***
Два года и три месяца назад — Вот сам купи себе этот сироп для кофе и тогда пей, понял? — Может быть, пойму, когда ты перестанешь тырить у меня туалетную бумагу. — Я? У тебя?!.. Да господи, Бен, ты хоть сам себя слышишь?! — Что тут можно услышать, если ты Тейлор Свифт на полную врубаешь? — Это было один раз! — Это была Тейлор, мать ее, Свифт! Там и от одного раза мозг из ушей вытекает. И где только таких вот мудаков… — Ох, да богом клянусь, Бен!.. — Спокойствие, Рей, только спокойствие. — Вот можешь не верить, но мне еще ни разу с таким гадом, как ты, жить не доводилось! — Ах, печалька. Алекса, чья очередь выносить мусор? «Сегодня четверг. Четверг — день Рей.» Рей просто однажды его прикончит. Обязательно прикончит. Во сне.***
— Что ты… Широкая и теплая ладонь, поглаживая ее живот, поднимается выше; другой рукой он перебрасывает ей волосы через плечо, убирает прядь с ее шеи, а потом… потом нежно прихватывает зубами кожу. — Все хорошо. Это просто я. — И целует ее… целует — прямо вот сюда. — Ты так вкусно пахнешь, Рей.***
Два года и два месяца назад — … и ведь он даже кофе не пьет! То есть, получается, он либо каждый раз сливает этот сироп в унитаз, либо пьет его просто так… ну, как воду, понимаешь? И я даже не знаю, что тут больше похоже на бред, потому что, с одной стороны, в ста миллилитрах сиропа примерно шестьсот сорок калорий, а Бен при этом как-то совершенно не толстеет, а с другой — это ж надо при всей своей занятости втиснуть в расписание обязательный пункт «лишить Рей удовольствия пить кофе с сиропом» и неукоснительно каждый день его выполнять, что, на мой взгляд, говорит просто о какой-то беспрецедентной жестокости, которую ни один человек не… Рей осеклась, заметив странно-озадаченный взгляд Роуз. — Что? — Да ничего. — Ты на меня как-то странно смотришь. — Нет… Не-ет! — Роуз активно замотала головой и уставилась вниз, на свою недоеденную картошку фри. — Просто думаю. — Думаешь… о чем? — Думаю, что нет ничего странного в том, как ты без остановки рассказываешь мне про этого чувака вот уже… — Роуз бросила взгляд на телефон и мгногозначительно приподняла бровь. — … сорок минут. Абсолютно ничего странного. У Рей мгновенно вспыхнули щеки. — Прости, я… — Нет, ты не думай, я люблю британский акцент, обожаю, можно сказать, и могу тебя с удовольствием еще сорок минут послушать, но мне просто не дает покоя один вопрос… — Какой вопрос? Роуз потерла висок. — Почему ты все-таки продолжаешь жить вместе с этим парнем? — Да потому что это мой дом! — Вышло как-то слишком громко и чуточку истерично, и Рей тут же пожалела об этом, потому что теперь Роуз смотрела на нее испуганно. — Извини… Просто это мой дом. Но и его тоже. — Подожди, прямо целый дом? Твой собственный? Рей кивнула. — Слушай, ты университет когда закончила — десять минут назад? Как у вчерашней студентки может быть в собственности целый — настоящий! — дом в Вашингтоне?! Рей утащила с ее тарелки дольку картофеля и обмакнула в молочный коктейль, не обращая внимания на то, как Роуз чуть поморщилась от отвращения. — Ну, это запутанная история. — Обожаю запутанные истории! С драмой и страдашками, я надеюсь? Бумажные платочки доставать? — Ну, может быть. — Тогда не томи! — У меня был учитель… он умер и завещал мне половину дома. — Ага… — сочувственно вздохнула Роуз. — А мать Бена — сестра моего учителя — завещала своему сыну вторую половину. Хотя, как я понимаю, они даже не общались. Это очень загадочная семья. Аристократы. Старое наследство, таинственная родословная… Там еще и какое-нибудь родовое проклятье наверняка. Ну, все такое. — Богатенькие, значит. — Да не то слово!.. В общем, я переехала туда… и это ужас кромешный! Понимаешь, он совершенно невыносимый, с ним просто невозможно даже рядом находиться! При том что я практически идеальная соседка. — Рей знала, что это истинная правда — она могла ужиться с кем угодно. С самого раннего детства