Не с чистого листа

Войска Маэдроса последовали за армией Арагорна на рассвете следующего же дня. В основном это была та тысяча, которой командовал Амнус — по счастливой случайности, выжили все наездники мумаков и большой отряд конников. Замыкали армию колесничие истерлингов под командованием того толмача с древнего языка истерлингов, который выжил и был повышен в звании прямо на поле боя, небольшая конная группа варайгов, которым их королева велела подчиняться самому Маэдросу, и те, кто вчера говорил на «эльфийском» и синдарине. К войску присоединился и Элладан, а вот Халдиру Маэдрос велел остаться. Хороший лучник куда полезнее на стенах, чем в поле. Такой выбор войска Маэдрос сделал исключительно ради его скорости — ну, кроме мумаков, польза которых была в том, что они волокли осадные машины и катапульты. Вся его стратегия полагалась на то, что они смогут быстро опередить подступающую армию орков, но при этом останутся на достаточно близком расстоянии, чтобы те решили их преследовать. Сомнительно, что Саурон захочет отправить их далеко от Мордора, но орки славились тем, что не в состоянии долго следовать приказу. Когда перед ними подобное искушение, как скорая добыча, ничто не может удержать их от охоты. Минас-Моргула они достигли за два дня. Торопиться не следовало — слишком раннее прибытие навредило бы планам Арагорна. На дороге никого не было видно, кроме пары воинов, которых Арагорн выслал, чтобы стеречь своё войско с тыла. Маэдрос направил их на пару миль к северу, чтобы большая армия орков, которая пройдёт здесь через пару дней, их не сокрушила на своём пути. В основном, эти воины были верными Фарамира, так что хорошо знали, как прятаться на местности от орков. Они настороженно отнеслись к харадрим, но с Маэдросом были вполне вежливы. Он пожелал им удачи и повёл свои силы дальше. К самой крепости они подошли ночью, и Маэдрос велел своим людям отдыхать. Впереди ещё несколько долгих дней, и атака за миг до рассвета никакой пользы не принесёт. Те подчинились и разбрелись — чтобы снова собраться, когда солнце встанет. Маэдрос спал очень поверхностно и беспокойно, и ему ничего не снилось: ни сны, вызванные брачными узами, ни какая-либо странная магия. Они равномерно расставили катапульты как можно ближе к Минас-Моргулу, но так, чтобы не подвергать опасности людей, на разум которых могли воздействовать назгулы. Теперь перед Маэдросом встала задача понять, как же ослабить или пресечь злые чары в этих землях, чтобы создать реальную угрозу для Саурона и его сил. Катапульты были лишь первым шагом. Саурон, бывший ученик Ауле, умел связывать себя с формами и строениями. Возможно, именно поэтому Финрод не сумел использовать собственную связь с Минас-Тирит, чтобы победить Саурона, тогда ещё лишь приспешника Врага. Раз так, возможно, ущерб Минас-Моргулу ослабит и власть Саурона над этим местом. Но это не единственное, что требовалось тут сделать. Злом была пропитана тут сама земля и все воды. Даже если они каким-то чудом разнесут Минас-Моргул до основания, потребуются годы, чтобы земли очистились без посторонней помощи. Если иметь роскошь мечтать, Маэдрос бы привел сюда с полдюжины известных ему эльфов: Галадриэль, Кирдана, Элронда, Келеброна, Глорфинделя, Фингона — и все вместе они сотворили бы чары, чтобы разрушить здесь всё. А так, он был тут один, о своих силах и сам представления не имел, да ещё с ним был Элладан, который родился слишком поздно, чтобы владеть такими способностями… Скорее всего, у них даже не получится ослабить чары… — Отдавайте приказ открыть огонь, когда все будут готовы, — велел Маэдрос одному из своих «эльфийских» командиров. — Со стенами пусть не возятся, но постараются разрушить башни, если сумеют. Приказ был передан. Другой «эльфийский» командир спросил: — И что делать нам, оставшимся, ваше величество? — Пока ничего. Отдохните. Но передайте всем остальным военачальникам, что они должны зайти ко мне в любое время до захода солнца. Остаток дня