Не с чистого листа

Три вещи Маэдрос понял почти сразу. Во-первых, он был в сознании. Более того, похоже даже осознавал себя куда яснее, чем всю свою предыдущую жизнь. Фэа ощущалась такой целой, такой полной жизни. В последний раз он чувствовал себя таким целостным, когда был ещё жив дед, а сам он не знал всей той боли, которую ему предстояло постичь. И защиты его разума были просто идеальны, и он тут же выставил их с такой лёгкостью, какой не знал годы. И тут молнией его поразило второе осознание: он не мог видеть. Он попытался на ощупь понять, где находится, и на него нахлынула паника, когда он, в попытках разобраться, правда ли темно вокруг, или он слеп, обеими ладонями наткнулся на твёрдый камень под ногами. И тут до него дошла третья вещь, он подскочил и ударился головой о потолок пещеры. Голова у него закружилась, и он упал. Что ж, если бы он был мёртв, то уж точно не ударился бы головой. Чертоги Мандоса наверняка бы вместили кого-то даже его роста. С другой стороны, если он жив, то почему же у него две руки? Или он падал, долетел до середины мира, ударился головой, а потом… что потом? Отрастил руку? А может, так как раз и возрождаются к жизни? Но с другой стороны, непохоже, чтобы на нём была та серая хламида, которую носят возрождённые. Честно говоря, похоже было, что одет он примерно так же, как когда умер. Ну или провалил попытку умереть. Сапоги, штаны, туника, кольчуга. Однако, ни пояса с ножнами, ни меча. Хотя, конечно же — он же потерял их в битве, разве нет? А может, у него никогда и не было пояса с ножнами. Зачем тебе ножны, если ты всё равно не можешь спрятать свой меч, а вынужден его постоянно обнажать?.. Да, и ещё эта Клятва. Казалось, теперь в сознании больше её не было — но как это так? Считается ли, что он её выполнил, или случилось что-то ещё? Или достаточно возродиться, чтобы от неё освободиться? Несомненно, всё это, да и рука, было достаточным доказательством того, что он возродился. Но не объясняло всего остального. — Да что же это?! — требовательно вопросил Маэдрос у пустоты. Ну или не у пустоты, а у кого-то очень даже конкретного. — Намо?! Что всё это значит?! И, словно по команде, зазвучала оглушительная барабанная дробь. Маэдрос ощупал пол и потолок, отломил от скалы острый зазубренный обломок, взвесил его в левой руке и перекинул в правую… а затем опять в левую. Эту проблему он может решить позже. Собравшись и овладев чувствами, он принялся карабкаться в сторону звука. В том было что-то неправильное… что-то, напоминавшее о Враге. Но то был единственный его ориентир, а так как тут явно не было Фингона, чтобы спасти Маэдроса и унести на орлиных крыльях, ему придётся самому для себя стать героем. Вскоре, однако, стало ясно, что он движется вверх. Он полз по туннелям — встать не получалось — и так и сжимал в левой руке острый камень. А затем вдруг что-то переменилось. Сквозь барабаны пробился какой-то щёлкающий звук, будто клацанье когтей по камням, и звук этот нарастал с бешеной скоростью. Маэдрос рухнул на землю, и прямо по нему пронёсся маленький отряд орков. Он попытался затаить дыхание, чтобы не вдыхать их зловоние, и слушал, как катится набежавшая волна. Пятки, когти впивались ему в спину, но он не дёрнулся, не шелохнулся. Что-то всерьёз их напугало — ни один даже не остановился, чтобы его убить. Но вот орки промчались, Маэдрос рывком приподнялся и пошатнулся. В конце тоннеля был свет! А ещё было пространство, чтобы встать на ноги. А ещё трупы. Гномы, без знаков клана или рода, которые были бы Маэдросу знакомы. Вознеся Ауле молитву о прощении, он позаимствовал у одного из павших гномов меч. Коротковат