Проклятье, как же я люблю насилие!

— Валим! — во всю мочь крикнула я и побежала. К сожалению — или к счастью, тут уж как посмотреть — полуразложившиеся от химии мозги моих ребят работали хреново. Пока до некоторых дошло, что я сказала, пока они заметили приближающихся паладинов, пока повторили мой приказ для остальных, пока остальные… Медленно. Слишком медленно. Поняв наконец, что сбежать уже не получится, эти деграданты решили открыть огонь. Ну… Если бы они мирно сдались, то рейнджеры, по слухам, оставили бы их в живых. Но теперь — точно никаких шансов. Наш гранатомётчик сделал удивительно точный выстрел: он умудрился таки попасть прямо в одного из рейнджеров. Осколочной ракетой. Хер в силовой броне упал, несколько раз перекувыркнулся и остался лежать. На пару секунд. А потом встал и бодро побежал «искоренять зло», паля из всех стволов. Я вновь спряталась в придорожную канаву и, пригнувшись, побежала дальше. Вскоре выстрелы и вопли прекратились. Не нужно быть гением, чтобы понять, почему. Добежав до перекрёстка, я спряталась в трубе, лежащей в основании небольшого мостика через эту придорожную канаву. Там было грязно, полно мусора, тесно и очень душно. Зато в её центре меня было не заметить, наверное, даже с помощью сканеров. Я устроилась поудобнее и стала перебирать свои шмотки: обрез, немного патронов, химии, немножко еды и пара фляг — с бухлом и водой. Не густо. Ах, я забыла включить в список саму себя. Впрочем, я навряд ли пригожусь себе, если не встречу никого, кроме паладинов и собственной смерти. От скуки я заснула. Понимаете, Эквестрийская Пустошь — место реально очень скучное. День за днём, год за годом здесь одна и таже херня. Безысходность, насилие, наркомания, работорговля, деградация, смерть. Ничего нового со времён Великой Войны. Будь сверху… или окажешься снизу. И далеко не всегда живой и хотя бы относительно здоровой. Но это всё лирика на тему беспросветной скуки. Проснулась я от шума тяжёлых шагов. Судя по всему, это были те самые Рейнджеры. Лишь бы они побыстрее съебались с этих мест. Надеюсь, они заскочили к нам на огонёк просто по пути. Я хотела было снова уснуть, как шаги прекратились. Прямо надо мной. Сука! Впервые с того самого случая мне стало страшно. По-настоящему страшно, мать вашу! Сердце, казалось, вот-вот разорвётся от страха. Ноги словно онемели. Ни звука, кроме визга сервомоторов силовой брони и свистящего по трубе ледяного ветра. С гнетущим чувством в груди я ждала, что паладины заглянут внутрь трубы и увидят там меня. Апатично представила, как заревёт огнемёт и я заживо сгорю прямо здесь, прилипнув своей лопающейся от жара кожей к стенкам трубы, вопя от боли отрывая целые куски прилипшей плоти в тщетных попытках вылезти наружу… Внезапно раздался оглушительный выстрел. Не выдержав напряжения, я в ужасе подпрыгнула и потеряла сознание. Боль. Голова гудит. С трудом пытаясь вспомнить, что случилось, я прикоснулась к голове копытом и застонала от боли, нащупав здоровенную шишку на затылке. Я попыталась было достать флягу с самогоном при помощи телекинеза, но острый взрыв боли в районе рога быстро и решительно заставил меня отказаться от этой идеи. Стараясь не шевелить головой, я достала флягу копытом и сделала пару глотков. Помогло. Я полежала ещё несколько минут и осторожно полезла наружу. Утреннее солнце вызвало новый приступ мигрени. На секунду мне показалось, что я случайно превратилась в вампира — настолько хреново мне стало от света. Крепко зажмурившись и закрыв глаза ногой, я принюхалась. Одна из составляющих типичного запаха Пустошей была слышна здесь чуть сильнее, чем обычно. Проморгавшись, я постаралась найти источник трупной вони. Оказалось, что он валяется прямо в нескольких десятках футов передо мной. Судя по медным зализанным волосам, валяющимся на камне, до прямого попадания из крупнокалиберного пулемёта это был Буллет. Какая ирония! Превозмогая своё ударное «похмелье», я отправилась назад, к сгоревшему дубу. Мне нужны были крышечки, рекруты и антистресс игрушки.