они пристреливались по городу. Когда диск солнца коснулся горизонта, удалось пробить камнем одну из маленьких сторожевых башен прямо в середине крепости, и та, зашатавшись, камень за камнем обрушилась на город. И Маэдрос ощутил, как задрожали заклятья, сковавшие это место. Конечно, они не ослабли настолько, чтобы меньше действовать на людей, но это было уже что-то. Маэдрос хотел поговорить со своими командирами по одной очень простой причине. Нужно было узнать, есть ли в ком, по случайности, нуменорская кровь. И если да — влияют ли на них чары этого места меньше, чем на собратьев без примеси такой крови. Оказалось, его догадка верна, так что он потребовал от Амнуса, кто как раз и командовал всеми «нуменорцами», кроме одного варайга, составить список самых сильных, умных решительных, преданных и отважных воинов среди них. Ему требовались люди, которые меньше всех будут подвержены тёмной магии. И из таких он отобрал девятерых. Пятеро харадрим с севера, трое — с юга, и тот самый единственный варайг. Один из северян, бледнокожий, оказался шпионом и говорил на вестроне, что от внимания Маэдроса не ускользнуло. Неудивительно, что его принимали за гондорца. Вместе с Элладаном они составили очень даже зловещую десятку — то же число последователей, что было у Финрода против Саурона. — Такое ощущение, будто я в сказке, — сказал Элладан, когда десятеро во главе с Маэдросом на утро собрались вместе. — Почти верю, что сейчас с неба спустятся орлы Манвэ и сами разнесут башни на куски. Маэдрос непроизвольно поёжился. — Надеюсь, до этого не дойдёт. Орлам зачастую всё равно, жив ты или умер. — Но тебя-то они принесли живым. — А отца Фингона — мёртвым. И, честно говоря, во мне это пробудило предубеждение. Так или иначе, в характерах они ничего не понимают. Это меня стоило принести мёртвым, а отца Фингона — живым, а вовсе не наоборот! Элладан изогнул бровь — что могло означать сотню вещей — но не произнёс ничего. — А я согласен с полуэльфом, — сказал шпион. Маэдросу он представился как Халон, что, скорее всего, было ненастоящим именем, но лучше, чем ничего, что частенько бывало со шпионами. — Зови меня Элладаном, — великодушно разрешил ему означенный полуэльф, — уж коли мы собираемся последовать общей и, вероятно, ужасной судьбе, нам стоит знать имена друг друга. И прочие члены группы, с помощью Халона как толмача, представились друг другу. Маэдрос постарался запомнить их имена: Калнус, Арон, Тарон, Петрис, Тай, Малтар, Корил, и тот самый варайг — он оказался женщиной, заявившей, что её якобы зовут Канадиэль. Похоже, что настоящие имена в культуре варайгов имели чрезвычайно важное значение — ведь и их правительницу все звали просто Королевой. — Итак, — подытожил Халон, когда знакомство завершилось, — что теперь нам делать? Маэдрос приготовился вновь сыграть роль лидера. — Теперь, когда чары слегка ослабли, мы войдём внутрь, и я попытаюсь ослабить её ещё больше, находясь в стенах крепости, а Элладан мне поможет. Все остальные нужны мне, чтобы защищать нас от орков, пока мы будем работать. — Наши так и будут стрелять, когда мы пойдём? — спросил Халон, переводя разговор для Канадиэль. Неподалёку громыхнул камень о камень — Маэдрос поморщился и встал, чтобы отдать приказ прекратить стрельбу. — А нам что делать? — спросил Амнус через другого переводчика. — Я же не могу приказать своим воинам просто так сидеть и смотреть! Ответ, который Маэдрос дал на этот вопрос, принадлежал Фингону. Прошлой ночью Маэдрос спросил того, нет ли у него хороших идей, и тот подсказал ему нечто столь простое, что оно действительно могло сработать. — Есть ли какие-то песни, которые знают все? Амнус припомнил пару и обернулся через плечо, выкрикивая приказ. Всадники полезли на мумаков за барабанами и рогами. Другие вытащили из рукавов или своих пожитков флейты, лиры и ещё какие-то незнакомые инструменты — Маэдрос никогда раньше такого не видел — из самых разных материалов, от тонко вырезанного дерева и слоновой