для него, но это куда лучше, чем кусок камня. Наконец вынырнув из туннеля в просторную пещеру, которую пересекал каменный мост, Маэдрос очень быстро осознал ещё несколько вещей. Прямо перед ним на мосту был балрог, а напротив того — иссохший старец в серых одеждах, который, кажется, с балрогом сражался. И ещё с полдюжины других созданий: эльф, гном, двое взрослых Пришедших следом, а позади — четверо детей. Маэдрос воздел меч, готовясь к новой смерти, но затем ощутил в воздухе прокатившуюся волну магической силы, и старый Пришедший следом явил себя как Майа. А ещё у него оказался меч работы нолдор, хотя Маэдрос и не смог опознать, что это за клинок. Сила — не только природный дар Майар, но и что-то ещё, более подвластное, что-то столь знакомое, нолдорское — окутывала его, словно плащ. И он взывал к этому, хотя слова странно отдавались у Маэдроса в ушах, и ему даже понадобилось время, чтобы приспособиться к этой речи. Балрог распрямился во всю свою мощь, и, с боевым кличем, вперёд выскочили двое мужчин, чтобы присоединиться к схватке. Но до Майа добежать они не успели — тот стукнул по мосту посохом, расколов и то, и другое. Маэдрос, в страхе за жизни оставшихся на мосту, да и, признаться честно, за свою собственную — это балрог тут крылатый, пусть и тяжёлый — сам рванулся было вперёд, в битву. Но, похоже, этот балрог был поглупее прочих, потому что взлетать он не стал. Наоборот, рухнул в ту глубокую яму, из которой Маэдрос только что сбежал. Правда, в последний миг, похоже, он обрёл немного разума, потому что зацепил бичом Майа и утащил его вниз вместе с собой. Выжившие же побежали, но слишком медленно. Они помедлили, и, хотя один из них, казалось, очень быстро принял на себя роль главного, бегство удавалось им не очень хорошо. Потому что, конечно же, как только исчез балрог, вернулись орки. Маэдрос побежал за ними, стараясь держаться незаметно и тихо, будто мёртвый, и так они пробежали сквозь несколько туннелей, а затем через огромный зал. В нём никто не прятался, и в нового врага в глазах беглецов очень быстро мог превратиться сам Маэдрос, если бы у ворот не оказалось стражников-орков. Глава маленького отряда приготовился было принять бой, но Маэдрос оказался быстрее, с клинком-то в руке! Одним ударом он снёс голову первому орку, и остальные бежали в страхе. Процессия выскочила прочь из пещер, а затем, когда они сбежали достаточно низко по ступенькам, чтобы теперь издалека увидеть любого орка, все бегущие развернули своё оружие против Маэдроса. — Я не причиню вам вреда, — сказал Маэдрос, и тут же понял, что говорит на квэнья, языке своей юности. А эльф прямо перед ним был похож на тэлеро или синда… так что это был плохой выбор. Эльф посмотрел на их предводителя, тот помялся слегка и произнёс на искажённом квэнья: — Говорить на синдарин, если ты знать. Маэдрос поборол желание поправить его и перешёл на синдарин. — Любой язык, кроме Чёрной речи — музыка для моих ушей. Я не причиню вам вреда. — Я ему не верю! — на вестроне заявил синда. Маэдрос не знал, откуда он вдруг знает этот язык — но откуда-то знал. И его название. И когда это он этому научился?.. А затем эльф перешёл на синдарин и продолжил: — Как мы узнаем, что тебе можно верить? — Ну, начнём с того, что я говорю на вестроне, — сказал Маэдрос, пытаясь не выдать своего беспокойства. — А что до того, как доказать, что мне можно верить, то я не знаю, как. Я, подобно перворожденным эльфам, пробудился пару часов назад. Синда и вожак вновь переглянулись. Вожак сделал пару непонятных жестов, и синда кивнул. — Уйди и мы обсудим этот вопрос! — выплюнул гном. — Что думаете? — Я могу