Любовь по-тевинтерски

— У меня такое ощущение, как будто я не с красивым эльфом планирую провести ночь, а пакт с недружественной организацией заключаю, — хмыкнул Дориан, не дождавшись ответа. — Если ты не заинтересован во мне, то почему бы сразу этого не сказать? Что-нибудь вроде: «Дориан, ты красив, сексуален и безумно притягателен, но у меня сегодня голова болит». — Голова будет болеть завтра, — прозаично напомнил Фенрис, а потом усмехнулся в ответ. — У меня давно не было мужчин, но привлекательный магистр определенно лучше, чем пожилой и страшный, как моя жизнь. — Это, надо полагать, комплимент? — озадачился маг. Фенрис не менее озадаченно свел темные брови под почти бесцветными растрепавшимися прядями волос. Комплименты говорить он не умел и не стремился уметь. Обычно хватало взглядов... или звона монет. И если женскую красоту он еще отмечал, хоть и не произносил вслух, то оказываясь в постели с мужчиной, предпочитал не думать, что именно к этому привело. Тем более странным казалось льстить и без того раздутому самолюбию Дориана. Тот, впрочем, быстрее оправился от неловкости и небрежно-снисходительно пояснил: — Я знаю больше, чем говорится в записках брата Альберто, а потому позволю себе заметить, что обычно сначала двое мужчин встречаются. Потом обнаруживают, что небезразличны друг другу. Вспыхивает страсть... Или симпатия. Потом, — он многообещающе протянул гласные, — следуют комплименты, подарки, поцелуи... И заканчивается все прозаично — в кровати. Или на столе. Или на полу. Фенрис молча выслушал эту речь, а потом коротко уточнил: — А у тебя так часто получалось, как ты описал? Дориан растерянно хлопнул длинными ресницами, но слегка напряженно улыбнулся: — Иногда. Фенрис только фыркнул, и маг возмущенно на него глянул: — В Тевинтере отпрыску благородного рода довольно трудно совершенствоваться в этом искусстве. — Остальным в Тевинтере еще сложнее совершенствоваться в чем-либо, — парировал эльф и язвительно бросил. — Особенно в ухаживаниях. Так что не жди комплиментов. Дориан картинно закатил глаза: — Без комплиментов? Цветов? Признаний на надушенной бумаге? Прямо даже не знаю... Фенрис посмотрел на кривляющегося мага — и вдруг ощутил что-то, чего раньше не чувствовал. Странное ощущение, что даже в этой схватке — исключительно словесной, неопасной, однако даже изящной, как боевое искусство — он способен победить. — Ты можешь уйти или остаться, — предложил Фенрис. — А утром мы в любом случае сходим к главнокомандующему. Дориан молчал недолго. Он отвел взгляд в сторону буквально на несколько мгновений, после чего улыбнулся — так же насмешливо, как обычно, но без нарочитой манерности: — Мне было бы интересно сыграть с тобой — в «алмазный ромб» или в «королевы», но раз уж у нас сегодня ни карт, ни доски... — Это значит — да? — почти утвердительно произнес Фенрис. — Да, — а вот это уже прозвучало с вызовом. Впрочем, у этого мага даже вызов звучал как-то... фривольно. Эльф приподнялся было, чтобы запереть дверь, ведущую к камерам, изнутри, но Дориан угадал намерение — и мимо плеча Фенриса пролетело почти прозрачное заклинание. Бывший раб дернулся, линии на его коже полыхнули голубым, но лишь на долю мгновения. — Когда мы не в бою, не стоит махать посохом у меня за спиной, — слова дались с трудом. — Звучит... заманчиво, — в ответ ему поклонился маг. Фенрис не отреагировал на непристойный намек, только уточнил: — Это хотя бы поможет? — До утра точно продержится, — отмахнулся Дориан и произнес чуть ниже. — Едва ли мы продержимся дольше. Фенрис с неудовольствием отметил, что невольно реагирует на этот глубокий, почти чарующий голос, на откровенные намеки... По спине пробежали приятные мурашки, а пониже пояса сразу стало тесно — облегающий низ одеяния не был на это рассчитан, и Фенрис почти пожалел, что отказался от предложенных Инквизицией штанов. Хотя после Киркволла к трофейным штанам он относился нервно. А еще под курткой, наброшенной на плечи, сразу стало жарко, и он пошевелился, позволяя плотной ткани соскользнуть вниз. Маг проводил это движение заинтересованным взглядом и, вдоволь насмотревшись, повернулся всем корпусом, отставив