Не с чистого листа

Сны Маэдроса были безумными и ему неподвластными. Женщина со звёздами вместо веснушек подтолкнула его в извилистый коридор, отец жал ему руку, а ещё там был Фингон… но вот Фингон пропал, всё заполонил огонь, а потом Маэдрос ощутил, как у него отрастает рука. А другую огнём жёг Сильмарилл, выжигая прочь Клятву. И казалось, что сейчас с ним вместе сгорит и сам Маэдрос. Проснулся он в холодном поту пару часов спустя. Но, во всяком случае, хроа его отдохнуло, а разум прояснился. — Дурной сон? — спросил Румиль с ветви справа от Маэдроса. Маэдрос кивнул в ответ. — Что-то вроде. — У тебя сны сбываются? — Нет, слава Эру. Ну или нечасто. У кое-кого из родичей есть этот проклятый дар, но я им обделён. — Поразмыслив, сколько ещё можно безопасно для себя рассказать, Маэдрос добавил: — Как и многие другие таланты, по правде говоря. Музыка, искусство стрелять, скульптура, архитектура, знание языков, кузнечное дело — в моей семье во всём есть мастера. А я ни в чём. Румиль ничего не ответил, но взгляд, которым он одарил Халдира, сказал более, чем достаточно. — Что не означает, что я не развил никаких талантов сам, — сказал Маэдрос. — Не всё даётся от природы. Дипломатия, стойкость, дружелюбие к чужеземцам, — говоря последнее он многозначительно посмотрел на Румиля. — Это не магия, но не менее важно. Румиль уставился на свои руки. И вновь напомнил Маэдросу Карантира. — Орки всё-таки пришли к границе, — сказал он явно чтобы переменить тему. — Но мы их прогнали. — Ни на миг не сомневался, — Маэдрос потянулся было, чтобы положить руку Румилю на плечо, но обоих отвлёк Халдир — он обнажил меч, всматриваясь во что-то на дереве. — Там что-то есть, подобного чему я никогда не видел, — сказал он Фродо. Маэдрос перевёл сказанное им Румилю, и они присоединились к остальным. Халдир дал отчёт о ночных происшествиях, и его Маэдрос переводить не стал, в конце концов, Румиль сам в них участвовал. Теперь отряд, состоявший уже из одиннадцати путников: восьми членов братства, Маэдроса, Румиля и Халдира — отправился в путь. И стражи не обеспокоились пока тем, чтобы завязать глаза Гимли и Маэдросу, что Маэдрос оценил. Халдир вёл отряд, Румиль рыскал по сторонам, охраняя. Орофин, похоже, ушёл далеко вперёд предупредить галадрим о чужеземцах и орках на границе. Они двинулись на юг вдоль серебристой реки Нимродель, красота которой не ускользнула от Маэдроса. И шли так пару миль до брода. По словам Халдира, переход реки на севере обычно не одобрялся, и там не было никаких мостов, в целях обороны. Маэдрос, припомнив чертежи Куруфина с подъёмными мостами, пожалел, что у него недостаточно талантов и знаний, чтобы рассказать о них этим эльфам. Хотя и галадрим, и Леголас с лёгкостью пересекли реку с помощью одной лишь верёвки и помогли оставшимся путникам её перейти. Именно Маэдрос придумал использовать верёвки покороче, чтобы сделать страховки для хоббитов и Гимли. Хуже всего равновесие держал Боромир — его центр тяжести был выше, чем у остальных. Но зато высокий рост помог бы ему не утонуть, если бы тот вдруг свалился в реку. Маэдрос и Румиль помогли ему, а Леголас и Халдир подстраховывали остальных. Арагорн обладал поистине эльфийской грацией, и ему не составил труда переход, пока было за что держаться. И вновь Маэдрос задался вопросом, от кого же тот ведёт свою родословную. Когда они все наконец перешли реку, то оказались на земле Лотлориэна. И вот теперь Халдир объявил бедному Гимли, что ему завяжут глаза. Тот воспринял это не особенно хорошо, по понятным причинам. В отличие от Маэдроса, он был гостем, и посланным эльфийским владыкой, и отвечал на судьбы всей Арды. К тому же, в отличие от Маэдроса, он не лгал о себе и не скрывал тот факт, что трижды братоубийца. Арагорн, вновь показав, какой он прирождённый дипломат, предложил, чтобы глаза завязали всем. Гимли же огрызнулся, что ему достаточно, чтобы глаза завязали лишь Леголасу, и тот отреагировал на это так взросло, как и ожидалось. — Я эльф, я здесь родич! Арагорн открыл