Не с чистого листа

Когда Фингон нашёл Маглора, он не знал в точности, что же с ним делать. Его первым порывом было поискать тёплое местечко и накормить Маглора — ведь тот выглядел таким худым! Но он сомневался, что Маглор сможет перенести пищу. Так что он просто развёл костёр и усадил Маглора перед ним, а сам отправился охотиться на кроликов. Он, конечно, беспокоился, как бы Маглор не убежал, пока сам он охотится. Но тот не убежал. Он молча сидел и смотрел на огонь, покачиваясь взад-вперёд. Фингон решил, что неплохим началом будет крепкий бульон, но сам он в готовке никогда мастером не был, а уж Маэдрос-то был поваром ещё хуже. Но Маглору, казалось, было всё равно, хотя когда-то он бы обоих высмеял. Ну раз так, Фингону удалось заставить того выпить полчашки бульона, и вот Маглор наконец заговорил. — Ты и правда здесь, по-настоящему, — прошептал он. — Точно, — кивнул Фингон. — И Маэдрос тоже настоящий. — Именно. У Маглора так сильно затряслись руки, что пришлось отставить чашку. Фингон, ничего на свете так не желавший, как чтобы на его месте оказался Маэдрос, гостеприимно распахнул объятия жестом, понятным любому в мире. Поначалу Маглор, казалось, колебался, но Фингон не сделал более ни одного движения и не принуждал его, и тогда Маглор прильнул к нему и позволил себя обнять. Как ужасно от него воняло — но Маэдрос после Тангородрим благоухал ещё хуже, и кто Фингон был, чтобы винить их за это. И не в последнюю очередь потому, что он чувствовал себя очень виноватым перед Маглором. Он ведь был готов оставить его. Он хотел бросить его. Навсегда. — Я с тобой, — сказал он Маглору. — Я настоящий, он настоящий — и ты настоящий. — Я оставил его умирать в одиночестве, — признался Маглор, будто бы Фингон сам не сделал того же. — Я забрал Сильмарилл и убежал — и бросил его умирать одного. Фингон крепче прижал Маглора к груди. — Он тебя не винит. И я не виню. Что ты. И они долго сидели, держа друг друга в объятиях. Маглор плакал, уткнувшись Фингону в плечо, а тот вцепился в его спутанные волосы. — Маэдрос, — позвал Фингон, — у тебя есть минутка? У Маэдроса была минутка. — Лаурэ… хочешь поговорить с Маэдросом? Маглор отстранился, утёр глаза и нос тыльной стороной руки. — Я не настолько доверяю своему разуму… боюсь навредить ему. — А через меня? Понимаю, это не слишком-то уединённо, но… — Да! — перебил его Маглор. Фингон впустил Маэдроса, вывел его вперёд и позволил тому забрать власть над своими действиями. — Привет… — громко сказал за него Маэдрос. В теле Фингона он держался совсем иначе, чем хозяин тела. Разные позы, и даже разное произношение. Фингон в теле Маэдроса мог бы сделать то же самое, хотя знал, как беспокоит Маэдроса потеря контроля над собой. А сам он не возражал против того, чтобы отдать власть над собой Маэдросу… на минуту-другую. Особенно ради чего-то вроде того, что происходило сейчас. Маэдрос, конечно, если на него надавить, мог бы сделать то же самое, но он так ненавидел ощущение, что собственное тело ему не принадлежит, что Фингон никогда этого не делал. Маглор же определённо мог видеть эту разницу. Он прикрыл рот ладонью. — Так значит, ты наконец уговорил его на тебе жениться? Маэдрос кивнул. Его радость и веселье яркой звездой засияли в разуме Фингона. — Да ты знал о нас долгие годы, разве нет? Ты — и все остальные наши безобразники! — Да я даже до тебя знал, — срывающимся голосом проговорил Маглор. — Ещё в Тирионе, а потом в Форменосе… и в Альквалондэ. Знал, что он спасёт тебя на Тангородрим — точнее, умрёт, пытаясь это сделать… знал, как вы нужны друг другу в Химринге. Знал, когда ты после Нирнаэт все дни проводил в ступоре… и ни слова не сказал тебе, чтобы тебя утешить. Маэдрос в теле Фингона притянул брата к себе ближе, в объятие куда более близкое, чем мог предложить Фингон. — Ты не мог бы предложить мне ни одного слова, что бы меня утешило. Но ты