Дереализация

Неделя, прожитая в отчем доме, по ощущениям казалась бесконечной. Из нежной и ласковой матери вернулась строгая и беспощадная миссис Рид. Она никогда не упускала шанса сказать своему сыну о его бесполезности. И зачем он только решил вместо праведных и важных профессий выбрать путь бессмысленного фрилансера? Да, она тут же переключалась, утверждая, что лучше знает, что нужно её сыну. Но Гэвин уже выбрал, чем он хотел заниматься, какому делу он бы хотел посвятить свою жизнь. Ранее он уже обсуждал с Ричардом эту дилемму. И он помнит, что тот говорил ему. Если он считает свой выбор правильным, если оно приносит радость, если Гэвин способен не только писать портреты, но и выкладывать в свои картины чувства, то этого достаточно для того, чтобы не отступать. В конце концов, это одно из тех самых немногочисленных дел, которое вдохновляет и приносит радость. Дни проходили медленно и однообразно: отвечая на вопросы, изредка позволял себя обнять, временами ностальгировал с Элайджей об их минувшей совместной жизни. И каждый раз по вечерам он изображал в скетчбуке свои идеи, украшая их гуашью и непонятными даже для него самого знаками. Он умело водил карандашом по бумаге, вырисовывая силуэты, потусторонние существа, усиливая гротеск своих эмоций газовой сажей, временами добавляя алые и бледно-красные оттенки. Абстракции были мало похожи на что-то определённое. Но они прекрасно описывали его состояние в течение всех этих дней. Этот скетчбук стал спасением, тоненькой нитью между происходящим в мире и самим собой. Восьмые сутки сдавливали горло. Он проснулся около часа дня с чувством страшного морального истощения. Все это время он ждал от матери скандала, но его не происходило, вследствие чего его не могла отпустить тревожность. Он всё ждал и ждал, прокручивал в голове варианты возможных ответов на возможные вопросы. Беспокойство поглотило его, но, так или иначе, этой ночью он покинет этот дом. И боже упаси Элайдже ещё раз провернуть это бессмысленное действо. Предупредив брата о своём временном уходе, собирая в небольшую сумку небольшой скетчбук и пару цветных карандашей, Гэвин поспешил выйти из дома и пройтись по пустым улицам, дабы отдохнуть от напряжения и собраться с мыслями. Он перепрыгнул через забор, проскальзывая на узкую дорожку, ведущую в лес. Короны деревьев беспомощно качались из стороны в сторону, словно огромные скелеты, призывающие путника отправиться в долгие исследования каждой окружающей его травинки. Но Гэвин не сворачивал с тропинки. В его распорядок дня не входило изучение местной флоры, скрытой под плотным слоем снега. Дойдя до русла реки, он внимательно рассматривал речную гладь, присаживаясь на корточки и кидая в мирную воду небольшие камушки. Слабенькие волны синхронно расплывались маленькими кругами вокруг упавшего на дно камня. Лёгкое безмятежье накрывало его с головой, всякие мысли затмили приятные воспоминания о долгих походах вместе с классом и мирных посиделках на камнях в компании одногруппников. Как они пели песни, играли в догонялки, как он получил свой первый шрам на носу после очередной вылазки с товарищами по несчастью. Он сожалел о том, что упустил. Ему было безумно тоскливо от мысли, что этого более не вернуть. Но кое-что он ещё может сделать. Вытащив из кармана телефон, он неспешно, долго размышляя, ввёл номер своей приятельницы — Тины. Долгие гудки заставляли его оставить это дело. И в конце концов, услышав голос автоответчика, он бросил эту идею — позвонить каждому, что бы услышать от них новости и рассказать, как он до сих пор живёт. В каком-то жалком порыве он достал из сумки скетчбук, рисуя одиночество в том образе, в которой он его видел. Пустые в своем необузданном мраке глаза смотрели прямо на него, словно