заткнуть уши пальцами и погудеть, если хотите, — предложил Маэдрос. — Перестанете вы уже все говорить?! — вспылил один из детей, и все развернулись к нему. — Гэндальф погиб, а вы тут стоите и препираетесь! Вожак опустился перед ним на колени. — Фродо, прости… — он начал говорить тому что-то успокаивающе, уводя при этом товарищей от Маэдроса. Однако рядом остались эльф и гном, чьи лук и топор были твёрдо направлены на Маэдроса. Разоружить обоих не составило бы труда. Оба выглядели уставшими, и, похоже было, что между собой они не ладили. Очень легко было бы столкнуть их друг с другом, но, как с невероятным ликованием в душе понял Маэдрос, ему не требовалось этого делать. Не было в мире больше никакой силы, которая заставила бы его. Его разум принадлежал лишь ему самому. — Сейчас я опущу меч, — объявил Маэдрос на вестроне. И опустил. Его сторожа проводили опустившуюся руку напряжёнными взглядами. — Кто ты? — требовательно спросил синда. Было в нём что-то такое знакомое… в манере двигаться, говорить… — Гэлон*, — ответил Маэдрос. Ответ с правдой не имел ничего общего, но шутка его позабавила, и, в конце концов, у него уже тысячу лет не было нового эпессэ. — Совершенно точно не имя на квэнья, да и не твоё! — прокомментировал эльф с подозрением. — Да, но в моей молодости считалось крайне дурным тоном не переводить своё имя на язык хозяев. Даже сыны Феанора изменили свои, — пояснил Маэдрос, находя какое-то извращённое удовольствие во всём происходящем. Синда раздражённо помотал головой, а гном спросил: — И что же такое неуместное означает имя «Гэлон»? — Бледный и сияющий, как лунный свет. Увы, имя не очень точно описывает мой внешний вид. Оно бы больше подошло светловолосому. Хотя, заверяю, когда я не покрыт тоннами подгорной пыли, я немного посимпатичнее. Подходящее имя для меня, пожалуй, касалось бы цвета моих волос, — Маэдрос демонстративно отвёл прядь от лица. Волосы его были свободно распущены, однако выглядели опрятнее, чем за многие годы. И таковыми и останутся. Ведь теперь у него две руки, чтобы держать их в порядке. — Среди его народа, — сказал эльф, — почти все имена про рыжие волосы забрал себе Маэдрос Братоубийца. Так что, может статься, твоё неподходящее имя принесёт тебе больше удачи. — Надеюсь, — Маэдросу стало весело. — А как зовут вас? А то у меня ощущение, будто я один во всей Арде имею имя. — Гимли сын Глоина, к твоим услугам, — сказал гном. В свете того, что он продолжал размахивать в сторону Маэдроса топором, поклона от него не последовало. — Гэлон ничей сын, к услугам твоим и твоего рода, — поклонился Маэдрос по-гномьи, в пояс. И оба развернулись к синда. — Леголас сын Трандуила, — сказал тот так, будто последнее сказанное имя его раздражало. Имя «Трандуил» Маэдросу ничего не говорило, но, видимо, говорило гному, так как тот поморщился. — Сына за отца не судят, — заявил Маэдрос, обращаясь к ним обоим. — Не упускайте шанса узнать друг друга для начала. А теперь пусть один из вас идёт и объяснит тому молодому господину, что тут произошло. По итогам тихого спора Леголас был послан отчитаться, а Маэдрос с Гимли, в свою очередь, уселись, сверля глазами друг друга. — Там, внутри, был твой народ? — спросил Маэдрос, но по печали на лице гнома понял, что ответ очевиден. — Кузены, дальняя родня. Не братья, не сыновья… но у меня и не было их, так что и терять нечего. — Сказал бы я тебе, что разделяю твою боль… но, думаю, вряд ли кто может почувствовать сейчас то, что и ты… так что скажу лишь, что Махал приглядит за всеми своими детьми и заберёт их в свои чертоги, когда время придёт. И ещё скажу, что и я терял кузенов… и мне до сих