I'm everything you can't control

Персиваль торопливым уверенным шагом продвигался по довольно узкой улочке, стараясь лишний раз не особенно смотреть по сторонам. В этот день он прибыл в район, где жил Криденс и, откровенно говоря, был не слишком этому рад. Несмотря на то, что именно его отдел и в частности он лично занимались этим районом, посещение данной территории не было обязательным для него и он никогда к этому не стремился. Он привык к довольно определенному образу жизни, и такие районы в него точно не вписывались. Ему даже казалось, что он начинает понимать, почему Криденс постоянно ходит, опустив голову, пряча руки и стараясь казаться как можно более неприметным. Персиваль то и дело ловил себя на том, что сильнее всего ему хочется поглубже запрятать руки в карманы своего длинного пальто - к слову, синюю дорогую ткань, то и дело обтиравшуюся о дорогу, ему было жалко безумно, похоже, ему придется прилично потратиться на химчистку, - и опустить голову, лишь бы не видеть никого и даже случайно ни с кем не пересекаться взглядом. Это место казалось ему ужасно мрачным и навевало невыносимую тоску. И не только потому, что эти улицы, эти дома, эти люди, в конце концов, были совсем не похожи на тех, кто окружал Грейвза каждый день. Совсем нет. Дело было вовсе не в этом. Точнее сказать, не только и не столько в этом. Скорее, дело было в том, что почти из каждого угла веяло грустью, отчаянием, тупой злостью, ненавистью, холодом. Он пытался убедить себя в том, что просто в свое время перечитал хороших книг, полных хороших подробных описаний подобных ощущений, и все же... Все же не в его силах было избавиться от некоторой тревожности. Ему казалось, что у этого района есть какая-то совершенно особенная аура, тонкой невидимой материей окутавшая его со всех сторон. И ему было неуютно из-за того, что он буквально кожей чувствует, как что-то холодное, даже леденящее, неприятное, вязкое облепляет его со всех сторон. Если бы дело касалось только его работы, он бы ни за что не позволил никому отправить себя в эту бездну мрака. Но дело было не в работе. Может быть, косвенно и в ней. Во всяком случае, если бы кто-то и поинтересовался, с какой стати его занесло в такое место, он бы непременно сослался именно на свое дело. Но в действительности причины были куда глубже этого, и были очень личными. Замкнутость Криденса не давала ему покоя. Ему не нравилось, что каждый раз, когда он пытается так или иначе коснуться темы семьи своего информатора, Бэрбоун сразу же превращается в эдакого ежика, моментально сворачивается, выпуская шипы, и отталкивает его, бормоча что-то невразумительное и явно не являющееся ответом на поставленный вопрос. Персиваль пытался дать ему шанс. Каждый раз он убеждал себя, что непременно попробует еще, спросит как-то по-другому. Но вечно проваливался. И в какой-то момент ему это вполне ожидаемо надоело. Персиваль Грейвз был не из тех людей, которые могли легко смириться с поражением и принять то, что иногда они не получают желаемое. И, убедив себя, что он и так ждал слишком долго, Грейвз запросил личное дело Криденса. Раз уж парень не желал сам рассказывать ему все, то Персиваль получит эти сведения по-своему. И с его должностью, вся информация, даже та, которая должна была быть строго конфиденциальной, оказалась на его столе в самые короткие сроки. Однако, все же отдавая хоть некоторую дань уважения своему информатору, Грейвз не стал копать слишком далеко в его детство. Больше всего его интересовала нынешняя ситуация Криденса, и он постарался вытащить все возможное лишь о его приемной матери, о его доме, о сестрах. И то, что он прочитал, ему, если честно, не слишком понравилось. Представитель органов опеки отправлялись в этот дом подозрительно часто. И мать Криденса каждый раз была действительно на грани того, чтобы потерять