в разных патронажных семьях — конечно, она умела ладить с людьми. Ну, не то чтобы именно ладить… Просто мирно существовать под одной крышей и гасить конфликты еще в самом начале, не давая им разгореться. «Живи сам и дай жить другому» — базовое правило всей этой приемно-патронажной системы. — Ведь не я все время температуру на термостате понижаю, так что весь дом потом вымораживает! И не я не выключаю свет перед уходом — ты бы наши счета за электроэнергию видела! И не я оставляю суши тухнуть в холодильнике пять недель!.. Конечно, я могла их и сама выбросить, но просто хотелось посмотреть, насколько у него совести хватит. И при всем этом он мог хотя бы сказать мне «привет», когда меня видит! А он просто смотрит на меня так, как будто я какой-то наглый таракан, посмевший забежать на его неприкосновенную территорию… — Рей запнулась, заметив, что Роуз улыбается — одновременно и сочувственно, и весело. — Я опять про него, да? — Ох, дорогая… — Роуз похлопала ее по руке. — Но он хотя бы симпатичный? — Да какое там! Он похож на внебрачный плод подростковой любви трэшака и депрессии, причем этот плод одновременно и гот, и бодибилдер. — Прямо аж захотелось посмотреть на этого монстра. Пригласишь в гости? Рей вздохнула. — Да приезжай, конечно. — Отлично… Смотри, я, разумеется, понимаю, что это твой дом, но ты не думала… куда-нибудь переехать? — Нет! То есть — да, думала, но я столько не наскребу. У меня и так уже миллион кредитов за учебу, я не хочу еще за съемную квартиру платить, тем более когда вроде есть где жить. — Логично. Тогда, может, он куда-нибудь переедет? Он-то небедный, надо думать? — Ха! Небедный! Он не просто «небедный»! Он… он хуже! Он вообще знаешь, кто? Лоббист… «Первого Порядка»! — Рей прямо хотелось прополоскать рот, после того как пришлось произнести это ненавистное название. — А, эти… нефтегазовые убийцы природы? — Ага. — А он знает, что ты эколог? — Не знаю. Я ему не говорила. Но, возможно, знает. — Бо-ожечки мои!.. — Да. — Ты же не можешь с ним жить! — Не могу! — Он убьет тебя! Ты убьешь его! Да вы оба друг друга поубиваете! — Конечно! — Так, может, он куда-нибудь переедет? Разве такие люди не должны жить… не знаю, в каких-нибудь роскошных апартаментах с мраморными панелями на пятьдесят девятом этаже? — Так в том-то и дело — я просто не понимаю! Дом у нас, конечно, хороший и уютный, но у Бена-то явно денег вполне хватает на что-то покруче, чем просто обычный милый домик! — Рей действительно не могла представить, что у него нет никакого другого жилья. Да такие семьи, как у него, недвижимость еще с эпохи мезолита скупать начинают. — Так почему он тогда с тобой живет? — Понятия не имею. — Потому что он меня ненавидит. Потому что хочет уничтожить и разрушить мою жизнь. Потому что ему нравится умываться слезами своих жертв и хранить в урне прах своих врагов. — Наверное, чтобы тырить мой сироп для кофе. — Откуда ты знаешь, что он его тырит? — Пф… — Рей небрежно махнула рукой. — Я всегда знаю, где лежит моя еда и сколько запасов у меня осталось. Это моя суперспособность. — Полезная способность. Ладно, тогда так: если у него и правда денег завались, может он просто выкупить твою половину? — Нет. — Да. Он мог. Легко. И он уже это предлагал. Раз девяносто примерно. В основном через своих адвокатов. И Рей могла бы сказать «да» и больше никогда в жизни не видеть чертова Бена, чтоб ему провалиться, Соло, и это было похоже на обещание рая на земле. Но… — Просто понимаешь, мне кажется, что Люк не хотел бы, чтобы я продавала дом. Иначе он бы просто завещал мне кучу денег и все. Что, на самом деле, было бы для нее гораздо более выгодно. Но Люк почему-то хотел, чтобы у нее был этот дом, и — пожалуйста. Теперь она с ним не расстанется. Это же Люк, сволочь такая. Даже с того света умудряется обставить все так, как ему хочется. — Так значит, выходит… ты так и останешься жить с этим придурком? Рей с тяжким вздохом уронила голову на руки: — Жизнь — боль.***