пор больно. Гном пробурчал себе под нос что-то на кхуздуле, может, молитву. — Эльфы считают такое родство близким? — спросил он. Казалось, он нуждается в том, чтоб отвлечься… это чувство Маэдрос знал слишком хорошо. — Некоторые да. Большие семьи в моём народе редки, и с каждым годом становятся всё меньше. Но когда родился я, не редкостью было и трое или даже четверо детей в семье. Конечно, всё это оттого, что мы столь долго живём… в конце концов, все становятся друг другу роднёй. Но теперь… — и тут в голову Маэдроса пришла мысль. — А кстати, какой сейчас год? Гимли назвал ему год со всей деликатностью, но это не смягчило удар. Все, кого любил Маэдрос, были мертвы. А даже если и не были, теперь они старше него на тысячелетия. — А кто сейчас правит? — спросил Маэдрос, втайне пытаясь выяснить что-то о родичах. — Трандуил, — ответил гном, и это могло быть правдой, но то был не тот ответ, что он хотел получить. Хотя это объясняло, почему Леголас показался ему знакомым. В нём было что-то от тех синдарско-тэлерийских королей, как в Финроде. Как в тех, кого он разгромил в Дориате… — Нет, я про свой народ. Кто верховный король нолдор? — Верховного короля больше нет со Второй эпохи, — сказал ему вожак, вновь объединяя две части отряда, а затем развернулся к гному. — Прости, Гимли, но нам пора двигаться дальше. Скоро стемнеет, а орки не будут ждать, пока мы скорбим. — Но куда? Вожак указал на огромный золотой лес на горизонте. — В Лотлориэн. — Просто чудесно! — вспылил Гимли. — Ведьма… Он вскочил и устремился в направлении, что задал вожак. — Но что случилось с Гил-Галадом? — спросил Маэдрос вожака, так непринуждённо, как только мог. — Он пал в битве с Сауроном, — ответил тот, а затем, словно что-то поняв, добавил: — Прости… ты знал его? — Немного, — прошептал Маэдрос. — Я знал его семью… но если больше нет верховных королей, полагаю, все они тоже мертвы. Вожак передал Маэдросу его меч. Но так как у него не было пояса, к которому можно было его прикрепить, он просто переложил его в правую руку. — Нет, не все мертвы. Просто… никого не осталось, кто принял бы корону. Владыка Элронд и Владычица Галадриэль ведут свой род к Финвэ. Маэдрос подавил порыв вскричать от радости. Новые знания были горестными, но Элронд был жив! Был жив! Достаточно было одной лишь этой новости, чтобы ему хотелось кричать от счастья. Но вместо того он спросил: — А твой род? От кого ты ведёшь его? Ибо было очевидно, что этот смертный носит какой-то титул. В нём чувствовалось и врождённое лидерство, и благородное воспитание. — Да ничего важного, — ответил человек. — Меня зовут Арагорн, если это тебе что-то говорит. Имя Маэдросу ничего не говорило, но ложь была очевидной. Как и сам Маэдрос, человек умолчал об имени отца. — Нет, ничего не говорит, как ты, господин, и предполагал. А твои товарищи? Юного зовут Фродо, как я понял. А Майа звался Гэндальфом. Что насчёт остальных? Арагорн Чей-то сын соизволил назвать ему имена своих товарищей и пояснил, что из себя представляют хоббиты. Тот, кого звали Фродо, казался чрезвычайно подавленным смертью Майа и с Маэдросом не говорил. Его родичи жались к нему, и, со временем, к ним же примкнул и Арагорн. Так что Маэдрос остался наедине с другим мужчиной, Боромиром сыном Денетора. Тот произвёл на него не столь хорошее впечатление, как его товарищи. Было в нём то себялюбие, та спесь, которую знавал Маэдрос в королях и владыках, и при этом не было истинного благородства, присущего Арагорну. Однако тот оказался куда разговорчивей, чем его спутники. Слишком разговорчивым, так что Леголас даже шикнул на него, и не раз. Из всех полученных обрывков