ожидали от него кусочки надежды. Вместо цветной радужки — множество гнилых символов, вместо веснушек на изображенном лице — угасающие звёзды. Пепельные, лишенные красок волосы развивались на ветрах графита. Образ выглядел безумно уставшим, но при этом в глазах промелькивали блики радости. Словно это одиночество было даровано герою с неба. И Рид не сразу заметил, кого рука так усиленно пыталась изобразить. Ричард Декарт. Тот надоедливый, но справедливый психотерапевт вышел ужасно подавленным, с тусклой, несвойственной ему улыбкой и непонятными искрами в недрах черного зрачка. Накатило страшное желание позвонить ему или написать. Но он лишь смог выдавить из себя текстовое сообщением с коротким: «Завтра возвращаюсь домой». Он не знал, зачем Декарту об этом сообщать. Наверное, это было глупо и странно. Это ненормально думать о своем враче с иной стороны. Но он не мог отрицать — что-то в нем манило к нему. Он не знал, что именно, но прогонять эти мысли было бы бессмысленно. Телефон моргнул, призывая хозяева просмотреть уведомления. «Я очень рад. Буду ждать тебя во вторник в 10 часов утра. Ричард Декарт» Гэвин, как влюблённый подросток, радостно улыбнулся, несколько минут просматривая их переписку. Первые сообщения, очевидно, были полны какими-то негативными эмоциями. Но последние намекали ему о том, о чем не стоило. Вероятно, он уже привык к такому. Он привык к Декарту, к единственному, кто слушал его, кто пытался помочь. Некоторое восхищение превосходило его смятение. Вытащив из сумки промерзший немного шарф, он скрыл под ним оголенную шею, носом прижимаясь к мягкой шерсти. Пора возвращаться и начать собирать вещи. Дорога не была долгой. Он касался нагих веток, наступал на замерзшие лужи, наслаждаясь тихим треском, смотрел на тусклое, спрятанное за облаками солнце. Подойдя к дому, он через входную дверь мог услышать их яростный спор. Осторожно пройдя внутрь, не показывая признаков своего присутствия, он скрылся за косяком двери, невольно подслушивая их полемику. — Ты же понимаешь, что такого он точно не простит. Я столько сил трачу на восстановление семьи, а ты продолжаешь делать такое, от чего и умереть не жалко, — Камски редко спорил с матерью, но, очевидно, она сделала то, чего совсем не стоило делать. — Да ты посмотри! — Рид увидел, как мать преподнесла Элайдже свой оставленный на кровати скетчбук. — Он совсем ума лишился. Если он психом окончательно станет, то кто его содержать будет? Я, конечно же! А мне это надо? Это все надо сжечь! Гэвин несколько секунд анализировал происходящее. И только спустя три минуты их спора, парень смог увидеть пепел между картонными обложками. Он машинально подошел к матери, вырывая из её рук книжку. — Гэвин… Я это, — судорожно листая скетчбук в попытках найти хоть что-то цельное, он испытал страшное отчаяние. Все сгорело. Все его надежды. Самая важная для него нить сгорела в её пламени. Ничего более не осталось. — Ты что наделала? — он задрожал от гнева. Все самое дорогое, что находилось в этой книжке, сгорело. От образов и абстракций до любимых сердцу портретов. Он коснулся рисунка, на котором был изображён Ричард. Лист обратился в прах, оставляя лишь фрагменты мягкой улыбки и лазурного левого глаза. — Зачем?.. — Ну, ты же знаешь, мы всегда были против такого… Рисовал бы леса, людей нормально и всё такое. А тут какие-то изувеченные трупы и портреты каких-то мужиков… Ты не гей у меня случаем? — Зачем ты это сделала? — еще раз спросил Гэвин. — Ну, ты же все понимаешь. Нарисовал то, что душа хотела, и сжёг все это, как бы отпуская. Почему ты этого не делаешь? Мы же договаривались… У тебя очевидно с головой не в порядке. Опять нейролептики пить, да? Когда же все это закончится. Знала бы я вовремя зачатия, что ты таким