Бордовые бабочки

      Я проводила Даню глубокой ночью, после того, как мы вместе поели вишневого пирога. Признаться, он был очень даже ничего для той, кто сторонится готовки как огня. Около пяти утра я легла спать, переполненная лишь счастьем.       Проснувшись утром, я поняла, что проспала. Первый раз за эти полгода я проспала тренировки. Часы предательски мигали, оповещая о невыключенном будильнике. Ровно девять часов утра, а ведь занятия начинаются уже в шесть тридцать. Подскочив с кровати, я помчалась переодеваться. Хорошо, что мудрая привычка собирать сумку с вечера у меня сохранилась, спасибо за это Этери Георгиевне, которая каждый раз строго наказывала мне это делать.       Собравшись, наконец, я вышла, закрывая дом. Погода совсем не радовала: дул сильный ветер, деревья без листьев одиноко стояли и скрипели от невидимых потоков, а небо заволокло серыми облаками. Дойдя до остановки, я осознала, что мой автобус ушёл совсем недавно. Горестно выдохнув, я села на холодную лавочку. – Эй, медвежонок, подвезти? – послышался мужской голос совсем рядом. Подскочив с радостной улыбкой, я увидела Хавьера и смутилась. «Медвежонок». Это не его. Не его слово. – Да-да, – отвечая достаточно медленно, сказала я, а в конце все же заставила себя улыбнуться. Похлопав меня по плечу, он широко улыбнулся и далее, опустив руку на мою талию, проводил меня до своей машины. Я пыталась по-скорее улизнуть от его рук. Все его прикосновения и слова были мне неприятны. Слишком неприятны. Сев внутрь, я выдохнула, уже ожидая того момента, когда смогу сконцентрироваться только на тренировках. Мы доехали быстрее, чем я предполагала. Спешно попрощавшись с Фернандесом, я направилась внутрь. – Женя, – недовольно подозвал меня Брайан. – Понимаю, конечно, что у тебя день рождения, но это не значит, что ты можешь опаздывать на тренировки, – затем его взгляд подобрел, и он улыбнулся. – Иди сюда, – подозвал меня Брайан и обнял. – С днём рождения. – Спасибо, папа Брайан, – ответила я, мельком вспоминая, что мой родной отец так и не поздравил меня. Я тут же выкинула эту мысль из головы, стараясь не портить себе самый лучший день в году. – А теперь заниматься, бегом, сегодня остаёшься допоздна, – предупредил он, грозя пальцем. – Я с радостью, мистер Орсер, с радостью.       Удалившись на лёд, я лишь иногда замечала, как часто Брайан подзывал к себе Хавьера, словно решая с ним проблемы мирового масштаба. Взгляд его часто менялся, но чаще он хмурился. В основном с испанцем занималась Трейси, а мы с Брайаном больше работали над новыми каскадами и лутцем. Мне предстоял этап в Москве, где я должна буду выступить безукоризненно. Все же, этап в родной стране, я не должна оплошать. Просто не имею на это права. – Ты стала прыгать лучше, – похвалил меня Орсер, когда я приземлила каскад из двойного акселя и тройного риттбергера. На мои просьбы о четвёртых Брайан отрицательно качал головой, призывая опять и опять унять свои амбиции. – Твои прыжки действительно стали пролётнее, – разбирал он, иногда делая пометки в блокноте, пока мы стояли у тренерского столика. – Стали выше. Но этого не достаточно, Жень, – заключил тренер, закрывая блокнот. – Мы вернёмся к этому разговору ближе к Чемпионату Европы, ладно?       Мне оставалось лишь кивнуть. Как бы сильно я не хотела прыгнуть четверной сальхов, мой перелом сам себя не вылечит. Тем более, дополнительные проблемы создавал в принципе сам процесс моего перехода: другая страна, язык, культура, другие тренировки и подходы к ним.       Буквально до ночи я была в Крикете вместе с Брайаном. Обратно я решила пройтись пешком, пытаясь выкинуть совершенно ненужные мне мысли из головы. Клянусь, ещё чуть-чуть и там будет настоящая свалка. Ветер и музыка хорошо помогали в некой «очистке». Но моему одиночеству не суждено было продлиться долго: меня нагнал Хавьер. Его в последнее время много в моей жизни. – Не против, если я пройдусь с тобой? – спросил он, а я не могла отказать. В конце концов, Хавьер был прекрасным человеком, пусть меня и напрягали его двусмысленные жесты и невероятная активность в мою сторону.       Мы шли около получаса, говорили обо всем подряд. Испанец мог поддержать любую тему, это была одна из причин, почему мне так нравилось с ним общаться. Однако были моменты, которые в секунду портили эту лёгкую атмосферу. Мимолётные касания его пальцев моих, как бы невзначай. Я сразу хмурилась, закрывалась, улыбка исчезала с моего лица. У крыльца моего дома, я решила, что пора это закончить. – Хавьер, – начала я осторожно. Что если я все себе просто придумала, а бедный Фернандес и думать не хотел про какие-то отношения со мной? – Что такое? – по голосу было понятно, что он напрягся. Словно его поймали на месте преступления. – Мы ведь друзья, верно? – уточнила я, внимательно смотря на его реакцию. Он был на удивление спокоен и все так же добродушен. С лёгкой улыбкой Хавьер ответил: – Естественно, Жень, я не претендую, когда сердце девушки занято другим. И то самое сердце пропустило удар, едва Фернандес произнёс эту фразу. – Спасибо, – дрожащим голосом ответила я, скрываясь от него за дверью дома. Даня что, рассказал ему? Но ведь они даже не общаются! Может, Хавьер просто очень наблюдательный? Сев на пол, я схватила себя за голову. Опять эта свалка! Прочь! Прочь!

***

      Даниил видел, как Фернандес провожал Женю. Его смутил один факт – испанец продолжал быть настойчивым, даже после того, как между фигуристом и хореографом состоялся короткий и далеко не самый приятный диалог. – Хавьер, на пару слов. – О, мистер Глейхенгауз, не ожидал увидеть вас в Торонто, – будничным тоном отозвался Хавьер, подойдя к нему после того, как вышел из Крикет клуба. – Не трогай Женю Медведеву, ты понял? – спросил Даниил Маркович предельно чётко, держа Фернандеса за воротник его олимпийки. Они с ним были одного роста, что позволяло хореографу беспрепятственно наблюдать его реакцию достаточно ясно. – Так вот причина вашего переезда, – Фернандес ни чуть не смутился. Наоборот – недобро улыбнулся в ответ. – Что ж, знаете, неограненный бриллиант любит искусных ювелиров. А вы, – Хавьер оглянул его сверху вниз, – на такого не похожи. Поверьте, Даниил, ваши старания окажутся напрасными.