Любовь по-тевинтерски

Фенрис был буквально вынужден принять помощь мага — по двум причинам. Во-первых, он сам действительно с трудом передвигался; во-вторых, маг прицепился, как репей к мабари, и отделаться от него было сложно. — Ты уже меня проводил, — раздраженно прошипел Фенрис во внутреннем дворе Скайлолда наверху. — Половина Инквизиции видела, как ты трогательно за мной ухаживаешь, если ты этого хотел достичь. А если рассчитываешь на что-то там, то зря, я с трудом на ногах стою. — Вот поэтому я и отправился с тобой, — парировал Дориан. — Помогу тебе справиться с ожогами, уложу в постель... Точнее, на ее жалкое подобие... И даже могу принести тебе ужин. Тебе что, часто магистры ужин в постель приносили? Или... Извини. Фенрис зло скосил на него взгляд, но уточнил: — Нет, ни разу. И я как-то не стремлюсь. — Тогда считай, что я возвращаю тебе долг, — предложил Павус. — С утра ты принес мне воды. — Кстати, — вдруг вспомнил Фенрис. — Какого демона ты не мог назвать меня хотя бы по имени?! «Дорогой», «котик»... Как Каллена не стошнило — ума не приложу. — Я не успел еще проснуться, — после легкой заминки пояснил Дориан. — Не успел сообразить, кто... То есть с кем... — Как мило, — скривился Фенрис. — Нет-нет, не подумай, ночь с тобой была незабываемой, — фыркнул маг. — Я буду вспоминать ее всю жизнь... А еще лучше — попытаюсь повторить. Но не сегодня. Эльф не ответил. Впереди замаячила дверь тюрьмы, и он еще надеялся спровадить мага к Кассандре, которая обещала ему личные покои, или еще куда-нибудь. — Тебя кунари звал пить, — бросил Фенрис. — Вот лучше бы к нему и шел. Дориан даже приостановился, а потом привычно-насмешливым тоном проговорил: — Не ревнуй, дорогой. Только теперь Фенрис осознал, как, должно быть, прозвучали его слова. Но оправдываться было глупо — только убеждать мага с раздутым самолюбием, что тот не ошибся. Дориан расценил молчание по-своему. Он произнес куда спокойнее и мягче: — Бык приглашал и тебя. И я действительно советую сходить. Он... очень своеобразный тип, этот кунари, и на жизнь смотрит странно, но это заставляет многое переосмыслить. Если будешь в состоянии, можем заглянуть к «быкам» завтра вечером. Дня три они еще точно будут отмечать. Когда Инквизитора нет, здесь довольно скучно. — Ничего, я привык, — хмыкнул эльф. — Когда выслеживаешь работорговцев в таких местах, где до ближайшего города дни пути, набраться — не такой уж плохой досуг. — В таком случае, Инквизиция — это то, что тебе нужно, — хмыкнул Дориан и распахнул дверь со скрипом. — Заходи, только осторожно. Фенрис и в самом деле постарался быть аккуратнее. Если сейчас оступиться, то, чтобы не упасть, придется подставить руку, а кожа горела и саднила так... Дориан проводил его до матраца и... Эльф почувствовал, что скулы розовеют. Маг настолько бережно поддержал его под спину, помогая опуститься, чтобы не пришлось напрягать ни обожженных коленей, ни ладоней... Дориан приткнулся рядом, но не сел, а опустился на колено и начал осторожно его раздевать, и Фенрис погасил возмущение в зародыше — не были эти действия ни фривольными, ни подчеркнуто-возбуждающими. Оказывается, маг умел думать не только о сексе. — Не двигайся, — предупредил Дориан, поднимаясь, избавив его от куртки и штанов; верхнюю часть одеяния он оставил. — Я не владею целительской магией, так что не избавлю тебя от ожогов, а только от неприятных ощущений, что они несут. Вместо жара будешь чувствовать прохладу, но заживать будет столько же. — А нормальных целителей у вас здесь нет? — с легкой тоской уточнил эльф. Сейчас, когда он все равно принимал помощь мага, лучше бы рядом оказался даже и Андерс... — Кое-кто из магов владеет целительством, — неопределенно качнул головой Дориан. — Но никого, кто бы владел этой специализацией. Еще есть военный врач из Убежища... Но она лечит обычными мазями и притирками. Из тех, про