где каждый предмет одежды или аксессуар стоил немыслимых денег. Однако вещи не выглядели нарочито или слишком вычурно, наоборот, строго и минималистично. В духе Чэна. Змей очень чётко понял, что лишний здесь. Трогать ничего не хотелось, и не потому, что недостоин, или что-то типа того: никакая ущербная эмоция не сидела в нём, чтобы диктовать своё. Ли слишком независим, чтобы уподобляться душевным терзаниям по этому поводу. Всё было гораздо проще — Змей не желал дышать чужим навязчивым запахом и пропитываться ощущением незримого присутствия. Поэтому немедленно вышел. Забавно будет, если и в доме Хэ понатыкано камер, как в его офисе, тогда метания Змея можно промотать как на кинопленке и весело погоготать словно над комедийным немым кино. Ли поднял взгляд и огляделся более тщательно, но ничего похожего на камеры слежения не заметил. Впрочем, даже если они и были, то что? …Да хотя бы то, что короткое видео порнографического содержания с ним в главной роли, пополнило бы коллекцию видеотеки Чэна. Змей настороженно замер, прикидывая, чего здесь больше: интуиции или же нарастающего бреда с манией преследования. Голова гудела от непрошенных мыслей. От гадкого чувства, которое не могло оформиться во что-то конкретное. Словно болезненное тягучее беспокойство царапало где-то на периферии сознания, впустую натягивая нервы. Ли не мог, не умел разобраться с этим. Одно дело логика и анализ, и совсем другое — ментальные бури, которые он раньше не идентифицировал в себе. Ужасно выматывающее ощущение. Хотелось быстрее абстрагироваться от этого морока, вернуть привычный тихий шелест пепла внутри и холодную голову. Знакомую пустоту, в которой так комфортно и безопасно. Она лучший волнорез между ним и всеми остальными людьми. С их ненужными чувствами. Ли развернулся, и побрел обратно к началу коридора. Он не собирался отказываться от первоначальных целей. Его душевное неравновесие имело свои плюсы: процессы в голове всё равно шли, разбавляя душную суету в грудине. Наверное, как нормальный, обычный человек, он обязан биться в сомнениях и истерике — то, что Змей сотворил в «своей» комнате, как минимум должно внести ужас в холодную кровь. И не то, чтобы не внесло, просто Ли не знал, как надо реагировать. Чего требовать от себя? Вины? Стыда? Отчаяния? Попахивало бредом, секундным помешательством и какими-то скудными отмазками. Для того, чтобы разложить всё по полкам, требовался гениальный инженер человеческих душ, а в случае Змея, наверное, сверхчеловек и светило своего дела. Но Ли не верил никому. Не верил и в то, что ему можно помочь, а если уж совсем начистоту — не хотел. Его внутренняя гниль должна остаться только при нём. В забвении при нем, и после него. Так правильно. Безопасно. Люди — твари. Почему так уверен? Знал по себе. Всё познаётся в сравнении, и Змею было с кем сравнивать. Собственный опыт самый достоверный, а бытие, как ему и положено, определило сознание. Всё просто. На первом этаже появилась жизнь в виде проходившего мимо охранника, или неважно кто это был — все они на одно лицо, в одинаковых костюмах, этакие агенты Смиты. Сбой в матрице, в отдельно взятом особняке. — Эй, — не особо учтиво позвал Змей, останавливаясь на последней ступени, — мне одежда нужна. Мужчина развернулся и смерил Змея нечитаемым взглядом. С ног до головы. — Не по адресу, — ответил тот и собрался идти дальше по своим делам. — Тогда скажи нужный адрес, — открыто нарывался Ли, примерно понимая, куда его направят. Вот он бы точно так сделал. Мужчина недовольно наморщил лоб. В его глазах так и читался эротический маршрут, но тот ведь на службе. У него есть инструкции и начальник, и как всё может обернуться после хамства в сторону мальчишки, никто не знал. Чёрт его дёрнул пойти на кухню за стаканом