Поколение next

Отрывая от себя куски, Кормим друг друга собственной плотью. Бредём через секунд пески, Опираясь на злобы копья. Впереди слёз океан, Печалей многокилометровые пляжи. Останемся с тобой там, Солнце меж наших костей ляжет. Ты только не оборачивайся назад. Достаточно просто веры В то, что покинутый нами ад, Обгладывают лангольеры. Но вряд ли им по зубам, Отнять у нас самое дорогое. Я тебя никому никогда не отдам И ты всегда владей мною. «Двое» Дельфин Ронг попытался извернуться, но его сильно ударили под сгиб коленей, от чего ноги мгновенно подогнулись, и он со всего маха опрокинулся на асфальт. Если бы не чужие руки, которые его удержали в момент падения, то парень бы точно разбил себе нос о бетонное покрытие площадки. — Не рыпайся, придурок, — у самого уха обожгло дыханием Хана. Ронг зарычал. От злобы, от бессилия и вывернутых сухожилий. От яркой ненависти, которая озарила всё вокруг вспышкой и поглотила разум. Пусть он сейчас сломает себе все кости, но больше ни единой секунды не проведёт в этой хватке. Отчаянный рывок вниз, почти вплотную к асфальту — чужие руки проскользили по влажному материалу, и улучив момент, Ронг наугад ударил ногой, и неожиданно ощутив свободу, опёрся ладонями в бетон, пружинисто поднялся. Тяжело дыша, сделал шаг назад. Он ещё до конца не понял, что случилось, какого чёрта здесь Хан, и почему набросился на него, как шакал, со спины. Но сейчас это не так важно, потому что этот ублюдок стоял в расслабленной позе и откровенно насмехался над ним одним своим видом. Хан не запыхался, как сам Ронг, и вообще, как будто специально отпустил его. Фору дал, самоуверенный говнюк. — Тебя было сложно найти. — Хули тебе от меня надо, мразь? — злобно ощерился Ронг, не сводя с него взгляда. Хан улыбнулся, двинувшись вперёд, пытаясь снова ухватить парня, но тот быстро отпрянул. Манера Ронга держаться в драке, или её производных, вызывала в Хане неподдельное восхищение. Он любовался им, следя за точными, интуитивными движениями, словно Ронг имел родство с диким зверьём. Навряд ли тот когда-либо занимался в залах, или специально ходил на секции по борьбе, но в этом и суть. Ронг был природой одарен геном выживания в их каменных джунглях. И этим привлекал Хана. Сильно. — Я тебе кадык вырву, если ещё раз меня тронешь! — Я готов рискнуть, — Хан стремительно сократил расстояние, уворачиваясь от удара слева, заходя в ноги. Он-то, в отличии от Ронга, дрался не по наитию. Умел это делать. Стойка, выпады, удары — всё отработано до автоматизма. И зверёныш-Ронг, увы, ему не конкурент. Но поиграться — святое дело, и отдельное удовольствие, в котором Хан не собирался себе отказывать. Они упали навзничь. Ронг со всего маха на асфальт, а Хан сверху. И пока парень не пришёл в себя, быстро зафиксировал его ноги бёдрами, а руки зажал над головой. Переход в партер и болевые удержания всегда отлично получались, но Хан пока что использовал не весь свой потенциал — он желал схватки. Ослепительной ярости Ронга, которая ему так шла. — Ну что, котёнок, где же обещанное наказание? Вырви мне кадык, — Хан размашисто лизнул влажную щёку Ронга. Тело под ним дрогнуло и напряглось. Зелёные глаза в шоке распахнулись. Никакая боль от падения не смогла вытравить из сознания то, что только что произошло. Большего унижения представить невозможно. Драться для Ронга, естественно, как дышать, получить по роже, тоже, вполне приемлемо, да даже остаться в проигрыше и быть всухую избитым — нормальный результат. «Живя» на улице учишься мириться с тем, что есть кто-то, кто окажется сильнее, без ущерба для собственной гордости. Всё это понятно, потому что входит в ежедневную парадигму жизни, известную с каждым вдохом и шагом. Мир Ронга на самом деле очень ограничен. В нём мало места. Есть Змей, Хитен, мама. Дворы, улицы, районы. А теперь ещё появился он. Хан. Этот ублюдок, который посмел… Просто втоптать одним действом. Ведь подобного в системе координат Ронга нет. И быть не могло. Поэтому быстрой реакции не случилось. А случились ужас и смятение. И почему-то, захотелось банально, как девчонке, разреветься. От обиды, от непонимания: за что? Почему именно так? Губы обожгло горячим дыханием Хана. Ронг в ступоре смотрел на лицо, нависшее над ним, и почти не узнавал. Что-то тёмное и звериное стыло в глазах Хана. Голодное. Они были настолько близко, что почти соприкасались носами, и даже ледяной ливень перестал ощущаться, лишь тяжесть чужого сильного тела, и частое, сорванное дыхание обоих. Ронг понял. Только сейчас въехал, что собирался сделать Хан. Как он потянулся ещё ближе, пытаясь прижаться к губам. И тут Ронг уже не хотел ныть и реветь. О, нет. Он хотел смеяться. В голос. Что, собственно, и сделал. Его разобрал такой хохот, что Хан инстинктивно отстранился, хмуря брови на непонятную для себя реакцию. Этой заминки