опеку над детьми, которых она, кажется, коллекционировала. Едва только кто-то из детей становился совершеннолетним и съезжал, она отправлялась в детский дом за новой жертвой. Иначе этих детей Персиваль назвать не мог. Было очевидно, что все это делается не из большой любви, как завещал господь, но исключительно ради пособия. И будь воля этой женщины, она бы явно взяла еще десять детей. Но, видимо, ее расчетливый ум подсказывал, что с таким количеством обитателей в доме она точно не сможет справляться. Но, к сожалению, выгода была не единственной проблемой детей, которые волею злого рока оказывались в этом доме. Больше всего Грейвза смутило то, что врачи, которых детям так или иначе приходилось посещать, учителя, воспитатели, руководители кружков неоднозначно свидетельствовали о странном поведении детей. Что и становилось причиной многочисленных проверок. И часто в деле фигурировала информация о странных следах на теле детей. Это действительно разозлило Персиваля. Он никогда не считал себя ярым борцом за справедливость, но эта ситуация казалась ему неправильной. Все ведь было совершенно очевидно. Мать била своих детей. Забирала их из приюта, давала надежду на то, что у них теперь будет нормальный дом, но вместо этого не тратила на них лишних денег, что можно было довольно легко сказать по Криденсу, его поведению и отношению ко многим вещам, держала в абсолютной непробиваемой строгости, и избивала. Вряд ли она могла давать взятки органам опеки. Так как, черт возьми, ей удавалось оставить всех своих детей дома? Быть может, дело было в том, что на этих людей в сущности всем было плевать. Если бы такое произошло в какой-нибудь богатой известной семье, с которыми довольно часто общался Персиваль, то детей бы отобрали не задумываясь. Со скандалом и с самыми тяжелыми последствиями. Но здесь все было не так. В таких районах очень многое сходило с рук, потому что никто не хотел слишком долго заниматься этими людьми. И, пожалуй, это была одна из причин, почему Грейвз буквально чувствовал из каждого угла запах отчаяния, которым здесь уже давным-давно пропиталось все. Персиваль не хотел пускать все это на самотек. Он понимал, что не в его силах что-то изменить, но ему как минимум хотелось попытаться. И он решил начать с того, что заявится в дом Криденса, пообщается с его матерью. Он не слишком понимал, что именно ему это даст и чего он хочет добиться, но почему-то именно этого ему хотелось сильнее всего. Наверное, взыграло подсознательное желание посмотреть в глаза тому человеку, который позволял себе делать такие вещи, и раз за разом уходил безнаказанным. Нужный дом было найти не так уж и сложно. Криденс часто упоминал, что живет недалеко от церкви и, оказалось, что корректнее было сказать "прямо напротив". Грейвз невольно подумал, что, если бы каждый день наблюдал церковь из окна, видел ее, когда просыпался, когда засыпал, когда занимался подготовкой к экзаменам, когда просто пытался расслабиться, наверняка он бы тоже возненавидел все, что с ней связано. Персиваль глубоко вдохнул и настойчиво постучал в дверь. Криденс еще должен был быть на учебе, а его сестры - заниматься в кружках, так что никто не смог помешать бы им с его приемной матерью пообщаться. Не открывала она довольно долго. Грейвз даже успел подумать, что либо Мэри Лу все же куда-то ушла по делам, хотя обычно в это время она была дома, либо она прячет следы своего обращения с приемными детьми, подумав, что это проверка, о которой ее не предупредили. Персиваль редко позволял взять верх своим предубеждениям над рациональным мышлением, но, похоже, это был именно тот случай. Наконец, он услышал шаги, и вскоре дверь распахнулась, являя ему довольно приятную на вид женщину, в которой он бы точно не заподозрил домашнего тирана. У Мэри Лу были аккуратно уложенные не слишком длинные каштановые