Пепельные души

Рейнеру не спалось. Нет, поначалу, залпом допив содержимое чужого бокала, он, как был, в одежде плюхнулся на диван и даже задремал, но мерно отсчитывавшие секунды часы на стене подсказали ему, что спал он всего полчаса. После этой короткой передышки сна не было ни в одном глазу. Будь Рейнер дома, он бы вышел погулять перед сном в сад, но это был чужой дом, да и погода к прогулкам не располагала. Промаявшись еще пару минут, Рейнер решил пройтись хотя бы по своему этажу. В этот поздний час слуги наверняка уже разошлись по своим комнатам, так что коридоры должны быть пустыми. Осторожно отворив дверь, Рейнер украдкой выглянул наружу – коридор был темен, и лишь короткие всполохи молний периодически его освещали. Вокруг не было ни души, да и звуков никаких тоже не слышалось. Хотя бьющий по карнизу дождь служил хорошим шумовым фоном, который нереально было перекрыть. Устало потерев ладонью лицо, Рейнер двинулся вперед по коридору, миновал выход на лестницу и уже прошел было дальше, когда отчетливо раздавшийся смех заставил его застыть на месте. Звук раздался близко – настолько близко, что Рейнер уже мысленно приготовился к тому, что его обнаружат. И не то, чтобы это было что-то страшное... В конце концов, он просто шел по коридору, а не воровал чужие драгоценности, но встречаться с хозяйкой дома в компании ее «начальника охраны» Рейнеру не слишком хотелось. Секунды шли, а поблизости было все так же безлюдно. – Я ненавижу этот балкон! – раздался капризный женский голос, в котором Рейнер с легким удивлением признал Иветту. Прежде таких ноток он у нее не слышал... Хотя где он, а где?.. – Неужели? А мне казалось, он вам нравится, – ответил хрипловатый мужской голос, следом за которым послышались характерные звуки влажных поцелуев. Тех самых, на грани между ясным сознанием и полной потерей контроля. Тяжелое дыхание Кристофера перемешивалось с негромкими стонами и жалобным поскуливанием Иветты, и Рейнера бросило в жар. – Он нравится мне, когда ты здесь, а когда тебя нет – проходить мимо него каждый день становится сущим мучением, – оторвавшись, по всей видимости, от своего любовника, жарко выдохнула Иветта и хихикнула. – Щекотно. Рейнер, осознав, что последние минуты просто стоял посреди коридора и жадно (жадно! Докатился!) прислушивался к происходящему этажом выше, тяжело сглотнул и осторожно шагнул ближе к перилам. Услужливо сверкнувшая молния высветила ему две тени, падавшие на противоположную стену. Тени подрагивали в неясном свете и почти сливались воедино, выдавая близость своих хозяев. – Ну, в том нет моей вины. Мы и так должны благодарить господина за то, что я сейчас здесь, – с уже знакомой иронией в голосе отозвался Кристофер. Тень Иветты изогнулась, и воображение Рейнера с заботливой жестокостью дорисовало ему всю картину, как наяву: рассыпавшиеся по плечам и спине рыжие волосы, Кристофер, целующий те самые веснушки и ласковый, довольный смех женщины, которая перевернула все в душе Рейнера с ног на голову за один только вечер... – С чего вдруг такая доброта, кстати? – отвлекаясь от своего занятия, поинтересовалась Иветта. Кристофер хмыкнул. – Возможно, он надеется, что в благодарность вы будете встречать его с менее недовольным лицом, моя леди? – предположил он. Иветта прыснула, и ее тень потянулась вперед. Новый поцелуй был не менее горячим, чем предыдущий, и Рейнер отступил к ближайшей колонне, чувствуя, что от неловкости и возбуждения, совсем неуместного в данной ситуации, у него горят даже пальцы на ногах. Он знал, что должен уйти, знал, что этот разговор о нелегкой семейной жизни не для его ушей, но вот Иветта застонала, всхлипнула – и он не смог сдвинуться с места. Тем более что атмосфера наверху вдруг резко изменилась. Молния высветила тени снова – на этот раз их четко было две, на расстоянии друг от друга. – Моя леди? – окликнул Иветту Кристофер. Рейнер, лишенный возможности видеть происходящее наверху, жадно прислушался, отбросив на время свою совесть и порядочность. – Прости меня, Крис, – после долгого молчания проговорила наконец Иветта. – Чем