хватило, чтобы Ронг спихнул того с себя, под свой же неутихающий смех. — Ты… — он поднялся и шагнул назад, пытаясь разогнуться, — ты педик, что ли? Влюбился? — пытаясь успокоиться, кое-как, через неутихающие порывы смеха, проговорил Ронг. — Тебя это так развеселило? Только не говори мне, что ты настолько идиот, — в голосе Хана не было обиды. Разве что некоторая толика удивления. — Чё, реально? — Ронг рукавом вытер мокрое лицо и чёлку, с которой не прекращала стекать вода. Кепка давно уже потерялась в пылу драки, но это сейчас ни капли не интересовало. Больше триггерил тот факт, что Хан по-любому издевался, и пытался в свой фарс втянуть и его. Заставить поверить в очевидный развод, чтобы после хорошенько поглумиться, назвав Ронга пидором, или кем там ещё? — Реально, что? — улыбнулся Хан, слизывая с губ дождевые капли. Ронг раздражённо цыкнул, понимая, что, чёрт возьми, попал. Сам только что втравил себя в изнуряюще дебильный разговор, состоящий сплошь из провокаций. В теле до сих пор бушевал адреналин из-за несостоявшейся драки, мешая правильно подбирать слова и делать хоть какие-то логичные выводы. И это всё бесило. Рожа его выводила из себя кардинально и основательно. — Ты — реальный долбоёб. Не подходи ко мне, если жить не насрать, — на пределе адекватного разума, закипал Ронг. — Опять угрозы, — протянул Хан, — не впечатлен. А с темы съезжать нехорошо. Ты же хотел узнать, влюбился ли я в тебя? — он в какой-то кошачьей грациозной манере снова филигранно сокращал дистанцию, усыпляя бдительность словами-минами. — Педик ли я? — Ты меня спрашиваешь, изврат долбанный? — рыкнул Ронг, пьянея от собственной злобы. — Твои выводы, тебя и спрашиваю. Ты же как-то пришёл к ним, вот и поделись со мной этими терниями. Ронгу бы немного хладнокровия Змея. Его умения безэмоциональной аналитики в самых патовых ситуациях. Но, к сожалению, Ронг был совершенно иного склада ума и характера. Его темперамент не поставить на паузу, не выключить по рациональному сигналу мозга. Раньше его поведение корректировал Шэ Ли, теперь — некому. Хан наконец-то дождался. Почувствовал, по глазам зелёным увидел — вот он, край чужого самообладания. Когда все условности и тормоза остались за чертой базового инстинкта самосохранения. Ронг бросился на Хана, влетая в новую драку без какого-либо плана, но с единственной целью — порвать эту суку на куски. Зубами разодрать, если подведут кулаки, но заставить его пожалеть о каждом неосторожном слове и действии, чтобы тот понял: нельзя так обращаться с людьми, а с ним и подавно. В такие моменты Хан мог позволить Ронгу всё. Он даже не пытался уйти от прямых ударов — обожгло скулу, неприятно клацнула челюсть, и сильно мотнуло голову от встречи с очередным кулаком. Остро саднило всё лицо, а он лишь слегка отступал, ощущая боль, не больше, чем проявление чужого неравнодушия. Хан упивался яростью Ронга, безумием, светящимся в его глазах. С такой ненавистью не бьют абы каких людей, только особенных. Тех, кто сумел потревожить тугие лески грубо сшитой души. У Ронга существовало лишь одно божество, которому он поклонился слепо и всецело, и имя ему — Змей. Хан собирался изменить чужую религию. Ронг обязан разглядеть иные горизонты, чтобы понять — мир не начинается и не заканчивается на одном человеке, или, во всяком случае, не на том, который сейчас в зените. Хан резко переступил, отклоняясь от траектории удара, захватывая занесенную руку, и тут же её выкручивая, разворачивая Ронга всем корпусом и врезая его в ограждение сетки. Сам навалился следом, сжимая парня между собой и железной вязью рабицы. Ронг на короткий миг задохнулся от неожиданности и чужого навалившегося веса. Щека упёрлась в ржавое переплетение сетки, а с губ сорвался невольный стон, когда рука вывернулась до предела гибкости сухожилий и кости. — Порезвился, и будет, — касаясь окровавленными губами уха, прошептал Хан, — теперь моя очередь. Ронг сильно зажмурился, пытаясь выловить суть чужих слов, через призму острой боли, которая циркулировала от плеча к вывернутому локтю и обратно. Хан коленом раздвинул его ноги, вклиниваясь максимально тесно, сбито дыша в беззащитную шею, обволакивая собой, словно коконом. Было в этом что-то животное: наслаждаться запахом разгоряченного в драке тела, буквально губами собирая дождь и соль с оголенной кожи. — От-тпусти… пидор, блять, — прохрипел Ронг, едва выталкивая из грудины воздух. — Отпущу, если кое-что расскажешь. Обещаю. — Что?! — снова взбрыкнул Ронг, но тут же пожалел об этом, когда от боли потемнело в глазах. Хан словно ждал от него подобной выходки, поэтому усилил захват в вывернутой кисти. — Ничего такого, не бойся. Мне для личного пользования информация. Просто любопытно, — Хан слегка отстранился, давая возможность на полноценный вздох, чуть сбавляя контроль, чтобы в побелевших