волосы, голубые глаза, мягкие, но совершенно обычные черты лица, и ничем не примечательная фигура. Наверное, если бы Персиваль прошел мимо нее на улице, он бы даже не обратил на нее внимания, и эта женщина не отложилась у него в памяти. В ней не было ничего особенного. Но, наверное, для органов опеки она выглядела как раз как надо: скромной, мягкой, тихой - именно такой, какой должна быть мать для несчастных брошенных детей или сироток. - Чем я могу Вам помочь? - вежливо осведомилась она, в свою очередь рассматривая незваного гостя. Должно быть, Грейвз не был похож ни на кого, кто приходил к ней раньше. - О, простите, мисс Бэрбоун. Меня зовут Персиваль Грейвз, я хотел поговорить с Вами о Криденсе, - негромко произнес он, стараясь доброжелательно улыбаться. Легенду себе на всякий случай он продумал заранее. - Он что-то натворил? - это прозвучало уже несколько резко. Что ж. Теперь Персиваль стал убеждаться, что все его выводы, сделанные из прочитанного дела, были верны. - Нет, вовсе нет. Если Вы не против, может, мы поговорим внутри? - с некоторым нажимом произнес он, заглянув Мэри Лу в глаза. Как бы то ни было, он планировал задержаться. И сильнее всего хотел пройти в дом и осмотреть его. Как показывала практика, обстановка в доме могла очень много сказать о тех, кто там живет. - Конечно. Извините, что не догадалась пригласить Вас, - женщина выдавила короткую улыбку, стараясь не показывать, что эта идея не вызывает у нее особенного восторга и энтузиазма, и отошла, пропуская Персиваля внутрь и тут же закрывая за ним дверь на замок. - Сделать Вам чаю? - Да, будьте так добры, - он кивнул, проходя в гостиную. Осмотревшись, Грейвз опустился на небольшой скромный диванчик и проводил взглядом Мэри Лу, с достоинством удалившуюся на кухню. Как только он остался один, Персиваль обвел гостиную внимательным взглядом. Первое, что бросалось в глаза - подчеркнутая скромность, даже аскетичность. Да. Скорее, Персиваль выразился бы именно так. Казалось, что это не гостиная дома, где живет целая семья, а монашеская келья, выдолбленная в скале. Даже все тона были блеклыми, бледными, что только подчеркивало тот факт, что Мэри Лу Бэрбоун приучала своих детей с самого раннего детства жить очень и очень скромно и сдержанно. Вокруг не было буквально ничего лишнего. Персиваль привык к тому, что тумбочки, комоды, туалетные столики обычно медленно но верно превращались в склад для всяких мелочей, но в этой гостиной не было и следа подобного. Напротив - абсолютно все поверхности были идеально чистыми. Грейвз не сомневался, что в многочисленных ящиках все так же приведено в полный порядок. Мужчина не обнаружил ни одной фотографии, детей или же самой мисс Бэрбоун, и ни одной картины на стене, что могло бы хоть как-то разбавить всю унылость и серость этой гостиной. И комната выглядела так, словно убирались в ней каждый божий день. И наверняка этим занимались дети, живущие в этом доме. Похоже, прежде чем впустить его в дом, Мэри Лу на всякий случай еще раз прибралась здесь. Невольно Персиваль даже заподозрил у нее обсессивно-компульсивное расстройство. Ну не может быть у нормального адекватного человека такой сверхъестественной тяги к порядку и чистоте. И все же что-то как будто выбивалось из той атмосферы, которую тут настойчиво пытались создать. На небольшом столике у зеркала лежала кисточка, недавно помытая, судя по каплям воды вокруг нее. И обычной кисточке для рисования тут точно делать было совершенно нечего, только если ею не пользовались совсем недавно. Грейвз прислушался. В доме было тихо. То есть девочки, сестры Криденса, как и должно было быть,находились на дополнительных занятиях. Интересно, что же рисовала Мэри Лу? Пока, судя по гостиной, она казалась Персивалю непробиваемо скучным человеком, и уж точно он не заподозрил в ней никакой тяги к