больше проходит лет, тем больше меня мучает мысль, что я лишаю тебя нормальной жизни. У тебя должна быть семья, дети и своя жизнь, ты не должен мучиться из-за просьбы моего отца приглядеть за его дочерью, – ее голос дрогнул, и она поспешно закашлялась. – Я похож на страдающего? – ухмыльнулся в ответ Кристофер. – Ты понял, о чем я! – резко одернула его Иветта, и ее собеседник посерьезнел. Коротко вспыхнувшие на стене тени вновь сблизились, но не так, как раньше. – Понял, – согласился Кристофер. – А теперь скажите-ка мне, моя леди, что вы сделаете, если завтра я сообщу вам, что собираюсь жениться? Иветта фыркнула. – Поздравлю тебя и распрощаюсь. А если ты вдруг по какой-то нелепой причине решишь остаться работать здесь, то никогда не вспомню о том, что видела тебя без одежды, – ответила она. – Но это ничего не значит, потому что из-за меня ты и не пытаешься... – А вот это уже мое дело, – перебил ее Кристофер. – А что до остального... Дело уже давно не в вашем отце. Вы – хороший человек, моя леди, и я искренне хотел бы вам помочь. Но, к сожалению, в моих силах только поднимать вам настроение. Иветта хихикнула, закрывая тему, и две тени вновь слились в одну. Очередной поцелуй, от которого Рейнеру на стену хотелось лезть, прервался коротким, распаленным рыком: – Проклятое платье! Иветта подавила смешок. – По-моему, красивое, – поддразнила она Кристофера и коротко охнула. Рейнер зажмурился, будто это могло помочь ему не слышать того, чего он не хотел слышать... И одновременно страстно желал услышать. – Вот только длинноватое. Придержите-ка юбку, моя леди, – проворчал в ответ Кристофер. – Прекрати говорить мне «вы», когда твои руки находятся под моим платьем! И если бы я знала, что ты появишься сегодня, надела бы другое... О, Боже! – этот гортанный, хриплый, чувственный стон прошил Рейнера насквозь, будто разряд молнии. Дернувшись, он прижался к колонне спиной и съехал по ней вниз, на пол, но едва ли вообще это заметил. – Ооо, кажется, кто-то действительно рад меня видеть? – удивительно нежно промурлыкал Кристофер. Ответом ему был жалобный всхлип и горячечное, на выдохе: – Пожалуйста! Не отреагировать на эту просьбу, наверное, было невозможно. Окажись Рейнер там, наверху, он бы сделал все, чтобы удовлетворить это желание и заставить просить еще... – К перилам, – севшим голосом приказал Кристофер и, судя по тому, что почти сразу же звякнула пряжка ремня, приказ был незамедлительно выполнен. Громыхнул гром, будто сжалившийся над Рейнером, но его помощь оказалась бесполезной: Рейнер все равно услышал и характерный влажный шлепок кожи о кожу, и хриплый рык, и потрясающий по своей эмоциональной заполненности вскрик. Возбуждение было почти болезненным. Низ живота ныл, и Рейнер подтянул колени к груди, надеясь хоть так ослабить мучительную пульсацию, прошивавшую все тело. Наверху бушевала стихия – дикая, животная, неуправляемая, ничуть не уступавшая грозе на улице. Рейнер слышал тяжелое, сбившееся дыхание Кристофера, чувственные, становящиеся все громче с каждой минутой стоны Иветты, слышал даже, как скребут ее тонкие ногти холодный камень перил, и воображение услужливо рисовало ему картины, желанные и ненавистные до скрипа зубов. Иветту Крайс, в девичестве Гранже, единственную дочь градоправителя... Женщину, к которой Рейнера тянуло, как мотылька к свече, трахал, перегнув через перила, начальник ее охраны, сослуживец ее отца. – Кр... и... с, – срывающимся голосом позвала Иветта. – Я знаю, – отозвался Кристофер, и следующее его движение, судя по звонкому, влажному шлепку, оказалось еще сильнее и быстрее, чем все предыдущие. Иветта отозвалась одобрительным гортанным стоном, в котором отчетливо слышалось довольство, и вдруг тоненько вскрикнула, как диковинная птица. Кристофер, будто ждавший этого, протяжно зарычал. Раздался последний шлепок, и все стихло. Остался только дождь, безучастно заглядывавший в окна светом молний и грохотом грома. Рейнер, съежившийся на полу, открыл рот и беззвучно выдохнул, пытаясь угомонить взбунтовавшееся либидо. В ушах шумела кровь, штаны были как никогда