пальцах Ронга зациркулировал пережатый ток крови, — в первую же нашу встречу, ты проявил крайнюю степень неуважения. Нахамил основательно без каких-либо предпосылок, за что, кстати, и огрёб. Тоже основательно. Так вот, поделись, чем я тебе так не угодил? Ронг кашлянул, сбиваясь совершенно. Не это он собирался услышать. Думал, что Хан польет грязь, и зайдётся в мерзких намёках, учитывая его поведение и всевозможные провокации. Но это? Он от растерянности даже вырываться перестал, и буквально подавился былой яростью, сбитый с толку странным вопросом. Почти что детским, мол, что я тебе такого сделал?.. Подобная интерпретация обезоруживала, если изначально настроился на иной лад разговора. — Я гниль издалека чувствую. Устроило? — рыкнул Ронг, пытаясь сохранить агрессивный тон, — а теперь, отпускай! — Да? А за Змеем таскался, как привязанный. Где же тогда была твоя чуйка? — Хан не спешил выполнить своё обращение, назло утыкаясь носом во влажные волосы на затылке. — Пасть заткни, и не смей его с собой сравнивать! — И не собирался даже. Хотя бы прикинь: я здесь, с тобой, а он-то, где? Как я раньше и говорил — бросил. Предал. Оставил. Ты для него балласт, а как с балластом поступают? Ронг ощутимо вздрогнул, дыша открытым ртом, выключаясь из реальности. Слова Хана воспроизводились на повторе, всё громче и громче, словно выкручивая тумблер в голове на максимум и замыкая в едином въедливом словосочетании. То, что он гнал от себя, запрещал даже думать, обрело вес и смысл, когда озвучили прямым текстом в мозг. Хитен тоже нечто подобное блеял, пытался, наверное, достучаться, но Ронг не хотел верить. Не мог. А сейчас… Как-то неожиданно навалилось полное осознание, что все они правы. Хитен, Хан. Правы. Его солнце не взошло. Сгорело где-то в необъятных просторах чёрной материи, чертогах, недоступных разуму Ронга. А если без высокопарных слов, то всё гораздо банальнее. Змей сделал выбор в пользу себя, и с этим решением нужно смириться, и попытаться жить заново. Но главный вопрос — как? — Чего завис, полоумный? Ронг даже не заметил, что Хан его развернул лицом к себе, и больше не удерживал, лишь слегка прижимал к сетке, не давая уйти. — Аааа… — понятливо протянул тот, — дошло наконец-то. Всё-таки надежда в твоём интеллектуальном развитии всё ещё теплится. — Пальцы убрали мокрую чёлку, осторожно провели по скулам, — ну, котёнок, куда же делся весь твой пыл? Ронг поднял взгляд, безэмоционально оглядывая чужое лицо: разбитую нижнюю губу, ровный нос, чуть прищуренные глаза. Снова он очень близко, вторгался в личное пространство, как само собой разумеющееся. И слова эти мерзкие произносил, своим не менее мерзким ртом. Достал. — Пошёл ты нахуй, чёрт. — Ну ты и зверёныш, — совершенно не обиделся Хан. Не на что. Когда человеку больно, он делает больно всем остальным. И не нужно быть гением, чтобы понять, как мучается этот «зверёк» в его руках. Хан мог великодушно сделать скидку на моральное состояние Ронга. От него не убудет. Но каждому великодушию есть предел, зависит лишь от степени перехода дозволенной границы и меры наказания за это. Хан и так довольно снисходительно отнёсся ко всем выходкам парня, поэтому «взбодрить» наглеца вполне уместно и по заслугам. От внезапного рывка назад, Ронг ударился затылком и спиной об ограждение сетки, и в момент полнейшего дисбаланса разума и тела, его губы обожгло сильным, настойчивым поцелуем с привкусом крови во рту, которую привнёс чужой язык. Хан зафиксировал парня так, что тот не мог ни уклониться, ни повернуть голову. Он упивался властью и чужим шоком, вылизывая, грубо прикусывая, забирая дыхания, и горячо возвращая его обратно. Влажные мягкие губы были в его подчинении, как и сам Ронг, который отчего-то притих и позволял с собой это делать. Он, едва дышавший, вцепился в предплечья Хана, словно это могло как-то помочь. Остановить. Хан пальцами чувствовал, как горит кожа на щеках Ронга, как сбивается его дыхание, если глубже и грубее вторгаться языком в податливый рот. Тот самый рот, который нагло и бесстрашно посылал всех и вся, который ругался настолько грязно и витиевато, что порой хотелось силой его заткнуть, и желательно с кулака. Отвратительно несносный парень с чудовищно задиристым характером — и это всё он — Ронг. Ронг, который сейчас в его руках, принимал назидательную ласку, и даже не пытался вырваться. Неужели лишь подобными методами его можно приручить? Добиться покорности через физическую силу с подтекстом. С ярко выраженным желанием, которое Хан скрыть не мог, и, в принципе, не хотел. Напоследок лизнул нижнюю губу, слегка прикусил, и немного отстранился, чтобы видеть глаза напротив. Огромные чёрные зрачки, в тонкой кайме ярко-зелёной радужке, смотрели на него, не мигая. — Дыши, придурок, — усмехнулся Хан, — мозгу нужен кислород, он у тебя и так голодает. Хочешь, могу