творчеству. - Ваш чай, - негромко произнесла мисс Бэрбоун, поставив на стол классический медный поднос, на котором располагались два аккуратных блюдца с чашками черного чая, сахарница без хоть какого-нибудь нехитрого узора, небольшая ложечка и идеально белый молочник. Одним словом, скука. - Благодарю, - решив обойтись без сахара и молока, Персиваль взял свою чашку. Он хотел было удобно раскинуться на диване, но вовремя вспомнил, что такое поведение едва ли приветствовалось в этом доме. Об этом говорило хотя бы то, что Мэри Лу устроилась в своем кресле с чашкой, сев с идеально ровной спиной и скрестив щиколотки - поза, достойная королевского приема. - Помогаете детям с домашним заданием? - негромко спросил Грейвз, делая небольшой глоток чая. - Простите? - она вскинула брови, несколько непонимающе посмотрев на Персиваля. - Я заметил кисточку. Подумал, что Вы помогаете дочерям с каким-нибудь проектом, - пояснил он, внимательно смотря на Мэри Лу. - О, нет, - кто бы сомневался. Чтобы эта мать помогла своим детям хоть с чем-то? Наверное, она с большим желанием отрубит себе руку. Ведь ее дети должны вырасти сильными и самостоятельными. - Я готовлюсь к демонстрации, которую мы проведем у церкви на выходных, - даже с некоторой гордостью произнесла она, чуть задрав голову. Да уж. Поведение, не слишком свойственное для истинной католички. Может, напомнить ей, что гордыня - смертный грех? Персиваль мысленно сосчитал до десяти и постарался напомнить себе, что он здесь не для того, чтобы обвинить в чем-то эту женщину и испортить ей жизнь. Во всяком случае, пока не для этого. - Позволите спросить, что стало поводом? - с искренним интересом спросил он, взглянув на Мэри Лу. - О, конечно. Я считаю, что наши дети в огромной опасности, - Грейвз вновь с трудом подавил желание вставить какую-нибудь язвительную ремарку. Например, о том, что уж ее-то дети точно в опасности. И эта опасность - их приемная мать. К тому же, ему было действительно интересно, в чем же эта опасность по мнению Мэри Лу заключается. - Они попадают под дурное влияние. Ходят в клубы, смотрят отвратительные фильмы, пьют алкоголь. И из-за этого всего становятся, - она сделала паузу, явно собираясь с мыслями, - геями, - почти что прошипела она, пристально смотря в глаза своему собеседнику. Персиваль чуть не поперхнулся чаем и внимательно посмотрел на мисс Бэрбоун, словно старался оценить, насколько она вообще серьезна. Видимо, на все сто процентов. Во всяком случае, выглядела она так, словно мечтает пойти и помыть рот с мылом после того как изрекла столь отвратительное слово. Да уж. Повезло Криденсу. Жить под одной крышей с этой религиозной фанатичкой. Грейвз постарался сдержать неуместную улыбку от мысли о том, что новость о его ориентации, наверное, просто убьет эту женщину. Или заставит вытолкать его на улицу, а после помыть весь дом с хлоркой или сжечь. - Приходите в воскресенье в двенадцать. Вы выглядите как человек, который способен сделать правильный выбор, - продолжила она, и Персивалю стало еще сложнее сдерживать смех. - Ничего не могу обещать, но непременно подумаю об этом, - постарался как можно тактичнее сказать он, отпивая еще чаю. - Итак, Криденс, - Грейвз решил, что пора уже перейти к цели своего визита, пока он не услышал что-то еще более безумное. - Я считаю, что у него огромный потенциал, как у искусствоведа. И мне было интересно поговорить с его семьей, узнать, какой он, как он живет. - Он, - Мэри Лу вновь сделала небольшую паузу, - мне кажется, учеба дурно влияет на него. - Что Вы имеете в виду? - Персиваль поставил чашку на стол вместо блюдца, специально, чтобы немного позлить Мэри Лу, и немного подался вперед. - Он проводит мало времени дома. Сперва он все время пропадал на своей работе и в библиотеке, потом купил себе компьютер, чтобы заниматься дома. Но все равно. Он