***
Большинство ребят уже ушли по домам, и Кацуки допивал свой кофе, когда Киришима и Каминари стремительно направились прямо к нему. — Бакуго! Ты не поверишь, что сейчас произошло! — Киришима был очень взволнован, а Каминари и вовсе выглядел так, будто только что использовал свою причуду на полную мощность. — Что у вас, придурков, опять стряслось? — Ты же знаешь, что Каминари к Джиро уже давно неровно дышит? — Ну? — Так вот, только что она бежала за ним, чтобы треснуть ему по физиономии, только не спрашивай из-за чего, я сам не до конца просек. И вдруг: бум! Искры, грохот, не знаю на что это было похоже, но, судя по всему, это всё из-за печатей! — Да! Печати! Уии! — Каминари вдруг бросился на шею Кацуки. — Чёрт, Денки! Да отцепись от меня уже! Ты в конец охренел?! — он принялся оттаскивать его от себя за шкирку. — Короче говоря, Джиро теперь никак не отвертится! — продолжал диалог довольный Киришима, пока Кацуки прижимал ногой Денки, не давая тому встать. Отдышавшись и убедившись, что Каминари не представляет опасности, он спросил: — А если она не хочет? — Чего не хочет? — не понял Киришима. — Ну, быть с ним, он же ей не нравится, вроде как. — А, это уже неважно, её печать уже все решила. Они ведь предназначены друг другу судьбой, и тут уж ничего не попишешь.***
На вечеринке было много народу. С тех пор как они поселились в общежитии, такие посиделки устраивались довольно часто. Кацуки спустился в гостиную как раз в разгаре какой-то шумной игры. Деку всё ещё не вернулся, и ему не сиделось в комнате одному. Он присел на подлокотник дивана, наблюдая как висящая в воздухе одежда пытается изобразить какое-то слово. Рядом с ним на диване сидели в обнимку Каминари и Джиро. Заметив на себе укоряющий взгляд Кацуки, девушка встала, смущённо что-то сказав Каминари, и направилась к лестнице. — Кажется, теперь ты — заложница, Кьека Джиро? — он догнал её на втором этаже. — Это не твоё дело, Бакуго! — она развернулась, чтобы сказать что-то ещё, но, увидев кого-то позади него, быстро убежала в комнату. Кацуки обернулся, на ступенях стояла Яойорозу и, казалось, вот-вот заплачет. Точь-в-точь как Деку… Он заставил себя не думать о плохом, и посмотрел на руку: тонкие зелёные линии доставали уже до сгиба локтя. «Как же быстро ты сдалась, Кьека». Кацуки вернулся в свою комнату, чтобы найти телефон. И где носит этого задрота?! Он набирал ему уже третье сообщение, когда в комнату вошёл Тодороки. — Ты не сможешь быть с ним всегда, — мерзкий ледяной голос вызывал только острое желание врезать его хозяину. — А ты, значит, сможешь? — Кацуки поднял ладонь, разглядывая как взрываются на ней маленькие пляшущие огоньки. — К сожалению, Мидория по какой-то неведанной причине выбрал тебя. Тебя, человека крайне неуравновешенного и едва способного на любовь. Конечно, он мой друг, и я уважаю его решение. Но даже ты должен понимать, что это просто не может продлиться долго. Скоро его детская влюбленность пройдет и он поймет, что вы слишком разные люди. — Это. Решать. Не тебе. — процедил он сквозь зубы, едва ли скрывая злобу. — Нет, не мне. Это уже решила твоя печать. Против судьбы не попрешь. Рано или поздно ты встретишь своего соулмейта и не сможешь сопротивляться. И Мидории незачем ждать, когда ты его бросишь, потому что он заслуживает большего. — Так вот что ты ему вбиваешь в голову, урод? Еще раз увижу тебя рядом с ним, и ты пожалеешь, что появился на свет! — его кулаки начинали дымиться. — Я тебя не боюсь, Бакуго. Если хочешь драки, то я готов. Может быть тогда Мидория поймет, какой ты на самом деле. — С этими словами он развернулся и вышел за дверь, оставив Кацуки одного в задымленной комнате. Самодовольный ублюдок! Гребаный половинчатый урод! Ярость и ненависть застилала глаза, боль снова пронзила плечо, отдаваясь в запястье. Он свернулся на кровати, изо всех сил сжимая рукой печать, словно пытаясь спрятать её. Но как самому спрятаться от неё, он, к сожалению, не знал.***
