☆☆☆
Когда Бэкхён открыл входную дверь, вернувшись с работы, первое, что его насторожило — абсолютная тишина. Кроссовки Чанёля привычным образом стояли на полочке для обуви, а рядом с ними стояли другие, чуть поменьше. В принципе, младший предупреждал, что придёт домой с одноклассником, и они вместе будут готовить проект по биологии, но легче от этого не становилось. У него дома должны быть два подростка, но никаких признаков их присутствия, помимо обуви, не наблюдалось. Это пугало. Мужчина прошёл в ванную, чтобы помыть руки, затем зашёл в свою комнату и кинул на стол папку с бумагами. Тишина буквально давила, но идти в комнату к Чанёлю и проверять свои догадки было слегка страшно. В конце концов, вдруг одноклассник оказался одноклассницей, и сейчас эти двое занимаются тем, за чем Бэкхён предпочёл бы никогда Чанёля не видеть. Набравшись мужества, он, громко топая ногами, чтобы максимально выдать своё присутствие, дошёл до двери в чужую комнату. Осторожно коснулся костяшками пальцев дерева, чтобы спросить разрешения на вход, буквально вцепившись в дверную ручку рукой. Ответа не последовало, и на спине у мужчины выступил холодный пот. Не дай Бог с племянником что-то случилось, он же никогда себе этого не простит… Бэкхён тихо приоткрыл дверь и подавил облегчённый вздох. Чанёль спал на ковре возле кровати, обнимая подушку и пуская на неё слюни, а на животе у него лежал его, видимо, одноклассник, поджав ноги и обняв самого себя руками. На полу так же лежал ноутбук с открытой презентацией и множество листов, конспектов и учебников. Видимо, парни решили устроить небольшой перерыв и сами не заметили, как уснули, а Бэкхён тут едва инфаркт не заработал. — Ёль, — мужчина тихо подошёл к юноше и прикоснутся к его плечу. — Чанёль, просыпайся. — Ах, нет, хён, не трогай, пожалуйста… — тихо залепетал младший, срываясь на едва слышный стон. — Не трогай. Бён нахмурился. Оброненная во сне фраза звучала довольно двусмысленно, учитывая чужие покрасневшие щёки и сухие губы, которые Чанёль то и дело облизывал языком. Видит Бог, узнает он, о каком таком «хёне» идёт речь и за что он там собрался Пака трогать, он этого парня сам потрогает, причём довольно неприятным, если не сказать болезненным, способом. Просыпаться парень отчаянно не хотел, да и друг его, кажется, и ухом не повёл на чужие негромкие жалобные стоны. Однако, Бэкхён знал лучший способ заставить Чанёля делать то, что он делать совсем не хочет. На лице отразилась коварная усмешка, и мужчина ловко пробрался под большую толстовку младшего пальцами, чтобы легким движением пощекотать чувствительные худые бока. Пак нахмурился во сне и закусил губу, пытаясь сдержать улыбку, а мужчина настойчивее коснулся пальцами мягкой кожи. — Просыпайся, паршивец, — громче сказал он, и Чанёль резко распахнул глаза, дёргаясь в беззвучном припадке смеха. Он несколько секунд мутным взглядом оценивал обстановку, а после перевёл более осмысленный взор на своего дядю. — Который час? — хрипло спросил он, отрывая голову от подушки. — Десять минут седьмого, — мельком посмотрев на часы, ответил Бэкхён. Чанёль беззвучно замычал, зарываясь пальцами в волосы, а затем спихнул с себя своего товарища. — Чондэ, проснись! — прикрикнул он и потрусил друга за плечо. — Проснись, твою мать, мы всё просрали! Ой, то есть, проспали! Бэкхён тихо засмеялся и выпрямился, а затем, сказав Чанёлю о том, чтобы они с Чондэ обязательно вышли поужинать в течение получаса, вышел из комнаты. Кажется, этим двоим нужно разобраться, и он тут не помощник.☆☆☆