сладкое купить? Шоколадку, например. Глюкоза тоже вариант. Ну, что скажешь? Ронг ничего не сказал. Медленно облизнул губы. Тяжело выдохнул, словно только что задышал. — Змей как-то говорил: умей ждать. Любая тварь рано или поздно покажет своё самое уязвимое место. Просто умей ждать. Через боль умей, и через не могу, умей. Позволь себя уничтожить. Но дождись. Потому что на твоих руинах покажется вся суть чужой скрытой метафизики. И с этими знаниями можно стать персональным богом. Для каждой зарвавшейся твари. — Да, — улыбнулся Хан, — узнаю змееву риторику. А ты наизусть можешь декларировать всю его ересь? Я прям вижу, как у тебя на все случаи жизни есть заготовка из его речей, — едко прокомментировал он, — своей-то башкой думать не пробовал? К тому же, — Хан небрежно убрал часть взъерошенной чёлки Ронга назад, — я тоже знаю некоторые изречения, не змеевы, конечно, но всё же. Вот например: «то, что позволено Юпитеру, не дозволено быку». Понимаешь, к чему я? Нет? — и не дождавшись ответа, продолжил, — тогда поясню. Змеева «мудрость» и прочие его манипуляции действуют только для него самого. Это не законы физики, которые работают со всеми — это его природа, которая так или иначе существует только в том рубеже, в котором он её искусственно создал. В его лже-первоисточнике, где правила игры меняются так же быстро, как и игроки. В это не нужно верить, с этим нужно родиться. Ты же, не он. Не мыслишь, как он. Поэтому у тебя ничего не будет работать, как у него. А видимость и цитаты — это лишь видимость и цитаты. По сути же, ты против воли терпел поцелуи от своего врага, да, слово громкое, но думаю, ты так на самом деле и считаешь. Ведь по факту, что ты после всего этого узнал обо мне? Какую, блять, метафизику? Ты даже значения этого слова не знаешь, дурак. Смирись уже с тем, что не каждое «учение» соответствует истине. Твоей истине. А то, что ты считаешь, речи Змея правдой, так это херня полная. Ведь истина и правда не одно и то же. Правда у всех своя, а истина — едина. Понял, глупый? Лучше бы Ронг не понял. Продолжал бы и дальше примерять на себя жизнь с чужого плеча, ожидая примерно ту же отдачу, те же переменные, в которых умел жить Змей, ну и пытался существовать Ронг. Но к сожалению, ничего не получалось, как бы он ни старался; а самое ужасное закончилось в том, что Хан оказался во всём прав. Прав настолько, что сумел донести свою мысль легко и прямолинейно, как не смог никто другой. Ни Хитен, ни сам Змей. А теперь оставалось только голое осознание, что он добровольно целовался с Ханом. Позволил ему всё это, опираясь непонятно на что. На какие-то воздушные замки, которые реальны лишь для одного человека, коим Ронг не являлся. Он с силой оттолкнул от себя Хана, враз лишившись воздуха в лёгких, почувствовав, что не может дышать. Разучился. — Да тихо ты, успокойся, — послышался голос за спиной. Ронгу показалось, что тому весело. Да, Хан определённо веселился, потешался над ним, иначе и быть не могло. Ронг бы и сам позубоскалил над кем-то вроде себя, окажись он свидетелем подобной ситуации со стороны. Смеялся бы в голос над придурком, чья жизнь оказалась размалёванной калькой, которая не выдерживала никакой критики. Какая, нахуй, трагедия. Какое замечательное шоу. И Ронг, как главный клоун, посмешище для всех. И пидорас по воле случая или собственной тупости. — Ронг, — его тряхнули за плечи, — успокойся, блять. Ты чё за неженка такая? — Я тебе уже сказал, отвали от меня нахер! — яростно крикнул парень, злобно отрывая от себя руки Хана. — Хули ты доебался?! Хотелось проблеваться от привкуса чужой крови во рту. А после, превратить рожу Хана в месиво, и не только из-за случившегося поцелуя, но и за каждое слово, которое отпечаталось в сознании. От того, что откатился к прежнему себе, до встречи со Змеем, а может быть и дальше, когда настолько безнадежно, страшно и ужасно, что хочется… да ничего не хочется. Ни жить, ни быть — ничего. Не за что зацепиться, некуда идти, и думать совершенно не получается. Словно кожи лишился, став оголенным, путаным скоплением нервов, где каждый сигнал до мозга — боль. И вокруг одни твари. Да и сам он, наверное, такой же. — На меня посмотри, истеричка, — Ронга грубо развернули, удерживая пальцами лицо, пытаясь найти взгляд, — ничего не случилось. Всё нормально. Дыши. — Р-руки, б-блять, — дрожь из неочевидной стала настолько заметной, что стучали даже зубы. — Да, руки, ноги. Только успокойся. Давай выпьем, что ли? Чего-то покрепче, что скажешь? — Я тебе, с-скажу, чт… — Ох, ты, нахуй! Какие люди у меня на районе! Не ожидал вас здесь увидеть, тем более, вдвоём! Удачный день, да, парни? Хан недовольно отпихнул Ронга себе за спину, оборачиваясь к Киангу, и ещё троим его сопровождающим. — Ты не сдох ещё? — скептично спросил Хан, — хотя выглядишь, словно месяц как. Неужели