бутылку достаточно далеко, чтобы не опрокинуть. Фенрис с трудом подавил желание инстинктивно отшатнуться. Это неизменно раздражало его, но никак не уходило, хотя минуло столько лет... — Неужели мне придется тебя уговаривать? — бархатно мурлыкнул Дориан, приблизившись на импровизированной постели. — Это, несомненно, увлекательно, но не после долгих разговоров и прекрасного вина. Фенрис на миг прикрыл глаза, в который раз отрешаясь от прошлого. Каждый раз это требовало сил, но потом становилось легче. — Не придется, — возразил он, вновь обретя душевное равновесие, которое привычно-быстро входило в гармонию с испытываемыми телом ощущениями. Дориан почти испуганно охнул, когда Фенрис прижал его своим телом. Неудивительно — двигался он куда быстрее, чем было доступно обычным, нормальным воинам без лириума, вживленного под кожу. Но эльф наслаждался не этим. Пугать будущего любовника он не собирался, но увидеть в его глазах не страх, а растерянность было приятно. Ровно настолько, насколько нужно, чтобы лечь с тевинтерским магистром. Дориан под ним удивленно распахнул светлые глаза. Растерянность постепенно отступала, и — для Фенриса это стало неожиданностью — в этих глазах мелькнула искра живого интереса. — Даже так? — маг чуть сощурился. — Признаться, я несколько... растерялся от такого пыла. Неужели все это время ты старательно сдерживался, чтобы... Фенрис бы испытал неловкость, если бы не всколыхнувшееся раздражение. Оставалось только надеяться, что во время... процесса Дориан болтает поменьше. Хотя бы вполовину. Эльф не стал дослушивать предположения будущего любовника и заткнул его самым простым способом — поцелуем. Целоваться Фенрис не любил, но наступившая тишина, прерываемая только шумным дыханием, была достойной целью. Красиво очерченные губы Дориана с привкусом кисло-сладкого вина раскрылись, и Фенрис, подхватив любовника за затылок, поцеловал глубже. Дориан легко подстроился и под это, и эльф почувствовал, как игриво скользит по губам чужой язык. Нельзя сказать, что было приятно, но... многообещающе. Впрочем, долго в такой позе все равно было не удержаться — Фенрис изначально переместился рывком, а потому нащупывать устойчивое положение не мог. Приподняв голову, эльф глубоко вздохнул, восстанавливая дыхание. Он почти уткнулся носом в висок мага и даже ощутил запах его волос — душистые травы и едва заметный горьковатый оттенок какой-то притирки. Видно, чтобы волосы не растрепывались. Самому-то Фенрису отросшие патлы здорово мешали и падали на глаза. Дориан тоже несколько сменил положение, устраиваясь, и почти сразу нетерпеливо расстегнул высокий ворот рубахи эльфа. Мягкие пальцы, не державшие ничего тяжелей посоха, скользнули под ткань, и Фенрис на несколько секунд прикрыл глаза — прикосновения оказались весьма чувственными, хоть и далековато от истинной цели. Эльф невольно тяжелей опустился на любовника, прижимаясь к его бедру, и вдруг услышал чарующе-насмешливый полушепот: — Терпение, друг мой. Фенрис почувствовал встречное движение бедер любовника и даже приостановился, хотя останавливаться уже не собирался. Просто это выбивало из колеи — то, что маг так легко уступил ведущую роль, хотя если судить по его же словам, рассчитывал не на это. Фенрис предполагал его смутить; возможно, даже разозлить, но этого не произошло. Рука Дориана с шеи перебралась на затылок, ласкающе вплелась в волосы; маг откровенным движением облизнул губы и, явно наслаждаясь тем, как проследил за этим Фенрис, деловито предложил: — Будет лучше, если мы разденемся. Тебе не холодно? Фенрис прислушался к собственным ощущениям. Из-за обрыва тепло в тюрьме уходило достаточно быстро, но сейчас, в обжитом уголке рядом с жаровней, воздух прогрелся — недаром под курткой было даже жарко. Вот только... Дориан правильно расценил его взгляд и снисходительно пояснил: — Я на юге постоянно мерзну. Полагаю, ты тоже. — Я привык, — отозвался Фенрис. — Достаточно того, что мы, вместо мягкой постели, делим старый матрац, — поморщился маг. — Предпочитаю получать удовольствие в как можно более комфортной обстановке. Эльф ответить не успел. Да Дориан и не ждал ответа, а просто