воды — вон на улице вторую неделю льёт, как из ведра, пей, сколько хочешь… Мужчина подавил поток ругательств, и потянулся к телефону. Ли флегматично навалился локтем на перила. А то, что он по пояс голый, никак не волновало. Парадокс заключался в том, что в доме Чэна он был защищён со всех сторон. Кроме, разве что, от самого хозяина. Хэ внушал угрозу. Теперь ощутимую. Ли раздражённо цыкнул, и снова обратил внимание на «агента Смита», тот как раз закончил разговор. — Скоро привезут твои вещи. Можешь пока одеть халат. В гостевой ванной есть. — Не хочу халат, — поморщился Ли, — мне твой пиджак понравился. Давай, — вытянул руку. Дело-то было не в унижении обслуживающего персонала. Он никогда не кормил своё эго настолько низко. Не нуждался. Играло роль очень дерьмовое настроение. Очень. — Твою одежду привезут через час, — с нажимом снова объяснил мужчина. — Отлично. Пиджак давай. А ты можешь пока одеть халат, в гостевой ванной есть. Повисла гнетущая тишина. Ли отчётливо видел, как борется сам с собой охранник. Сколько в нём злости и негодования. Ущемлённая гордость выжигала яростью его лицо, но сдалась под наглым взглядом мальчишки. Он снял пиджак и кинул его Ли. — Ёбаный щенок, — тихо, но так, чтобы было слышно. Змей перехватил вещь, и, естественно, он не собирался его надевать. Перекинул через перила и направился обратно наверх. В гостевую ванную, где можно помыться и облачиться в блядский халат. — Скучный ты, — напоследок бросил он, — вещи жду, — махнул рукой. Змей умел с лёгкостью за пару минут заводить врагов. Талант, который никогда не мешал ему жить. Только всем остальным. *** Вообще Тянь не привык отступать и пускать ситуации на самотёк, но в какой-то момент, сидя за рулём, и пялясь на смартфон, понял, что, во-первых — рыжий не возьмёт трубку и не ответит, а во-вторых — никакой из ответов его не устроит. Поэтому поехал домой. Без лишнего фанатизма типа караула или подобной дичи. Наверное, им двоим нужно перевести дыхание, и что-то осознать. Из очевидного: Шань его любит. Терпит. И самое парадоксальное всегда прощает. За всё. Потому что да, любит, иначе для чего этот очевидный мазохизм? Наверное, сегодня он перегнул палку, с но другой стороны, не соврал. Да, был секс. Но измена ли? Тянь вдавил педаль покрепче, чувствуя, что разваливается на части. Ответственность за брата не давала покоя, а определённые желания, относящиеся к нему же, отнимали сон. Но стоила ли игра свеч? Если Мо всё-таки раздвинет перед ним ноги, перешагнёт через себя, дальше что? Нет никакой гарантии, что Хэ захочет его снова, и тогда, что получится? Трахнул и бросил? Поставил эксперимент над обоими, где из катализатора выступала похоть, опыт не удался, и, типа, всё, расходимся? Нет. При всём своём сволочизме, и каким бы гадом не считал его Мо, Тянь не мог позволить себе подобного. Уже в начале их ругани по этому поводу, Тянь понял, что давит не туда, что сам загоняет их в угол своими иррациональными желаниями, которые могут не просто отнять у него брата, но и разрушить последнее, что держало их рядом. Что это было: искусственная родственная связь, любовь рыжего, привычка — не важно. Главное «это» было, и Тянь не мог найти «этому» ни определения, ни объяснения. Но легче не становилось. Он мучился сам, и мучил рыжего. Правильно оставить всё как есть, или же вовсе оборвать все эти отношения за гранью. Отмотать назад, когда не было никакого подтекста и жадных откровенных взглядов. В теории легко, но эрекция не желала уступать место «правильности» и совести. Хэ хотел Шаня. Сильно. И, блять, это сверх неправильно. Чёткое понимание пока существовало, но каждый раз размывалось всё сильнее, и от этого становилось страшно. И самое ужасное — последствия. Единственное, что держало, но казалось, что