— Господин Бён, а почему у Вас с Чанёлем разные фамилии, если вы родственники? — поинтересовался Ким, за что Чанёль пнул его под столом по голени, потому что задавать такие вопросы, как минимум, неприлично. Бэкхён же на это только тихо рассмеялся и сделал глоток чая, чтобы смочить горло. — Потому что у меня и у мамы Чанёля разные отцы, — он сложил руки в замок и опёрся на них подбородком. — Мой папа был лучшим другом мамы, и когда дедушка Чанёля погиб в аварии, он долго поддерживал мою маму, после чего она согласилась выйти за него замуж. А затем уже родился я, когда моей сестре было всего три года. — А почему она сейчас живёт в Америке? — продолжал наседать Чондэ, а Чанёль на соседнем стуле выглядел более, чем недовольно. — Думаю, Чанёль сам тебе расскажет, если посчитает нужным, — Бэкхён мягко улыбнулся, и Чондэ понятливо кивнул, поняв, что он перегнул палку своим любопытством. — Чанёль нечасто говорит о своей семье, поэтому всё, что этого касается, очень интересно и будоражит, — пояснил юноша, складывая палочки поперёк пустой тарелки. — Например, о Вас он вообще ничего не говорит. Когда я узнал, что он живёт с дядей, то подумал о пятидесятилетнем мужике с пивным пузом, а Вы оказались очень молодым и привлекательным, господин Бён. Вам едва ли дашь двадцать пять. Чанёль фыркнул, мысленно сетуя на болтливость своего друга. Он никогда не говорил о Бэкхёне, потому что не хотел говорить. Факт был ясен, их случай весьма необычен, и в этом не приходилось даже сомневаться, поэтому не хотелось привлекать лишнее внимание. Если у Пака спрашивали о родителях, он просто говорил, что в силу обстоятельств живёт с дядей и не вдавался в подробности. Бэкхён по возможности посещал родительские собрания, но другие родители считали его не более, чем старшим братом кого-то из детей, а с учителями он предпочитал общаться по телефону. — Кем Вы работаете, если не секрет? — Чондэ буквально распирало, и про себя он пообещал, что это последний вопрос, который он задаст сегодня. Его друг был очень популярен у девушек не только из-за внешних данных и ума, но и из-за состоятельности. У него всегда была последняя модель телефона, был планшет и новенький ноутбук известной марки, синтезатор и гитара, не говоря уже о брендовых шмотках, от которых шкаф в комнате буквально ломился. — Я заместитель главного редактора в SF Magazine*, — мужчина пожал плечами, Чондэ едва не обронил челюсть на пол, Чанёль закатил глаза. Всегда, когда Бэкхён уезжал в командировки заграницу, он привозил что-нибудь красивое и дорогое, тем самым прививая младшему хороший вкус в одежде. Но не сказать, что тот был от этого в восторге. «Встречают всё равно по одёжке», — говорил Бён, и Пак нехотя принимал очередной модный подарок. Ему не хотелось выделяться, хоть вещи в глубине души ему всегда очень нравились. Но, со временем, он начал носить их с достоинством, привлекая к себе внимание сверстниц. К семнадцати годам у него не было отбоя от девчонок, но он их всех методично игнорировал. Даже Чондэ, далёкому от мира моды, было известно название этого журнала, и он поверить не мог, что перед ним сидит человек, который в какой-то мере творит искусство. — Надеюсь, на этом допрос окончен? — язвительно спросил Пак. В любом другом случае Бэкхён отчитал бы его за невежливость, но очень уж его забавляла сложившаяся ситуация. Ким осторожно кивнул, и Чанёль, взяв его за запястье, встал из-за стола. — Тогда пошли, нам нужно доделать проект сегодня. Посуду оставь, я потом сам помою. Последние слова были адресованы уже мужчине. Тот тоже встал и сложил тарелки в раковину, а затем отправился в свою комнату, чтобы немного поработать перед сном. Не бездельничать же ему, когда в соседней комнате напряжённо трудятся юные умы.☆☆☆
В баре было шумно, впрочем, как и всегда. Бэкхён ловко лавировал в толпе людей, собравшихся здесь в этот прохладный пятничный вечер. Темноволосую макушку До Кёнсу найти не составило труда: тот, как обычно одетый во всё чёрное, со скучающим видом сидел за барной стойкой и гонял остатки виски по широкому дну гранёного стакана. И не скажешь ведь, что дизайнер. Бён знал многих коллег «Дио» по цеху, но среди них всех Кёнсу был самым приземлённым и консервативным, наименее экстравагантным, однако, это не мешало его бренду иметь бешеную популярность на мировом рынке. Раньше, когда Бэкхён ещё только начинал свою карьеру, а До старательно надрывал задницу на модном поприще, они часто приходили в этот бар, чтобы расслабиться после трудовой недели. Парни дружили ещё со школы, хотя всем остальным это казалось странным — вечно шумный и проблемный спортсмен Бэкхён и тихий ответственный скрипач