потянул свободную рубаху Фенриса с плеч, неотрывно касаясь кожи ладонями. Фенрис ответно потянулся к одеждам Дориана, но успел только распустить шнуровку на плече, мимолетно коснувшись тела, когда маг, не сумев стянуть ткань рубахи, потянулся к поясу на узких штанах. Расстегивались они и без того туго, а сейчас и вовсе не желали поддаваться. Ладонь Дориана спустилась чуть ниже застежки, замерла, а потом маг явно переключился. Штаны, собственно, уже ничего и не прикрывали; очертания поднявшейся плоти, зажатой в плену ткани, виднелись отчетливо. Это Фенрис осознал, когда пальцы любовника со знанием дела сжались, проводя вдоль напряженного ствола. — А ты грозный воин, — с легким смешком произнес Дориан. Фенрис втянул воздух носом. Прикосновение оказалось мучительным. Облегчение и удовольствие от умелой ласки смешались с легкой болью — шнуровка давила слишком сильно, а тонкий кожаный ремень впился в бок. Но всем этим приятным и неприятным ощущениям он не мог отдаться полностью, потому что слова мага в который раз задели его. Дориан явно говорил шутливо и одобрительно, но ведь стремительно разворачивающиеся события определенно намекали... Маг касался твердого естества; понимал, что вскоре оно окажется в его теле, но не испытывал ни смущения, ни сомнений. Напротив, ладонь его сжималась плотнее, когда Фенрис невольно подавался навстречу руке. Внезапно Дориан руку отвел, а на вопросительный взгляд пояснил: — Не хочу, чтобы все закончилось, не успев начаться. С этими словами он слегка оттолкнул эльфа и, нимало не смутившись, добавил: — Лучше уж я разденусь сам. Судя по тому, как ты начал раздевать меня, это займет слишком много времени. А судя по тому, что успел почувствовать я, этого времени у нас нет. Фенрис уязвленно вскинулся. Возразить на это было нечего, но окоротить нахального мага хотелось, поэтому он приподнялся, опираясь на колено, и коротко бросил: — То, что я — грозный воин, ты мог бы оценить тогда, когда я спас твою задницу от твоих же друзей. Дориан сразу воспользовался тем, что его освободили, сел и шумно, но изящно принялся избавляться от сложного одеяния. Непринужденность сквозила в каждом его движении и в словах тоже: — Обещаю тебе, ты не пожалеешь, что спас мою задницу. — Я имел в виду твою шкуру, — раздраженно поправился Фенрис. — Шкура у меня тоже ничего, — Дориан картинно провел пальцами по своей обнажающейся груди, привлекая взгляд. — Почти ни одного изъяна. Только старый шрам на лодыжке — я тогда был совсем мал и случайно опалил огнем... Если бы признался отцу, от этого бы и следа не осталось, но тогда мне было важнее, чтобы меня не лишили изюма в шоколаде. А еще... — он изогнулся, окончательно сбрасывая верх одеяния мага, и продемонстрировал короткий уродливый свежий шрам повыше лопатки, на плече. — Это. Ваши южные храмовники. Стрела застряла глубоко, я потерял много крови. С нами не было лекаря, а леди Тревельян было не до красоты — запечатала кровь, как умела. Фенрис, занятый своим ремнем, видел его только боковым зрением, но от язвительности не удержался: — Стрелой? В спину? Видимо, ты очень храбро сражался. Маг возмущенно вскинулся, но ответить не успел — Фенрис справился наконец со штанами, и с его губ сорвался глубокий вздох. Дориан усмехнулся и заинтересованно уставился, так, что эльфу сразу захотелось прикрыться. Горячий, пронизывающий взгляд мага как будто оценивал, а это... Это было не слишком приятно. Фенрис к такому не привык. Те, кому он платил, всегда смотрели неискренне-восторженно, а те, с кем получалось само, вообще не глядели — торопились получить вырванное у самой судьбы наслаждение — и отправиться дальше, куда гнали судьба, или долг, или отчаяние. Изабела вот смотрела с интересом — но то был интерес ценителя, как у энтомолога, изловившего новую бабочку, или оружейника, которому доставили уникальные материалы для работы. Дориан смотрел иначе. Сразу становилось понятно, как от такого взгляда могла пылать земля, и было даже странно, что обладая таким пламенным взором, он владел магией холода. — У эльфов красивые члены, — заметил Дориан самым великосветским тоном, заставив Фенриса вздрогнуть. — Эстетически