и в этом Тянь скоро перестанет преуспевать. До дома дошёл на автомате, осознав себя в пространстве только перед балконной дверью, с зажигалкой в руке. Закурил. Никуда это не приведёт. И Дэйю во всём права. Некого винить, и злиться разве что, лишь на себя. Он старше, умнее, в конце концов, так как получилось, что позволил чужой больной фантазии стать своей собственной, но возведенной в абсолют? Тянь усмехнулся непрошенным мыслям, с усилием давя окурок в пепельнице. За окном занимался рассвет — ещё одна бессонная ночь канула в дешёвых попытках оправдать себя. Впрочем, достаточно одного решения, чтобы прекратить мучения обоих. Разве мало на земле рыжих? Он найдёт способ угомонить свои гормоны. С девочками. В крайнем, особо ебанутом случае — с мальчиками (рыжими), перебесится как-нибудь. Не тронет Шаня. Пусть Мо живёт по нормальному. Без этого всего. Тянь старший брат. Он решает, что для рыжего благо. И он решил — первый раз не в свою пользу. Какое-то очередное утро пришло так же незаметно, как и последние сумерки, покинувшие просторные стены его квартиры. Хэ потёр красные воспалённые глаза, включая холодную воду в раковине. Сегодня можно сходить в школу, хотя бы для того, чтобы поймать Шаня и поговорить. Тянь надеялся, что обойдётся без ругани, если вообще удастся вывести рыжего на содержательную беседу. Тот на него зол, как чёрт, и не то, чтобы без причины… Методы Тяня всегда сквозили некой мизантропией, а в случае с Мо приобретали особо вредоносный эффект, зачастую на физическом уровне. Но кажется, эта их больная игра в отношения уже порядком затянулась. И пострадавших в ней, куда больше, чем двое. Хэ споро ополоснул лицо в ледяной воде, покрываясь мурашками от резкой смены температур, и мазнув взглядом по полотенцу, мокрый вышел в зал. На кровати пискнул сообщением телефон. Тянь недовольно остановился, не донеся руку до шкафа. По утрам никогда не приходит хороших вестей, сплошь дерьмо. Хотя, может быть, в рыжем вдруг проснулась совесть, и он через пару дней вспомнил о десятках пропущенных звонков? Хэ уселся на мягкий матрас и потянулся к смартфону. Глаза зацепились за имя отправителя, но палец уже успел нажать на сенсорную иконку сообщения. Хан отправил целую галерею фотографий. И взор моментально перекрыло красным. Резко схлопнулось человеческое, вытягивая спящее звериное изнутри. Ярость и неумолимая чёрная ревность напополам с ненавистью. Казалось, от сжатия челюсти заскрипела эмаль. Второе сообщение: «Как быстро растут чужие дети, да?» На фото откровенные поцелуи. Голова Шаня запрокинута; он, откинувшись на стенку какого-то бара, позволял целовать себя в шею. Позволял чужим рукам находиться под свободной худи, закусывал губы, словно сдерживая тяжёлую эмоцию. Какую — подсказывала ситуация и полумрак помещения. Новое фото. Рыжий лицом, уткнутым в деревянную панель той же стены, а тот, второй, навалившись на него, кусал загривок, утопая пальцами за резинку штанов. И если дать воображению идти вразнос, то можно как наяву услышать стоны, частое шумное дыхание, шорох беспощадно натянутой одежды, и сдавленное мычание от удовольствия. Третья фотография — Шань на коленях… И всё. Просто всё. Тянь медленно поднялся, кладя телефон рядом. Движения неспешные, плавные, но чёткие и основательные. Он собирался. Мысли кристально чистые, гладкие, стерильные. С острыми бритвенными краями. И они отсекали: брат. Связь. Узы. Беречь. Раз за разом. Понятие за понятием. Он собирался: спортивные штаны, свободная чёрная футболка с длинными рукавами, ключи от машины, мятые бумажки наличности по карманам. Направился в коридор, но резко остановился. Чуть не забыл сигареты и зажигалку. Глаза видели стены, обои, закоулок собственного коридора, но это всё фоном. Декорации, как в