Город теней

- Хочу приносить счастье, Томми, - сказал Ньют, задумчиво глядя на затканный звёздами вечерний небосвод. - От души хочу. С того самого момента, когда мы впервые встретились в Глэйде, когда я понял, что ты - тот человек, которого я всегда ждал, когда я понял, что потенциал, который дремлет в тебе, нуждается в том, чтобы извлечь его на свет Божий, когда я увидел Терезу, и её изумительная красота заставила меня отречься от себя ради твоего счастья... Ну, тогда я понял, что влюбился в неё до безумия... Но я чувствовал, что есть силы, которые выше моей любви... Я понял это сразу после того, как ты рассказал, что можешь общаться с ней телепатически... Понял, что вы созданы друг для друга. И иначе просто не могло быть. Я был бы херовым другом, если бы помешал твоему счастью. Вот поэтому и взял на себя бремя любить издалека, отстранёно, всю свою долгую, утомительную жизнь. Что же, я счастлив тем, что вы счастливы, думаю, в этом и состоит истинное счастье дружбы. Когда-то я дал обет, который трудно нарушить, что буду жить ради вас, и Господь дал мне эту возможность - дышать с вами одним воздухом и знать, что в мире есть вы. Так что у меня тоже есть смыслы. Смыслы, которые никогда не будут утрачены. Как сказала Тереза? "Я всё, что могла тебе, Томас, отдать, сполна отдала, но меня не хватило с тобой разделить только счастья"... Вот теперь я настойчиво взращиваю в себе мысль сделать вас обоих счастливыми... Глупо, не правда ли? Человек, который не может сделать счастливым себя, не может принести на эту землю свет и благо... Однако в этой тьме, что периодически окутывает моё сознание, в этом холодном городе на краю миров, о жизни которого до меня доносятся лишь отдалённые слухи, я радуюсь каждому мгновению этой на первой взгляд бессмысленной жизни. Она наполнилась смыслом, когда я понял, как вы оба нужны мне, даже если я вам особо не нужен. Я видел многих, блуждающих во мраке, это очень трудно выразить простыми словами... Я, быть может, рассказывал тебе, как однажды меня занесло на одну многоэтажку... С её высоты открывался вид на городские трущобы, и я испытал, возможно, самое сильное чувство, которое никогда прежде не испытывал. Это было даже не сострадание... И не острая жалость обо всём живом, что порой щемит сердце... Просто я подумал, будучи счастливым и беззаботным сам, довольным жизнью и всем, чем она меня одарила с такой щедростью (можем ли мы быть после этого неблагодарны Всевышнему?), что вы, бродящие среди этих руин, претерпевающие муки, бесконечно одинокие в своём тягостном жизненном странствии, как и многие другие... Вот как раз эта моя непреложная интуиция заставила меня помочь кому-то одному, хотя рядом находились тысячи нуждающихся в помощи... Мне говорили, что от Томми все отвернулись, но я знал, что это было не так... Знал, что без моего участия, быть может, красота мира, явленная вам, была бы неполна. Поэтому я пошёл наперекор воле многих - и не был обманут в своих ожиданиях. Настойчивость моя была железной, и не долг, ни уважение, ни узы любви не удержали меня, когда мной владела эта одержимость мечтой... Противостоял критике со стороны тех, кто пренебрёг истинным знанием... Что же... В этих испытаниях закаляется дружба... Хоть мне и говорили часто, что Томми меня не ценит совсем и не даёт мне то, что даю ему я. Это глупость. Дружба довольствуется возможным, не требуя должного. Странная бы это была дружба, если бы я постоянно требовал чего-то взамен... Это было бы простым партнёрством. В нём не было бы тех возвышенных платонических переживаний, награждающих наш гений нечеловеческим блеском. И это странное чувство не перестаёт волновать меня во снах, оно настойчиво просится из глубин памяти и благодатно освящает моё внутренне святилище: так кадильный дым мерцает в лучах вечернего солнца... Это постоянное чувство сопричастности, стремления переживать единство и единодушие, всегда находиться рядом с тем, к кому успел привязаться... Мне говорят, что я разочаруюсь... Пусть. Но я не отступлюсь от своего: это было бы постыдным малодушием. Так что, Томми, ты меня прости. Если что. Если вдруг был навязчив. Навязчивость - великий грех. Думаю, он может быть прощён тому, у которого в жизни больше ничего нет кроме скромной способности создавать что-то из ничего, чтобы оставить в памяти человечества то великое, мощное и святое, что освещает мрак этого многосуетного мира... Слишком далёкий от бытия, я счастлив тем, что имею возможность знать, что вы просто есть... Может быть, моя скромная роль в этом мире добавит ему немного красоты и сострадания и облегчит тягость вашего подлунного пути... Блядь. Много пижжу... Даже не думал, что буду таким пиздаболом. Хотя в этом тоже есть немалая доля романтики, не правда ли, Томми? "Если всё прочее сгинет, а он останется, я ещё не исчезну из бытия, но если всё прочее останется, но не станет его, вселенная для меня обратиться в нечто огромное и чужое, и я больше уже не буду её частью", - так, кажется, говорила Тереза, размышляя про тебя?.. Надо быть благодарным за всё, что прожил и усвоил и никогда не бояться нового опыта... Сейчас, когда природа начинает работать с такой быстротой, что можно узреть её творчество, вспоминаются бесконечные минуты дружеских признаний и посиделок, всего того, что составляло суть нашего бытия, озаряло его возвышенными вдохновениями и расцвечивало закатными огнями. Тереза сейчас любит вечера... Эти тёплые вечера за чашкой чая, в забвении обо всём на свете... Читает, подобно Галилею, Книгу Природы и Бытия... Копит знания, как она всегда любила это делать... Наивная, невинная, расчётливая, творческая и жертвенная... И такая любимая тобой. И мной... И вселенной, которая так приветливо мерцает ей с небес своими звёздами... Тереза так любит выражать движения своей души... Свои внутренние состояния... Всю эту бесконечную вселенную, на краю которой ты когда-то застыл в безмолвном упоении красотой, явленной тебе Творцом, Томми... И понял, что тебе никто кроме неё уже не нужен... Всегда рассчитывай на меня, Томми... Слившись со стихиями, я отдал вам, быть может, самые вдохновенные из своих молитв, если они, конечно, что-то значат для Всевышнего... Как там писал Бодлер? Средь шума города всегда передо мной Наш домик беленький с уютной тишиной; Разбитый алебастр Венеры и Помоны, Слегка укрывшийся в тень рощицы зеленой, И солнце гордое, едва померкнет свет, С небес глядящее на длинный наш обед, Как любопытное, внимательное око; В окне разбитый сноп дрожащего потока На чистом пологе, на скатерти лучей Живые отблески, как отсветы свечей.