совершенные. Бывший раб даже головой мотнул. Сам он комплиментов говорить не умел, но и это показалось ему чересчур. — Богатый опыт? — он с трудом собрался, чтобы слова прозвучали хоть и отрывисто, но в достаточной мере жестко. Но все усилия пропали втуне. Дориан отвечать не стал, а вместо этого приподнялся, стягивая собственные штаны. Фенрис невольно уставился на него — после «комплимента» был еще несколько дезориентирован. — Но и я не уступаю в совершенстве, — закончил свою мысль маг. Фенрис машинально отметил, что в этот раз Дориан себе не польстил. Красивое, идеальной формы, достоинство мага и впрямь привлекало взгляд. Его хотелось коснуться — и почувствовать под подушечками пальцев твердый ствол, тонкую кожу, упругое навершие... Эльф нерешительно замер. Собственные мысли в который раз обескураживали. Когда-то касаться хозяина без приказа ему не дозволялось — не оттого, разумеется, что приказ бы что-то сильно изменил; просто очередное напоминание, чтобы знал свое место. Случайные же любовники, имен которых Фенрис зачастую не знал, не вызывали такого желания. Или... Эта мысль была неприятной, но уходить не хотела: или он предпочитал не замечать подобных желаний. Пара мгновений промедления уже накалили обстановку, и эльф почти готов был услышать приказ, но Дориан поступил иначе. Слов у него всегда было с избытком, но сейчас он промолчал, откидываясь назад и лаская себя ладонью. Это выглядело настолько же бесстыдно, насколько и... Фенрис почувствовал, что к щекам жарко приливает кровь, и не только к щекам. Маг почти прямым текстом сказал, что попытается соблазнить, но бывший раб ожидал настойчивых попыток покорить, а не... искусить. Эльф с трудом отвел взгляд от мерных неторопливых движений любовника и заглянул ему в глаза. Прозрачно-светлые, сейчас они потемнели, а дыхание стало поверхностным и частым, но во взгляде не было жадности, только нетерпение; и, наверное, мерцающие отблески огня следовало называть желанием, а не похотью. Но сейчас Фенрис уже не был уверен, что отражает его собственный взгляд. Таких мужчин, который бы ценили не только результат, но и процесс, в его постели почти не было. Дориан действительно многое мог подарить партнеру — как минимум отличное тело и чувственный опыт, — но почему-то это вызывало не удовлетворение, а смутное беспокойство — от него хотелось добиться чего-то еще, но чего — Фенрис понять не мог и только раздражался. Вечно с магами какие-то заморочки. Раздражение и возбуждение дали вполне предсказуемый эффект. Фенрис отринул неясные, смятенные мысли и позволил себе действовать так, как хочется. В конце концов, он уже нарушил все свои принципы. Из Инквизиции придется сбежать — и как можно быстрее, как только Хоук вернется; а раз это неизбежно, то он не видел причин, по которым стоило заставлять себя сдерживаться. На душе мелькнуло что-то вроде облегчения: если поддаться порыву, то, может быть, сомнения, терзавшие его всю его сознательную жизнь, уйдут? Фенрис опустился рядом с любовником и, предупреждающе проскользив ладонью по его груди и животу, коснулся плоти. Точнее, накрыл руку Дориана своей — и тот уступил, позволяя себя ласкать. Маг шумно выдохнул, почти со стоном, и развел бедра шире. Фактически, как смутно отметил эльф, предоставил все возможности. Возжелай сейчас Фенрис оседлать его, приласкать губами или отыметь, — всё это можно было сделать без труда. Но сейчас эльф только касался его, наслаждаясь тем, как упруго скользит в кольце пальцев горячая плоть. — Я был смелее, еще даже когда не сдал экзаменов в академии, — отрывисто выдохнул Дориан. Эти слова должны были уязвить, но Фенрис отчего-то не испытал вспышки ярости — только фыркнул и отвел руку, касаясь внутренней стороны бедра. Мышцы под кожей явственно напряглись, но голос мага остался расслабленным: — На моем поясе — сумка с зельями. Увы, я не лекарь, призывать всякое такое не умею. Я некромант, но мое умение поднимать мертвых, пожалуй, не пригодится, — он усмехнулся. Фенрис сразу отметил, куда устремлен взгляд тевинтерца, но он уже начал привыкать к крайне двусмысленным шуткам Дориана. Потянувшись к сумке — у Фенриса, разумеется, с