так много занимается своей учебой, - мисс Бэрбоун покачала головой. Она явно осуждала выбор Криденса, но при этом отвечала очень аккуратно, настороженно смотря на Персиваля. Словно боялась, что это какая-то проверка. - Разве это плохо? Он просто хочет получить образование и делает то, что ему интересно. К тому же он совмещает учебу и работу, - тихо сказал Грейвз, искренне удивленный такому отношению к тому, что делал Криденс. - Но он мог просто пойти работать после школы. Или выбрать специальность получше, - Мэри Лу пожала плечами, очевидно, не считая, что говорит что-то неправильное. - Какую, например? - не сдержался и довольно резковато поинтересовался Персиваль. Но продолжить разговор им не дала хлопнувшая входная дверь. Грейвз невольно посмотрел на часы. Уж точно время, которое он проводил в этом доме, не могло пролететь незаметно, а, как ему казалось сначала, у него есть пара часов до того, как дети станут возвращаться домой. Странно. Похоже, кто-то внезапно освободился пораньше. - Мистер Грейвз? - удивленно произнес Криденс, проходя в гостиную и замирая в дверях. Пожалуй, Персиваль, был последним, кого он ожидал увидеть, вернувшись домой вечером. - Здравствуй, Криденс. Я пришел поговорить с мисс Бэрбоун о твоей учебе, - мягко произнес Грейвз, чтобы успокоить парня. И чтобы Криденс не сказал какую-то глупость, испугавшись, что Персиваль пришел по своей основной работе. - Но, думаю, мы уже закончили. Так что, если ты не против, я бы хотел поговорить с тобой, - твердо произнес он, даже не думая ради приличия поинтересоваться мнением хозяйки дома. Намекая на свое присутствие, Мэри Лу лишь хмыкнула, но не стала возражать. - Да, конечно, - растерянно произнес Криденс, все еще затрудняясь понять, что именно происходит. Но он решил, что раз мистер Грейвз считает нужным поговорить, то лучше согласиться с ним. - Пойдемте в мою комнату? - предложил он и после кивка Персиваля направился вместе с ним наверх. Криденс пропустил Персиваля в комнату и, тоскливо покосившись на то место на двери, где по всем признакам раньше был замок или щеколда, просто плотно закрыл ее, надеясь, что никто не прервет их разговор. Решив, что уже может позволить себе неформальную беседу, Грейвз прошел в комнату и присел на подоконник. Комната Криденса понравилась ему куда больше, чем гостиная. И, должно быть, каждую перестановку ему приходилось вырывать с самым настоящим боем. И, хоть и пока побед было не слишком много, в комнате хоть немного, но чувствовался характер парня. На рабочем столе стояли репродукции картин, очевидно, его любимых, возле кровати висели фотографии сестер Криденса. И, несмотря на то, что в комнате царил порядок, очевидно наводимый по буквально вбитой привычке, пара пиджаков и рубашек все же покоилась на спинках стульев. Осознанно или нет, но Криденс все же начинал бунтовать. Несмотря на всю его внешнюю скромность, временами апатичность, желание не привлекать внимание лишний раз, его едва ли устраивала такая жизнь. И он совершенно точно устал от того, что его желания постоянно стремятся подавить. - Надеюсь, ты не злишься за то, что я пришел к тебе домой? - тихо спросил Персиваль, смотря на парня. Тот опустился на край постели, небрежно кидая свой рюкзак рядом. Жаль, что он пришел так рано. Если бы не эта досадная случайность, Бэрбоун наверняка бы даже не узнал о его присутствии, и им бы удалось избежать этого неловкого разговора. - Нет. Все в порядке, - Криденс пожал плечами и неторопливо пригладил волосы. - Вы правда пришли поговорить о моей учебе? - немного нерешительно поинтересовался он, надеясь, что это прозвучит не слишком нагло. - Для твоей матери - да. Но, если позволишь мне быть откровенным, я хотел узнать, как ты живешь. Раз уж ты не хочешь мне рассказывать, - после небольшой паузы произнес Персиваль. Некоторое время он просто