было рот, чтобы, без сомнения, выдать содержательную отповедь, но Маэдрос его опередил. — Леголас, это вопрос безопасности, и мы тут не для того, чтобы наслаждаться видами. Ваш предводитель велел, чтобы всем нам завязали глаза, и до тех пор, пока он не изменит приказ, ты должен его слушаться! Арагорн пронзил Маэдроса взглядом, полным подозрения, но ничего не сказал. То, что его назвали предводителем, было вполне точным, пусть он и отказывался назвать Маэдросу свой истинный титул. В конце концов, глаза завязали им всем, хотя руки — лишь одному Маэдросу. Халдир шёл спереди, а Румил замыкал движение. Пару минут спустя он потянул Маэдроса за собой в хвост процессии и вынудил замедлить ход. — Что? — прошептал Маэдрос. Он слышал шаги остальных, которые становились всё тише. — Думаю, я знаю кто ты, — прошептал Румиль в ответ. — Я напишу буквы на твоей ладони, только не дёргайся. Очень аккуратно Румиль вывел на его ладони буквы М-А-Э-Д-Р-О-С и затем медленно отнял свою руку. — Как ты догадался? — у Маэдроса не хватило смелости лгать. — Высокий, рыжеволосый. Нолдо из Валинора. Годы Древ, могущественная семья. И, кажется, ты обмолвился о том, что вновь обрёл конечность или что-то в этом роде. — Прости, что лгал тебе, — пробормотал Маэдрос. — Ты сказал брату? — Нет? — Но почему? — Ну… — Румиль сжал плечо Маэдроса и вновь повёл его вперёд. — По двум причинам. Либо я ошибся, и тогда, скажи я ему, мы бы бросили беззащитного и невинного эльфа оркам. Либо я прав, и тогда мой командир был бы очень недоволен, что я позволил опасному чужеземцу разгуливать по нашим землям без оков. Или Халдир последовал бы пути Дориата — а я не мог позволить ему сделать это. Маэдрос никогда не слышал ранее эту мрачную метафору в отношении братоубийства… но смысл он понял. — Ты оказываешь мне великую доброту. Сказал бы я, что перед тобой в долгу, но не уверен, что кто-то вроде меня вправе быть у кого-то в долгу. — Я сделал это не для тебя, — прошептал Румиль, и, конечно, это было так. — Если б только я мог сделать то же для своих братьев… — Маэдрос оборвал себя. От таких спекуляций не было бы никакой пользы. — Воздействует ли на тебя до сих пор наследие твоего отца? То есть, я о том, что если что-то подобное… — Румиль, вероятно, говорил о Клятве. — Точно не могу сказать, правда. Разум мой чист. Яснее, чем многие и многие сотни лет. Но я был очень разумен и в годы, когда надо мной довлело… наследие отца. С другой стороны, Валар зачем-то послали меня сюда. Не верю, что они сделали бы подобное, если б я представлял угрозу. И, коль скоро вы не скрываете здесь никаких… вещей моего отца, вряд ли сейчас это составляет какую-то трудность. За этим последовала долгая неуютная пауза, и затем Румиль прошептал. — Ох, прости. Я кивал. Весь день затем они шли и говорили мало. В доверии Румиля для Маэдроса оказалось нечто, что, казалось, вернуло ему веру в добро. Одно дело — отправиться спасать мир и всех, кого ты любишь. Ибо, пусть это и очень опасно, награда манит многих. Честь, слава, поклонение, любовь. Но вот спасать братоубийцу, чтобы твой брат не стал таковым — в этом вовсе не было славы. Маэдрос когда-то знал того, кто спас братоубийцу ценой собственной жизни. Это… спасение Маэдроса снискало ему мало любви. Румилю был дан величайший дар — доброта. Прирождённая доброта. Этой ночью Маэдрос почти не спал. Он сидел в дозоре с Румилем, всё ещё с завязанными глазами и связанными руками. Слава Эру, Халдир согласился немного поспать, и они с Румилем обрели немного уединения. — Расскажешь мне? — спросил Румиль, голосом тихим, как ветер в листве. — Ты вправду хочешь знать? История не особенно-то приятная. Румиль, сидевший, прислонившись к Маэдросу, пожал плечами. — Ну, моя мать всегда поощряла во мне тягу к знаниям. Это будет историческое событие. «Истинная история Маэдроса сына Феанора», записанная Румилем Младшим. — Не уверен, что моё жизнеописание обретёт популярность. По крайней мере, в ближайшие пару тысяч лет. — Да кому нужна эта популярность? Это просто