Разминка

— Блин, Юра! Отабек прикладывается лицом к ладони вместо того, чтобы вырвать бокал из его рук. Тот всё равно уже пуст, и оглядываться по сторонам — не заметил ли кто — тоже поздно. Вообще-то шестнадцатилетнего Юрия Плисецкого не должны были пускать на банкет, но, кажется, этому способствовали его тренер и Виктор Никифоров, и уже второй год подряд. Он вспомнил фото с банкета в Сочи, которые показывал ему Виктор. Пьяный в зюзю Кацуки, воинственно настроенный, но до безобразия смешной Юра, танцы на шесте (к счастью, без участия этого самого Юры) — Отабек не был уверен, что хочет увидеть это своими глазами. — Только давай без танцевальных баттлов, ладно? Юра закатил глаза, демонстрируя, что думает о чувстве юмора Отабека. И, не сдержавшись, рассмеялся. Глаза его уже блестели — хватило одного бокала шампанского. Сам Отабек уже с полчаса потягивал вино, которое вручил ему Джей Джей — и, кажется, туда ничего не было подмешано. По крайней мере он совсем не опьянел и чувствовал себя неплохо. Куда лучше, чем должен чувствовать себя человек, профукавший пьедестал. Счастливый смеющийся Юра вообще делал его слишком мягким, но с этим ничего не поделать: Отабек уже влип, как муха — в пиалу со свежим мёдом. Выбираться было поздно и не очень хотелось. «В следующий раз, — говорил Юра после награждения, перехватив его у самой раздевалки, — ты должен стоять рядом. Ты можешь, ты и в этот раз мог». Веки у него были покрасневшие, растёртые, и глаза на мокром месте. Золотая медаль висела на шее, перевёрнутая на трижды перекрученной ленте — кто-то уже залапал. Ничего в этом мире Отабек не хотел так сильно, как стоять рядом с Юрой на пьедестале. Может даже с золотой медалью, но только если бы её заслужил. — Э-э-эй, не висни! Юра пощёлкал пальцами прямо перед его носом, привлекая внимание. Не было в нём сейчас того нерва, той ярости, что заставила тогда Отабека опешить. Юра обнимал его так крепко, будто хотел раздавить все кости, вплавить его в себя, не зная, как ещё обнажить свои чувства. Это был откат после выступления, Отабек знал, но не мог мыслить трезво и отстранённо: очень хотелось принять за чистую монету. Сейчас Юра хмурился, и это совсем не сочеталось с блестящими зелёными глазами. — Чего это у тебя лицо такое заупокойное? Смотреть тошно, знаешь ли. — У меня всегда такое лицо, — парировал Отабек. — Заливаешь, — отмахнулся Юра, и потянулся за следующим бокалом. Отабек перехватил его руку раньше — ему совершенно не хотелось видеть, что может вытворить пьяный Юрка. А если и хотелось, то любопытство всё-таки уступало здравому смыслу и ответственности. — Зануда, — поддразнил его Юра и показал язык. А потом глаза его блеснули по-особенному хитро, а может, по-особенному пьяно, и он сказал: — Нам надо пожениться. Руки Отабек не убрал — так и застыл как вкопанный. Идеи Юры вообще давались его пониманию с трудом, а вот идеи Юры подвыпившего… — Я взял золото, — сказал Юра, будто это всё объясняло. Он даже потянулся к шее и, конечно, ничего там не нащупал — поверх костюма медали он не надел, но, видимо, всё ещё чувствовал её вес. Юра отдёрнул руку от шеи и уставился на руку вторую, схваченную Отабеком. Он заулыбался мягко, текуче, и это не светило ничем хорошим. Юра провёл пальцем по его запястью, всё ещё улыбаясь. — Ну, знаешь, Виктор с Кацудоном говорили, что поженятся. И Джей Джей тоже, придурок. А медаль-то у меня, — он хихикнул, глупо, но не очень-то пьяно. Отабек пообещал себе подумать после, может ли Юра так улетать с одного бокала шампанского или это он как бы всерьёз. Прикосновение Юры, лёгкая щекотка на запястье горела. — Логично, — выдавил он из себя. — А ты, — Юра поднял на него взгляд, посмотрел прямо в глаза, и сердце у Отабека задушено ёкнуло, — мне нравишься. У Отабека, наверное, получилось очень выразительное ошалелое лицо, потому что Юра нахмурился, зло стиснул зубы и вырвал свою руку из его ослабевшей хватки. — Шучу я, — буркнул он и отвернулся, переключив внимание на корзинку с конфетами. Уши его горели, и Отабека это неожиданно привело в чувство. Что бы там ни плёл Юра, пусть ситуация вышла дурацкой, но было в ней то, что давало Отабеку надежду. В каждой шутке… — Ю-ра, — голос Отабека дрогнул. Но он всё-таки нашёл в себе силы говорить связно: — Только никаких парных колец до восемнадцатилетия. Жёсткая линия его плеч расслабилась и, хотя Юра так и не обернулся, Отабек почувствовал его улыбку. Он мягко взял Юру за руку, почти уверенный в том, что его не оттолкнут. — В жопу иди со своими кольцами, понабрался. Отабек рассмеялся, сжимая горячие пальцы в своей ладони. Тот фыркнул, но руки не отнял, а покрасневшая шея над воротом пиджака выдала его с головой.