был со мной рядом, а меня с тобой рядом не было… прости меня за это. — Я прощаю. Облегчение Маэдроса звоном отдалось в разуме Фингона. — Ты заслуживаешь лучшего. Лучшего! Ты заплатил за то, что мы сотворили, самую большую цену! — Я не могу вернуться, Нельо… я не готов. «И я не готов», — подумал Маэдрос. — Ну значит не возвращайся. Иди вперёд! Маглор горько рассмеялся. — Да кому я нужен кроме матери! — Мне, — ответил Фингон и тут же прервался, осознав, что говорит вслух. — Ох, прости, я только что потерял связь с Маэдросом: похоже он там с кем-то говорит. Маглор медленно моргнул и произнёс: — Разве мы были друзьями? Фингон пожал плечами. — Не знаю, если честно. Но, скажу тебе, ты всегда любил Маэдроса и относился ко мне получше прочих ваших братьев, потому что я тоже любил его. Маглор склонил голову. — Да этого маловато. Ты дарил нам лишь уважение, а мы тебя презирали. — Ну «лишь уважение» — это громко сказано, — ответил Фингон, припоминая все те сотни стычек и недобрых слов, отпущенных за спинами кузенов. Маглор фыркнул. — Ну уж побольше уважения, чем мы тебе выказали, и это после того, как ты рисковал жизнью, спасая нашего брата от немыслимых мук. Думаю, Куруфин после этого даже стал грубее! О да, то была правда. — Ну Куруфин есть Куруфин. Просить его относиться к кому-то прилично — это как просить Ауле перестать ковать! Маглор чуть было не рассмеялся — и на какой-то миг Фингон увидел прежнего Канафинвэ, блестящего и полного радости — как той последней ночью в Тирионе… перед началом конца. — Что ж, как бы там ни было, позволь поздравить тебя со вступлением в брак. О Эру, может, я теперь единственный, кто может это сделать. Ну конечно. Маглор же не знал, да и как он мог бы. — Маглор… Карантир, Амрод, Амрос — они живы. Многие в нашей семье живы. Протянулось мучительно долгое молчание. Маглор пялился вниз, на свои руки, сжавшиеся в кулаки на коленях… почти в кулаки. Фингон подумал, что с руками у того, наверно, что-то не в порядке, но сейчас было неподходящее время дёргать Маглора по этому поводу. Всему своё время. — Карантир хотел пойти со мной. Но мы получили вердикт валар, что я должен идти один, — Фингон опустил ту часть, где Карантир взял с него обещание оставить Маглора. — Все по тебе скучают, знаешь… Ты бы даже удивился. Так, Финрод всегда думал, что с тобой музицировать куда лучше, чем со мной. Говорит, я не «сею гармонию». Маглор почти улыбнулся. — Ну, ты мог бы и получше играть. Маглор не обладал красотой Маэдроса или выразительными чертами Келегорма, но, когда уголок его губ чуть приподнялся, Фингон вспомнил, что тот тоже в своё время был красив. Дело было в его глазах — такие же, как у Маэдроса — и в том, как он освещал своим присутствием всё вокруг, как и Маэдрос. Но и не только. В нём была какая-то открытость, способность быть искренним, которая привносила во всё, что он делал, какой-то удивительный магнетизм. Но и делала его себялюбивым козлом, который очень любил покорять окружающих… хотя сейчас Фингон ничего такого в нём разглядеть не мог. Тот был разбит, опустошён, слаб… но в сердце его что-то осталось прежним. И в этот момент Фингона осенило. — Стой! Ведь ты не ел! И не поддерживал костёр. Но кто… В листве послышался шорох, и Фингон схватился за меч. Но клинок не светился. Хотя Фингон всё равно взмахнул им. — Кто здесь?! — требовательно воскликнул он на вестроне, а затем, на синдарине, Маглору: — Ложись! Маглор тут же подчинился, и, как ни странно, то же сделал и незваный гость. Точнее, гостья. Она спрыгнула с дерева и шагнула в круг света от костра. Она достаточно походила на свою мать, чтобы Фингон сразу её узнал и тут же бросил меч. — Арвен?! Та встретила его взгляд. — А ты кто, позволь спросить?! Фингон представился и спросил: — Что ты тут делаешь? И почему сидела на дереве? Арвен неловко поскребла в затылке. — О, это долгая история… можно? Фингон