Какое счастье, что существуют крепкие кухонные раковины. Какое счастье, что существует хоть что-то, за что можно хвататься, потому что ноги просто отказываются ее держать. — Бен? Бен, что… И какое счастье, что существуют его руки… Одна из них вдруг забирается ей под свитер, и хотя Рей не такая уж и маленькая, его широкая ладонь, кажется, целиком охватывает ее чуть выше живота, а большим пальцем он касается снизу ее груди и… Ох… Бен проводит языком по бьющейся жилке у нее на шее, и Рей стыдно слышать свой собственный стон.***
Один год и девять месяцев назад Кажется, ей приснился рок-концерт. Какой-то совершенно жуткий. Грохот вместо музыки — что-то вроде немецкого треша семидесятых годов, который Бен просит «Алексу» включать по утрам, когда взбивает себе протеиновый смузи с органическими ростками пшеницы. Громко, отвратительно, ужасно, — и голова уже начала болеть и, судя по всему, будет болеть еще неделю, и длился этот кошмар просто бесконечно, пока наконец Рей не проснулась, подскочив на кровати, и не осознала две вещи: сейчас глубокая ночь, а звуки раздаются снизу, с первого этажа. Воры. Взломщики. Влезли в дом. Судя по всему, вооружены и ничего не боятся, так как и не думают вести себя потише. Надо немедленно разбудить Бена и… Конечно. Бен! Чтоб ему провалиться… Не успев ничего толком обдумать, Рей вылетела из комнаты и скатилась вниз по лестнице. На полпути она вдруг сообразила, что под футболкой у нее нет лифчика, а шорты, в которых она спала, были ей тесноваты еще даже пятнадцать лет назад, когда в средней школе она получила их в комплекте с бесплатной спортивной формой. Ладно. Пусть! Пусть он и на футболку ее заодно полюбуется — с надписью «Запасной Земли у нас нет» — может, это его хоть немного задуматься заставит! — Ты знаешь, сколько времени?! Ты хоть… Рей даже не могла сказать, что вообще ожидала здесь увидеть. Но точно не все содержимое холодильника, вываленное на кухонную столешницу. И не Бена Соло, который яростно кромсал стебель сельдерея с таким видом, будто только что недрогнувшей рукой порубил на кусочки всю свою семью. Нет, совершенно точно — никак не огромного, сияющего голым торсом Бена Соло в одних клетчатых пижамных штанах с очень низкой посадкой на бедрах. Очень низкой. — Ты можешь хоть прикрыться чем-нибудь?! Шубу свою из шкурок забитых бельков надень, что ли! Бен глянул на нее, не прекращая кромсать сельдерей. В первый раз, когда Рей его увидела — в тот день, когда переехала в этот дом после похорон Люка и оглашения завещания (все это Бен не счел нужным почтить своим присутствием) — при одном только взгляде на него в голове у нее сразу вспыхнула отчетливая мысль: взрывоопасный. Люк почти никогда не говорил о своем племяннике, а если что и рассказывал — то как-то сбивчиво и чуть виновато, словно когда-то плохо поступил с ним и хотел бы теперь за это извиниться. Впрочем, Люк всегда странно смущался, когда речь заходила о его семье, и часто сам себе противоречил, так что Рей толком и не знала, чего ожидать от встречи с Беном. Удивительно, что при первом знакомстве — когда он глянул на нее сверху вниз на пороге этого дома — ей вовсе не показалось, что он такой отвратительный и невыносимый мудак, каким, как выяснилось, на самом деле был. Тогда она просто подумала, что он какой-то… неустойчивый. Словно отчаянно ищет за что схватиться в поисках равновесия. Бен продолжал яростно рубить сельдерей, глядя на Рей так, что она отчетливо поняла — в данный момент ему для равновесия хвататься явно не за что. — Я у себя дома. И мне не холодно. Так что нет, не могу. Ха, а она что — не у себя дома?! Она, между прочим, имеет полное право не видеть на своей кухне эту ожившую гору сияющих голых телес, которую даже торсом назвать не получается! На своей кухне, где по умолчанию люди расслабляются и отдыхают после трудного дня, она имеет полное