тесными, и он и сам не понимал, каким чудом еще сдерживается – а ведь в его состоянии достаточно было бы одного короткого движения рукой, чтобы избавиться от болезненного возбуждения... Наверху зашуршала одежда, и Рейнер невольно прислушался к происходящему, ощущая себя жалким идиотом. – Хоть на что-то сгодилось это проклятое платье, а? – насмешливо поинтересовался Кристофер. – Оно действительно не очень, – признала его правоту Иветта и вдруг вскрикнула. – Ты что делаешь?! Рейнер, заинтересовавшись, выглянул из-за своего укрытия – как раз вовремя, чтобы увидеть, как платье, похожее на диковинную громадную бабочку, спланировало вниз, зацепившись за перила второго этажа, совсем рядом с ним. Кажется, кто-то на небесах очень веселится сегодня за его, Рейнера, счет... Упавшее платье казалось тяжелым и поникшим. От него терпко пахнуло потом... Женщиной, и Рейнер едва удержался от того, чтобы, как паук, утянуть его себе. – И что скажут слуги? – продолжала ворчать Иветта. Кристофер хохотнул. – Ничего нового. Не зря же они попрятались по своим комнатам, а в этой части дома не появятся до самого утра. И все сугубо добровольно, прошу заметить! – ответил он, ничуть, кажется, не беспокоясь о том, что все вокруг в курсе его романа с замужней хозяйкой. «Все, что происходит в этом доме, в нем и остается»? Кажется, так говорила Иветта за ужином, и теперь ее слова обретали новый смысл. – Как папа? – нарушила воцарившееся молчание Иветта. Кристофер неуютно вздохнул. – Я увидел его мельком. Крайс не дал нам поговорить. Но он все такой же... Разве что осунулся немного, – в его голос прорвалось раздражение. Для Рейнера, которого все еще терзало возбуждение, такая резкая смена темы была неожиданной, но любопытство пересилило. Иветта вздохнула с такой тоской, что щемило сердце. – Я не видела его шесть лет, – тихо проговорила она. – Шесть лет, Крис. В первый год он приезжал сюда, и мы встречались с ним, разговаривая через проклятую ограду, как преступники, пока однажды не пришел этот ублюдок и не вышвырнул отца отсюда, как щенка. Я не могу передать ему письмо, потому что оно окажется у Крайса. Отец тоже не может... Он разрушил мою жизнь, Крис, – голос у Иветты задрожал. – Ну тише, тише, – ласково проговорил Кристофер. – Все будет хорошо, моя леди. Слушая его тихие увещевания и утешения, Рейнер, несмотря на грызущую его ревность, невольно преисполнился к нему симпатией. Судя по тому, что он уже успел услышать, этот Кристофер Эри долгие годы оставался для Иветты единственным близким человеком. – Я ненавижу его, – упрямо повторила Иветта. Голос ее звучал глухо, будто что-то мешало ей говорить, но вполне отчетливо. – Он отнял у меня все: отца, дом, человека, которого я хотела назвать своим мужем. У меня нет семьи, нет детей, ничего нет, кроме моей проклятой жизни! Да и та замкнута в этом чертовом доме, который я не могу покинуть. По крайней мере, пока жив отец. Когда его не станет, и мне не нужно будет жить. – Не говорите так, – жестко одернул ее Кристофер. – Никогда так не говорите! – Как скажешь, – отозвалась Иветта таким тоном, что даже самому бесчувственному человеку было бы очевидно, что его слова ее не проняли совершенно. – Я до сих пор удивлена, что Крайс позволяет тебе находиться здесь. Ты ведь ему как кость в горле, а, Крис? – переводя тему, продолжила разговор Иветта. Рейнер, почти не дыша, продолжал слушать этот не предназначенный для его ушей разговор, а на душе у него скребли кошки. Боль, которая слышалась в голосе Иветты, была почти осязаемой, страшной, давней. – Полагаю, без ложной скромности, что только благодаря мне ваше поведение остается предсказуемым, и Крайс понимает, что без меня вы превратите его жизнь в еще больший ад, – промурлыкал Кристофер. – Мой храбрый укротитель, – тягучим, враз охрипшим голосом отозвалась Иветта. – Ох... что ты делаешь? – Ногу, – приказал Кристофер и, отвечая на вопрос, добавил. – Всего лишь преклоняю перед вами колени, моя леди. Иветта задушенно хохотнула. – Ну это уже ни в какие ворота не лезет. Теперь ты будешь... ох... называть меня на «вы», когда