дела совсем плохи, а уёбище? — Как мы заговорили! Никак за спиной силу какую-то чувствуешь? А вот мне доподлинно известно, что Змей тебя со своего места выпиздил, и ты теперь ничем не лучше его брошенки, — указал на Ронга. — Так что теперь моя очередь спросить с вас по беспределу. — А не обосрёшься? — подал голос Ронг, ровняясь с Ханом. Тот метнул на него быстрый взгляд: не осталось ни единой капли былой слабости. Ронг собрался с невиданной скоростью, отринув все переживания. Его глаза снова загорелись тем огнём, от которого бросало в жар некоторых из присутствующих. — А вот с тобой, — указал Кианг, — отдельный разговор. — Чё-то долго собирался, яйца свои искал? Я, между прочим, давно за северными закреплён, а тебя в их рядах не видел. Откуда вообще выполз? — Вечер перестаёт быть томным, — зло ощерился Кианг, — ну да и ладно. Валите этих сук! *** Шань нерешительно тормознул у входа в отделение полиции. От этого места веяло безнадегой и какой-то заплесневелой аурой страха. Странно, что внешний вид здания не соответствовал ощущениям. Аккуратный кирпич, огороженная стоянка с несколькими припаркованными машинами с мигалками на крыше, и ярко светящимися уличными фонарями на высоких бетонных столбах. На крыльце курили пара служащих в форме, не обращая никакого внимания на замершего у входа рыжего. Шань до сих пор не мог раскатать в голове план своего прихода сюда и будущего диалога со стражами порядка. Ещё бы лишнего ничего не сказать, хотя, Чэн вообще на этот счёт никаких инструкций не давал. Мол, придёшь, назовёшься — и будет тебе благо. Хотя до его брата и того самого блага путь длиною в вечность. Раком. Мо обогнул курящих мужчин и зашёл в небольшое помещение, огороженное турникетом, к которому не прилагалось никаких магнитных пропусков, обычная крутящаяся железная херня, после которой находился пост дежурного полицейского. Мужчина со скучающим видом изредка щелкал мышкой, неотрывно глядя в монитор. — Извините, — обратился Шань, привлекая к себе внимание, — мне… — Давно пора быть дома, — не отвлекаясь от своего наверняка важного дела, ответил дежурный. Почему-то Шань как на духу чувствовал, что тот раскладывал пасьянс или нечто такое же допотопное, как и сам мужчина. — Да, и был бы, если бы не один неприятный момент. Он, кстати, сейчас где-то у вас обитает. — Чего? — наконец-то на рыжего подняли взгляд и полноценно обратили внимание. — Меня зовут Мо Гуань Шань, и я пришёл за братом. Мне сказали, что он у вас, и я могу его забрать. — Документы с собой есть? Сколько тебе лет? Как зовут брата? — Эээ… так мне сказали, что этого ничего не нужно и вы… — Кто сказал? Чего ты заладил: мне сказали, мне сказали, — раздражённо проговорил тот, откладывая мышку в сторону. — Документы свои давай для начала, дальше разберёмся. — Господин Хэ сказал, — неуверенно ответил Мо, мысленно закапывая себя по самую макушку. Он же не должен был вплетать Чэна? Или как? С другой стороны всё на этом имени и держалось, иначе как бы ему вообще Тяня отдали? Но опять-таки, раз Хэ-старший уладил ситуацию, значит остальные, типа этого дежурного, должны были знать? Или что? Забавно будет, если рыжий сам сейчас загремит на нары до выяснения обстоятельств, так как документы он-таки не взял. — Господин Хэ Чэн? — лицо полицейского до странности просветлело. Словно снизошло озарение. — Ну, да, — протянул Шань. — На меня посмотри. — Чего? Дежурный быстро сфотографировал рыжего на телефон, и показав жест ждать на месте, быстрой походкой вышел в длинный коридор, оставляя Мо в полнейшем замешательстве. Всё интереснее и интереснее. Шань не слышал ни разговора, ни вердикта, который могли вынести касательно его вопроса, по велению полицейского так и остался стоять на месте, начиная нервничать уже конкретно. Запоздалая реакция пришла определённо не вовремя. Мо зарёкся держать себя в руках в независимости от того, что бы ни произошло. В худшем случае, он наберёт Чэна, теперь его номер телефона сохранился в контактах. Хотя, возможно, уже следовало ему звонить, так как дежурный окончательно куда-то пропал. По ощущениям его не было минут пятнадцать уже, а это… — Вещи все проверил? Мо резко обернулся, глядя, как Тяня выводят из коридора. Хэ выглядел обычным собой, только немного бледным, с тёмными следами недосыпа под глазами. В остальном — ничего не поменялось. Шань жадно рассматривал его на предмет ушибов, ран, или других повреждений после драки, но его блядский брат выглядел так, словно ничего и не было. Как будто его забирали из санатория, а не из мусарни. — Да, — ответил Тань дежурному, вставляя неподкуренную сигарету в рот. Набросил мастерку на плечо, и больше не говоря ни слова, направился к выходу. Словно Мо и рядом не стоял. — Брата догоняй, — вырвал из оцепенения голос дежурного, — чего встал? Или на его место захотел? — До