право просто есть и с пользой для организма усваивать пищу, не созерцая при этом чьи-то соски! Полное законное право!.. Рей постаралась выдохнуть и не думать об этом — к тому времени, когда она наконец сможет съехать отсюда, ей все равно придется пару лет ходить к психологу и лечить посттравматический синдром, так что одной психологической травмой меньше, другой больше — какая разница. Тем более в данный момент ей просто хотелось спать. — Что ты делаешь? — Налоговую декларацию заполняю! — Что?.. — Сама не видишь, что я делаю? Ужин готовлю! — Ужин ты готовишь?! Да грохот такой, как будто ты на сковородках трэш-метал хреначишь! — Это неизбежный побочный эффект при готовке ужина. — Не обращая на Рей никакого внимания, он отодвинул в сторону уже умерщвленный сельдерей и теперь принялся за помидор. Так, стоп… что?! Это же помидор из ее запасов! — Ах, то есть совершенно нормально, да, что я за шесть месяцев тебя за плитой от силы раза три видела, а теперь ты вдруг решаешь приготовить ужин из пяти блюд… в половине второго ночи?! И посреди рабочей недели?! Бен обернулся и глянул на нее сверху вниз, и Рей вдруг стало не по себе. Он выглядел спокойным, но это было какое-то нехорошее спокойствие. Очень нехорошее. Было очевидно, что он явно в настроении кого-нибудь убить и лучше убираться отсюда побыстрее, пока не поздно. — Тебе что-то нужно, Рей? — Да, Бен! Мне нужно, чтобы ты перестал громыхать сковородками среди ночи! — Она-то проснулась, а вот ее инстинкт самосохранения, похоже, вместе с ней не проснулся. — И верни мой помидор на место! Бен сунул помидор в рот и откусил сразу половину. — Знаешь, — сообщил он, жуя, но каким-то образом умудряясь говорить внятно даже с набитым ртом и продолжая смотреть на нее сверху вниз с видом надменного сноба-аристократа. — На прошлой неделе, когда я вернулся домой совершенно заебанный после межконтинентального перелета, ты три часа подряд играла в «Дженга» со своим парнем… — Мы с Финном работали! Он фотомодель! И никакой он мне не парень! — … так что нет, громыхать я не перестану. По крайней мере, пока не закончу с ужином. Еще десять секунд назад Рей была просто зла — нормально так зла, вполне контролируемо, — но сейчас ее рука сама собой яростно дернулась к кухонному ножу, чтобы воткнуть его в горло этому гаду. Ну, почти дернулась. Потому что все-таки не стоило этого делать — тюрьма, суд, немедленная депортация и прочие неприятности — но и просто так спустить ему подобную наглость она точно не собиралась. Все это время, что они жили под одной крышей, Рей честно пыталась сдерживаться, чтобы хоть как-то сохранять видимость мирного сосуществования, сдерживаться и не устраивать скандалов — и когда он оборжал ее предложение установить на крыше солнечные батареи, и когда выбросил ее брокколи, потому что они, дескать, «пахли как разложившийся труп», и когда ушел из дома, заперев дверь, в то время как она отправилась на утреннюю пробежку и не взяла с собой ключи. Но это. Это… — Да ты издеваешься, мать твою?! Бен невозмутимо налил на сковородку оливкового масла и разбил туда яйцо, снова не обращая на Рей ровным счетом никакого внимания. Она сжала двумя пальцами переносицу и сделала глубокий вдох. — Бен… Нравится тебе или нет, но. Я. Тут. Живу! И ты не можешь просто так делать все, что тебе вздумается! — Интересно. А ты, значит, можешь? Потому что именно это ты и делаешь. — Я… Да что ты несешь?! Это ты тут в два часа ночи омлет готовишь, а я просто прошу тебя вести себя потише! — Возможно, если бы ты хоть чуть-чуть прибралась на кухне на этой неделе, мне не пришлось бы мыть в два часа ночи сковородку, и я, наверное, мог бы вести себя чуть потише… — Ох, да хватит уже! Ты как будто свои вещи по всему дому не разбрасываешь! — Да я хотя бы хлам не коплю и скульптуры в стиле дадаизма вокруг помойного ведра не строю, вместо того чтобы просто взять его и выбросить!.. — Это было один