махнул рукой, предлагая ей присесть у костра, и, обернувшись к Маглору, пояснил: — Это дочка Элронда. — Так и есть, — кивнула Арвен. — И это — часть ответа на твой первый вопрос. — Так тебя отец послал? О, Фингон понял ответ ещё до того, как она раскрыла рот. Это был в точности тот виноватый вид, который приобретала Галадриэль. Когда выкрасила Финроду волосы перед первым свиданием с Амариэ, а он был так взволнован, что даже не заметил. — Нет. Не посылал, хотя я тут ради него. Когда вернулся Маэдрос, отец так всполошился! Он ощутил Маэдроса, даже с большого расстояния, и страшно расстроился. Я за него беспокоилась. И вот, на следующий день, упросила всё мне рассказать. Он был в такой растерянности, что, наконец, во всём признался. Мы с братьями, конечно, давно знали, что он вовсе не считает сыновей Феанора похитителями, и что у него полно счастливых воспоминаний о детстве. Но до того дня я и не представляла себе его привязанности. Он рассказал мне, как долгие годы искал тебя, владыка Маглор, и как горевал, потеряв Маэдроса, когда ещё был так юн. Я… отец пережил столь много потерь за свою жизнь! Он бы никогда не отпустил меня на войну с Арагорном, справедливо, да, но я, как и братья, отличный и обученный следопыт, так что, раз уж я могла что-то сделать… — Ты хотела найти Маглора, чтобы сгладить отцу тот факт, что ты выбрала путь смертных! — перебил её Фингон. Арвен открыла было рот, чтобы ответить, но замерла, так как заговорил Маглор, очень-очень тихо: — Он искал меня?.. Арвен кивнула, а Фингон сказал: — Все эти годы… ты не знал? А мы думали, ты нарочно прячешься. — Да, — тут же ответил Маглор, — и нет. Я прятался от Гил-галада и его народа. От Кирдана — и его народа. И от Галадриэль с Келебримбором. Им не нужна была та боль, которую я бы им принёс. Но Элронд… Он прервался и погрузился в молчание. Арвен протянула тонкую руку и сжала его пальцы. Маглор, поражённый, поднял на неё взгляд. Фингон задумался, когда же в последний раз кто-то приветствовал Маглора с такой добротой… — Вернёшься со мной в Имладрис? — голос её упал почти до шёпота. Маглор покачал головой. — Ну пожалуйста! Там рады всем путникам. Эльфам, людям, гномам, хоббитам, магам. Осчастливь моего отца тем путником, кого он ждёт с тех времён, когда я даже ещё не родилась. Улыбка, которой она его одарила, была столь сладка, что могла бы подсластить все пироги Тириона. — Я не могу, — прошептал Маглор, глядя в землю и избегая поднимать глаза на Арвен. Тогда она протянула другую руку и теперь обеими крепко сжимала ладонь Маглора. — Война окончится прежде, чем мы доберёмся до Имладриса, дедушка. Победа или поражение — конец близок. Если мы победим, я не стану тебя принуждать. Ибо в этих землях настанет мир, и ты будешь спасён. Но если мы проиграем… — Об этом не стоит и думать! — слишком резко перебил её Фингон и тут же об этом пожалел. Она встретила его взгляд. — Ни мне, ни тебе. Но мы должны. Я должна думать, что тогда никогда не выйду замуж за того, кого люблю. Как и твой Маэдрос падёт перед Сауроном, делая правое дело, с моим Арагорном случится то же самое, а нам надо будет жить дальше. Больше того. Настанет наш черёд сражаться или бежать. Если Арагорн умрёт, а с ним рядом и мои братья, кому-то придётся убедиться, что мой отец не бросит вызов Саурону. И кто-то должен будет помочь нам выиграть время, так что мы попытались увести наш народ в безопасное место. Если это вообще будет возможно. С Трандуилом будет крайне трудно договориться, если его сын погибнет. И продумать всё это — как и ещё тысячу неприятных вещей — наш долг. Она, конечно, была права. Фингон склонил голову в знак согласия. — Толку от нас тут будет мало, но Маглора я не оставлю. Моя совесть не позволит мне этого — как и отпустить тебя в путешествие одну в эти опасные времена. — Может и так, но я всё же пытаюсь донести до владыки