нужно записать! Ну ладно… не знаю… Ну расскажи мне какой-нибудь свой секрет! И Маэдрос рассказал. — А я был женат. Ты знал? Румиль наклонился и сдвинул повязку Маэдроса ему на лоб. — Что, правда?! Золотые деревья вокруг потрясали воображение. Маэдрос в жизни не видел ничего подобного. Он моргнул раз, другой и поднял на Румиля глаза. — Правда. Но, думаю, теперь это неважно, так как мы оба погибли. — Но как же принцу удалось держать свою женитьбу в секрете? Маэдрос ухмыльнулся. — Ну, я-то отрёкся от престола. А вот как делал это Фингон, не знаю. Румиль стиснул плечи Маэдроса. — Ты был женат на Фингоне?! Том самом Фингоне?! — О, поверь, я и сам тому дивился, — пошутил Маэдрос. Румиль расхохотался. — Вот это скандал! Знаешь, даже если ты мне больше ничего не расскажешь, думаю, моё имя уже войдёт в историю. Как Эльфа, Который, Узнал О Тайном Браке Маэдроса. Маэдрос тоже засмеялся, и после оба долго молчали. Румиль бережно вернул повязку на место, но слегка её ослабил, так что Маэдрос мог видеть боковым зрением золотистые отблески. В том, чтобы делиться секретами, оказалось что-то удивительно мощное, будто что-то скрытое обрело наконец свой голос. Теперь, если он вновь погибнет, кто-то будет знать и помнить правду о его чувствах. Даже если Румиль никому ни слова не скажет, это будет жить с ним вместе… — Ваша связь прервалась? — спросил Румиль. Вопрос был бестактным. — Конечно… задолго до того, как я умер. — Слова не застряли в горле у Маэдроса, хотя были времена, когда так оно было. — Нет… я знаю. Прости… я о том… а сейчас она как? Потому что ты жив, Глорфиндель жив, а вы ведь оба из нолдор, а вдруг… По правде говоря, это совершенно не приходило Маэдросу в голову. Он так привык к тишине в своём разуме, который был надёжно запечатан многие годы. Даже когда Фингон был жив, то была единственная связь, которую Маэдрос позволял себе поддерживать. После Тангородрим иначе он не мог. Потом, когда Фингон погиб, Маэдрос полностью закрыл от всех свой разум. Так и Маглор, и близнецы были защищены от его страданий, которые пали бы на них бременем. Но то было тогда, а сейчас… Маэдрос опустил свои щиты, мало заботясь о последствиях этого. И тут же случилось сразу несколько вещей. Магия, охраняющая Лотлориэн, опасно завибрировала, будто змея приготовилась нанести удар. Брачная связь Маэдроса внезапно вернулась к жизни, такая тонкая, такая тугая, будто нить между двумя конями в галопе. Щиты Маглора, столь прочные и искусно выставленные, как никогда в жизни, вонзились в границы разума Маэдроса, словно плохо сидящая броня. И третий эльф — не Маглор, не Фингон — кто-то, чьего разума Маэдрос никогда ранее не касался, на квэнья произнёс: «Это невозможно!» И Саурон, которого Маэдрос знал слишком хорошо, чтобы это его радовало, развернул своё око — это когда он превратился в одно лишь око? — прямо к Лориэну. Его ослабевшая магия встретилась с подобной змее магии границ, и те отразили удар. Маэдрос мгновенно поднял щиты — так же быстро, как опустил их — прежде, чем нанёс бы новый вред. — Ай Элберет! — воскликнул Халдир, пробуждаясь. — Что это было?! Стоны и кряхтенье вокруг оповестили Маэдроса, что проснулись и все остальные. — Я почувствовал! — на вестроне произнёс Фродо. Маэдрос был в такой лихорадке, у него так кружилась голова и от радости, и страха, и надежды, что он совсем потерял голову и не в состоянии был переводить для Румиля. — Это я виноват, — сказал он своим спутникам. — Я опустил свои щиты на миг, и, похоже, потревожил охрану границ. Простите меня. — Затем, на синдарине, он обратился к Румилю: — Мой муж жив, Румиль!!! Так далеко — но он жив!!! — Затем его настигло понимание, и он воскликнул: — Стой, Фродо, но как ты это почувствовал? Фродо отвернулся. В обычных обстоятельствах Маэдрос расспросил бы его дальше, но сейчас в его теле бушевал адреналин, и он чувствовал себя так, будто сейчас взлетит в воздух. Фингон жив! Кто бы ни властвовал над этим лесом, он будет на Маэдроса в ярости. Но Фингон жив! Щиты Маэдроса выставлены