которые говорят, что если лечить, то выздоровеешь за неделю, а если не лечить — то за семь дней. — Суровый отбор у вас в Инквизиции, — едва слышно буркнул Фенрис. Ничего не оставалось, кроме как согласиться на помощь, иначе от боли будет трудно заснуть... Вот разве что оставалось еще две с половиной бутылки вина, но не хотелось снова проснуться к обеду. Дориан взмахнул посохом, и Фенрис прикрыл глаза, ощущая, как горящую кожу приятно остужает чем-то легким — как будто кто-то набросил на него прохладный тонкий шелк, который не нагревался, а холодил и смягчал. — Лучше? — почти утвердительно спросил Дориан, а потом извиняющимся тоном проговорил: — Ты не будешь против, если я сейчас уйду? Пока Кассандра не решила, что я не заинтересован в ее щедром предложении... — Ты не обязан со мной торчать, — резко откликнулся Фенрис, хотя забота была приятна — это возрождало в памяти те времена, когда Хоук в лепешку бы разбился, но не позволил другу и соратнику страдать. — Я попозже принесу тебе поесть, — кивнул Дориан, словно не заметил резкости. — Я тоже всегда держу обещания. *** Проснулся Фенрис от возмущенного женского голоса где-то за дверью. — ...и опять пропал! Это уже просто возмутительно! Голос Кассандры был строгим и крайне недовольным, а ей еще и, видимо, кто-то возразил, потому что она продолжила тоном выше: — От справедливого гнева! Если бы! Если бы... Ох... Фенрис пошевелился и сбросил куртку, которую, видимо, натянул во сне от холода. Сейчас действие магии Дориана, очевидно, пошло на спад, и снова становилось слишком жарко. И одновременно с тем пробирало холодом, а общее ощущение было омерзительным — напоминало озноб горячки. Да еще и под дверью орали... Эльф вяло потянулся, собираясь одеться, и вдруг натолкнулся взглядом на поднос, стоявший на ящике. И это... Это вызвало очень противоречивые эмоции. Посуда на подносе была грубоватой — наспех отлитые глиняные миски и кривоватая кружка. Такой грубой работы не позволил бы себе ни один уважающий себя гончар, но, видно, мастер торопился или не было в Инквизиции толковых гончаров... Как и лекарей. Зато сервирован поднос был чисто по-тевинтерски. Эта выверенная изящность и небрежность сервировки не могла конкурировать ни с чем — даже с вызывающей пышностью Орлея. Мясо в тарелке остыло и оплыло; хлеб подсох, а кружка с чем-то мутно-золотистым подернулась сероватой пленкой. А еще в том, что в Тевинтере было бы вазочкой, а здесь — грубой миской вроде солонки-переростка, было старательно уложено желе, и легкий запах дыни не оставлял сомнений, что именно это было. А еще из-под тарелки вместо салфетки с подноса свисала записка. Фенрис поморщился. Только любовных писем ему не хватало. Он резко выдернул тонкий лист, едва не порвав, вчитался в летящие строки и с облегчением отметил, что записка, по крайней мере, не изукрашена завитушками и орнаментом. Простым, хоть и красивым почерком в ней значилось: «Не стал будить. Надеюсь, утром мясо будет не слишком жестким. Не задерживайся: при зачистке лагеря Каллену удалось отыскать двоих живых. Пока (это слово было дважды подчеркнуто) живых. Поспеши». Подписи не было. Фенриса точно подбросило. Он уже не так чувствовал боль, его снова гнал охотничий инстинкт. Есть действительно хотелось, но на сервировку эльфу уже было как-то плевать. Он торопливо проглотил несколько кусков, отпил из кружки — там оказалась лимонная вода, чуть подслащенная медом — и позволил себе задержаться буквально на минуту. Десертов в его жизни как-то особо не было — ни в Киркволле, ни, тем более, потом. К сладкому Фенрис вообще был равнодушен, однако сейчас не удержался, попробовал желе. Ложка была только одна, поэтому ему пришлось воспользоваться черенком, но даже так вкус ощущался довольно отчетливо. Фенрис не помнил своей жизни до ритуала и не мог знать, ел ли такое хоть когда-нибудь, но вкус мгновенно ему