раз! Я не успевала вынести мусор, потому что опаздывала на работу! — …и я хотя бы до полного свинарника не опускаюсь! Рей издала такой рычащий звук, которого сама почти испугалась. — Господи… Да ты… Ты… Да с тобой рядом дышать невозможно! — Ах, как грустно-то. Особенно учитывая, что я тут живу. — Ну так и вали отсюда на хер! Ты здесь вообще никому не всрался! Наступила тишина. Внезапная, звенящая, страшная, томительная, во время которой, очевидно, у обоих в голове эхом отдавались последние слова Рей. Черт. Наконец Бен открыл рот. — Что, прости? — выговорил он медленно, тщательно и зловеще, и в голосе его звучала ужасающая ледяная ярость. Рей уже пожалела о том, что сказала. Нет, вовсе не потому, что не хотела, чтобы он отсюда свалил. Нет, конечно нет, — она просто жалела о том, как это прозвучало. Как громко. И как грубо. И слишком уж истерично. И она вовсе не хотела… да нет, Рей, само собой, святой не была, но все же она не имела в виду, не думала… и пусть даже у Бена Соло чувствительности было не больше, чем у грецкого ореха, она и правда сказала ему очень обидные слова, и теперь за них надо было как-то извиниться, и не то чтобы она прямо так уж хотела извиниться, конечно, но… Проблема заключалась в том, что именно сейчас — совершенно необъяснимо, глупо, нелепо и безумно — ее поразила одна мысль. Бен на самом деле просто невероятно привлекательный. Эта мысль была настолько дикой, настолько несвоевременной и неподходящей, что на секунду Рей задумалась, не видит ли она все это во сне. Может быть, она просто все еще спит. И ей приснился весь этот скандал. И именно поэтому она просто не может его прекратить. — Я не… Да почему ты вообще здесь живешь?! Да такие люди, как ты, в особняках жить должны! С семью ванными комнатами! В окружении белой мебели и модных дорогущих картин, в которых все равно ничего не понимают! — Такие люди, как я?! — Да, такие, как ты! Такие, у которых ничего святого нет, но зато есть куча денег… — А ты почему здесь живешь?! Я тысячу раз предлагал тебе продать мне половину дома и… — … и я сказала «нет», так что ты мог бы не утруждаться повторять свое предложение еще девятьсот девяносто девять раз!.. — … да нет ни одной, блядь, причины, из-за которой тебе так нужно жить в этом доме! Это даже не твоя страна!.. — … мои документы в полном порядке, и я плачу налоги, и это у тебя, зажравшегося ублюдка, нет никаких причин тут жить и… — …кроме того, что это, на минуточку, мой фамильный дом!.. — Что ты врешь!.. Ты… ты… ты монстр! Да тебе насрать и на свою семью, и на кого угодно еще, кроме самого себя!.. — Да ты-то, блядь, что вообще про семьи знать можешь?! Потребовалось несколько секунд, чтобы полностью осмыслить все то ужасное, что он сказал, и что она сказала, и что они оба сказали друг другу. Бен выключил плиту и теперь стоял перед Рей, сжав кулаки, все его мышцы вздулись, и жилы натянулись, как гитарные струны. И по каким-то непонятным причинам она — хотя и должна была немедленно послать все к черту и уйти отсюда — не могла перестать на него смотреть. На этого мудака, который только что сказал ей самые обидные, самые ранящие, прямо под дых бьющие слова из всех, что ей доводилось слышать за свою жизнь. А за всю жизнь ей доводилось слышать очень много обидных слов. Да она… она просто его уничтожит! Она его растопчет! Сотрет в порошок! Она плюнет ему в апельсиновый сок и разобьет все его виниловые пластинки и… Но Бен… Бен вдруг вздохнул и, чуть поморщившись, потер рукой лицо — тяжело и устало, и в голове у Рей словно что-то щелкнуло. Она вдруг подумала, что вот он — Бен, стоит перед ней, и, может быть, он, этот Бен, тоже ненавидит их совместную жизнь не меньше, чем она. Может быть, он, этот Бен, тоже… живой человек. Может быть, ее брокколи и в самом деле ужасно пахли и стоило, наверное, накрывать их крышкой. Может быть, Рей на его месте тоже не сильно бы обрадовалась такому неожиданному