Маглора, что, если мы проиграем, нам потребуется его помощь! Я не смогу позаботиться об отце, бабушке с дедушкой и Имладрисе в одиночку! Мне нужна твоя помощь! Вас обоих! — …мое наказание не кончено, — прошептал Маглор. Арвен, явив несомненную и, похоже, унаследованную от Тургона, логику, сказала: — Тогда у меня к тебе предложение. Если мы победим, можешь вернуться и даже не заглядывать в Имладрис. Ты, скорее всего, в своих терзаниях прогуляешь только месяц, к тому же, потратишь это время, чтобы утешить наследницу Дориата по двум линиям и Сириона — по одной. А если мы проиграем… если проиграем, то, думаю, терзаний хватит на нас всех. По-моему, честно! — Дорогая моя госпожа… — Дедушка, ну пожалуйста! — она наклонилась и положила ладонь ему на плечо. Маглор обмяк, будто тряпичная кукла. — Что ж, хорошо, Имладрис так Имладрис. Несмотря на это заявление, уходить пока они не спешили. Фингон уговорил Маглора выпить ещё чашку бульона, а сам разделил с Арвен оставшиеся припасы и то, что осталось от добытого им кролика. А затем Арвен настояла, чтобы Маглор сел смирно, и, с лёгкостью пользуясь своим эльфийским даром, принялась распутывать колтуны в его волосах, что-то тихонько напевая себе под нос. — Итак, — произнёс Маглор, — похоже, мы все трое — музыканты. Арвен на миг умолкла, хотя пальцы её продолжали свой труд. — Да, ради удовольствия. Но если говорить о моём способе направлять энергию фэа — нет. Обо мне часто так думают, ошибочно, потому что сопоставляют с Лютиэн — но нет. Я много что могу напеть, но моя естественная склонность — ясновидение, яснознание, предвидение, хотя я и на треть не так хороша в этом, как бабушка. Маглор поморщился. Фингон припомнил, что Нерданель, пусть всю свою жизнь и любила рукотворное ремесло, всю жизнь страдала странными вспышками предвидения. Такого проклятия никто из них никому не пожелал бы. — Ты видишь что-то о нас? — спросил Фингон. Арвен отняла руки от волос Маглора и сложила их перед собой. Мгновение спустя она продолжила свою работу. — Всё слишком уж запутано. Красота и боль ждут тебя впереди. Сколько чего — не знаю, да и знай — не сказала бы тебе. Долгий путь — но это лишь потому, что вы эльфы. Для тебя, верховный король, вижу железную корону, объятую пламенем, а для тебя, дедушка — затянутое облаками ночное небо. И не буду ничего говорить об увиденном, чтобы не повлиять на то, как оно сбудется. Просить провидца растолковать свои видения было невежливо, так что Фингон с Маглором этого делать не стали. Арвен опять принялась напевать, а Фингон достал арфу и стал ей подыгрывать. Он разглядел на лице Маглора плохо скрываемую тоску и намеренно пропустил пару нот, а затем сбавил темп так, чтобы играть чуть медленнее, чем пела Арвен. Взгляд Маглора из тоскливого стал страдальческим. — Фингон! — простонал Маглор. Именно этого Фингон и добивался. — Вместо того, чтоб жаловаться на меня, сыграй сам! — он протянул арфу Маглору. Тот покачал головой. — Не могу. Фингон уже хотел было спросить, почему, но Маглор успел раньше: раскрыл ладонь и показал Фингону узлы шрамов, покрывавшие его правую ладонь. А затем продемонстрировал и левую, которая выглядела получше, но ненамного. Фингон впился ногтями в ладони собственные, а Арвен скорчила сочувствующую гримасу. — Ты когда-нибудь показывал это целителю? — спросила Арвен и, подумав, добавила: — Можно я тебя заплету? — Да, пожалуйста, — Маглор склонил голову, чтобы облегчить ей работу. — И нет, я никогда к целителю не ходил. Я обработал раны, но чтобы сделать что-то большее, мне требовался ещё кто-то. Он не стал добавлять, что не стал бы искать помощи у кого-то ещё. Арвен вытащила из сумы у своих ног гребень и разделила волосы Маглора на три пряди. Она плела очень быстро и ловко, коса под её руками родилась в мгновение ока. Фингон отложил арфу на землю и взял ладонь Маглора в свои. Шрамы были грубыми, скорее