Кёнсу. На любви к музыке они и сошлись, а затем привязались друг к другу настолько сильно, что не могли расстаться дольше, чем на неделю. И даже сейчас, когда оба имеют загруженные графики, постоянно завалены работой буквально по уши, они находят время если не для встречи, то хотя бы для длинного телефонного разговора, заканчивающегося, зачастую, под утро. Вопреки своим желаниям, они стали частью бизнеса, жестокого мира моды, где нет друзей, есть одни враги, но в глубине души всё равно искренне считали друг друга едва ли не братьями. — Бу! — сказал Бэкхён, с легким хлопком умостив свои ладони на прикрытые тёмным пиджаком плечи Кёнсу. — Ты даже не испугался… — И тебе привет, — улыбаясь, ответил мужчина, отсалютовав другу уже почти пустым стаканом. — Давно тебя не видел. Ты покрасился? Последний раз я видел тебя блондином. Бэкхён кивнул и растрепал свои каштановые волосы, а после сел рядом с брюнетом, высчитывая, сколько они не виделись. Он уже пару месяцев носит этот цвет, значит, последний раз их с Кёнсу встреча была ещё летом, где-то ближе к середине июля. С тех пор довольно много воды утекло. — В отличие от тебя, я не боюсь экспериментировать с волосами и ношу что-то помимо чёрного, — усмехнулся шатен, попутно делая заказ бармену. — Эй! — возмутился До. — На втором курсе у меня были красные волосы! — В то время я за один месяц менял цвет волос чаще, чем ты за всю жизнь, — тихо хохотнул Бэкхён, прикладываясь губами к стакану с алкоголем. — Ладно, пока ты не вскипел от негодования, расскажи лучше, как у тебя с Чонином. Кёнсу тут же расплылся в очаровательной улыбке, по старой привычке опуская вниз голову. Бэкхён отстранённо подумал о том, что за эти годы его друг совсем не изменился: остался таким же застенчивым и милым, обаятельным парнишкой с удивительно большими амбициями и недюжинным трудолюбием. Он любил До совершенно искренне и ставил его фактически на один уровень с племянником. — Хорошо, — нехотя ответил Кёнсу, смущенно потирая ладонью шею. — Я уже говорил тебе, что мы съехались, и сейчас живем у меня… Он потрясающий. Мне кажется, что я никогда никого так не любил. Если вдруг Бэкхёна спросят, любил ли он когда-нибудь, он с уверенностью ответит, что нет. В старшей школе он мечтал о любви из мелодрам для подростков: робкое знакомство, перетекающее во взаимную симпатию, затем в пламенную влюблённость, а после в крепкие нерушимые чувства, когда воспринимаешь партнера совершенно иначе, как часть себя, центр Вселенной, главную поддержку и опору. Но дальше влюбленности у него ни с кем не заходило, он быстро остывал, уставая от бесконечных истерик своих парней: одним не нравилась его работа, другим — привычки, но большинство из них терпеть не могли «какого-то там Чанёля, который тебе важнее меня, а я вообще-то твой парень!» По сути, никто в его жизни не знал о существовании «мелкого» (который теперь вовсе не мелкий, а дылда почти два метра ростом), даже от Кёнсу он этот факт скрывал, хотя «скрывал» — крайне неподходящее слово. Бэкхён умудрился устроить свою жизнь так, что ни один её аспект не выдавал присутствие в его жизни Пака, а когда никто не задаёт вопросов, нет необходимости о чём-либо рассказывать. — Я искренне рад за тебя, Кён, — Бэкхён ласково улыбнулся. — Предлагаю выпить за ваше счастье, что думаешь? Они чокнулись и сделали пару хороших глотков терпкого напитка. Горечь приятной тяжестью осталась на языке, а такое знакомое тепло огненным шаром прокатилось по пищеводу, оседая где-то в желудке. Бэкхён зажмурился, и вдруг понял, что он не пил достаточно долго, так что вполне возможно, что сегодня его «размажет», как любил выражаться Чанёль, с двух стаканов. — Тебя не смущает разница в возрасте? — вдруг спросил Бён, кончиком указательного пальца очерчивая острый край бокала. — Я имею в виду, тебе тридцать два, Чонину двадцать… Ты не боишься? Этот вопрос всегда волновал его больше всего. Он смотрел на своего племянника, которому было всего семнадцать, и не понимал, как можно встречаться с таким, по сути, ребенком. Чанёль, конечно, был серьёзным парнем, но это не отменяло того