напомнил то, чего не осталось в памяти, зато помнило тело. Нет, вряд ли он когда-либо ел такую перетертую дынную кашицу, но зато отчетливо вспомнился запах настоящей тевинтерской дыни — гораздо более густой и сочный. Эта кашица была довольно водянистой, хоть и напоминала о нем. Наверное, Дориан прав. Впрочем, сейчас не время и не место было ностальгировать об Империи. Фенрис даже фыркнул, настолько абсурдной ему показалась мысль. Он прислушался и, отметив, что голоса — особенно взвинченной Кассандры — слегка отдалились, потянул дверь на себя. Оказалось, утро уже давно настало. Несмотря на то, что эльф с вечера не пил, проспал довольно долго — видно, тело требовало отдыха и восстановления. Андерс часто повторял, что полноценный сон — лучший лекарь. Так что Каллену с его зависимостью действительно стоило бы больше спать, но он наверняка сегодня поднялся ни свет ни заря и уже вовсю допрашивает пленных. Фенрис тоже стремился услышать последние новости. И все-таки, выходя из своего временного обиталища, он приостановился еще на полтора десятка мгновений. Весна, кажется, наконец вспомнила, что она весна — и показалась в крепости. В свете яркого солнца грязные лужи показались еще более холодными и отвратительными. Фенрис сощурился на слепящий свет, отводя взгляд от водной глади, которая уже ослепила его до зеленоватых отсветов в глазах (будто мало было Бреши в небе), и наткнулся взглядом на черепичную крышу, на которой сидела Сэра. Она тоже явно его увидела и помахала рукой, а потом картинно приложила палец к губам. Ну да, «совсем незаметно», конечно. Путь Фенриса лежал в библиотеку, но по дороге его отловила давешняя гномка. — Здравствуйте, — безукоризненно поприветствовала она воина. — Я с вами, наверное, заочно знакома. Варрик — временно — очень занят, и я немножко исполняю его обязанности. Он говорил, что вы обязательно заинтересуетесь пленником... — Пленником? — Фенрис даже дернулся. — Вроде бы пленных было двое..? — Вчера было двое, сегодня уже один, — вздохнула женщина. — Один так и не пришел в себя. А второй еще жив, но так слаб, что его перенесли в церковный сад. Долго он вряд ли протянет, и за ним ухаживают сестры Церкви — врач от него отказался. Фенрис припомнил, что путешествия по Скайхолду один раз действительно вывели его к крошечной часовенке Андрасте, но ввиду запутанности ходов и переходов крепости не помнил, как туда добраться. Однако спрашивать у гномки не стал — какой смысл, если она тут появилась только вчера? Однако женщина эта — та, к которой Варрик, очевидно, испытывал самые сложные и глубокие чувства — его удивила. — Все важные персоны исчезали в той двери, — она указала на дверь напротив. — Думаю, что ничего важнее пленника сейчас в Скайхолде нет, так что вам, наверное, тоже туда. Я здесь, правда, не задержусь... Я собиралась немного позже прибыть, так что мы с мастером Тетрасом... В общем, меня можно будет застать в кузнице — это последняя дверь по правую руку. А мастер Тетрас еще немного задержится, но к появлению вашего общего друга обязательно будет тут, обещаю. Фенрис с уважением посмотрел на маленькую гномку. Незаурядного ума женщина. Об этом говорили и ее слова, и сильный маленький подбородок, который из-под капюшона видно было отчетливо. Кажется, Варрика он понимал. — Спасибо, леди, — слегка поклонился Фенрис. — Если вам понадобится помощь, к вашим услугам. — Сожалею, но не могу ответить вам тем же, — яркие губы лукаво искривились. — Зато мастер Тетрас за вами в огонь и в воду. Берегите его, а то он сам-то... — она махнула рукой. Фенрис неуверенно пошел туда, куда указали, но вскоре путь показался знакомым. Один коридор, другой... Запутаться тут было легче легкого, но, ведомый то ли интуицией, то ли смутными воспоминаниями, в сад он выбрался точно. Это место, наверное, можно было назвать самым спокойным в Скайхолде. Во-первых, здесь