собой ничего подходящего не было, — он наткнулся на небрежно отброшенный посох — и едва не передернулся. У него у самого была привычка держать оружие поближе, и, отзеркаленная, она вызвала в душе нечто сродни пониманию. Большинству магов, в их тонких мантиях и легкой броне, было достаточно пары хороших ударов меча... Однако посох Фенрис все-таки оттолкнул подальше, пользуясь тем, что синеватый кристалл отлично катился. Дориан, заслышав, видно, знакомый звук, чуть приподнялся, но позже откинулся обратно на матрац с той же ленивой грацией. Эльф замер на миг, а потом оценил этот жест — маг показывал, что не враг. О себе Фенрис такого сказать не мог — оскверненное лириумом тело его само по себе было неплохим оружием. Видимо, Дориан подумал о том же, потому как не дожидался, пока эльф, позвякивавший стеклянными фиалами в поисках хоть чего-нибудь, переберется поближе, и с живым интересом спросил: — Догадываюсь, что повышенное внимание тебе не льстит, но... Могу я коснуться? Твои татуировки... — Это не татуировки, — привычно бросил Фенрис, но отказывать было глупо. — Ты не первый, кто интересуется. — Буду считать это согласием, — мурлыкнул Дориан и пробежал цепкими пальцами по самым заметным линиям плеча и предплечья. Фенрис сразу ощутил, что там, где прикасается маг, кожа начинает гореть — но не болезненно и мучительно, а довольно приятно. Дориан скользил самыми кончиками пальцев — и лириум отзывался. Скосив взгляд, Фенрис отметил, что там, где проходятся пальцы мага, белые линии едва заметно отливают голубым, сразу угасая. Незнакомое ощущение отвлекало, и тем неожиданней раздался хрипловатый голос Дориана: — Потрясающе. Нет, я по-прежнему считаю дом Асперос жалким, но это... Иногда самые темные намерения приводят к самым неожиданным последствиям. Фенрис инстинктивно попытался защититься, хотя мысль эта не раз посещала его самого. — Бывает, — он усмехнулся. — Например, когда магистр сам создает оружие, которое в будущем его уничтожит. — Тогда мне нечего бояться, — Дориан рассмеялся. — Я ни разу не создавал оружия, так что, выходит, неуязвим? — А что, уже признал себя магистром? — Фенрис с некоторым замешательством отметил, что разговор — казалось бы, что может быть неуместнее разговоров в постели? — начинает его увлекать. И этому даже почти не мешает возбуждение, что так и горело в крови. Наоборот, вместо острого и безжалостного, желание стало томным и как будто размазанным по времени. Эти мгновения хотелось продлить, а не бездарно их растерять. — Туше! — маг фыркнул. — Как давно я не говорил этого! Бык умеет только пошлить, Каллен сразу краснеет и мнется, Блэкволл читает нотации... — Может, хватит перечислять всех своих... — Фенрис даже слова не нашел. Точнее, слово-то было, но оно бы сразу разогнало теплую и волнующую атмосферу, это эльф чувствовал четко. — Моих?! — Дориан искренне изумился. — Но они не мои, — и, подумав, добавил. — К счастью. Нужный фиал наконец отыскался. Фенрис зажал его в ладони, согревая склянку своим теплом, чтобы густое заживляющее зелье из веретенки стало немного менее вязким, и перекатился под бок к любовнику. Он уже оценивал, как бы устроиться удобнее, не собираясь размениваться на долгие ласки — и без того прелюдия непростительно затянулась, когда Дориан, охотно развернувшись навстречу, поймал его губы своими. Точнее, сначала Фенрис ощутил влажное дыхание, а потом и знакомое уже прикосновение. Целоваться эльф не планировал, но это неспешное действие показалось естественным продолжением разговоров, и сопротивляться он не стал. Хочется магу играть в игры — пусть играет. Фенрис отлично знал, как может увлекать игра — пусть даже не азартная, а чувственная. К тому же это подстегивало. Поцелуй очень быстро перестал казаться неторопливым, становясь горячим и даже неистовым, когда Дориан запрокинул голову, обнажая беззащитную шею. Кадык его дернулся, и Фенрис, привлеченный движением, отметил его губами, словно желал ощутить. Насладиться, урвать хоть немного от той виртуозной небрежности, с которой маг умел получать удовольствие — и не скрывал того. Фенрис ощущал каждый вздох, каждое вольное или непроизвольное