факта, что в его голове иногда дул «ветер перемен», приносящий за собой боль и страдания для таких, как Кёнсу. Открытых и чувствительных. — А чего мне бояться? Понимаешь, Бэк, если я боюсь, это значит, что я сомневаюсь не только в нём, но и в себе, — спустя некоторое время ответил До, привлекая к себе внимание задумавшегося друга. — Я старше него, но я же мудрее, я опытнее его, и я знаю, как удержать наши отношения на плаву. Я знаю, как любить его. — А разве он знает, как любить тебя? — не удержавшись, спросил шатен, прикусывая палец. — Если понадобится, я его научу, — усмехнулся Кёнсу, — одним утром я проснулся и понял, что скучаю. Что жить не могу без него, что он — единственный, кто мне нужен, Бэк. Я не хочу любить никого другого. И я уверен, что он чувствует то же самое. Это и называется любовью. В ту же минуту Бэкхён углубился в свои размышления о любви, которой у него никогда не было, Кёнсу, слегка улыбаясь, сверлил взглядом стакан в своих руках. Они просидели так, возможно, всего пару минут, но время тянулось, как патока, и мысли бесконечным потоком струились в голове каждого из мужчин. — Пожалуй, я отойду в туалет, — сказал шатен и неловко сполз с высокого стула, большим глотком допивая виски и жестом прося бармена повторить. — Скоро вернусь. До кивнул и продолжил молча сидеть, ожидая своего товарища. Глаза Бэкхёна заблестели, а движения стали более размазанными и нечеткими, значит, он медленно, но верно, пьянел. Кёнсу вздохнул, прикрывая отросшей чёлкой глаза, и с превеликим стыдом вспомнил все их пьянки, после которых они из бара едва не выползали. Сегодня брюнет напиваться не планировал — всё же, дома его ждёт парень, а вот Бэкхён к алкоголю приложился с заметной настойчивостью, за рекордные сроки осушая первый бокал с виски. И это немного настораживало, но вместе с тем и радовало, ведь при помутнении рассудка и без того болтливая натура друга идёт в такой отрыв, что он без сомнений ответит на любой вопрос, даже не вдаваясь в его смысл. Значит, появилась возможность, наконец, выведать, как у него обстоят дела на личном фронте. Внезапно почувствовав рукой вибрацию, Кёнсу отвлёкся от своих мыслей и помотал головой в поисках источника колебаний, а затем наткнулся взглядом на звонящий телефон Бэкхёна. Он взял в руки девайс и удивленно изогнул бровь: на экране красовалось фотография, которую ему до этого не доводилось видеть. На фото напротив зеркала стояло два парня, один из которых был выше другого почти на голову. В низком парне с телефоном в руке Кёнсу узнал Бэкхёна, а вот высокого видел в первый раз, хотя тот в довольно фривольной манере обнимал шатена со спины, опираясь подбородком о темную макушку, запихивая руки в карманы бэкхёновского бомбера. Да и сам Бён выглядел странно — вместо привычных брюк на нём были дырявые джинсы, а вместо пиджака всё тот же бомбер, надетый поверх обычной футболки. Парень сзади него стоял в простых джинсовых шортах и чёрном лонгсливе со странными надписям на рукавах, а на голове красовалась обычная бейсболка. Поверх фотографии было красноречиво написано «Чанёлли ♡». До присвистнул, и телефон перестал вибрировать, а экран тут же потух. Положив телефон обратно, мужчина опёрся подбором о подставленный кулак и начал буквально прожигать взглядом дверь в туалет, за которой несколько минут назад скрылся Бэкхён. Теперь было понятно, к чему все эти вопросы про разницу в возрасте. Парниша с фото наверняка был ровесником Чонина, возможно, немного постарше. Неужели все это время Бён скрывал от него своего собственного парня? Кёнсу считал это предательством, ведь он в своё время докладывал Бэкхёну о своих отношениях с Кимом в мельчайших подробностях. Начиная с первой встречи, когда перспективная модель впервые оказалась на пороге его офиса, и заканчивая днём, когда он предложил своему парню переехать к нему. — Ну и долго ты собирался скрывать? — фыркнул Кёнсу, стоило Бэкхёну посадить свою задницу обратно на стул. Тот так и застыл, неловко стукнув ногтями по поверхности стойки. — Что именно? — спросил он, оборачиваясь на До. Недовольный, тот выглядел, как нахохлившийся воробушек. — Не что, а кого, — брюнет кивком указал на телефон на столе. — Взгляни. 