не было ничего разрушенного. Во-вторых, здесь хватало сестер Церкви и выздоравливающих — а мало что способно так вдохновлять, как улыбки тех, кто не чаял уже вернуться в этот мир. А еще здесь кто-то пытался разводить клумбы с цветами и, несмотря на то, что было еще слишком холодно, эльфийский корень, которому никакие погоды были нипочем, разросся весьма обильно. И эта зелень тоже навевала мысли о том, что упрямые ростки могут прорастать даже среди снегов. Впрочем, сейчас возле распахнутых дверей скромного храма царило оживление. Фенрис видел солдат оцепления, что не подпускали любопытствующих, но, подходя ближе, заметил меховую опушку на воротнике Каллена и зашагал шире. Солдаты попытались было его «завернуть», но Каллен, который стоял, выпрямившись во весь рост и нетерпеливо пристукивая носком сапога, тоже его увидел и коротко бросил своим: — Пропустить. Эльф прошел сквозь оцепление и поинтересовался: — Какие новости, мессир Резерфорд? — Не самые хорошие, — четко отозвался главнокомандующий. — Врач и лекари из магов сделали, что могли, но после топора господина Железного Быка... Шансов нет. Да ведь его сюда под рогожей привезли... Если бы не Коул, так бы и похоронили. — Он что-то сказал? — деловито осведомился Фенрис. — Сложный вопрос, — скупо улыбнулся Каллен. — Я пытался вести с ним беседу... Допросом это назвать нельзя. Но никаких особых результатов не достиг. Он едва дышит, и в его речи слишком много незнакомых мне слов. Боюсь, милосерднее было бы прервать его страдания, и Коул предлагал свои услуги, но мессир Павус был настроен столь решительно... Сейчас он рядом с умирающим. Если хотите, пройдите туда, но будьте осторожны — любое потрясение может стать для пленного последним. Фенрис кивнул и, неслышно ступая, заглянул в часовню. Там, перед ликом Андрасте, на полу разместилась походная койка. На ней лежал человек, а перед койкой, на коленях, стоял Дориан. Фенрис машинально отметил, что Дориан измучен, но взгляд, случайно брошенный на пленного, заставил эльфа забыть о страданиях мага и нервно сглотнуть. У пленного не было ног. Обрубок тела заканчивался ворохом окровавленных бинтов, а рука, которая лежала на груди, очевидно, была сломана, но шина была наложена небрежно. Это несколько царапнуло где-то в душе — понятно, что пленник не жилец, а боль испытывает страшную, но все-таки... Дориан поднял усталый взгляд и негромко пояснил: — То и дело теряет сознание, но я стараюсь. Обещал, что как только узнаю все, что хочу, сам его... — Да, так будет лучше даже для него, — сухо бросил Фенрис. — Ты его знаешь? — Впервые вижу, — честно отозвался маг. — Он пошел на сделку и пытается рассказать мне про карту. — Его нельзя привести в сознание зельями? — свел брови эльф. — Боюсь, в его жилах зелий больше, чем крови, — тяжело вздохнул маг. — Я бы не отказался от помощи лекаря, но здешние не могли обещать даже того, что под их чутким руководством он не умрет. — Жаль, что нет Андерса, — вырвалось у Фенриса. — Вот уж кто точно смог бы. — Того самого одержимого? — приподнял брови Дориан. — Он одержим, но не демоном, а духом, — неохотно ответил Фенрис. — По крайней мере, он так говорит. И не вызывает толпу демонов, а сам... превращается в нечто. Но оттаскивать безнадежных чуть ли не от престола Создателя он умеет. Дориан явно заинтересовался, однако слабый стон прервал разговор, а пленный пошевелился. — Знак Меркуриос... — выдал он на выдохе так тихо, что Фенрису пришлось напрячь даже свой чуткий эльфийский слух. — Фло...