кости до чего-то, что выглядело, как дохлый гусь, проткнутый палками. Понимая, что это последний миг затишья перед бурей, он хлопнул Амнуса по плечу и бросился к своей десятке. — Готов? — спросил он Элладана. Тот пожал плечами. — Куда уж больше. И он первым шагнул по полю, дрогнув, когда волна тёмной магии захлестнула его. Маэдрос последовал за ним — и ощутил то же самое. Элладан вытянул руку и по очереди перетащил каждого из товарищей через эту невидимую границу. Ещё по дороге он оповестил Маэдроса, что является одним из тех немногих эльфов, кто умел направлять свою силу прямо от фэа к фэа. Ему не требовалось для этого никакого мастерства и способа, но работать он мог лишь с живыми существами, детьми Эру, Ауле или Йаванны. Умение было бесценным и довольно-таки редким, Маэдрос подумал, что могущественнее него разве что Глорфиндель или дядя Арафинвэ. — Да одарит нас Тулкас силой, а Несса — быстротой, — пробормотал себе под нос Маэдрос и приступил к работе. Он вытащил Кане, и эльфийская сталь ярко засияла во тьме чуждой магии. Элладан повторил его жест. Его клинок, как решил Маэдрос, был похож на гондолинский — неудивительно, учитывая, от кого вёл род Элронд. Вероятно, большая часть оставшихся жителей Гондолина в конце концов оказалась в его доме. — Воистину превосходный клинок, — сощурившись, сказал Халон, — жаль, что у нас больше нет таких чудесных вещей, чтобы защитить всех. Он вытащил свой собственный короткий меч и так резко взмахнул им, что тот запел. Маэдрос, не раздумывая, тут же блокировал его выпад своим мечом. — Не время рисоваться! И да — мой клинок действительно хорош. Он сработан моим братом Куруфином для Финрода из Нарготронда. Мне подарила его сестра Финрода, госпожа Галадриэль. Элладан задумчиво посмотрел на него. — Да уж, клинок с родословной! Так что, будем болтать о мечах или размахивать ими? — Надеюсь, ни то, ни другое, но согласен, что пора двигаться дальше. Они медленно шли по пустынной земле. Какой-то части Маэдроса ужасно хотелось просто поджечь всё вокруг и присоединиться к Арагорну в прямом, настоящем бою, но он знал, что этому не бывать. И для Арагорна, и для хоббитов будет лучше, если силы Саурона и его разум вынужден будет метаться между двумя задачами. Когда они отошли от своего войска достаточно далеко, послышалась музыка. До ее источника было уже не меньше трети мили, но она была вполне различимой. Гул барабанов, медные рожки эхом отражались от величественных гор, и Маэдрос услышал, как один из его товарищей-людей выдохнул с облегчением. В конце концов, музыка была тканью Арды, и пусть люди и не могли манипулировать ею подобно эльфам, это не означало, что они не способны противостоять чужим манипуляциям. Своей музыкой они бросали вызов чарам, которые напустил в эти места Саурон. Один человек мало на что способен, и даже тысяча с лишним людских певцов и музыкантов не смогли бы сделать столько, сколько Фингон, Финрод или Маглор в одиночку. Не говоря уже о Лютиэн, которая могла бы стереть Минас Моргул в пыль… или об отце Маэдроса, который уж точно изобрёл бы что-нибудь ужасающее — с тем же итогом. Но всё же музыка людей помогала облегчить труд Элладана, задачей которого было довести спутников до места в целости и сохранности, и бремя самого Маэдроса, на которого магия нагоняла страх и ярость. Позже, когда Элладан ощутил, что силы его покидают, Маэдрос дал ему руку и поделился с ним силой собственной. Конечно, так, как с Фингоном, не получилось бы, но Элладан тоже был членом их рода — а эльфам их рода удавался обмен силой лучше прочих. — Брать у тебя силу, — сказал ему Элладан, упершись ладонями в колени и переводя дыхание, — это всё равно что пить из реки. Маэдрос на это предложил ему глоток воды из своей фляги. — Если тебе станет от этого легче — твоя бабушка мне тут рассказала, что я один из самых могущественных эльфов, с которыми она когда-либо сталкивалась. А может и самый могущественный — из тех, кто не умеет направлять собственную