сведений, у Маэдроса сложилось представление о целях и истоках этой честной компании. Путешествие их имело цель, как и у всех таких путешествий: добыть или уничтожить что-то важное для врага, Маэдрос не до конца был уверен, что именно. Их послал Элронд, а вёл их Майа. Они как раз прошли мимо чего-то, что называлось Зеркальным озером, и остановились там в благоговении, а Гимли смог отдать дань уважения. Зрелище было прекрасным, бесспорно, но, хоть Маэдрос и оценил его, он не мог не желать отряду двигаться побыстрее. Гимли, при всей своей вспыльчивости, взял на себя роль проводника. Казалось, он знает местность лучше остальных, точнее, её историю. И настроение у него поднялось. Действительно, похоже, эти земли так много значили для его народа, а он видел их в первый раз. И у камня растаяло бы сердце. Когда, наконец, они настолько приблизились к лесу, что его уже могли разглядеть и смертные, они вновь сделали привал. Лотлориэн. Леголас так назвал его — и, судя по почтению в его голосе, королём там был не его отец. Вскоре разговор совсем утих, и их отряд девятерых устало брёл дальше в подступающей темноте. Хоббиты, что было неудивительно, стали отставать. Три их шага равнялись одному шагу Маэдроса, и силы эльфов в них не было. Арагорн, поразмыслив на ходу, призвал всех остановиться. — Боромир, давай же. Понесём их, — сказал он и уже поднял хоббита, но Маэдрос его остановил. — Не стоит! Я не вооружен, ну, почти, и у меня нет ноши. Мастер хоббит, если ты позволишь, я понесу тебя. Или дайте мне настоящий меч. Не хочу обидеть гномье мастерство, но я высок и для своего народа — а этот меч длиной с пол моей руки. За этим последовало тихое обсуждение, которое закончилось тем, что Маэдрос теперь нёс звавшегося Сэмом, а Арагорн — Фродо. В поведении товарищей с Фродо, казалось, было что-то странное… но, может, они просто за него беспокоились. Похоже, он уставал быстрее всех и был не совсем здоров. Подозрения Маэдроса лишь усилились, когда они сделали привал. Из Маэдроса лекарь, как и повар, был плох, так что он не стал предлагать свои услуги. Вместо того он занялся очищением своих волос от пыли и грязи копей. От ручья, где он мылся, он уловил отзвуки разговора. Арагорн держал кольчугу Фродо на свету, и вся компания замерла, словно заворожённая. Как понял Маэдрос, металл принял на себя удар чрезвычайной силы и полностью защитил владельца. За исключением пары синяков — но от такого вряд ли можно защититься. Оценив это, как и красоту кольчуги, Маэдрос решил, что отец, пожалуй, убил бы за возможность поработать с таким металлом. Путники поделились пищей с Маэдросом и, во всё нарастающей темноте, поспешно поели. Теперь они были настолько измотаны, что в разговорах вовсе не было смысла. Фродо и Гимли рухнули на спины, а Леголас, всё ещё очарованный лесом, даже сумеречным, подошёл близко к кромке. Маэдрос полуосознанно избегал синда, беспокоясь из-за него. Если и был среди них кто-то, кто мог вычислить настоящее имя Маэдроса, то Леголас. Или Арагорн, который, казалось, был сведущ в эльфийской истории куда больше, чем обычный эльф. Маэдрос отнёсся к этому с уважением, но это ничуть не уменьшило его тревог. Столь же обеспокоенным, хотя, возможно, и с меньшими основаниями, был Боромир. Он не хотел заходить в лес и, как Гимли, говорил о злой магии в нём. Маэдрос, который как раз на самом деле чувствовал упомянутую магию, не согласился бы. Злую магию он знал — но то была не она. Более того, больше всего она походила на защитный пояс Мелиан вокруг Дориата: тот был посильнее, но краса у них была схожая. И, в отличие от пояса Мелиан, эти границы Маэдрос мог