размышлял, что именно хочет сказать Криденсу. Выдумать какую-нибудь историю, чтобы обосновать свое присутствие в этом доме, было для него не проблемой. Но все же он счел, что не хочет нагло лгать парню прямо в глаза. Криденс терпел достаточно, чтобы ему еще и врали прямо в лицо. - Прости. - Ничего, - негромко сказал Криденс, ненадолго опуская глаза. Ему было довольно сложно смириться с той информацией, которую Грейвз буквально обрушил на него. И все же он с огромным удивлением понял, что не сердится на Персиваля. Он нередко сердился. На свою мать, на себя. Это чувство было вполне знакомо ему, но он совершенно точно не испытывал его к Грейвзу. Наверное, даже понимал, что в этом есть немного справедливости. Он каждый раз старательно избегал разговоров о себе и, похоже, не оставил мужчине выбора. Наверное, Персиваль искренне волновался за него, вот и не выдержал. - Вы заслуживаете знать обо мне хоть что-то. Кроме того, где я учусь, - вдумчиво проговорил он, тихо вздохнув. - Спасибо за понимание, Криденс, - сказал Персиваль, чувствуя, как у него буквально отлегло от сердца. Меньше всего ему хотелось испортить отношения с Бэрбоуном. - У Вас наверняка есть вопросы, - Криденс обхватил руками свои плечи и посмотрел на Грейвза. Для обоих было очевидно, как это сложно для парня. И все же он очень хотел подпустить единственного, кто был добр к нему, поближе к себе. И понимал, что для этого необходимо перестать игнорировать необходимость нормально общаться. - Если честно, уже не так много, - Персиваль поднял на Криденса глаза, и тот лишь кисло улыбнулся. - Твоя мать заставляет тебя участвовать во всех этих демонстрациях? - Меня и сестер. Однажды я решил просто сбежать в воскресенье с утра, чтобы она не затащила меня туда, и вечером она не пустила меня домой. Я провел всю ночь на улице. Спасибо сестрам, что они скинули мне пару одеял и термос с чаем, - он вновь вздохнул. Эти рассказы давались ему мягко говоря нелегко. И то, что Персиваль был первым, кто вообще слышал это, не упрощало происходящее. - Криденс, это же ужасно. Почему ты никогда не рассказывал об этом? К Вам же регулярно приходят из службы опеки с проверками, - Грейвз выдохнул и потер ладонями щеки. Он все еще не понимал, как такой женщине вообще позволили оставить детей. - Мои сестры не хотят возвращаться в детский дом. Им достается не так сильно, я стараюсь защищать их. Я очень люблю Чэстити и Модэсти и не хочу, чтобы их забрали, - Криденс старался говорить как можно тише, и, в конце концов, Персиваль пересел на кровать поближе к нему, чтобы им было удобнее разговаривать. - Эти следы на руках, - он невольно вновь скосил взгляды на ужасающие рубцы, - откуда они? - Она бьет нас, когда хочет наказать. За любой даже самый маленький проступок, - с видимым усилием сказал парень, опуская глаза. Признаться в том, что его бьет собственная мать, человек, который поручился за него и обещал защищать, было очень тяжело. Из-за этих побоев он всю жизнь чувствовал себя неправильным, нелепым, не таким. Иначе он не мог объяснить, почему его бьют даже за самую нелепую провинность. И говорить об этом было очень стыдно. - О, Криденс, - Персиваль негромко вздохнул, впервые в жизни чувствуя, что совершенно не знает, что сказать, кроме избитых и банальных вещей, и не нашел ничего лучше, чем притянуть к себе парня, мягко обнимая. Криденс сперва заметно напрягся, явно не привыкший к тому, что кто-то прикасается к нему не только для того, чтобы ранить, но после сам прижался к мужчине, утыкаясь носом ему в плечо. Грейвз стал успокаивающе поглаживать его по спине и по волосам, понимая, что это самое малое, что он может сделать, чтобы хоть как-то облегчить его боль. Ему было сложно разобраться в том, что именно он чувствует к Криденсу, но пока он знал точно одно - он очень хотел помочь этому несчастному мальчику.