силу через мастерство фэа. Элладан зыркнул на него и схватил флягу. — Один из самых могущественных?.. — Будешь в Валиноре, познакомишься и со всеми остальными. Ну, кроме Лютиэн и моего отца, конечно же. Элладан поёжился. — Ты так говоришь, будто хочешь меня заставить уплыть туда. — Любопытство пробуждает куда больше желания что-то сделать, чем ты думаешь. Они продолжили путь. К тому времени, как они достигли врат, пение стихло, и теперь лишь рокот барабанов эхом отдавался от гор. Огромный камень отколол от массивных врат кусочек, но сами они остались стоять. — Стоило взять с собой этот дурацкий таран, — пробормотал Маэдрос. Халдир на это покачал головой. — Мумаки и на милю бы не подошли к этому месту, если б только не бежали от тысячи призраков. Пожалуй, он был прав, однако, так как все защитники крепость покинули, внутрь, за ворота, оказалось попасть не так уж и трудно. Маэдрос, опираясь на руку Элладана и плечо Петриса, взобрался на стену. Люди на такое были неспособны, но Маэдрос — вполне, хотя ему сначала пришлось кое-что пояснить Халону о гибкости эльфов. С облегчением Маэдрос увидел, что все орки покинули город. Никто не встретил его с той стороны стены, даже когда он отодвинул тяжёлый засов врат и впустил внутрь своих друзей. Минас-Моргул размером был примерно с Минас-Тирит, но, похоже, их компания была тут единственными живыми существами. Даже ни единой крысы не попалось на глаза Маэдросу. Вскоре им предстояло начать свою работу и отвлечь на себя внимание Саурона, но пока Маэдрос хотел дать тому время собрать свою армию: останься хоть часть её позади, и это уже чревато тем, что их план не сработает, как надо. Маэдрос в границах владений Саурона всё же отвлечет на себя часть армии, как и, без сомнений, тысяча воинов, которая сейчас двигается к границе. Так что Маэдрос велел Элладану отдохнуть, пока у них ещё есть время, а Тису — его охранять, а остальные разбились на пары, чтобы обыскать крепость. Маэдрос приказал им уничтожить все следы орков, что они найдут, и все запасы оружия. Число их было нечётным, что значило, что сам Маэдрос остался в одиночестве, хотя пустой город не слишком уж его и напрягал. Он вглядывался в темноту, пока жёг запасы обнаруженного им тухлого мяса, а ещё успел разбить подобранным молотом пару рун на языке Саурона, выгравированных на стене. Но источник тьмы, что он пытался обнаружить, нашёлся в маленьком домике: нечто очень коварное… с большим количеством ног. Дочь Унголианты зашипела на него, обнажая жвалы. Маэдрос, опешив, но не слишком уж удивившись, воздел меч и зашипел в ответ. Она была огромна, но непобедимой не выглядела, да и к тому же, похоже, была ранена. Ибо невредимое создание Тьмы уже бросилось бы на Маэдроса или сбежало бы. И Маэдрос разглядел под ней лужи тёмной крови. — Он сказал мне, что ты придёшь! — прошипела она, казалось, прямо в его голове. Древнее чудовище великой силы… — Сын Феанора! Я сама должна была увидеть тебя! О, с таким количеством глаз, Маэдрос был уверен, она видела много чего. Те выглядели совершенно сверхъестественно и казались слегка расфокусированными. — Что ж, надеюсь, наслаждение зрелищем того стоило — но, боюсь, ему пришёл конец! Тут-то она и прыгнула, а Маэдрос нырнул обратно в дверной проём и захлопнул дверь прямо перед её носом. — Гигантский паук! — закричал он, понимая, что её истинное название ничего не скажет Халону. — Гигантский паук?! — откуда-то раздался голос Халона. Паучиха в ответ всем телом ударилась о деревянную дверь и проломила её. Маэдрос взмахнул мечом, отрубив ей передние ноги, и побежал, прежде чем она сумела бы его укусить. — Гигантский паук, беги, беги! Ещё раз повторять не пришлось. Сверкнули искрами кольчуги, и Халон с Кальнусом рванули вниз по улице. Паучиха, преследовавшая Маэдроса, вновь кинулась на него — и тут он резко остановился и бросился на землю. Она промахнулась буквально на пару дюймов и завизжала. Затем попыталась развернуться к нему, но, потеряв равновесие, споткнулась