видеоигре. В памяти и перед взором другие картинки. Шань на коленях и его цепкие тонкие пальцы на чужих бёдрах. Маленькая рыжая святая невинность. Ребёнок, боящийся физической близости между двумя парнями. Хэ вышел из квартиры и плотно закрыл за собой дверь. *** Шань со скукой смотрел в окно — на школьном поле занимались разминкой младшеклассники. Весело орали и бегали друг за другом, не сильно обращая внимание на учителя физкультуры, который от натуги издавал свистком какие-то невообразимые звуки, слышимые даже на третьем этаже класса, где обитал Мо. Здорово, наверное, так беззаботно проводить время с друзьями. Ни о чём не думать, наслаждаться, как её там? Ах, да, жизнью. Рыжий уныло глянул в свою тетрадь, в которой, по сути, должен был активно писать конспект, а не пялиться в окна. Он чуть скривился, даже не предприняв попытку взять ручку. Хер с ним. Потом у Яозы спишет. Или не спишет и заработает «неудовлетворительно». С некого момента Шаня перестали заботить оценки и собственная успеваемость. На парте едва слышно зажужжал телефон на виброрежиме. Рыжий с опаской глянул на учителя, но тот продолжал нудно и монотонно надиктовывать материал, словно впавший в маразм священник, не разбиравший сути Святого письма. Шань утянул телефон под парту и открыл сообщение. «Отправил фотки Тяню. Будь начеку и придумывай, как спастись))» Мо едва не подпрыгнул на месте. Твою мать! Да, они устроили «фотосессию» горячих обжиманий с каким-то левым мудаком, который даже не поинтересовался, какого, собственно, рожна, ему нужно лапать чужую задницу и слюнявить губами шею. Тот лишь назвал цену, и получив бумажки от Хана, едва не переусердствовал в своей роли. Рыжий тогда еле вытерпел, ну или не вытерпел — врезал кулаком в скулу, отчего Хан со вздохом сунул пацану в карман ещё пару банкнот. Но в целом, это было мерзко, ужасно и невообразимо противно. Он уже на тот момент сто раз всё проклял, что подписался на это. Но Хан был непоколебим: тратил время, силы и деньги, чтобы Мо «отомстил за себя», но теперь закрадывалось ощущение, что Шань очень сильно проебался, а Хан лишь снял сливки. Но! Они даже не решили, когда, и будут ли вообще это отправлять. Рыжий думал, что у него спросят разрешение, или, хотя бы, сука, проконсультируются! Но хера лысого! «ТЫ ОХУЕЛ, ЧТО ЛИ?!» Шаня хватило лишь на это. В голове с грохотом и в ярких красках замелькали последствия. Ну почему. Ну вот почему мозг включается только тогда, когда начинается полный пиздец? Пусть бы вообще не включался. Зачем сейчас-то, когда уже всё похерено? «?» Вот такое новое сообщение пришло от Хана. Наверное, он интересовался, что не так. Как же замечательно сейчас сидеть и дешифровывать чужие потоки сознания. Самое время, почему нет? «ТЫ ДОЛЖЕН БЫЛ СКАЗАТЬ, ЧТО СДЕЛАЕШЬ ЭТО!» «Я сделал это» Мо чуть не взвыл. «НЕ КАК ТОЛЬКО ОТПРАВИШЬ, А ВООБЩЕ, СУКА, ТЫ, ДОЛБАННАЯ! «Так я не только что ему эти фотки отправил, а минут сорок назад. Ладно, мне некогда, увидимся, Рыжик ;)» В смысле сорок минут назад?! Это получается, что Хэ уже?!. — Можно мне выйти?! — вскинулся Шань, задирая руку. К сожалению, голос он не рассчитал, поэтому вздрогнул весь класс, включая преподавателя. — Зачем же так орать, Шань? Неужели необходимо оповестить всех в школе о своей срочной нужде? Послышались несколько смешков, а Яоза, повернувшись на полкорпуса, озадаченно пучил глаза на друга. — Эээ… так можно? — Идите уже, — махнул рукой учитель и зарылся носом в учебник, ища потерянную нить повествования. Рыжий спешно покидал в рюкзак школьные принадлежности и чуть ли не бегом покинул класс. Застыл в коридоре, закусив губу. Если рассуждать откровенно, то бежать ему некуда. От его дома у Тяня были ключи, а смена замков вызовет обоснованно много вопросов у