так надёжно, что он не сможет более его коснуться, но он жив! Он жив. И кто-то, чей разум ему незнаком, так тонко настроен на него, что смог даже произнести слово в первый же миг контакта. Фингон был слишком далеко, чтобы переговариваться словами. Но он был жив. Саурон невероятно устрашал — и наблюдал, похоже, за всем, но, по крайней мере, он был не единственным из прошлого Маэдроса, кто был ещё жив. Потому что Фингон был жив. — Твой муж?! — раздражённо выпалил Халдир. — Да. Мы женаты две с половиной тысячи лет, полагаю. Хотя продлилось всё лишь несколько сотен лет. Я не полный дурак, чтобы опускать свои ментальные щиты посреди чужого леса без причины. Как бы там ни было, больше никто не смог уснуть. Арагорн нервно расхаживал взад-вперёд, Маэдрос знал об этом, потому что тот наталкивался на деревья. Боромир и Гимли ворчали друг на друга, а Фродо о чём-то шептался с Сэмом. Что бы тот ни ощутил, это, похоже, его ужасно встревожило. Леса эльфов бурлили, переполненные магией. В разуме это отдавалось столь громко, что Маэдрос надеялся, что не перебудил всех эльфов Лориэна. — Нам надо идти, — в итоге сказал Халдир. — Сидеть тут просто так — пустая трата времени. И вот отряд продолжил путь, устало, но решительно. Возбуждение Маэдроса постепенно ослабевало, но радость от знания, что Фингон жив, не стихала. И, пока они шли, Маэдрос начал кропотливый процесс перестройки своего разума так, чтобы Фингон оказался не снаружи, а внутри. Так, как было до гибели Фингона… и это было скорее похоже на вычищение паутины из углов места, где ты когда-то жил, чем на стройку нового дома. Он не успел завершить эту задачу до конца, и полдень ещё не настал, когда они внезапно остановились. Похоже, они встретились с другим отрядом, потому что Маэдрос расслышал шелест ткани, звяканье металла и тихое дыхание. Халдир и Румиль опустились на колени. — Моя госпожа, — на синдарине произнёс Халдир. — Вы путешествуете к границе? Будет война? Владычица Лориэна рассмеялась, и голос её Маэдросу был знаком… но этого просто не могло быть! Здесь живут лесные эльфы и синдар, а не… но его кузина всегда была выдающейся личностью. — Нет, Халдир. Во всяком случае, пока нет. Хотя эти отряды направляются на границу против орков, я тут по личному делу. Но для начала я хочу знать, где Митрандир? — Пал, — это был голос Арагорна, и в нём слышалась глубокая скорбь. — Воистину дурные новости, — сказала Артанис-Галадриэль — а это несомненно была она. И в её голосе тоже звенело горе. — Прошу тебя, расскажи с самого начала, что же случилось. Снимите с них повязки, со всех. Они явились в эти леса по велению владыки Элронда и с моего благословения. Видимо, Маэдроса тоже посчитали за «всех», потому что Румиль вновь сдвинул его повязку, и он встретился взглядом с Галадриэль. Она стала старше с их последней встречи, но не утратила ни красоты, ни изящества. И очевидно обладала всё той же стальной волей, хотя время и долг лежали на ней тяжким грузом. Это была не принцесса нолдор. О нет. Это была великая властительница сама по себе. Предводительница воинства. Без сомнения, именно она владела магией этих мест. Он не понимал, как мог принять её за Келебримбора. — Прости, — сказал ей Маэдрос на квэнья. Это вызвало ропот у собравшихся, но он не отступил, опускаясь перед ней на колени. — За все горести, что я причинил тебе и твоей родне, прошу у тебя прощения. За Инголдо, я… — Поговорим позже, — перебила его Галадриэль. — А теперь Арагорн сын Араторна, расскажи мне сам, что случилось, прошу тебя. И Арагорн рассказал. С разрешения Галадриэль он свободно говорил в присутствии Маэдроса об их миссии, хоть и в туманных выражениях. И о том, что пошло не так. — И это был балрог? — спросила она, обращаясь прямо к Маэдросу. — Да, госпожа, — он назвал её титулом. В конце концов, тут были её земли, а после смерти Гил-галада она оставалась главой своего дома, а может и всего их рода во всём Средиземье. Она покачала головой. — Мне следовало знать, что именно пробудили Кхазад так много лет