о брусчатку, и крутанулась вокруг своей оси так, что перед глазами её ничего не оказалось. Кальнус в конце улицы попытался натянуть тетиву — Маэдрос видел, как трясутся у того руки. И понадеялся, что Оромэ окажется милосерден к ним обоим. — Стреляй! — крикнул он, чтобы Кальнус не колебался в страхе случайно пристрелить его. Паучиха прянула назад, пытаясь ударить Маэдроса оставшейся передней лапой, но теперь ей не удавалось держать равновесие, и она промахнулась, махнув лапой прямо у него перед носом. Маэдрос попытался уклониться и, когда она вновь промахнулась, понял, что произошло. Тогда он нагнулся, отстегнул от пояса ножны и бросил в сторону — и тогда паучиха бросилась в погоню на звук. Это дало Маэдросу время подняться на ноги и крикнуть Кальнусу и Халону: — Она ослепла! Паучиха рванула обратно на звук его голоса, но вновь развернулась — закричал уже Халон. Благодаря этому Маэдрос сумел рубануть её по одной из задних ног. Отрубить ту совсем не удалось, но Маэдрос ранил её настолько, что она подломилась под весом паучихи. Та развернулась, чуть не приземлившись на Маэдроса, которому опять пришлось уклоняться в сторону. — Эй, паук! — вновь крикнул Халон, и когда та на миг замерла, Кальнус выстрелил. Стрела вонзилась прямо между парой ее ослепших глаз, но не убила. Тогда Кальнус выстрелил ещё дважды, и когда паучиха попыталась уползти, Маэдрос ударил мечом по другой её ноге, наконец, сбив её с ног. Ещё один выстрел Кальнуса — и всё было кончено. Маэдрос ощутил, как она умерла — будто толика зла в этих землях отступила и стала рассеиваться. Древнее ужасное существо… и всё же, убив её, он ощутил укол совести. Она была слепа и ранена. Бесславная смерть для такой свирепой твари… — Один истерлинг рассказывал мне о таких штуках, — сказал Халон, подходя к Маэдросу. — Думал, он меня разыгрывает… Он повторил то же самое для Кальнуса, уже на родном языке. — Увы, нет. Они вполне реальны. Хоть в наши дни их всё меньше. Их — и более ужасных существ, как я думаю. Ты счастливчик, что это единственная подобная тварь, что тебе встретилась. Халон перевел его слова Кальнусу, а Маэдрос в это время вернул себе свои ножны и похлопал по карманам в поисках кремня. — Принесите мне всё, что сгодится на дрова, хочу сжечь её. Они нашли сломанную дверь и всякую старую мебель. Маэдрос порубил сухую древесину на щепки и разжёг огонь. — Гори и забери с собой всю заразу из этих земель, — сказал он огню, или, скорее, самому себе. — Гори и принеси сюда на миг мир и спокойствие. Гори и очищай. Древнее существо выползло из тьмы. Пусть она закончит свой путь в чистом свете. Пламя взревело и поглотило паучиху. Маэдрос подался назад, потрясённый. Он и не думал, что отродье Унголианты окажется таким взрывоопасным. Но, пусть его слова, может, и были просто словами, казалось, воздух, пока она горела, становился всё чище и чище, и легче. Маэдрос стёр копоть и паучью кровь со своих штанов и развернулся к людям и полуэльфу, которые собрались вокруг. — Пора! — сказал он им. — Саурон наверняка обратил на нас своё Око. Смертные образовали круг вокруг бессмертного и неопределившегося, обнажив мечи и луки. Маэдрос, в свою очередь, сел, скрестив ноги, на камни и протянул Элладану руки ладонями вверх. Тот взял их, пристально глядя на Маэдроса. — Ты уверен? — тихо спросил Элладан на квэнья, чтобы их никто не понял. Маэдрос крепко обхватил ладони Элладана своими. — Куда уж больше. А ты? — Нет, — пожал плечами Элладан, — но всё равно идём вперёд. Затем, без предупреждения, он открыл канал связи между ними. До того его манеру можно было сравнить с попытками выпить реку с помощью чашки. Теперь он прыгнул вперёд безоглядно. Маэдрос отдал ему всю свою силу, кроме той части, что поддерживала связь с Фингоном, и они вместе глазами своих фэа осмотрели окрестности, а ещё увидели связи друг друга. Элладан смог увидеть открытую связь Маэдроса с Фингоном и линии, протянувшиеся к другим близким, закрытые. Маэдрос ощутил