матери. Отсидеться опять-таки негде. Яозу посвящать во всё не хотелось, а подставлять своими проблемами, тем более. Были ещё Хитен с Ронгом, но Ронг… где теперь он? Что с ним сделал Хан? Самое забавное во всей этой херне, что сейчас Шань находился примерно в той же ситуации, что и бывший друг. Такого быстрого бумеранга не знал никто. Мо первый. По рождению и по карме. Рыжий вышел из школы, глядя по сторонам, не наблюдая ни машину брата, ни его самого. Он таким образом решил поиздеваться, или же… Тяню похер? Что если весь этот дебильный план изначально ждал полный провал? Суть была в том, чтобы сделать больно Хэ. Хоть каплю того, что пережил сам Шань. Но, теория же базировалась на том, что Тяню не всё равно. Что он априори должен что-то чувствовать к рыжему. По итогу же получалось… Зря? Тянь неуязвим, потому что не любит. И не любил, вот и всё. Ничего сложного. И только сейчас Шань ощутил себя круглым придурком. Подставил Ронга, вытерпел домогательства беспринципного гада, даже испугаться успел реакции брата. Думал, шкуру с него спустит. А Хэ лишь продолжил жить своей жизнью. Да и вообще, чего Мо стало страшно-то? Ведь если рассудить здраво, и отбросить формальности, он отплатил брату той же монетой. Измена на измену. И пусть с его стороны она была номинальной, но Хэ же этого не знал. А рыжий напрасно смалодушничал, придумав вдруг, что важен брату. Не нужно оглядываться, сбегать с уроков, менять замки. Лишь принять правду. Не так энергозатратно, но больно неимоверно. К вечеру погода наконец-то наладилась. Стих ветер, и тучи перестали уныло ползать по небу, громыхая от района к району. Дэйю в зале разговаривала по телефону, попутно занимаясь уборкой и чем-то ещё суетливым. От передвижения матери в пространстве у Шаня зарябило в глазах, поэтому он ретировался в свою комнату. Ронг на сообщения не отвечал, разжигая внутри неуёмное волнение, а Хан вовсе оказался вне сети. Что же он натворил?.. Рыжий свернулся на кровати, глубоко дыша. Упёрся носом в подушку, пытаясь заглушить скулежь, который рвался откуда-то изнутри. Навалилось всё и сразу. И свои грехи и чужие. Вечно неправильные решения и ужас от того, что сам во всём виноват. Мелодия входящего вызова выдернула из оков самобичевания и апатии. Номер неизвестный, впрочем, Мо уже конкретно плевать на такие мелочи. — Да, — хрипнул Шань, глядя в потолок. — Это Чэн, — с места в карьер представился тот. Рыжий вздрогнул от ледяного голоса, который не предвещал ничего хорошего. — Сл… слушаю, — прокашлялся Мо. — Родственника не потерял? — Мама дома. На том конце линии хмыкнули. — Ну да. Перефразирую тогда. Приёмыша вашей семьи. Впрочем, наверное, уже и не вашей. Дэйю бывает очень категорична, а ты? — С Тянем что-то случилось? — побороть волнение за этого гада не получалось. — С ним всегда что-то случается. Заедь за ним. Вышлю адрес сообщением. — Что? Куда? — В отделение полиции по вашему району. Он подрался. Вернее, избил кое кого до реанимации. Семья пострадавшего претензий не имеет. Шань с трудом переварил информацию. Хэ подрался? С кем? Зачем? А почему семья пострадавшего претензий не имеет, долго думать не пришлось. Раз звонил Хэ-страший, следовательно, он уже всё уладил. — А мне, зачем ехать? Я несовершеннолетний, мне его не… — Представишься дежурному, и вопросов не будет. — А почему вы сами не?.. — Потому что я решаю проблемы по мере их поступлений. Эту я решил. Закончи её, чтобы она не переросла в другую. Слишком размытый ответ, но рыжий каким-то чутьем понял, что Чэн не хочет, чтобы Тянь знал, кто ему помог. В очередной раз. Серый кардинал желал оставаться в тени, как ему и положено. — А больше некому поехать? — чуть зажмурившись, спросил Мо. Таня видеть после всего не хотелось втройне. — Через три дня он выйдет сам. Решать