твоя голова... Боже, еще!.. находится между моих ног? – она протяжно застонала, и этот звук резанул по нервам Рейнера бритвой, заставляя его содрогнуться от переполнявших его эмоций. Украдкой бросив взгляд на стену, ставшую сегодня для него экраном пыток, Рейнер немедленно об этом пожалел. Потому что молния, сверкнувшая особенно ярко, отпечатала в его мозгу картину, которая на первый взгляд не говорила ни о чем – всего лишь прижавшаяся спиной к колонне женщина, забросившая одну ногу на перила... Но Рейнер слышал ее хриплое дыхание, ее стоны, и ощущал себя, в противовес ей сейчас, самым несчастным в мире человеком. – А знаете, когда я понял, что Крайс сильно пожалеет о своем решении взять вас в жены? – звонко чмокнув... что именно, Рейнер не знал, да и не слишком хотел знать, лукаво спросил Кристофер. Разочарованно простонавшая что-то Иветта фыркнула. – Не самый подходящий момент для разговора, тебе так не кажется? – проворчала она. – Не кажется, – возразил Кристофер спокойно. – И когда же? – покорно вздохнула Иветта и тут же счастливо, довольно охнула, вознагражденная, очевидно, за послушание. – В тот день, когда Крайс притащил тебя в дом отца за волосы, – хмыкнул Кристофер. – Он орал, что ты шлюха, а ты смеялась, совершенно пьяная, и желала ему удачи. Иветта, с трудом сфокусировавшая внимание на разговоре, расхохоталась. – Что тогда случилось? И откуда он тебя приволок домой? – поинтересовался Кристофер. – А чтобы тебе было не скучно рассказывать... Фразу он не закончил, но хриплый, судорожный вздох Иветты был красноречивее слов. – Я жду, – напомнил Кристофер, когда молчание (ну, почти) затянулось. – Ты издеваешься надо мной! – капризно возмутилась Иветта. – Ох... Ну хорошо! Из борделя. Рейнер, возбуждение которого почти достигло точки кипения, изумленно поднял брови. Он ожидал услышать все, что угодно, но только не это. Кристофер, как оказалось, тоже. – Что-что? – переспросил он. – Не отвлекайся! – мурлыкнула Иветта. – Как же хорошо!.. Я же всегда была положительной девочкой. С моим женихом мы играли в благородство и обменивались разве что скромными поцелуями. А когда появился этот ублюдок Крайс со своим проклятым... ааах... ультиматумом... – Он вынудил тебя выйти за него, и ты согласилась, – поторопил ее Кристофер. Иветта расслабленно рассмеялась, но весело ей было ровно до тех пор, пока ее любовник не прекратил «отвлекаться». – Дааа... Я и мое тело стали разменной монетой, но не могла же я допустить, чтобы он получил все на своих условиях? Девственности я лишила себя сама... Ох... Даже не помню уже, чем именно, а потом пошла в бордель. Ну, знаешь же, тот самый бордель, где скромницам вроде меня выдают маски, чтобы их не узнали. Кристофер шумно фыркнул, заставив Иветту разочарованно застонать. – Терпение, терпение, – нежно проговорил Кристофер. – Неужели Крайс ждал от тебя верности? – Судя по тому, что ты все еще здесь, нет. Вероятно, он хотел быть первым, но... слегка опоздал, – последнюю часть фразы она проговорила таким лукавым тоном, что Рейнер сам был готов подать голос и спросить (страшно представить, что тогда было бы), но его выручил Кристофер. – Слегка? – уточнил он. Иветта хохотнула и счастливо вздохнула. – Он застал меня с тремя мужчинами. Надо было видеть его лицо, – ответила она легко и мечтательно, будто не признавалась в том, что когда-то принимала участие в оргии. Кристофер, судя по звуку, поднялся на ноги. – О, мы уже закончили с разговорами? – оживилась Иветта. – Остался последний вопрос, – насмешливо ответил Кристофер. Рейнер, которого уже колотило от... да черт знает от чего, столько эмоций бурлили в нем одновременно, пошатываясь, поднялся с пола и на ватных ногах двинулся обратно к своей комнате. С него на сегодня было достаточно. – Что стало с бедными хастлерами? – поинтересовался тем временем Кристофер. – Крайс им заплатил, – ответила Иветта небрежно и снова расхохоталась. Смеялась она до тех пор, пока хриплый, хищный рык, от которого волосы на загривке вставали дыбом, не возвестил о том, что с разговорами на этот раз уж точно было покончено.