всего, были повреждены нервные волокна, и повреждения были немалыми. И, конечно, они не могли не ограничивать движения его пальцев… — Я не целитель, — сказал Фингон, — но, думаю, что получше тебя, когда ты не в состоянии играть. Позволишь мне кое-что сделать? И не затягивай опять песню, что это часть твоего наказания! Ты куда лучше послужишь тем людям, кому себя посвятил, если сможешь им ещё и играть. Маглор не сказал «да» — но и «нет» не сказал. Конечно же, просто так дар принять он не мог — эта старая феанорианская гордость! Но и силы, поддерживавшие её, ушли. Фингон подобрал арфу и начал наигрывать целительную мелодию. Но не ту, что играл для Теодена из Рохана, та предназначалась для свежих ран. Вместо того он воспользовался теми же чарами, что и когда-то давно, когда лечил раны Маэдроса в годы после Тангородрим, просто слегка скорректировал песнь именно под ожоги. Песнь была создана, чтобы её пели по кругу несколько целителей, и после третьего или четвёртого куплета к нему присоединилась Арвен, и теперь они пели вместе. У неё был приятный голос, словно парящий над землёй в удивительной гармонии. Маглор никогда не мог устоять перед шансом спеть с кем-то, равным ему в мастерстве, так что и он подал голос, в следующий круг, и они втроём спели песнь ещё дважды, прежде чем рухнуть от усталости. Внешне, казалось, со шрамами Маглора ничего не произошло: они были всё такими же огромными и уродливыми. И, подозревал Фингон, поскольку то было наказание от самой Варды, они должны остаться такими навсегда. И всё же в сердце Госпожи звёздного света было место прощению — потому что Маглор медленно согнул пальцы, и на лице его вспыхнуло настоящее ликование. — Фингон!.. — прошептал он враз охрипшим голосом. — Фингон… похоже, я могу играть! Фингон передал ему арфу, и, хотя Маглор взял лишь аккорд, в воздухе он прозвучал так ясно и чисто. Маглор рассмеялся и тут же разрыдался и рыдал, пока не смог опять смеяться. Арвен поглаживала его спину по кругу, перебросив заплетённую ею косу ему через правое плечо. Так они и сидели, пока Маглор не перестал плакать и смеяться. Затем Арвен собрала их пожитки, а Фингон тщательно затушил костёр. Так будет лучше, если кто-то попытается их выследить… хотя, скорее всего скрыться будет невозможно, потому что они шли через необитаемые земли. Удивительно, но их путь в Мифлонд занял куда меньше времени, чем путь Фингона оттуда — пожалуй, дня на два. И это с учётом того, что привалы они делали куда чаще и отдыхали дольше. Просто Маглор знал много коротких путей и тайных троп, которые ставили в тупик не только Фингона, но и Арвен. Та со стыдом призналась, что совершенно не справилась с задачей найти Маглора. Лишь удача да совет Кирдана направили её в нужном направлении. И она сумела найти их лагерь, а затем обнаружила, что за ней следят, и сама стала выслеживать Фингона. Фингону тоже стало стыдно — за то, что, как оказалось, он куда хуже Маглора умеет заметать следы — хотя он нарочно притворился совсем уж пристыженным… чтобы Маглор улыбнулся. Ещё Фингон пару раз улучил минутку, чтобы поговорить с Маэдросом. Больше не удалось: оба они были очень заняты, Фингон — своими спутниками, Маэдрос — своей армией, внуком и Сауроном. Маэдрос пообещал, что до битвы они ещё поговорят, хотя Фингон сам об этом заикаться не стал. Хоть каких-то битв избежать было легко… лучше уж Маэдрос будет в относительной безопасности и иногда связывается с ним… чем вовсе не в безопасности. По мере их пути, Маглору бывало и лучше, и хуже. Хотя так плохо, как в день их встречи, ему не было не разу. Он регулярно сомневался, что Фингон рядом с ним по-настоящему — тут на помощь приходила Арвен, ведь её Маглор помнить не мог, потому и не мог считать, что она — лишь ожившее воспоминание. Но шли дни, и их путешествие вошло в свой ритм и стало уже чем-то вроде привычной рутины. Если