риан... отметил... эльфийские руины, где могли храниться... тайны древних богов... для господина. Знак... Урана... для эльфийских зеркал. Господин хотел... Не... Дориан напряженно выслушал сбивчивую речь и коснулся руки пленного, словно в отчаянной попытке передать ему свои силы, но тот снова впал в забытье. — И вот так — все время, — мрачно посетовал маг, не смотря больше ни на пленника, ни на Фенриса. — Что-то слишком много эльфийского в его речи. Не хочешь прокомментировать? — Никогда не был в эльфийских руинах, — пожал плечами Фенрис. — А вот про эльфийское зеркало слышал. Та долийка, о которой я тебе говорил, притащила в эльфинаж огромное разбитое зеркало. То есть... Это она говорила, что зеркало, но даже с собранным стеклом оно не отражало ничего. Магесса пыталась его восстановить, но безуспешно. — А зачем оно Корифею? — недоверчиво спросил Павус. — Долийцы собирают остатки своей почившей в бозе культуры, но Корифей на эльфа не похож. Да никто и не допустил бы эльфа в жрецы Думата. — Какая жалость, — съязвил Фенрис. — Тебе виднее, чего от эльфов хотят магистры. — Тише, — махнул ему окровавленной рукой Дориан, чутко прислушиваясь. — Кажется, опять... Пленный даже пошевелился, кряхтя и поскрипывая от боли. — Ты обещал, — протянул он со свистом, и Фенрис полуприкрыл глаза. Интонация была ему знакома — капризная, властная, сейчас она звучала чудовищно по контрасту с голосом и состоянием пленника. — Ты обещал... Я все... тебе сказал. Больше не знаю... Дориан свел брови и напряженно произнес: — А тот символ? Единственный на карте, который не повторяется больше ни разу? Фенрис неслышно сделал пару небольших шагов ближе, поскольку голос пленного совсем ослаб. — Не... знаю... — умирающий едва шептал, а на губах его проступала кровь. — Флориан... скрывал. Сказал только, что господин... Тут пленный медленно повернул голову, и Фенрис внезапно поймал его взгляд. И замер. Прошлое, почти забытое, обрушилось на него, как струи высокого водопада. — Волчонок... — выдавил тевинтерец. — Цесар... — Фенрис впервые произнес его имя вслух. — Я... говорил... Данариусу, что ты нас всех... переживешь, — пленный вдруг затрясся, и эльф не сразу понял, что он смеется. — Нельзя... давать... рабам... такую силу... Фенрис почувствовал, что в душе загорается гнев, а по коже, и без того измученной ожогами, пробегает искра. Ярко засветился лириум, придавая скорбному и спокойному лицу статуи Андрасте странно-удивленное выражение, как будто отлитая из металла женщина и впрямь поразилась увиденному. Дориан замер, не зная, очевидно, на что решиться. И только умирающий смеялся все громче. — Когда ты, — в легких его что-то страшно хлюпало и булькало, — прислуживал... мне, я смотрел... и думал, что... Что он думал, осталось загадкой. На губах раненого с липким, влажным звуком лопнул кровавый пузырь, а смех стал беззвучным, только трясся пленный теперь куда более крупной дрожью. Дориан отстранился и приподнялся, взглядывая на сотрясающееся тело. — Агония, — бросил он коротко. — Всё. — Больно, страшно, — раздался печальный голос рядом, спокойный и отрешенный. — Красное марево, вечная бездна. Не знал дороги, но видел впереди свет. Звал, манил, притягивал... Обманул. Все обманули. — Я не обманул, — отозвался Дориан и, отступив, взмахнул посохом, указуя кристаллом на грудь раненого, где здоровая рука сжалась на окровавленой мантии мертвой хваткой. Фенрис не стал смотреть. Он бессмысленным взглядом уставился на Пророчицу, и по отблескам на ее лице отмечал, как медленно гаснет голубоватое сияние. Слышал, как пленный судорожно, со свистом вдохнул — и больше не выдохнул. — Инквизитор сказала, что так правильно — помочь, когда не можешь спасти, — печально сказал Коул. — Ему было плохо и больно, он очень устал. Не сегодня, а давно. Почему люди продолжают делать то, что им не нравится? — Потому что существует долг, — не глядя на демона, отозвался Фенрис. — И следовать долгу не всегда приятно и легко, — согласился Дориан. — Ты, наверное, и сам это знаешь. — Не знаю, — юноша опустил голову, окончательно скрывая лицо за широкополой шляпой. — Когда-то думал, что знал. Теперь не знаю. — У всех, кто живет — так же, — Фенрис наконец повернулся. — Но это единственный