тебе, — спокойно ответил Чэн и не став дожидаться отклика, оборвал связь. Шань откинул телефон, раздражённо застонав. Тянь даже на расстоянии умудряется поднасрать. Куда он опять влез? И почему, ну почему, всегда краеугольным камнем оказывался Мо? Оставить бы его в этом обезьяннике гнить, хотя бы на три дня. Разве не заслужил? Заслужил. Может мозгов прибавится. Рыжий гневно перевернулся набок, уставившись в стену. Решил, что не пойдёт. Тяня не то что в КПЗ надо держать, а сразу в тюрьму для особо отпиленных отморозков перевезти. Там ему и место. Или в психушке, или… Шань резко сел, только сейчас осознавая, насколько сильно колотится сердце. Как в нервно вспотели ладони. Что если с Хэ что-то серьёзное произошло? Не мог же он просто так кинуться на человека, каким бы психом не был. Значит, кто-то сумел его конкретно вывести из себя. Настолько, что он чуть не убил. И что теперь с ним? Понятно, что физически брату ничего не угрожало, Чэн бы не допустил. Только беда в том, что Тяня не нужно защищать от внешней угрозы, его следовало спасать лишь себя самого. — Блять, как же я тебя ненавижу! — взвыл Мо, отшвыривая подушку, едва не ударяясь лбом в стену. Как определить рамки, когда личное не должно превалировать над логикой и благом? Что их общим обидам, недопониманию, предательству и злобе, всему тому, что между ними, на данный момент не место. А сейчас важно то, что Тянь один за решёткой, и ему, что бы он ни сказал, и не подумал, нужна помощь. Потому что они друг для друга — семья. Самая ужасная и неправильная на свете. Но семья. Рыжий не знал, как правильно обозначить свой будущий поступок, но в одном был уверен: к прощению он не имел никакого отношения. Шань не собирался ни мириться, ни тем более, пускать брата в свою жизнь. Кроме того, как показывала практика, Хэ сам к этому не стремился. — Шань, ты куда собрался? Вечер уже, — Дэйю настигла его в коридоре, когда он завязывал шнурки на кедах. Женщина отложила в сторону тряпку и скрестила руки на груди. Могла бы и брови, если бы это показало, насколько она недовольна. — Я ненадолго. — Опять Яоза, да? Или что ещё придумаешь? Я, по-твоему, совсем ничего не понимаю?! — Ма-а, — выдохнул, вставая Мо, — давай не будем начинать, а? — А мы успели закончить? Я же тебе запретила общаться с ним! — С ним? — чуть прищурился рыжий, понимая, что опять начинает закипать. Эта тема бесконечна, не хватало её усугубить ещё больше, ведь так? — У него имя есть. Тянь что теперь Волан-де-Морт, что его имя вслух произносить нельзя? — Только не в этом доме и не при мне! — Вот поэтому я ухожу, — взмахнул рукой Мо, чувствуя, что критическая отметка в сдержанности уже не выдерживала. — Нет, ты никуда не пойдёшь! Дейю ринулась вперёд, хватая сына за капюшон. Шань чуть покачнулся от рывка, недоумённо оборачиваясь к матери. — Ты что делаешь? — опешил он, пытаясь убрать её руки с одежды, — мам! — Я тебе сказала!.. — Да прекрати! — Шань дёрнулся назад, вырываясь из её цепких пальцев, ударяясь лопатками о дверь. Он, не мигая смотрел на неё и не узнавал. Черты лица исказила неподдельная боль, старя их. Уродуя. Её глаза наполнились слезами. — Хватит, — прошептал Мо, — хватит разводить трагедию. Может быть я и гей, но это не повод ненавидеть его. Тяня можно винить во многом, но точно не в этом. А ты либо смирись, либо делай и из моей комнаты склеп. Шань вылетел за дверь, дрожа от накатывающейся истерики. Он никогда не смел так разговаривать с матерью. Скандалили — да. Обижались друг на друга — несомненно. Но чтобы намеренно причинить боль — никогда. Что с ним стало? Кто он теперь? И в чём причина? Это Мо стал бессердечен, или наоборот, научился отстаивать, то, что дорого? И нужно ли ради этого обижать самых близких? Шань снова не знал. Ничего.