движение — и чувствовал, как что-то... Что-то, в чем он давно себе отказал, захлестывает с головой. Все это сливалось в одно: и шумное дыхание любовника; и то, как под губами напрягаются мышцы; и то, как маг изгибается под ним, стремясь — вряд ли осознанно — принять положение, в котором бы было удобно ему, Фенрису. Сам Фенрис едва ли отдавал себе отчет в своих действиях, машинально пользуясь тем не слишком богатым опытом, что у него был. Пробка от фиала сразу же затерялась, а разогревшееся от горячей руки зелье плеснуло на пальцы слишком щедро, стекая на старый матрац. Едва ли бы ему это повредило, но сохнуть будет долго... Дориан отставил колено в сторону. Он вообще удивительно легко подстраивался. То ли виной тому был куда более обширный опыт, то ли они действительно были на одной волне, но ему не требовалось даже подсказок, не только слов. Фенрис коснулся щекой колена любовника и предупредительно проскользил пальцами по нежной коже ложбинки. Обычно это действие вызывало в нем жгучее нетерпение, граничащее с раздражением, которое с трудом удавалось подавить, но сейчас этого почти не было. Дориан не только принимал ласки, но и пытался ласкать в ответ, хотя ему очевидно было не слишком удобно. Но самое главное — то, что Фенрис испытывал впервые, — так это то, что этот маг умел делиться удовольствием, а не стремился добиться максимума при минимуме затрат. И если бы Фенрис сейчас мог размышлять здраво, непременно бы озадачился — зачем? Случайным любовникам ни к чему думать друг о друге. Но Фенрис размышлять здраво не мог. Он сам прикрыл глаза, когда впервые вошел в тело любовника — пока еще пальцами. И даже смутно подумал, что у мага, несомненно, в Инквизиции любовника нет. И даже тот кунари, о котором говорила Сэра... Тут он решительно прогнал мысли из головы. Если бы у Дориана в любовниках был кунари, то растягивать его было бы незачем. — Фенрис, — зачем-то позвал его по имени маг — и в этом коротком имени явственно прозвучал тевинтерский акцент. Точнее, даже не акцент. Имя просто прозвучало так, как ему положено звучать, а не так, как его произносили на юге. Но и это сейчас отчего-то не вызвало отторжения. Наоборот, звучание привычной речи всколыхнуло... Нет, не воспоминания, но ощущения. Что-то из юности; из того периода, что для Фенриса навсегда был закрыт завесой тайны. И Фенрис повторил. Повторил то движение, что заставило любовника нарушить молчание, прерываемое только хриплым дыханием. Дориан застонал — тихо, почти на одной ноте, но так нетерпеливо, что эльф с трудом удержался. Хотелось, чтобы любовник стонал в ухо; хотелось побыстрее унять мучительное напряжение ниже пояса, но Фенрис слишком хорошо знал, какие муки это может нести. И даже если потом, после пережитой боли, будет постыдно хорошо; даже если тот, кто тебя берет, окажется достаточно щедр... Потом не останется ничего, кроме опустошения и брезгливости. А потому, хоть и безумно хотелось ощутить магистра под собой, он сжал зубы и продолжил двигаться медленно. Словно проклятая магия времени, секунды растягивались в года, пока продолжалась эта пытка. Фенрис чувствовал, что на спине, шее и висках проступает испарина, а руки, легко выдерживающие долгий бой с мечом, начинают дрожать, когда вдруг четко ощутил, что можно. Дориан, прикусывающий губу, как-то неуловимо подался вперед — хотя и раньше так делал, но теперь сомнений не осталось. Фенрис выскользнул, и, нащупав брошенную склянку, половина которой уже, конечно, пролилась на матрац, вновь плеснул зельем на пальцы. Прикосновение к собственной плоти оказалось... Фенрис с трудом удержался от стона, выдохнув почти с рыком. Он и не предполагал, что настолько напряжен. Прикосновение собственной ладони принесло не только наслаждение, но и боль. Дориан приоткрыл глаза и сипло прошептал: — Прости, — голос явно не повиновался ему. — Ты говорил, что у тебя давно никого не было, но я подумал только о себе. Конечно, думать обо мне — даже мне самому — необходимо и важно, но... Хочешь, я... — Молчи, — грубовато отозвался Фенрис. — Чего я хочу, ты понимаешь. А я чувствую, чего хочешь ты. — Всегда... — Дориан едва заметно усмехнулся, — ценил