путь не потерять себя. — Кажется, у нас с духами больше общего, чем мне казалось раньше, — Дориан явно начал приходить в себя, потому что знакомо усмехнулся, хоть и тихо пока. — О, кстати, если бы Солас услышал эти слова, наверное, был бы близок к вершине наслаждения. — Я пойду, — Коул отвернулся к двери. — Хочу немного подумать. Не мог думать, слишком тянуло сюда. Здесь было слишком больно, чтобы я не пришел. Никто не стал его удерживать. Фенрис проследил взглядом за тонкой фигуркой юноши, когда услышал позади усталый голос: — Сегодня я точно наберусь. С тобой, с Быком или один — все равно. — Узнал что-то? — Фенрис постарался отвлечься. — Узнал почти все, — маг нагнал его, явно стараясь не смотреть на изуродованные останки. — Эти символы на карте знакомы почти любому среди моего круга, и система в их нанесении, конечно, есть. Меркуриос отвечает за разум. Наверное, Корифей ищет скопления забытых знаний. Библиотеки, архивы... Уран ему покровительствует. Поэтому Флориан выбрал его для обозначения особых знаний. Еще я узнал, где Флориан размещал свои посты, людей, красный лириум... Всем этим займутся канцлер и командор. А вот последний знак... Мне он не знаком, но, видимо, там сокрыто что-то поистине важное. Ничего подобного в книгах я не нашел, хотя и сидел вчера полдня, а потом еще половину сегодняшней ночи. Возможно, Меварис сможет помочь, но леди Жозефина отказала мне, и до возвращения Инквизитора мои руки связаны. — Что это за знак? — эльф навострил уши. — Сложно сказать, — Дориан пожал плечами. — Изображение схематичное, скорее, стилистическое. Если приложить каплю вдохновения, то можно увидеть морду дракона. Или гряду гор. Изображение несимметричное, на руну не похоже. Пожалуй, это все, что я могу сказать. Мы не можем отправиться в местность, указанную на карте. Это граница Неварры и Тевинтера, и Жозефина нам головы оторвет... — Узнаем, — жестко отозвался Фенрис. — К Каллену? — Я уже здесь, — в проеме двери появилась фигура главнокомандующего. — Услышал ваши голоса — и всё понял. И Коул ушел. Мессир Павус, ваши успехи?.. Фенрис вполоборота повернулся к тевинтерцу, желая не только слышать ответ, но и видеть того. Дориан несколько нервно улыбнулся: — Чем обязан такому вниманию, господа? Это, конечно, лестно, но слегка... напрягает. Если отвлечься от моральной стороны вопроса, то мои успехи на высоте. Как всегда. Ближе к вечеру я предоставлю вам, Каллен, карту и расшифрую ее. Почти всю, за исключением одного символа, о котором пленный поведать не смог, хотя, надо сказать, это интересует меня более всего прочего. Но вам будет чем заняться: придется организовать множество военных... или тайных... операций. Будем надеяться, это хоть немного ослабит венатори. Только сначала скопирую себе тот знак, что расшифровать не удалось. Буду искать. — Вот как? — Каллен повеселел, но покосился на походную койку, и веселье его поутихло. — Пойдемте, господа. Не будем мешать сестрам Церкви отдать последний долг перед погибшим — кем бы он ни был. После темноватой, пропахшей кровью и зельями, часовни свежий воздух показался Фенрису невероятно вкусным. Ярко светило солнце, отгоняя тяжелые воспоминания... — Вольно, — звонко скомандовал Каллен своим бойцам. — Можете отдохнуть и оправиться; в дозор отправитесь не раньше нынешнего вечера. — Командо’р, — против слепящего солнца шагнула мать Жизель, и Фенрис невольно отступил. — Всё... кончилось? — Да, преподобная мать, — коротко склонился перед ней Каллен. — Вы можете заняться останками. — Надеюсь, перед покоем вечности этот несчастный облегчил душу, — скорбно произнесла женщина. Фенрис посмотрел на мать Жизель внимательно, остро. Не хотелось думать, что это она разнесла по Скайхолду пикантные слухи. Впрочем, держалась женщина слишком спокойно и слишком уверенно. — У вас свой долг, а у меня свой, — проговорила она со своим мягким