Маглора посещал один из «снов Моргота», Арвен разговаривала с ним и возвращала к реальности, а Фингон обнимал его и говорил, что прощает. Несмотря на все эти трудности, Маглору в целом всё же день ото дня становилось лучше. Музыка его была великим даром, и Фингон видел, как успокаивались его фэа и хроа оттого, что он вновь мог музицировать. — Интересно, на что он оказался бы способен, если бы опустил стены своего разума, — однажды проговорила Арвен, когда Маглор спал. Ему нужно было сна больше, чем эльфу обычно — как и пищи. Фингон припомнил, как с небес спускался огонь, сотрясалась земля и останавливались армии на их пути. — А мне неинтересно. — Хотелось бы мне, чтобы он хотя бы сумел впустить нас… И Фингон хотел бы этого. Арвен одна отправилась говорить с Кирданом. Фингон попытался убедить Маглора тоже пойти, но тот настойчиво хотел держаться подальше от общества эльфов. Так что, в определенном смысле предсказуемым оказалось то, что Кирдан появился сам — с возвратившейся Арвен, царственно взирая со своего высокого пятнистого жеребца. Арвен, на вернувшемся к ней её собственном коне, вела за собой третью лошадь — белую кобылу, не используя никакой верёвки, лишь время от времени ласково поглаживая ту по плечу. Завидев Маглора, Кирдан соскользнул с коня и шёл пешим, пока не оказался от Маглора на расстоянии вытянутой руки. — Твои родичи однажды спасли мне жизнь, — осторожно произнёс он. — Я помню. Ещё я помню кровь на набережных Альквалондэ, кровь, запятнавшую красоту Дориата и мир Сириона. Кирдан склонил голову. — И я помню это, но не могу не радоваться, когда встречаю кого-то, кто помнит дни прежде солнца. Нас осталось так мало. Пятеро, если быть точным, если мы не будем считать айнур и этих недавно возродившихся, но посчитаем Глорфинделя. Маглор грустно покачал головой. — Память их так коротка… я стараюсь изо всех сил, но это так трудно. Кирдан деликатно обнял его. — Знаю, друг мой, знаю. Маглор дал Кирдану на долгий миг притянуть себя ближе. Затем Корабел раскинул руки шире и включил в объятие и Фингона. Он напомнил Фингону дедушку Маэдроса, Махтана — своей бородой, уверенностью в себе и непринуждённостью. — Берегите себя, — прошептал Кирдан. — Может, тут и не Белерианд… но и не Валинор. — Обещаю, — Фингон сказал это за них обоих. — И о ней позаботьтесь. — Обещаем, — голос Маглора звучал хрипло. Кирдан отпустил их, одарив каждого поцелуем в лоб. Арвен же он поцеловал руку и отправился пешком обратно в Мифлонд, напевая себе под нос. — Он напоминает мне моего деда, — пробормотал Маглор, и Фингон улыбнулся ему. — И мне тоже! Думаю, дело в бороде! — И да, и нет, — Маглор пожал плечами. — Думаю, дело в том, что он так естественно уверен в себе, а ещё в нём ни капли высокомерия, и при этом он совершенный мастер в своём искусстве. Арвен подвела к ним своих лошадей, за которыми последовал и конь Кирдана, будто потерявшийся щенок. — Садитесь на коней, господа мои. Путь в Имладрис долог, пусть и прекрасен, как и любой другой в эти последние дни тьмы над нами. И уж точно прекраснее, чем те пути, которым следуют ныне наши братья и возлюбленные. Маглор выбрал жеребца Кирдана и шептал тому на ухо какие-то тайные слова, пока прекрасный зверь не склонил голову и мягко не уткнулся в него носом. Тогда Маглор улыбнулся и с разрешения коня тут же легко вскочил в седло. Так что Фингону осталась третья лошадь — и он подошёл к ней, представился по имени и спросил её имя. На языках животных он не говорил — этот дар достался другим кузенам, — но имена лошадей угадывать умел, какими бы те ни были странными. Его лошадь прозывалась вот как: Женщина-Рождённая-Третьей-В-Год-Поздней-Весны. Они сошлись на том, что он может называть её Поздней Весной. Она позволила ему забраться на себя, что он и сделал, и так официально началось их путешествие ровно тогда, когда путь Маэдроса подошёл к концу.