назад. Возможно, такое знание предотвратило бы их возвращение. А может и нет. Кто бы не хотел взглянуть на тёмные воды Келед-Зарам или ледяные ключи Кибель-Налы? Чертоги Кхазад-Дума были воистину прекрасны, насколько я помню. Гимли, с тем гномьим обаянием, которое вызвало бы у Азагхала зависть, сказал: — Но куда прекраснее живые земли Лориэна, и их Владычица Галадриэль превыше всех драгоценностей, что скрыты под землёй. Галадриэль наградила его сияющей улыбкой и затем сказала: — Ты делаешь мне честь, Гимли сын Глоина. Теперь я вас отпускаю. Халдир поведёт вас дальше, в город Галадрим, к моему супругу и Владыке. Ему не терпится услышать ваши новости, добрые или дурные. Доверьтесь ему: он один из мудрейших среди эльфийского народа, и столь долго живёт на этих берегах. А я присоединюсь к вам так скоро, как смогу. Поняв, что аудиенция окончена, Халдир и Румиль вновь собрали отряд, а войско, если так можно было его назвать, двинулось дальше в сторону врага. Галадриэль потянула Маэдроса на ноги. — Моя госпожа, — осторожно начал Халдир, — вы уверены… — Совершенно уверена, — под мягкостью тона Галадриэль звучала сталь. А затем, словно вдруг что-то вспомнив, она добавила: — и развяжите его. Если Халдир и не перестал беспокоиться о своей госпоже, то удержал опасения при себе. А Румиль перерезал верёвки у Маэдроса на запястьях. — Благодарю тебя, — произнёс Маэдрос, хотя и сам не понимал, в чей адрес, Галадриэль или Румиля. — Идём со мной, — в голосе Галадриэль звучали и предложение, и приказ, и Маэдрос послушался. Они вдвоём ушли под деревья, подальше от Румиля, Халдира и братства. Лишь Маэдрос удостоверился, что они одни, тут же сказал, снова на квэнья: — Артанис, клянусь Валар, как же я рад тебя видеть. Она ударила его по лицу, да так сильно, что сбила с ног, и он влетел в ближайшее дерево. Руководствуясь тем здравым смыслом, что не был из него выбит, Маэдрос предпочёл остаться на земле, снизу вверх глядя на кузину. На правой руке её был перстень, и он оставил на щеке Маэдроса ссадину. — Что ещё за шутки с твоими щитами, Майтимо?! Я могла тебя убить! Или — что куда хуже! — тебя мог увидеть Саурон. Он мог увидеть Фродо! Прошедшая тысяча лет сделала тебя ещё большим глупцом? — За это ты меня двинула, или за всё остальное? — Маэдросу на самом деле было любопытно. — И за то, и за другое, — Галадриэль потянулась и потрогала щёку Маэдроса, но лечить не стала. Ссадина была неглубока, и шрама всё равно не осталось бы. — Я не хотел рушить твои чары, — извинился Маэдрос. — Я просто… я просто вдруг понял, что мои супружеские узы могут быть снова в силе, и я должен был проверить. Я не мог больше ни о чём думать. Слова застали Галадриэль врасплох, и она опустилась перед ним на колени. — Супружеские?.. — Между Финьо и мной. Он так далеко, что я едва почувствовал бы нашу связь, если бы не обрушил щиты в один миг и сразу. Но узы есть! — Оборони нас Эру! — пробормотала Галадриэль с застарелой тоской в голосе. — Я родом из семьи глупцов. Маэдрос не смог удержаться от улыбки. — Да неужели же ты не знала? Галадриэль долго молчала, а затем уселась на землю и подтянула колени к груди, как девчонкой когда-то. — Почему ты хочешь просить прощения за Финдарато? Ты ничего ему не сделал. — Но я мог сделать большее для него, мог сдержать братьев. Я должен был. Они были моими вассалами. Галадриэль мягко пожала плечами. — Я сама не сделала ничего, чтобы спасти его, а он был моим братом. Может, если бы я меньше в Первую эпоху пряталась, а больше использовала то, чем одарила меня природа, погибло бы меньше нашего народа. — Ты была очень юна, — необдуманно сказал Маэдрос. — Все мы были очень юны, — парировала Галадриэль. — Все мы были детьми, без опыта на путях мироздания. То была правда, и Маэдрос спорить не стал. Они немного посидели в тишине, и он почувствовал, как к нему потянулись нити силы Галадриэль. На этот раз куда осторожнее, он приоткрыл в своих щитах окно и потянулся ей навстречу. И они обнялись, телами и душами. — Так как же ты тут