акцентом. — Не мне вас судить, хотя страшнее смерть сложно представить. Ему легче было бы умереть в бою. — Умереть всегда легче, преподобная мать, — философски произнес Каллен. — Жить порой гораздо тяжелее. — Друг мой, — лицо женщины сразу обрело сочувствующее выражение, — я понимаю, вам нелегко, но поверьте, леди Инквизитор вернется — и это внесет успокоение и покой в вашу душу. И переносить тяготы станет намного легче. Все мы обретаем силы, когда рядом те, кто нам дорог. У меня остались вопросы к вам, мессир. Вы позволите? — она обратилась к Фенрису и Дориану. — Я загляну к вам после обеда, Каллен, — обратился к главнокомандующему Дориан. Матери Церкви он не ответил. Фенрис больше взглядом даже, чем жестами, распрощался с обоими и первым шагнул через двор. Больше здесь делать было нечего, а на душе, несмотря на полуденное солнце, было как-то муторно. Да и ожоги давали о себе знать. Впрочем, широкий шаг мага рядом не давал расслабиться. — Фенрис, — окликнул его маг, — могу я задать тебе один вопрос? — Ты уже его задал, — отрезал эльф. — Тогда еще два? — фыркнул Дориан. Фенрису не хотелось отвечать на вопросы. Больше всего хотелось сейчас скрыться от посторонних глаз и дать волю чувствам — тем самым, что он всегда скрывал. — Кем был этот... Как ты его назвал? Церус? — Цесар, — машинально поправил Фенрис. — Я не хочу о нем говорить. — Он знал тебя, — протянул Дориан. — А ты знал его. Они оба уже успели пройти за тяжелую дверь, оставляющую позади церковный садик, и Фенрис вдруг не выдержал. Сам понимал, что стоит потерпеть еще немного, отделаться ничего не значащими замечаниями и, сухо распрощавшись, скрыться в бывшей тюрьме, которую можно запереть изнутри... Но всего накопилось слишком много за прошедшие дни. Лириум вновь полыхнул, но эльф не обращал на это внимания. Он толкнул мага к стене в пустой комнате и, прижав за плечо, выдохнул сквозь зубы: — Что ты хочешь услышать? Что я подавал ему вино, а он забавлялся тем, что заставлял меня по часу неподвижно стоять с подносом? Что он разглагольствовал о том, как следует обращаться с рабами, и сетовал, что нашел бы мне лучшее применение, чем быть телохранителем? Что в присутствии Данариуса был тише воды ниже травы, а при малейшей возможности... — Фенрис рвано выдохнул, отступил, чтобы не совершить непоправимого, и глухо произнес. — Данариус умел выбирать себе учеников под стать. Этому, правда, быстро надоело заискивать, и он повел свою игру сразу, как только смог — и, разумеется, проиграл. Ему пришлось скрыться из Минратоса. А его место заняла Адриана. Или про нее ты тоже хочешь услышать? Маг осторожно пошевелился и наигранно-легко произнес: — Я вовсе не требовал подробностей, хотя... Ничего не скажу, мне все это кажется очень странным. Я не умаляю пережитого тобой, но это все равно заставляет меня недоумевать. Зачем? Зачем все это? Я помню, как я требовал неукоснительно исполнять мои приказы, и, возможно... иногда... был невыносим, но мне никогда и в голову не приходило издеваться над кем-то, преследуя именно эту цель. Дом Асперос был богат, знатен и влиятелен. Я даже могу понять, отчего... твой бывший хозяин захотел взять тебя в постель. Но это..? — Потому что власть быстро приедается, — глухо отозвался Фенрис. — А деньги приносят удовольствие только тогда, когда у тебя их немного. А дальше приходится остаться перед собой один на один. И если, кроме власти и денег, у тебя ничего нет, то тебе первому захочется доказать себе... — он не договорил. Помолчал, а потом резко бросил: — Пойдем. Не хватало еще, чтобы нас здесь застали. Фенрис не услышал за собой шагов и даже замедлил ход. Этот маг, что таскался за ним хвостом, почему-то сейчас остался на месте. И надо бы было молча уйти, но... — Прости, — вдруг хрипло произнес Дориан довольно далеко — там, где эльф оставил его. — Прости за то, что моя родина стала такой.