1 пропущенный вызов: Чанёлли ♡ Конечно, Бэкхён уже знал, в чём дело. Рано или поздно, пришлось бы объясниться, верно? Это и так жутко эгоистично и грубо — скрывать от лучшего друга свою семью. — Ну и долго ты собирался молчать о том, что у тебя есть парень? Нет, серьёзно, Бэк! Я тебе тут душу изливаю, а ты решил отмолчаться в сторонке? Я твой лучший друг, в конце концов, а ты… — Всё не так, как ты подумал. Чанёль мой племянник, — устало выдохнул Бэкхён, упираясь лицом в раскрытые ладони. — Бён Бэкхён, я, конечно, не Нобелевский лауреат, но и не полный идиот, — Кёнсу сложил руки на груди, хмурым взглядом просверливая в поникшем друге дырку. — Твоя сестра живёт в США, а твоему племяннику Роберту семь лет. — Ты прав, моего младшего племянника зовут Роберт, ему семь, и он живёт в Калифорнии. Моего старшего племянника зовут Пак Чанёль, ему семнадцать, и он живёт в моей квартире. Повисло неловкое молчание. Кёнсу продолжал нервно поглядывать на Бэкхёна, который с момента начала этого разговора не сдвинулся ни на миллиметр. С одной стороны, шатен выглядел подавленно, и ему не было смысла врать, но с другой… с другой — они дружат уже не первый год, откуда вдруг у Бэкхёна появился ещё один племянник? Или он был всегда, но тот его скрывал… Где же кроется правда? Нервным движением схватив со стола телефон, Бэкхён провёл по экрану и долго в нём что-то искал. Затем удовлетворенно кивнул и положил телефон перед другом. Кёнсу внимательно посмотрел на предложенную ему фотографию: счастливый Бэк держит на руках совсем маленького малыша. На Бэкхёне была надета школьная форма, значит, это было много лет назад, и До нахмурился ещё больше. — Листай, — хриплым от волнения голосом сказал шатен, и брюнет незамедлительно подчинился. Множество фотографий: Бэкхён катает мальчика на спине, Бэкхён кормит его с ложки, Бэкхён идёт с ним за ручку, они вместе лепят снеговика. Бэкхён обнимает его, стоя возле входа в класс начальной школы, Бэкхён играет вместе с ним в футбол. На одной из фотографий мальчик щипает Бэкхёна за щёки, а на другой крепко обнимает. Затем череда фотографий, где мальчик уже постарше, и он один: сидит на карусели, сидит в парикмахерском кресле, лежит на диване, прикрывшись учебником по физике. Ест картошку фри, просто улыбается, сидя на пляже, играет на гитаре или задумчиво сидит за синтезатором, думая, что его никто не видит. Несколько селфи — они с Бэкхёном в салоне самолёта, они же на горнолыжном курорте, они же в зеркале магазина, отеля. Затем та фотография, которую До уже видел и последняя. Высокий парень, в котором Кёнсу уже уверенно узнавал маленького мальчика с первых фотографий, прижимает Бэкхёна к собственной груди одной рукой, а в другой — держит телефон. Приглядевшись, мужчина понял, что это скрин инстаграм-истории из аккаунта Чанёля. Внизу мелко было подписано «ты самое дорогое, что у меня есть» и рядом красное сердечко. — Почему ты скрывал? — дрогнувшим голосом спросил Кёнсу, и Бэкхён понурил голову. — Как так вышло вообще? Твоя сестра живёт в Штатах уже девять лет… — Она залетела по глупости в семнадцать, в восемнадцать родила. Родители уехали, когда она была на шестом месяце, кажется, на полгода, в Японию. Когда она родила, мы справлялись сами: она работала, я сидел с Ёлем. Периодически, когда мама с папой приезжали, они помогали. Так и продолжалось, пока мелкому не исполнилось восемь лет. Эта дура влюбилась в американца, а он был категорически против Чанёля. А она даже не любила собственного сына, понимаешь? А я любил, потому что он был самым солнечным и прелестным ребёнком на этой планете. И тогда я сказал: проваливай, я выращу его без твоей помощи. И она ушла. Мама с папой мигрировали в Японию, а я остался один. Мне было двадцать три, и я стыдился этого, к тому же, мне не хотелось, чтобы у общества были рычаги давления на меня. Я боялся, потому что Ёль был моей главной слабостью и остаётся ею по сей день. Насчёт работы ты знаешь, мне повезло, и меня взяли сначала в Seoul