уверенных и сметливых мужчин. И это тоже был комплимент. Фенрис не знал, чем на это можно ответить, поэтому просто оттолкнул склянку и подвинув бедро мага коленом, опустился сверху. По загривку пробежали мурашки, когда он краем глаза отметил, как по его предплечью скользнуло бедро. Дориан заранее изогнулся, прогибаясь в спине — и это стало последней каплей. Фенрис опустился ниже, аккуратно притерся, помогая себе рукой, и качнулся вперед. Любовник глухо охнул, но больше сдерживаться Фенрис не мог. Он придержал мага за плечо и одним движением вошел глубже. Дориан почти до боли стиснул на его плече пальцы, но не попытался ни оттолкнуть, ни придержать. Наоборот, он прикусил губу и подался вперед, явно намереваясь закончить с самой сложной частью побыстрее. Фенрис одобрил такой подход и двинул бедрами резко, сильно, но, как ни странно, не чувствовал мстительности, даже когда маг поморщился, переживая, вероятно, не самые лучшие в жизни мгновения. Пальцы на плече сжались еще сильнее — а потом вдруг резко отпустили. Дориан облизнул губы и куда мягче приобнял за шею, притягивая Фенриса к себе. Эльф одним толчком перенес вес с колен, опускаясь ниже и опираясь на локоть, и маг сразу отозвался на изменившееся движение. Веки Дориан опустил, очевидно наслаждаясь, а рука его взметнулась вверх, вплетаясь и путаясь в светлых прядях на затылке. Фенрис обхватил его рукой под плечо, начиная медленное пока еще движение, и под пальцами ощутил тот самый шрам, о котором говорил маг. Это было почти что странно — у самого Фенриса шрамов на теле не было. Своим псам Данариус не велел портить собственность, а позже рядом был Хоук, который повсюду таскал за собой своего одержимого. Лекарем Андерс был хорошим — и только это слегка примиряло Фенриса с его наличием в отряде. Но незнакомое чувство не задержалось, когда Дориан застонал и нетерпеливо впился в волосы. Фенрис мотнул головой, ослабляя эту хватку, и вошел в любовника полностью. Это было подобно глотку холодной воды в жаркий день. Наслаждение, до того как будто сдерживаемое, разлилось по телу, и Фенрис окончательно опустился, склонившись к виску мага. Щекой ощутил выступившую испарину и вдруг понял, что любовник так же отчаянно сдерживается, привыкая к движению, но безумно желая большего. Фенрис мог ему это дать — и это полностью совпадало с его собственным желанием. Ритм нарастал стремительно, словно в противовес осторожной словесной дуэли, тщательному прощупыванию границ дозволенного. Сейчас эльф чувствовал, что любовник расслабляется под ним, позволяет выбирать темп и силу, да и вообще не стремится направить и управлять, легко и естественно подстраиваясь. В том, что ему нравится, сомневаться не приходилось — Фенрис ощущал, что в живот ему упирается такая же твердая плоть, а короткие, судорожные встречные движения ничем подделать было нельзя. Рука Дориана соскользнула на плечо; пальцы уже знакомо очерчивали чуть выпуклые лириумные узоры. Даже во время соития этот маг пользовался своей магией, но окоротить его Фенрис сейчас не мог — слишком нужно и горячо вплетались эти ласки в извечное движение. Эльф на миг ощутил себя «особым» клиентом мадам Лусины — тем самым, которых провожали в самые отдаленные комнаты борделя, где можно было найти удовольствия на «особый» вкус — вроде хлыстов, плеток и прочего. Фенрис всегда относился к этому с изрядной долей возмущения и презрения, а сейчас, кажется, начинал понимать... Эта магия заставляла гореть — во всех смыслах, разве что не в прямом. Дориан распахнул глаза, и эльф словно видел в них отражение пламени. Красиво очерченные брови мага сходились в напряженном изломе, губы были раскрыты — он ловил ртом воздух и дышал прерывисто, неровно. Это было не только красиво. Фенрис подхватил его за бедро, шире раскрывая под собой, и видел, как тот взглядывает едва ли не умоляюще. Фенрис интуитивно понял, что означает этот взгляд. Он прекрасно знал, что после вершины наслаждения движения внутри будут приносить только саднящее неприятное чувство. Дориан был почти на грани... Да эльф и сам уже с трудом сдерживался. Несмотря на всю свою выдержку и всегда поддерживающий