оказался? — тихо спросила Галадриэль, лишь они отстранились друг от друга. Маэдрос поведал ей свою историю, от пробуждения в копях до встречи с Румилем и его братьями. Пока он рассказывал, он осознал, что всего третий день в этом странном новом для него времени. В голове это не укладывалось. — Так что же, ни один из стражей моего королевства не догадался, кто ты на самом деле? Оскорбившись за Румиля, Маэдрос сказал: — Думаю, один догадался, но просто не счёл за лучший выбор говорить остальным, что среди них восставший из мёртвых братоубийца. Галадриэль расхохоталась. — Значит, Румиль! — И, заработав от Маэдроса резкий взгляд, добавила: — О, я его не обижу. Он делал ровно то, о чём я просила его. Но меня немного задевает, что Халдир ничего не заметил, как всегда, он слишком озабочен собой. Ну, а Орофин часть времени провёл со мной и точно ничего не понял. — Румиль добрее всех, кого я знал в последнее, столь долгое время. И невиннее. В глазах Галадриэль появилась грусть. — Вырос в мирное время. — Все мы выросли в мирное время, — напомнил ей Маэдрос. — Нет, мы росли до того, как случились войны. Это совсем иное. Нельзя считать, что ты вырос в мирное время, когда нет ничего, кроме мирного времени. Вся наша жизнь была выстроена ради войны — а потом ради борьбы с ней. — Похоже, что и сейчас вы готовитесь к войне. Галадриэль покачала головой, золотые локоны рассыпались по спине. — Возможно. Но если и так, это война не столько эльфийского народа. Победим мы или проиграем, это конец наших дней в Средиземье. Ну или для большинства из нас. Хотя, может, и не для меня. Обречённость, рок. Но это было невозможно, конечно. В конце концов, больше не было верховного короля. Значит, не осталось больше нолдор, чтобы править здесь. — Ну конечно. Народ… — О, народ будет прощён. Уже прощён. Но ты забыл. Я сама была зачинщицей бунта. Многие ли из народа моего отца могли бы быть спасены, если бы я повернула назад? Я не искупила вины. Более того, если мы проиграем войну, моей силы может быть достаточно чтобы на какой-то миг сдержать Саурона. Может, этого времени хватит, чтобы мой народ смог уйти. Маэдрос почувствовал боль за кузину, но у него были и свои тревоги. — А Элронд? — Элронд наследует матери. Он уплывёт — или я его заставлю. А что тебе с этого? — Элронд… значит для меня кое-что. Заставишь его? А что с этого тебе? Галадриэль резко встала и потянула на ноги и Маэдроса. — Он женат на моей дочери, и я не хочу, чтобы она осталась вдовой. А теперь пошли. Я пообещала братству, что вновь с ними встречусь. И я верю, что тебе понравится наш город. Он до сих пор чудесен, — отвернувшись от него, она добавила: — И я должна присоединиться к их скорби по Гэндальфу Серому. Он был достойнейшим, и в такие времена нам его особенно будет его не хватать. Маэдрос последовал за ней, но не мог не спросить: — Как случилось, что ты стала другом Майа? Зная то, что я о тебе знаю, это кажется… невероятным. Галадриэль не стала парировать его слова. Она остановились и склонила голову, золотые волосы струились вокруг её лица, как вуаль. Когда она, наконец, заговорила, голос её, казалось, был пронизан печалью. — Митрандир, Гэндальф был среди лучших из тех, кого я имела счастье знать. Невзирая на то, кем была я, кем был он, мы стали друзьями. Он никогда не вёл себя покровительственно. Ни ко мне, ни к смертным. Если ты встречался с Майар, ты знаешь, что они любят напускать на себя вид «я знаю побольше вас». Но Гэндальф в жизни не сказал бы такого мне. В Средиземье он стал таким, как его обитатели. И меня не удивило, что он первым пал в этом путешествии братства. Он бы просто иначе не смог в тот момент. Маэдрос не был знаком с этим Майа, но видел, как он погиб, и тоже склонил голову. Мало кто заслуживал от Галадриэль таких слов. И потерять его, к тому же, обладавшего такой мощью, действительно было трагедией. Вздохнув пару раз, Галадриэль, казалось, пришла в себя. Коснувшись плеча Маэдроса, она вернула его из мыслей в настоящее, и они направились в него дальше.