свидания, — кое-как выдавил из себя рыжий и, миновав турникет, вышел на улицу под яркие фонари. Шань крутанулся на месте, разыскивая взглядом Тяня, но глаза от резкого света слишком слепило, поэтому разглядеть дальше метров пяти ничего не получалось. Он не собирался догонять брата. И выяснять так же ничего не хотел. По-хорошему, Мо сделал, как изначально планировал: вытащил Тяня из кпз и при этом минимально с ним контактировал. Но загвоздка в том, что это Хэ вывернул обстоятельства так, а не иначе. И подобное паскудство злило просто неимоверно. До кома в горле, до лёгкой тошноты. Шань спешно пошёл прочь. Внутри растекалась холодной ртутью обида. Наверное, больше на себя. Ведь в глубине души надеялся на нелепые извинения. Может быть, поэтому придумал этот самый барьер между «личным» и «необходимой помощью», чтобы появился предлог для встречи? Только… ему даже не дали мысль о возможности прощения. Не предложили ни шутя, ни искренне, или вынужденно. Ловушка оказалась слишком изощренная. Кто теперь перед кем должен быть в ответе? Хэ, который изменил, ничего не обещав, или Мо, который «изменил», в любви признавшись? Кто в чьих глазах больше предатель? Откуда вести счёт? С начала, с конца? А есть ли смысл, если игра уже проиграна? Мо ощутил, что воздуха катастрофически не хватает. Он почти бежал, вторя тому, что творилось внутри. Кровь, отравленная чувствами, неслась по венам, артериям, доставляя горечь до каждой клетки организма. Слишком для него. Это уже просто невозможно. Ведь, куда больше? Дальше, куда?! — К дружку своему бежишь? — глумливо раздалось за спиной. Мо резко тормознул, оглядываясь по сторонам. Хэ нашёлся слева, опиравшийся на стену, возле тёмного переулка. Фонарь стоял далеко, чтобы Шань смог бы распознать эмоции на его лице, но вот по голосу всё становилось предельно ясно. Тянь ни о чём не сожалел, не собирался просить прощения за каждое и главное своё скотство. Он был «праведен» в своём гневе. И как всегда собирался судить. — К какому, блять, дружку? — «держать себя в руках», пронеслась былая установка в голове, — иди нахер. Сердце ломилось из груди, как оголтелое. Казалось, не могло оно грохотать настолько сильно, чтобы было слышно не только в ушах, но и по всему району. Но рыжего будто оглушало собственной иррациональной реакцией на брата. На его голос, поведение, само существование. И процент ненависти рос в геометрической прогрессии. — Соскучился по мне, раз пришёл? Не хватило ласки? Вообще не проблема. Мо не успел среагировать. Его дёрнуло в сторону, а после мотнуло в темноту. В тот самый чёрный закоулок, в который не попадал даже свет. Он больно натолкнулся лопатками на стену, и задержав падение, извернулся расцарапывая ладони о мелкую крошку облицовки здания. Впрочем, лёгкая дезориентация злости не уняла. Она пульсировала, как воспаленная рана, обдавая нездоровым жаром весь организм. Шань больше не собирался разговаривать, вести этот ненужный трёп из серии: " что ты творишь, ты сам во всём виноват!» Ныне никакой болтовни и пустого сотрясения воздуха. Было слишком много сказано и сделано, чтобы искать оправдания обоим и взвывать к разуму. В душе лишь злость и горечь. Мо не знал, как его почувствовал, но уловил очень осознанно чужое присутствие слева. Ловко пригнулся, и отшатнулся. Сделал шаг назад, натыкаясь на что-то ногой, оглядываясь на слабый свет фонарей, исходивших от соседнего перекрёстка. Путь к отступлению ясно виден. Но опять бежать? А в чем смысл? Этой заминки хватило, чтобы Шаня прижали к холодной стене. Тянь схватил ледяными пальцами его за голову. Мо этот приём знал — дальше он должен встретиться лицом с коленом брата, и, наверное, таким образом поставить точку в их «споре». Подобную «ласку» только и мог предложить Хэ. Ничего удивительного. — Эй, придурок, — горячо шепнуло в губы, — дыши. Но в противовес своим словам Тянь забрал воздух — вгрызся поцелуем, больно обдирая губы, кусая. Вторгаясь в рот языком, мокро, грубо вылизывая, яростно дыша за двоих. Шань, отталкивая, упёрся ладонями в его грудь, ощущая, как сильно билось сердце брата, словно ломилось сквозь рёбра. Что за чувство возвело тахикардию в абсолют? Отчаяние? Желание? Страх? Но был ли смысл во всем этом разбираться, когда рот рыжего истязали совершенно зверским образом. Какие бы чувства не сподвигли на подобное обращение, боль — это всегда показатель, что ничего верного и правильного в этом нет. Поэтому терпеть скотство рыжий не собирался. Хэ слишком беспечный. Слишком самоуверенный. Слишком… Тянь. Видимо, поэтому он посчитал лишним как-то зафиксировать руки Мо. Решил, что одного своего присутствия достаточно, чтобы Шань безоговорочно сдался и поплыл. Возможно, раньше так бы и случилось, но опыт общения с братом позволил нарастить некий буфер, не позволяющий отключиться прямо здесь и сейчас. Мо