Бордовые бабочки

      Тогда я забрала этот лист с собой. Я все ещё не хотела анализировать всю ситуацию, не хотела знать, где сейчас Даня, даже отчасти не хотела появляться в Крикете.       Но фигурное катание всегда учило меня смирению в первую очередь. Смирению с неудачами, чтобы потом с мудростью пришла сила.       По дороге я купила себе небольшой блокнот с веселой ламой на обложке. Она сразу мне приглянулась, в моей жизни как раз не хватало улыбок. Да и в принципе простого душевного спокойствия. Домой я вернулась около полудня, мамы не было, но она оставила мне милую записку на столе, прямо рядом с вишневым пирогом. «Уж не хочу знать, где ты была ночью, но Дане нос оторву за его проделки! P.S. Видела, как тебя забирал ;)»       Ох, мама, лучше бы я осталась дома. Сил горевать у меня не было. Вместо сердца, кажется, остались лишь ошмётки, которые слабо держались между собой старыми нитками. Решившись и оставив новый блокнот и злосчастный лист на кровати, я схватила спортивную сумку и поехала в сторону Крикета.       Ровно через пятнадцать минут я уже была около клуба. К нему также как раз подходил и как всегда весёлый Джейсон. Правда, ни разу не видела его грустным. – Женя, привет! – он помахал мне рукой, а когда я догнала его, привычно обнял. – Выглядишь уставшей. – Есть немного, – не соврала я, боясь представить какие на самом деле у меня мешки под глазами от недосыпа. – Я передам Брайану, что ты не высыпаешься, – выдал Браун, открывая дверь. Я тут же его остановила. – Даже не думай! Золото сонь не любит! Я буду работать так, как и прежде работала, мне поблажки ни к чему. – Ты уверена? – на всякий случай переспросил Джейсон, глядя на меня. – Абсолютно, – отозвалась я, но уловила все ещё заинтересованный взгляд фигуриста. – Что такое? – Я на самом деле думал, что ты уехала из Канады. Я удивлённо уставилась на него, подняв бровь. – С чего бы мне уезжать? Я тут тренируюсь, у меня тут друзья... – стала перечислять я, пока Джейсон меня не перебил. – Но ведь Даниил улетел сегодня рано утром, думал, ты с ним.       Я застыла на месте. Вот как. Значит, сбежал. Взгляд мой остановился на одной точке. Браун замер следом, смотря на меня. Я ведь даже и не заметила, как слезы потекли из глаз. О да, я уверяю себя, что нет места боли, но она все же неприятным комом сжалась где-то внутри, в этом я была уверена. Все эти часы я будто носила стокиллограмовую гирю у себя за спиной, а с каждым шагом идти вперёд было все труднее. – Нет, – ответила я после продолжительного молчания. – Осталась, как видишь. Откуда ты знаешь, что он уехал? – Написал ему смс утром, спросил о возможности постановки мне показательного, – поделился Браун. – У Юзуру программа, кстати, шикарная вышла.       Я и забыла, как совсем недавно он радовался этому достижению, будто светился изнутри. Грустная улыбка появилась на моем лице и исчезла за пару секунд. Уехал. Он просто взял и уехал. – Ладно, нечего сопли на кулак наматывать, идём, – решительно заявила я, смахивая слезы. Джейсон последовал за мной. – Это русское выражение такое? – тихо поинтересовался он. – А научишь меня ещё таким? Я, не сумев сдержаться, рассмеялась, пообещав Брауну научить его ещё многим фразам из русского языка.

***

– Жень! – такой строгий голос Брайана не предвещал ничего хорошего. Быстро среагировав, я подъехала к нему. – Ты сегодня сама не своя. Джейсон сказал, что ты не высыпаешься. «Браун!» – выругалась я на него мысленно, продолжая слушать Орсера. – Тебе стоит поехать домой и отдохнуть, – заключил мужчина, оставив свой блокнот на столе и скрестив руки на груди. Я тут же отрицательно и достаточно энергично замотала головой. – Никакого отдыха, мистер Орсер, – ответила я чётко. – Золото так не завоёвывают. – Жень, но тогда эта тренировка будет неэффективной, понимаешь? – настаивал тренер. – Ты еле-еле скользишь из одного края катка в другой. Об элементах я вообще молчу. Твои вращения буквально «кричат» о помощи.       Я смиренно выдохнула, упирая свой взгляд в пол. Голова неприятно болела, а глаза начали слипаться. Да, мне очень нужен отдых. – Езжай домой, – закончил Орсер, похлопав меня по плечу. Я же направилась в сторону раздевалки.