больным будешь, сделала бы аборт. Всю душу мне высосал и никакой благодарности. Гэвин ничего не ответил, он лишь сильнее сжал в пальцах прах своих идей и ушел в свою комнату, судорожно собирая вещи в рюкзак. Для нее ничто не важно. Он для нее не важен. Только заслуги и ордена, только рукоплескание из бельэтажа. Он ей не нужен. Он бесполезен. Элайджа молча наблюдал за своим братом, что нервно закидывал в походный ранец свои вещи, и не знал, как можно исправить ситуацию. Да, он чувствовал некоторое преимущество, сравнивая их достоинства и успехи. Но с другой стороны, у Камски не было таких проблем с психикой. Он даже представить не мог, каково это — жить в абсолютном оцепенении, не знать своего лимита, постоянно растворяться в блеклом ужасе перед следующим днем, он не знал, как в одно мгновение можно острить и ругаться, а в следующее — рвать на голове волосы от дикого желания дойти лезвием до выпирающей, манящий ножик вене. Он не понимал и никогда не поймет. Ведь у него даже шанса не было пережить подобное. Он не останавливал младшего брата. И лишь на пороге решился спросить: — Ты не вернёшься? — Гэвин ждал такси. Увидя нужный ему номер иномарки, он без прощаний, без сожаления, без каких-либо слов и эмоций сел на заднее место машины. Элайджа молча провожал своего брата. Да, однозначно, надо было немного потерпеть. Его поспешность привела к еще большим проблемам. Но куда дальше тянуть? Прошло пять лет. Ровно пять лет. И за этого время никто из них не научился ценить и любить друг друга. Это не могло не пугать. Но Камски знал, что никогда не поздно что-то возобновить. И он обязательно продолжит пытаться сделать из них настоящую, цельную семью.

***

Гэвин недолго ждал посадки на самолёт. Разнообразные рисунки, кофе и несколько конфет смогли помочь ему скоротать время. Вспоминая каждое слово матери, он невольно терялся от ненависти. Неужели именно такими должны быть родителями. Да, она потеряла мужа, да, она осталась наедине с двумя детьми, но правда ли он заслуживает такие слова, неприязнь и отголоски презрения. Да, брат многого добился. Да, отец был невероятно талантлив. Но с чего она взяла, что это должно касаться его? Выдыхая напряжение, он смотрел в иллюминатор, наблюдая за пушистыми облаками, которых переваривал гнусный закат. Он не любил закаты с самого детства. Именно из-за них он не единожды впадал в истерики. Ведь день закончился. Надо снова просыпаться, снова стараться, снова просить мать сказать ему о том, что любит его. Что он дорог ей. Хотя бы как человек, а не сын. Разочарование пробило его насквозь. Его внутренние стенания разрывали мозг на части. А может быть, она права? То, чем он занимается не работает. Постоянной заработной платы нет. Его художества далеки от финала. Он сам далёк от маминых стандартов. Он не заслуживает гордости, он ничего за свою жизнь не достиг. Он виноват. Ведь только в нём таилась причина разгрома в семье. То есть, если его не станет, то всё это может прекратиться? Этот бесконечный цикл разорвётся? Может, хоть так он станет свободным от требований матери, от попыток Элайджи наладить контакт, от своих бесконечных рецидивов, от боли и необходимости жить ради других эту жизнь? После успешного приземления, он долго сидел на лавочке возле аэропорта, выкуривая сигарету за сигаретой, пока не начало тошнить. Сейчас он хотел лишь одного — просто напиться, забыть об этой неделе, об этой жизни как о страшном сне. Купив в алкомаркете пять бутылок с крепким пивом, он незамедлительно направился к дому. Он готов пойти до конца. Ведь так или иначе он ничего не потеряет. Он и так уже терял связь с этим миром. Дереализация поглотила его существование, он потерялся, он крайне устал добиваться того, чего хотел смальства достигнуть.