ослабил давление на грудь Хэ, чуть шевельнул языком в ответ, усыпляя бдительность брата, так как тот, ощутив «покорность», немного ослабил хватку, позволяя рыжему на пределе своего положения извлечь максимальную выгоду. От удара. Тень сдавленно застонал и согнулся, при этом, не отпуская рыжего, поэтому ему тоже пришлось сползти вниз, обдирая худи о каменную кладку стены. Частое сбитое дыхание озарило переулок: Хэ пытался справиться с неожиданной болью, а Мо отчаянно стремился вырваться из его рук, но никакая возня не могла разжать намертво сжатых пальцев Тяня, который вцепился в него, как утопающий за спасательный круг. — От-тпусти, — хрипнул рыжий, неловко заваливаясь на брата. Хэ тихо рыкнул и оттолкнулся от асфальта, вставая нормально, всё ещё дыша открытым ртом. Мо не успел. Его дёрнули наверх, а после голова мотнулась в сторону от сильной пощечины. Кажется, он прикусил язык, потому что во рту моментально скопилась кровь, которую Шань автоматически выплюнул, а после дезориентировано прижал ледяную ладонь к месту удара. Левая щека пылала болезненным жаром. Унизительным. Так бьют истеричных баб, чтобы привести их в чувство. С равными подобным образом не поступают. — Ты для этого меня ждал? — отстранённо спросил рыжий, отнимая руку от лица. — Блять! Как же ты меня заебал! Сука! — казалось, спокойный голос Шаня окончательно сорвал все предохранители. Тянь стремительно приблизился, ударяя ладонями по обе стороны от головы рыжего. — Опять ты у нас жертва?! Сильно я тебя обидел?! На меня, блять, смотри! — он вздернул подбородок Шаня, хватая пальцами под челюстью, — а по углам хуи сосать тоже я тебя заставил?! Мо дёрнулся, шокировано глядя на свихнувшегося от злости брата. — Я не… — Или ты расстроился из-за своего дружка?! И тут все пазлы сложились: то была не просто драка, Хэ целенаправленно избил определённого человека. Нашёл его. Того дурака, который ради небольшой наживы пожертвовал своим здоровьем, едва ли не жизнью. — Ты первый изменил мне, так чему удивляешься? — Шань не стал оправдываться. Он, наоборот, шагнул в пропасть. В бездну ярости брата, который, в подобном состоянии мог его убить. И Шань теперь реально не понимал, а итог такой должен быть? Пальцы на шее сжались сильнее, Хэ наклонился к Мо, практически вдавливая его в стену. — Ты поиграться со мной решил? — прошипел ему в ухо, — выдержку проверить? Шань взялся за запястье Хэ, пытаясь отодрать его руку от горла, потому что перед глазами уже плыли лиловые пятна, а лёгкие горели огнём от нехватки воздуха. — Ещё и Хана вплёл, — словно это было последней каплей, — он-то за какие услуги тебе в помощники впрягся? Или ему ты тоже отсосал? — Всем отсосал, кроме тебя, представляешь? — едва вымолвил Мо, задыхаясь. Глупо. Ужасно. И страшно. Провоцировать человека, который давно уже не в себе. Словно эти лживые слова достойны стать последней точкой в их непрекращающемся споре. Где правых нет, и не было. Шань ничего такого не хотел, изначально не хотел. Всё начиналось слишком неправильно, и дальше шло с ещё большим уроном для каждого, так почему не должно закончиться в грязном переулке? — Заткнись! — крикнул Тянь и с силой толкнул его в сторону, наконец-то отпуская шею. Мо упал на асфальт, кое-как успев подставить руки, содрогаясь в приступе нестерпимого собачьего кашля, хватая воздух сухими губами, который никак не проходил в саднящее горло. Казалось, Тянь передавил трахею, отчего рыжий не мог совершить долгожданный вдох, обрываясь кашлем. Неконтролируемые слезы текли по щекам, как подтверждение невыказанной слабости, словно Шань дал повод думать, что он смирился или сдался. Проиграл брату, как обычно, но вопреки этому, рыжий был уверен, что Хэ так не считал. И Мо не считал, но чёртовы слезы, всё лились и лились — ничего с ними не поделать. — Как я тебя ненавижу, кто бы знал! — его дернули за шкирку и подняли на подгибающиеся в слабости ноги. — Нахера ты всё это начал?! Нравится теперь?! Хэ его тряс, как тряпичную куклу, словно в нём боролись несколько желаний одновременно, и первое из которых — разорвать на части. От бессилия. Ничего не получается, проще убить, чем под себя подстроить. Или запретить всё на свете и на самом деле посадить на цепь, чтобы никто и никогда не посмел… — Да отпусти ты меня! — закричал Мо, сорванным хриплым голосом. — Всё, что ты делаешь — мне больно! Всё! — Хули ты, тогда сам от меня не отстанешь?! Я, блять, дал тебе эту свободу, и что ты с ней сделал?! У Шаня получилось выпутаться из хватки, слепо отходя назад на несколько шагов к началу подворотни, слабо освещённой столбом фонаря. — Что это за свобода такая, в которой ты решаешь, как мне поступать?! — уже не крик, а хрип. — Это я решил тебя под какого-то хера подкладывать? — человеческого во внешнем виде брата становилось всё меньше. Сминусовались все видимые