жильцу, особенно если никто ее не спрашивал — хочет ли она делить с ним свой фамильный дом, и особенно если она даже не знала, почему вообще должна вдруг это делать. И может быть, может быть (есть такая крохотная вероятность), песни Тейлор Свифт и в самом деле иногда способны чуточку задолбать. Рей потерла глаза. Господи боже. — Я… — она даже не знала, что сказать, и лихорадочно пыталась найти слова, но ничего не находила, словно вдруг лишилась способности говорить. Но потом неожиданно ее будто прорвало, и слова полились безудержным потоком, прежде чем даже она успела их осмыслить. — Люк был моей семьей. Конечно, он много ворчал и часто меня доставал, но он… — любил меня. — …был моим единственным домом... которого у меня никогда раньше не было… — Она осмелилась глянуть на Бена, почти ожидая — да точно ожидая! — увидеть в ответ издевательскую ухмылку, но он просто очень внимательно смотрел на нее, и Рей заставила себя продолжить, пока не передумала. — И я думаю, он об этом знал, и думаю еще, что именно поэтому он завещал мне этот дом… Чтобы у меня осталось хоть что-то… после его ухода. На последних словах ее голос неожиданно дрогнул, и она… да, похоже, она уже плакала, не так, конечно, чтобы прямо ревела, как когда смотрела «Короля Льва» или первые десять минут «Вверх!», но из глаз медленно катились крупные редкие слезы, и у Рей просто никак не получалось их остановить. — Я знаю, ты, наверное, смотришь на меня как на какую-то… пролетарскую нищебродку, которая нагло отобрала у тебя семейное достояние, и, поверь мне, я это прекрасно могу понять… — Она вытерла щеки тыльной стороной руки. Голос звучал как-то безжизненно и тускло, и Рей вдруг почувствовала, что смертельно устала. — Но ты тоже пойми, что пока ты здесь живешь, только чтобы доказать мне свою правоту… или меня переупрямить, или выжить отсюда, или я даже не знаю, зачем… для меня это не просто кирпичные стены, для меня это все, что у меня есть, и… — Этот дом построил мой дед. Рей подняла удивленный взгляд, но Бен на нее не смотрел. — Что? — Мой дед. Построил этот дом для своей жены. Больше пятидесяти лет назад. Рей ожидала чего угодно, но только не этого. За все шесть месяцев жизни под одной крышей она ни разу не слышала, чтобы Бен хоть как-то упомянул о своей семье. Хоть раз. С другой стороны, задушевных бесед за чаем они все-таки не вели. — Твой… отец Люка? Бен тихо фыркнул. — Отец моей матери. — Но ведь твоя мать и Люк — близн… А. Люка упоминать не стоит. Понятно. — Мы… мы с ним были близки. С дедом. И я правда не… — Бен неловко кашлянул. — Для меня это не просто кирпичные стены. Тоже. — А… — бестолково повторила Рей. Да. Она же… Она просто не знала. Как и Бен не знал. Про нее и Люка. Они как-то оба запутались. Так по-идиотски. Она глубоко вздохнула. — Прости меня. За все, что я сказала. О твоей семье. Я на самом деле не хотела… Я тебя совсем не знаю и… — Рей запнулась, потому что… потому что… Бен, чуть поколебавшись, с усилием кивнул. — Ты тоже меня прости. Они оба стояли так и молчали, и Рей поняла, что сейчас уйдет в свою комнату, а Бен больше не будет ничем грохотать и просто закажет себе пиццу, так что можно будет спокойно уснуть и не искать среди ночи беруши. Она уже почти развернулась, собираясь уходить, как вдруг ей пришло в голову, что… что можно сделать кое-что еще. Лучше. — Может быть, заключим мирный договор? Бен удивленно приподнял бровь: — Мирный договор? — Да. Ну, то есть... например, я не буду больше повышать температуру до двадцати пяти градусов, как только ты отвернешься. И вместо этого надену свитер, если вдруг начну мерзнуть. — До двадцати пяти градусов?.. — Ох, да ну по Цельсию, конечно! Считать по Фаренгейту просто смешно, и только вы, американцы… — Выражение, с которым Бен теперь на нее смотрел, точно определить не получалось, и Рей решила лучше сменить тему. — И стану теперь сама покупать себе туалетную