биение сердца Элрохира — мерный ритм в такт всей музыке жизни Элладана. Он слышал пространства, где должны были звучать и другие инструменты: Арвен, Келебриан, Элронд — но те были слишком далеко. Их фэа парили над Минас-Моргулом. Маэдрос видел всё: сверкающие реки, несущие воды к морю, белые башни Минас-Тирита, Чёрные Врата, к которым шли маршем армии Арагорна. Он видел и самого Арагорна, и Элрохира, и Гэндальфа на конях. Видел Халдира в Осгилиате и даже, по каким-то непостижимым причинам, отблески Фарамира и Имрахиля. Когда-нибудь, когда война окончится, и если он выживет, ему надо расспросить Имрахиля, что в нём такое странное. Ну, конечно, не такими словами. «Думаю, в нём кровь эльфов», — подал голос Элладан. Благоговение переполняло его разум, ранее он ничего подобного не видел. Маэдрос, сам редко выполнявший подобные манёвры, в основном, на уроках с отцом, находился под слегка меньшим впечатлением. Но лишь слегка. «Но откуда?» «Понятия не имею. Но знаешь, я узнаю в нём и в Боромире что-то, что есть и во мне. И их род живёт необычно долго. Ты разве ничего такого в Боромире не замечал?» От Маэдроса требовалось признание в его слепоте, но он его делать не стал. «Нам пора начинать». Маэдрос велел Элладану перевести взгляд вниз, и они сосредоточились на Минас-Моргуле и тёмной магии, что в крепости обитала. Зло само по себе могло быть живым дышащим созданием. Моргот и Саурон, отродье Унголианты, оборотни, балроги, драконы… здесь зло жило в назгулах, но и само по себе тоже, оно вплелось в камень, в саму музыку Арды. Элладан же владел искусством, из которого была создана сама жизнь, и он всё это чувствовал даже так, как не чувствовал Маэдрос. «Как холодно, — подумал Элладан. — Не думал, что будет так холодно…» «Думаю, каждый ощущает это по-своему. Из очень надёжных источников знаю, что Льды — само зло холода… и всё же и в Химринге было холодно, а там самым большим злом был я. Меня лично холод после этого всегда только успокаивает. Хотя, может, это и странно… Зло кажется нам таким, каким мы сами хотим его видеть. Для меня это всегда чувство, что я стою на краю пропасти и смотрю вниз…» «Мама никак не могла перестать дрожать…» Вряд ли Элладан намеревался делиться таким с Маэдросом… Маэдрос осторожно подталкивал его, пока тот не коснулся самого основания злой силы, её сердцевины. А затем повёл его обратно, наверх, к солнцу и звёздам, к бесконечности. Это упражнение он не раз проделывал с отцом, хотя обычно в куда менее мрачных обстоятельствах. Затем они сосредоточились на некоторых предметах в кузнице, а не на сердце зла, и на деревьях, а не на солнце со звёздами. «Слушай, — приказал Маэдрос. — Слушай всё это. Самый маленький камешек, самую яркую звезду. Скалы вокруг и ветер. Слушай своё хроа. Слушай воду рек, слушай, как сдвигаются плиты, на которых стоит мир. Слушай пламя и его сердце. Это музыка Арды, ни больше, ни меньше. Это музыка Арды во всём своём ужасе, истине и великолепии. Слушай и пой!» Слова были старыми, на самом деле, такими старыми, что Маэдрос сказал их на квэнья своего отца. Он так ясно помнил то, как отец был его проводником в том, чтобы увидеть Арду, увидеть её на самом деле, в первый раз. Ему всегда хотелось передать кому-то этот урок… когда-нибудь. Но для Элронда с Элросом он этого сделать не мог, для такой работы требовалось доверие, а Элрос в подходящем возрасте доверял Маэдросу немногим больше, чем сам Маэдрос доверял себе. Фингон мог бы дать ему возможность обучить Гил-галада, но он подозревал, что этот долг в конце концов пал на Кирдана. Маэдрос удивился, что Элладану этот урок не преподали раньше. Может, подумал он про себя, это было долгом его матери. А может, то, что Элладан не мог определиться со своей судьбой, никому не позволяло обучать его подобным образом. И он ощутил, что Элладан действительно прислушивается. Эхо в его сознании было подобно пению кристаллов. «Понимаю. Сколь много я понимаю!» «Думаешь, достаточно, чтобы взять это в свои