эмоции, словно перекрыло окончательно. Он ринулся вперёд, намереваясь снова захватить в свои тиски, из которых, наверное, уже не выбраться. Шань попятился назад, цепляясь руками за стену для равновесия, так как ноги до сих пор отказывались держать нормально. Каким-то чудом извернувшись, он вырвался на тротуар, не переставая двигаться прочь от Хэ, который в свою очередь не собирался его отпускать. — Я просто хотел, чтобы ты почувствовал, то же, что и я! — усиленно держа дистанцию, хрипнул Мо. — О, я почувствовал, — Хэ успел задержать рыжего за предплечье, дергая того, чтобы он перестал брыкаться и остановился, — много чего успел. Весь твой пиздеж про любовь. Такая твоя любовь? Мне задвигать за чувства, и при этом, позволяя себя лапать тому мудаку, становиться перед ним на колени, да? Он тебе в рот кончил? Ты глотал, или как всё было? Поделись, сука! Мне, блять, очень интересно! Давай, хули, ты вылупился?! Со мной, как с самым близким, можно откровенно! Ты ведь это мне затирал, а? Я твоя семья, брат, сука, любимый! Отвечай уже! — Ты совсем ебанулся?! Ничего такого я не делал! Я не способен изменить любимому человеку, в отличии от тебя! Это тебе всё можно в твоей ебанутой системе координат! Хочу трахнуть младшего брата, значит трахну! А если он не хочет, трахну кого-то другого! Какие проблемы, да?! — задыхаясь, проорал Шань, — а мне, что делать?! Что?! Сразу жопу подставить, чтобы ты не расстроился?! — Нет, тебе надо было за моей спиной сговориться с Ханом. Удался план? Всё получилось? — ледяным тоном спросил Хэ. В его глазах утихла буря, ныне в них стыло лишь презрение. Словно только что Шань встал в одну шеренгу с остальными предателями, которым посчастливилось получить этот ярлык от Тяня. — А тебе больно? — одними губами прошептал рыжий, ощущая, как хватка брата ослабевает, и тот выпустил его руку. — Нет. Лёгкий тычок в плечо, отчего Мо растерянно шагнул назад, а после Хэ развернулся на сто восемьдесят градусов, и стремительной походкой пошёл прочь. Рыжий задержал вздох. Нереальность происходящего вновь защипала глаза. Это чувство не назвать обидой, ему вообще нет определения. Словно его, как черновик, перечеркнули и выбросили. Как легко Тянь ликвидировал из своей жизни «неугодных» ему людей. Дэйю, Чэн, Хан. А теперь подошла очередь Шаня. Вот так, запросто, без оглядки на прошлое, дружбу и связь. Как будто близкие люди совершенно не имели цену. Если он вообще когда-то считал их близкими, раз настолько бесцеремонно расставался. Это «нет» застряло в мозгу пульсирующей занозой. Из-за этого «нет» хотелось орать. Разбить голову Тяня об асфальт. Убить его. Да хоть что-то сделать, чтобы облегчить выжигающую истерию внутри. Шань не справлялся. Потому что всё, что он делал, оказалось бесполезным и ненужным. Весь путь, который он прошёл к брату, закончился тупиком. Глухой стеной из безразличия и неприятия. Его маршрут оборвался коротким и ёмким словом «нет». Мо несколько секунд смотрел в удаляющуюся спину Тяня. Ещё пара десятков метров и его поглотит тьма улицы, которой точечный свет фонарей не соперник. Ещё немного, и всё закончится, волею судеб и первым дорожным перекрёстком. Все сдерживающие нити лопнули. Доводы и оправдания разъело кислотой отчаяния и злобы. Зря люди думают, что состояние аффекта, это что-то бессознательное, когда человек не владеет собой, впадая в короткое помешательство. Всё кардинально наоборот. Аффект — это нестерпимо яркое и чётко оформившееся инстинктивное желание, подчиняющее разум и тело в единстве общей цели. Шань рванул вперёд, вслед за братом. В голове не было ни одной мысли. Даже внутренний голос умолк, превратившись в искусственные помехи, потрескивающие на периферии сознания. Доведенный до края — обязательно упадёт. Дошли оба — канут вместе. — Тянь! Хэ остановился, лениво разворачиваясь на голос. — Что ещё? Удар получился таким, что Хэ едва не упал, отшатнувшись на пару шагов, запинаясь об бордюр, отстраняясь дальше на проезжую часть. Он мотнул головой, пытаясь сохранить равновесие, перевёл взгляд на Мо. В глазах серых — чёрная нефть. Маслянистая плёнка, скрывающая ото всех масштабы планетарных бурь, которые уместились за рёбрами. Хэ всегда будет говорить: не больно, не важно, не люблю. Ему не легче так жить, просто по-другому не умеет. Человек, сотканный из сотни тысяч отрицательных частиц «не». Его любовь сродни мести, и он каждый день доказывал это Шаню. Никогда в Тяне не было безразличия, а лишь ужасные попытки любить. Свет фар приближающегося автомобиля ослепил обоих. Визг тормозов раздался на весь перекрёсток. Водитель как мог, пытался избежать столкновения с подростком, но слишком высокая скорость не позволила до конца завершить маневр. — Тянь! В подсознание проник безумный крик рыжего. Но не страшно. Боли нет. Только очень много красного… А потом всё стихло.