бумагу. — Станешь, значит? — Да. — Должен предупредить, что поиск туалетной бумаги в продуктовом магазине может вызвать у тебя неожиданные трудности. — Да черт возьми, Бен, я пытаюсь договориться! И если ты не можешь вести себя хоть чуточку вежливо… — Рей уже готова была в гневе вылететь из кухни, когда вдруг поняла, что он улыбается. Кажется, да. Одними глазами. Вот сволочь. — Знаешь, ты совсем не такой остроумный, как думаешь!.. Бен кивнул, и снова наступило молчание. — Тогда, может быть, я пару раз полью твои цветы, если ты уедешь… И если замечу, что они загибаются. Ха! Она так и знала, что он намеренно загубил ее огурцы, она так и зна… — …и, возможно, лучше просто сделаю сэндвич на ужин, если проголодаюсь после двенадцати ночи. Рей недоуменно приподняла брови. Бен фыркнул: — Ладно, после десяти вечера. Сойдет? — Да, было бы здорово. Он скрестил свои огромные ручищи на своей такой же огромной — и обнаженной — груди и чуть покачался взад-вперед на пятках. — Значит, договорились. — Договорились. Внезапно вся эта сцена стала казаться какой-то… странной. Какой-то тягучей и неловкой, словно что-то должно было случиться. Словно оба они чего-то ждали… Рей захотелось немедленно уйти. — Ну, я тогда… Спокойной ночи, Бен. И она все-таки ушла, даже когда он ответил: — Спокойной ночи, Рей.***
— Ты такая мягенькая… — Жар его дыхания обжигает ей ухо, и Рей вся вздрагивает с ног до головы. — Даже не думал, что ты можешь такой быть… с виду всегда сильная, уверенная… Она просто не понимает, что происходит. Но что бы ни происходило, это явно надо прекратить и… и Бен вдруг на одно мгновение отодвигается, а потом чуть толкает ее вперед, чуть наклоняет, как будто… господи, как будто он сейчас… И каждая клеточка в ней вдруг взрывается и вспыхивает невыносимым текучим пламенем. Нет. Что?... Стоп... Бен прижимается грудью к ее спине. И начинает тянуть вниз молнию ее джинсов, и этот звук — звук расстегивающейся молнии — в тишине кухни кажется оглушительным, и Рей вдруг просто нечем больше дышать.***
Один год и восемь месяцев назад — Хорошая сегодня погода. Хорошая, это правда. Необъяснимо теплая. Хотя почему необъяснимо — как раз таки объяснимо. Просто Земля умирает. Рей могла бы сказать это вслух, но не сказала, потому что даже несмотря на этот неловкий и неуверенный тон и на этот взгляд — вечно сверху вниз! — она отчетливо осознала, что таким образом ей сейчас протянули оливковую ветвь мира. Пусть даже эта ветвь слегка уколола ей задницу. На самом деле, надо сказать, очень даже ощутимо уколола. Как выяснилось, мирный договор (в случае если живешь с врагом под одной крышей), с одной стороны, значительно снижает количество скандалов и стычек, но с другой — явно не облегчает поиск тем для светской беседы. Большую часть времени, конечно, у них с Беном такой проблемы не было. Обычно. Но в тех редких случаях, когда у обоих неожиданно совпадали свободные дни и они вдруг оказывались вместе в гостиной или на кухне… Это становилось просто адски неловко. Адски. — Да, очень хорошая погода. Вообще хорошо, когда хорошая погода. Бен кивнул. Рей тоже кивнула. Вернулись на исходную позицию: снова тишина. Рей чуть покусала большой палец, как-то позабыв, что избавилась от этой дурной привычки еще в четырнадцать лет. — Эм… говорят, «Нэшионалс» неплохо выступают в этом сезоне. Она это где-то сегодня подслушала. Кажется, в автобусе. Наверное, какой-то парень это сказал. Другому парню — скорее всего. — О, да. Очень неплохо. — Бен кивнул. Рей тоже кивнула. Снова тишина — да господи боже мой!.. — А во что они играют, напомни? Рей оторвала взгляд от кофе, в котором болтала ложкой: — А? — «Нэшионалс» — они во что играют? — А… — Рей оглядела кухню в поисках подсказки. Подсказки не нашлось. — Даже не знаю. Бен опустил в чашку чайный пакетик. — Я тоже. Они вышли из кухни через противоположные двери, и оба знали, что, кажется, почти улыбнулись друг другу.