руки?» Элладан, сын своего отца, ответил вопросом на вопрос: «А ты — достаточно?» «Нет, Элладан, в том-то и дело. Я всё вижу, всё чувствую, но коснуться не могу. Но думаю, что ты сможешь, просто силой фэа. Так что потянись к музыке, позволь ей стать частью тебя — а потом вплети в неё это место. Представь себе, будто играет оркестр, и один музыкант в нём держит слишком медленный темп, а тебе надо его, образно говоря, слегка подтолкнуть. Маэдрос послал Элладану почти все свои силы, оставив себе лишь малую часть — про запас и на поддержание брачной связи. И в тот же миг подтолкнул Элладана в эту музыку, чтобы тот вплёл в неё свои «пальцы». От силы удара он задрожал, но продолжил движение вперёд, через зло. «Это место не его/твоё, — хором проговорили Маэдрос и Элладан. — Оно моё/наше/Арагорна/Гондора/ничьё». Всё глубже погружались они в волшебство и выжигали темноту прочь. Маэдрос удержал Элладана, прежде чем тот чуть не слил остатки своей силы туда. «Жди». И Саурон всё понял. Он ринулся на них — стена зубов, глаз, огня… «Беги!» Маэдрос пробудил Элладана и схватился за Кане. Клинок полыхал светом, и он спрятал его в ножны. «Бежим! — приказал Маэдрос. Халону приказ повторять не потребовалось. Они помчались со всех ног прочь из Минас-Моргула, через его врата, затем по полям. В земле, к счастью, горело куда меньше зла, ибо времени на остановку у них не было. Они совсем запыхались — и тут мимо пролетела первая стрела. Даже Маэдрос напрягся, а Элладан, слишком много сил потративший, чтобы привлечь Саурона, споткнулся. Маэдрос схватил его за руку и потащил за собой. Вдали он видел, как поднималась конница, затаптывая костры, натягивая луки. Маэдрос велел им не стрелять по оркам, пока его отряд не погибнет — или не окажется позади лучников. Приказ, конечно, спасал лишь его самого да его отряд — но, в конце концов, он супруг короля или кто. Кроме того, начав стрелять раньше, воины сдержали бы орков, чего не хотелось бы. Они бежали ещё несколько минут, и тут одна из стрел поразила цель, попав Кальнусу в спину. Ещё до того, как тело того коснулось земли, Маэдрос знал, что он мёртв. Оставь они его тут — орки осквернят тело, как и всегда, а они уже нагоняли беглецов. Маэдрос резко остановился, отпустив Элладана и во второй раз за сегодняшний день понадеялся на удачу, вспомнив костры харадрим в Минас-Тирит, всю историю и самоотверженность их народа, примером которой был Кальнус, отчаянный и храбрый… — Молю вас!.. — воскликнул он, и ему даже не пришлось вытаскивать кремень — тело вспыхнуло как факел. Рядом стукнула о землю ещё одна стрела, и Маэдрос вновь побежал. Остальные члены отряда невредимыми вернулись к своим, быстро вскарабкались на мумаков и коней. Стрелки, более приказом не скованные, выпустили пару залпов в стремительно приближавшуюся толпу орков. Эта часть плана Маэдроса была хорошо отрепетирована заранее. Конница вела себя так, будто сейчас ринется на орков. Те, прекрасно понимая, что атака такого немалого числа всадников разобьёт их авангард, остановились как вкопанные. Те, кто нёс копья и щиты, выступили вперёд, а лучники ретировались в арьергард. Маэдрос ничего не предпринял с этим, атаковать их он не намеревался. Вместо того, он приказал начать наступление всадникам мумаков. Те были не столь быстры, как лошади, но могли дать им фору. Опасность была всё ещё близка, если бы не новая удача. Догорал костёр, в котором сгорело тело Кальнуса — а Минас-Моргул был окружён полями сухой травы. И той потребовалось совсем немного времени, чтобы заполыхать пожаром. Оркам пришлось разбить строй, и Амнус, воспользовавшись этим, приказал коннице быстро настичь разбежавшийся авангард. Конники прорезали его, будто нож — масло, и столь же плавно развернулись и отступили. И предприняли бы вторую попытку, но тут Маэдрос услышал хлопанье крыльев. Лишь пары крыльев, но хватало и одной, так что Маэдрос приказал вернуться к первоначальному плану, и всё войско быстро устремилось к Осгилиату.