пересечь. Хотя вначале он и испугался, когда Арагорн говорил о зле, которое не может проникнуть в Лориэн. Но никакая сила Маэдроса не остановила, и он мог идти дальше. Магия была знакомой, но какой-то неправильной. Будто знакомая картина, но незавершённая, брошенная до того, как известные черты обретут ясность. Маэдрос осторожно потянулся к ней своим разумом. Кем бы ни была эта сила, какой бы ни была, она немножко напомнила Келебримбора. Но, конечно, это был не он. Келебримбор был мёртв — иначе бы Арагорн назвал его в списке оставшихся потомков Финвэ. Да и сила эта была скорее имитацией эльфа, не самим эльфом. В темноте они двинулись в глубь леса. Маэдрос и Леголас с помощью эльфийского зрения вели за собой товарищей. Как Гимли у Зеркального озера, Леголас остановился, вспомнил какой-то миф и спел песню, которую Маэдрос не узнал. Маглор, подумал он, смог бы присоединиться после пары куплетов, гордый своим мастерством. Но Маэдрос не имел талантов своего брата. И не прошло и пары минут после привала, как Маэдрос заметил за собой слежку. Преследователи были очень и очень умелыми, но Маэдрос привык к тому, что его преследуют. Следопыты двигались над землёй, по деревьям, и у всех были луки, а может, и не только луки. С учётом того, что они были вооружены и превосходили их числом, Маэдрос подумал, что разумным будет вернуть свой короткий меч Леголасу. Он заберёт его во время привала, но сейчас избавиться от оружия стало облегчением. — Их называют галадрим, — пояснил Леголас отряду, ещё раз расписав достоинства Лотлориэна. Для того, кто здесь никогда не бывал, он казался слишком уж тоскующим по этому краю. Маэдрос ощутил себя таким далёким от Химринга… хотя в этот момент он бы порадовался почти всему, где есть хорошее нолдорское обустройство. Стены. Кровати. Горячая вода… Гимли, Боромир и хоббиты, похоже, смирились с тем, что ночью придётся спать на деревьях. Но они-то не подозревали, насколько близки к ним хозяева леса. Сказать по правде, никто из них по-настоящему не знал, пока Леголас не попытался вспрыгнуть на дерево — тогда один из их преследователей криком повелел ему спуститься. Маэдрос прямо на ходу поднял руки вверх, сдаваясь. Леголас, прислонившись к дереву спиной, повторил его жест. Страж посмотрел на одного, на второго, а затем обратился к ним на синдарине с каким-то акцентом, от которого разобрать речь было трудно. Возможно, нандорский диалект повлиял, предположил Маэдрос, а может, и квэнья. Но, в целом, понять его было можно. Во всяком случае, тому, кого вырастил величайший и фанатичнейший в истории знаток языков и наречий. — Они так тяжело дышат, что мы легко могли бы пристрелить их даже в темноте, — небрежно произнёс предводитель стражей. Маэдрос всегда плохо реагировал на угрозы, потому тут же огрызнулся: — Ну тогда мы бы знали, что вы трусы, не готовые столкнуться лицом к лицу на твёрдой земле с усталыми путниками. Тот расхохотался. — Я не причиню вреда ни тебе, ни твоим друзьям. Мы даже на расстоянии поняли, что вот он, — страж махнул рукой в сторону Леголаса, — наш родич. Хотя так же очевидно, что вот ты — нет. — Перейдём на всеобщий язык? — предложил Маэдрос. По его опыту, эльфы такого сорта частенько выбирали говорить при чужеземцах на непонятных тем наречиях. — Да пожалуйста, — заявил страж на всеобщем языке с тем же сильным акцентом. — Если вы двое, да ещё Кольценосец, присоединитесь ко мне на дереве, я был бы очень признателен. Маэдрос не был уверен, что на этой встрече ему будут всерьёз рады, но ему было слишком любопытно, чтобы возражать, так что он сделал, как попросили. Они с Леголасом помогли Фродо взобраться