лириум, он уже то и дело сбивался с ритма, стремясь войти резче и сильнее, и от этого, а еще от ласкающих тело рук, выдержка начинала отказывать. Дориан едва слышно всхлипнул на особо долгом, глубоком движении, и Фенрис впервые склонился к его губам сам. Хотелось впитать это загнанное дыхание, хотелось... Врываясь в рот любовника языком, Фенрис ощутил то, чего так недоставало — он владел любовником полностью. Тот поддавался, но не уступал, и в этом было что-то такое... Что — Фенрис так и не смог понять. Слишком тесно его охватывало вздрагивающее тело; слишком влажно и горячо ласкал чужой язык; слишком сильным было покалывание магии в лириумных узорах. Воздух как будто раскалился и стал вязким, тяжелым; время замедлилось... Фенрис почувствовал, как маг убрал одну руку с плеча — и почти сразу ощутил на влажной коже живота тыльную сторону дрожащих пальцев. Дориан почти замер, а стоило эльфу поднять голову, как и застонал — звук этот отозвался от стен почти пустой темницы. Фенрис глянул на раскрытые, горящие губы любовника — и сорвался. Он резко двинул бедрами в последнем толчке и слышал, как Дориан вскрикнул; почувствовал, как тот метнулся под ним; видел, перед тем, как глаза окончательно закрылись, что любовник вновь запрокидывает голову, обнажая натянувшиеся мышцы шеи. И уже много позже, когда в голове чуть прояснилось, ощутил вязкую влагу на животе. Дориан нетерпеливо дернулся, а стоило эльфу отстраниться, как загнанно выдохнул: — Ну что ж... И впрямь, грозный воин. Прости, что сомневался в тебе. Фенрис с трудом заставил себя посмотреть хмуро. После разрядки пришла расслабленность, и только мысль о том, что с этим магом, возможно, придется общаться еще не меньше недели... — Больше не сомневаешься? — О, нет, — Дориан вытянул ноги и повернулся на бок, отодвигаясь. На лице его, лениво-удовлетворенном, проступила его коронная едва заметная усмешка. — Ты отлично проявил себя. Знаешь, мне очень нравится, когда меня целуют... когда во мне. Повторяй так чаще. И еще, на всякий случай... Я люблю, когда меня прижимают к постели... или к иной поверхности. Фенрис изумленно приподнял бровь: — Ты полагаешь, что будет еще один раз? — Я полагаю, что торчать тебе тут до возвращения твоего друга, — неожиданно прямо откликнулся Дориан. — И почему бы не скоротать время за приятным занятием? — Партию в «порочную добродетель»? — съязвил эльф. — Можно, и не одну, — покладисто отозвался Дориан. — За бутылкой вина, например. Мне пока есть, что проигрывать. Впрочем, — он тут же лукаво блеснул глазами, — можно сыграть на раздевание. — Я никогда не играю на раздевание, — раздельно и четко произнес Фенрис. — Со мной можно, — тевинтерец перекатился на живот. — У тебя красивое тело, приятно посмотреть. Впрочем, возможности посмотреть, как ты восхищаешься мной, я тоже не упущу. Фенрис, — он снова произнес имя абсолютно правильно, так, как нужно... — Мне кажется, для галантного кавалера ты... не слишком галантен. Понимаю, военное время и все такое, но ты мог бы предложить принимающему партнеру хотя бы тряпицу. — У меня есть только капюшон мага, — фыркнул Фенрис, хотя невольно почувствовал себя неловко. — Но мысль о том, чтобы выйти так завтра к Каллену... — Плохая идея, — согласился маг, после чего более оживленно проговорил. — Тогда мне будет лучше провести ночь здесь. А завтра, после посещения главнокомандующего, — маг поморщился, — мне придется... Ладно, это мои заботы. Фенрис почувствовал легкий укол совести. Да, инициатором был, конечно, сам маг, но все же... О том, как может быть неприятно поутру, эльф тоже знал не понаслышке. Однако ему и впрямь нечего было предложить любовнику. Он даже не знал, где здесь можно нормально омыться: частичное ополаскивание холодной водой у обрыва в тюрьме — не слишком подходящий вариант. — Надеюсь, ты поделишься со мной хотя бы покрывалом, — зевнул Дориан. — К утру угли остынут. Хотя до утра уже не так уж далеко. — Оставайся, — бросил Фенрис, как будто его спрашивали, и через силу добавил. — Думаю, мы сможем выспаться под одним покрывалом. О том, что он никогда не спал с любовниками в полном смысле этого слова, бывший раб умолчал.