На ужин мама приготовила для него кацудон, хотя Изуку и говорил, что ему нужно вернуться в общежитие как можно раньше. Но Инко была непреклонна, так что ему пришлось остаться и поесть «нормальной еды». Изуку вышел из дома, когда уже стемнело и почти бежал, чтобы не заставлять Каччана ждать. Он достал телефон и увидел несколько непрочитаных сообщений, когда из подворотни послышался истошный вопль. Не раздумывая, Изуку побежал на звук, но за поворотом никого не было. Только отдалённые звуки машин и пара мусорных баков. Кто же тогда кричал? «Что-то здесь не так», — успел подумать мальчик, прежде чем его вырубил удар бейсбольной битой. Когда он открыл глаза, голова все ещё гудела, а телефон и вещи пропали. Чёрт, и как он умудрился так глупо попасться? Каччан его засмеёт. Он не помнил, как дошёл до общаги и как завалился спать прямо на диване в гостиной.***
— Каччан… — Ты глупый, жалкий Деку! — красные глаза горели огнём, словно хотели испепелить его взглядом. — Прости меня, Каччан, я правда спешил… — Да кто ты такой, чтобы со мной вообще разговаривать?! — его голос звучал слишком странно и как-будто ему не принадлежал. Он снова в средней школе, со всех сторон его обступили безликие тени с красными дьявольскими глазами. — Каччан, я. люблю. тебя… Тени вокруг засмеялись. Каччан больно ударил его по лицу, а затем оттолкнул к стене. От удара голова заболела, истекая тёплой кровью. — Каччан, не надо…***
— Деку-кун! Очнись! — лицо Урараки расплывалось перед глазами, — Он скоро придёт, Киришима уже пошёл за ним. — Кто? — Бакуго, конечно. Что с тобой произошло? Мы все переживали, когда ты вчера не пришёл. — Я… не помню… — он нащупал на затылке запекшуюся кровь и вспомнил: — О, на меня напали по дороге домой и, кажется, ударили чем-то по голове. — Ему срочно нужно в медпункт! — Иида был не на шутку встревожен. — Я отнесу его, — голос Кацуки звучал серьёзно и спорить с ним никто не стал. Он подошёл и поднял Изуку на руки. Но тот запротестовал, вырываясь из его рук: — Ты что, Каччан, я могу дойти сам! На что тот бросил на него гневный взгляд, не терпящий возражений, и Изуку замолчал. Всю дорогу Кацуки молчал и даже не смотрел на него. — Каччан, ты злишься на меня? — Господи, конечно! Глупый Деку, как ты вообще умудрился попасть в передрягу?! Ни на минуту нельзя тебя оставить! — Так не оставляй… — Изуку улыбнулся и почувствовал, как веки тяжелеют и он снова проваливается в сон.***
— Каччан! — Да здесь я! Здесь! Хватит уже орать! Изуку лежал на белоснежной кровати с перевязанной головой, а рядом сидел Кацуки, закинув ногу на ногу. — Ну и долго же ты дрыхнешь, — он улыбнулся. — Каччан, твоя печать! — только сейчас он заметил, что она полностью обхватила его шею, — Дай мне скорее руку. — Да успокойся ты, когда ты рядом, она не болит… так сильно… — Руку! — он нахмурил брови, давая понять, что настроен весьма серьёзно, но Кацуки всегда казалось, что так он похож на маленького обиженного котёнка. От этой картины он засмеялся, но руку всё же протянул. Правая рука Изуку сжала его ладонь, а пальцы левой коснулись запястья и медленно поползли вверх, задевая каждую зелёную полоску печати. Кацуки невольно замер, как и всегда, когда тонкие пальцы заставляли всю боль без следа исчезнуть. — И как ты это делаешь? — он смотрел на Изуку почти с восхищением. — Я не знаю. Не уверен, что это вообще я, — он засмущался, невероятно мило краснея. — Это точно твоя причуда. — Ты что забыл? Я же беспричудный! От слова совсем! Если не считать Один за всех. — Только не для меня. Изуку никогда не был так счастлив, как в этот самый момент. Хотя, так ему казалось каждый раз, и с каждым днем он чувствовал себя ещё счастливее, если такое вообще возможно. За окном уже стемнело, неужели он проспал весь день? Значит придется ночевать здесь. — Каччан, ты останешься со мной? — Я уж думал, ты не попросишь, — сказал он, выключая свет и забираясь на кровать. — Я так люблю тебя, Каччан, — шёпот звучал в темноте громко и отчётливо. Кацуки молчал. Он уже все решил за них обоих. Еще вчера. Ему просто нужен был этот день, их последний день.