Times*, затем в DNews*, после JBC Reports*, а оттуда стажером в SF Magazine*. Когда Ёлю исполнилось четырнадцать, меня сделали заместителем редактора. Уже тогда у меня была соответствующая репутация человека, который отвергает семейные ценности, карьериста, сердцееда, называй, как хочешь. Они оба сидели в тишине, переваривая всю информацию. Кёнсу пытался смириться с тем, что его друг скрывал от него главную часть своей жизни, Бэкхён вспоминал прошлое и надеялся, что его простят. Второй стакан уже наполовину опустел, но столь желанное чувство беззаботности, легкости и опьянения не хотело к нему приходить. — Почему ты не сказал мне ещё тогда, в школе? — тихо задал вопрос До, даже не надеясь на ответ. Чужая история буквально потрясла его, и он чувствовал, как сердце разбивалось, покрываясь трещинами, болело за тяжелую судьбу друга. Он и не знал, что тот переживает подобные трудности. — Мы тогда только подружились, и я не был готов рассказывать подобные вещи. Сам понимаешь, моя сестра родила, едва закончив школу, и мне приходилось сидеть с ребёнком, потому что родители оставляли нас одних практически всегда, — Бэкхён ещё раз глотнул виски, но вместо заветного забытья чувствовал лишь нарастающую головную боль. — Я стыдился, а потом это росло, как снежный ком. В конечном счёте, о Чанёле знали только мои бывшие, и то не знали, кем он мне приходится. — С ума сойти, — брюнет положил голову на стойку, ладонью поглаживя шатена по бедру. — Прости, что я был рядом, но не мог тебя поддержать. — Брось, — Бэкхён махнул рукой, залпом добивая остатки напитка. — А теперь позволь, я перезвоню этому паршивцу. Он вновь взял в руки телефон, в считанные секунды набирая выученный наизусть номер. Долгие, громкие гудки с легкостью перекрывали шум бара, и мужчина чувствовал, как по спине бежит неприятный холод, предвещая нечто неприятное. — Ёль, ты звонил? — он облегченно вздохнул, услышав на том конце провода привычное басовитое «да, хён», а затем замер с трубкой в руке. — Что? Кто подрался? Хорошо, да, конечно, я приеду. Скинь адрес смс-кой. Тон его голоса был ровным, но лицо стремительно бледнело, а руки сжимались в кулаки. Кёнсу, смекнув, в чём дело, достал из кармана телефон и вызвал такси. — Пожалуйста, никуда не ходи и ни с кем не разговаривай, дождись меня, а потом мы решим, что делать, — мужчина прикрыл глаза, — и не плачь, я тебя умоляю, ты же у меня взрослый парень. Он положил трубку и тут же соскочил со стула, натягивая пиджак. Кёнсу слез следом и выжидающе уставился на друга, безмолвно требуя объяснений. — Чанёль и ещё несколько ребят из его класса ходили на вечеринку в клуб. Они немного выпили, но один из его товарищей пропил все деньги, надрался в хлам и влез в драку. Ёль еле-еле его оттащил и собирался уже отвезти домой, но тут Сехуну стало плохо, а у самого Чанёля, как я понял, стащили бумажник. Он позвонил в банк, чтобы заблокировать карты, а затем в скорую, но те всё ещё не приехали, хотя с момента вызова прошло уже порядком времени. Он позвонил мне, а я не взял трубку, и он испугался, что со мной тоже могло что-то случиться, вот эта плакса и разревелась. Кёнсу поверить не мог, что этот Мистер Шкаф мог расплакаться из-за такой глупости, но Бэкхёну не было смысла врать. Они молча ехали в такси, пока Бён нервно теребил пуговицу на пиджаке, и чем ближе они подъезжали к клубу, тем мрачнее он становился. В конечном итоге он заплатил, вышел из такси и, несмотря на чужие протесты, попросил водителя довести Кёнсу до дома, пообещав До, что с этого момента у него не будет от него никаких секретов и что он обязательно ему всё расскажет в ближайшие дни. Последнее, что видел Кёнсу, когда машина отъезжала, — как Бэкхён гладил по голове высокого парня в кожаной куртке, пока тот упирался лбом ему в плечо. Он озадаченно подумал о том, что никогда не видел, чтобы Бэкхён был таким серьёзным и нервным, таким обеспокоенным и таким ласковым по отношению к кому-либо, кроме него самого. И это было странно — видеть мягкую улыбку и светящийся взгляд, адресованные кому-то другому. Это странно, но чертовски правильно.