на дерево по верёвочной лестнице. Леголас практически взлетел наверх, а Маэдрос, следуя зову нолдорской крови, использовал силу рук. Да и, справедливости ради, у него столько веков не хватало рук, чтобы так лазать по деревьям, и он всё ещё никак не мог привыкнуть. Сэм, казалось, расстроенный тем, что его оставили внизу, всё равно полез за ними, так что теперь на ветвях расположилась странная компания из семи эльфов и хоббитов. Главный страж, похоже, был единственным в их отряде, кто понимал языки смертных. Он представился как Халдир. Остальные двое оказались его братьями, Орофином и Румилем. — Как знаменитый знаток языков, — заметил Маэдрос на синдарине. — Точно! — воскликнул Румиль, не скрывая радости от встречи с кем-то, достаточно взрослым, чтобы знать его тёзку, и потащил Маэдроса поболтать. — Значит, лесной эльф, говорящий на синдарине, с именем нолдо, говорящего на квэнья! У твоих родителей, должно быть, целая история! Румиль наверно редко имел возможность пообщаться с чужеземцем, так что пустился в долгий рассказ о том, как его дед-тэлеро, который трудился вместе с тем самым Румилем, вступил потом в воинство Финарфина, прибыл в Белерианд и влюбился в лесную воительницу. Маэдрос, питавший слабость к военно-полевым романам, счёл историю невероятно трогательной. В свою очередь, он рассказал собеседнику правду о непрерывных сварах другого Румиля со своим отцом, хотя, конечно, имени последнего не называл. — Если гному завяжут глаза, — объявил Халдир, — а чужеземца Гэлона ещё сверх этого и свяжут, тогда… — Но это чудовищно несправедливо! — прервал его Фродо. Маэдрос тут же вернулся к теме. — Договорились. Так что, полагаю, переночуем здесь? Так оно и вышло. Галадрим оказались достаточно добры, покормили их, выдали одеяла, а Маэдросу — даже ленту для волос. Халдир ему явно не доверял, но зато Маэдрос завязал дружбу с Румилем и больше не чувствовал себя нежеланным гостем. — Так значит, ты просто пробудился в Копях и… и всё? — спросил Орофин, глядя на Маэдроса с сомнением. Маэдрос щёлкнул пальцами правой руки — задача, которую другой рукой он так до конца и не освоил. — Вроде того. Миг назад я был готов умереть. А в следующий я уже был здоров, и в фэа, и в хроа. — Как странно, — пробурчал Румиль. — Первое, что приходит на ум, это случай Глорфинделя. Но тот приплыл сюда из Амана. — Может, ты на самом деле и не умирал, а просто был без сознания? — предположил Орофин. — Две эпохи? Да ещё и материки сменились, а у меня выросла конечность? Братья обменялись взглядами, напомнив Маэдросу манеру Куруфина, Карантира и Келегорма. — Пути Валар неисповедимы, — проговорил Халдир. Взгляд его был направлен в сторону леса, и, похоже, разговор не занимал всех его мыслей сейчас. — Последуют ли за нами орки так близко к вашим границам? — Маэдрос решил сменить тему. Халдир пожал плечами. — Леголас сказал мне, что ты убил их главаря. Так что могут. Но границу перейти они не посмеют. Не так давно тысяча превосходно вооружённых эльфов появлялась тут на один лишь намёк на нарушение границы. — А теперь тут вы. — А теперь тут мы, к худу или к добру, — Халдир встал. — Нам нужно идти. И увести их подальше отсюда. Сомневаюсь, что они сюда доберутся, но если это произойдёт… — он стрельнул взглядом в сторону Леголаса и смертных. — Что ж, тогда разбираться придётся вам. — Я мог бы пойти с вами, — предложил Маэдрос, но Румиль покачал головой. — Гэлон, отдыхай. К рассвету твои силы могут тебе пригодиться. Усталый Маэдрос к своим новообретённым товарищам не вернулся. Вместо того, он свернулся калачиком под одеялом и глубоко уснул… так глубоко, как не спал с детства.