***

      Вернувшись домой и отоспавшись вдоволь, проснувшись, я чувствовала себя как нельзя лучше. Впервые я действительно выспалась. Усталость как рукой сняло. Сидя в кровати, я наконец взяла свой новый блокнот с ламой и решила, что это будет мой личный дневник, весёлая лама которого будет слушать все мои проблемы. Открыв первую страницу, я, взяв ручку, принялась писать: «1 декабря 2018.       Даже не знаю, с чего начать. Наверное, стоит с плохого, чтобы потом закончить хорошим, поднять себе настроение.       Даня ужасный. Я не знаю, какая злоба и какое отчаяние может быть внутри человека, чтобы поступить так, как поступил он. Моя душа сломлена, я подавлена целиком и полностью. И он, скорее всего тоже, раз решил так все же по-детски убежать от проблем. Когда я его прощу? Не знаю. Может, никогда, а может тогда, когда пойму, что наша любовь того стоит. Мы ведь через столько вместе прошли, столько пронесли на своих плечах жизненных уроков. Порой суровых. Я буду ждать, когда цветы в моей душе расцветут заново.       Хавьер, тоже, кажется, покинул Крикет, я не интересовалась у Джейсона. Не дай бог он в курсе всей этой заварушки на кубке Ростелеком. Уж даже боюсь представить, чтобы он сказал, если бы знал. В общем, все оно и к лучшему. Особенно, когда речь идёт о Фернандесе. О хорошем: я стала первой на этапе в Москве :) Сладких снов! Женя». «7 декабря,       Сегодня мы с Джейсоном ходили есть китайскую еду напротив Крикета. Хозяин заведения сказал, что назовёт в мою честь одно из своих самых острых блюд. Сказал, что это будет самый острый суп из всех, что он готовил, такой мало кому по зубам будет!       Тренировки стабильны, готовлюсь к Чемпионату России. Он ведь совсем близко. Честно сказать, мысли о Дане благодаря ему уходят на второй план. Я уже неделю не читала новостей ни о ком из группы Этери. Решила для себя, что так намного лучше. Может, скоро станет и совсем хорошо. До скорых встреч, Женя». «14 декабря.       Я уже тренируюсь в Саранске. Прилетела на пару дней раньше. А все из-за коварной акклиматизации. Уже не думаю о Дане, спасибо за это фигурному катанию. Оно правда умеет отвлекать, что сейчас мне нужно больше всего. Каждое воспоминание, если таковое все же возникает в моей голове, теперь не так больно отзывается в моем сердце. Раздельно нам, кажется, намного лучше. Мне просто стоит это понять. И принять. Побежала тренироваться, Женя». «23 декабря,       Я первая! Сейчас сижу в самолёте и жду, когда же мы взлетим в сторону Москвы. Там, на даче, меня ждут мама и бабушка. Будем отмечать Новый год. Пригласила Алину и Этери Георгиевну. Все очень удивились. Но так правильно. Мы должны держаться вместе, что бы между нами не произошло. Потому что мы уже связаны между собой. Знаете, ментально. Даню за все дни Чемпионата я не встречала, а интересоваться у Этери я не стала.       Мне уже не больно. Все хорошее имеет свойство проходить. Но я счастлива, что это «хорошее» было в моей жизни. И говорю огромное спасибо моему Дане. С Наступающим Новым годом. Женя».

***

      Было непривычно темно. Мужчина в принципе не любил находиться в помещениях без света, но сейчас это казалось ему единственным верным решением. Вдруг, в комнате открылась дверь, а у входа послышался чей-то голос. – Дань, ну ты совсем дурак что ли? Хореограф открыл глаза как раз тогда, когда на кухне зажегся свет. – Мам! – возмутился Глейхенгауз, потирая глаза. – Ты так себе все зрение испортишь, – продолжала бурчать женщина, принося сумки с продуктами к столу. – Я просто сидел в темноте, – отозвался он, вставая из-за стола. – Давай помогу. – Ты иди лучше в коридор, там к тебе пришли, – прогнала его мать, а Даня нахмурился. Кто мог заявиться к его матери в квартиру? Появившись в коридоре, Глейхенгауз, сдерживая злость, сжал руки в кулаки. – Стой где стоишь, – прошипел он. – Я ещё не убил тебя, потому что на кухне моя мать. – Тише, тише, – фигурист жестами пытался успокоить хореографа на расстоянии. – Я пришёл поговорить. – Даже не думай делать шаг в мою сторону, – Даниил слегка расслабил руки, но агрессивного взгляда с Хавьера не свёл. – Слушай, это о Жене. В тишине послышался громкий выдох. – Ты ходишь по лезвию, Фернандес. – Это важно для вас обоих, – вдруг сказал он, продолжая глазами изучать мужчину напротив. Хавьер видел, как Даня напряжен, он знал, что завёл опасную тему, даже запрещённую, но он должен высказаться. И спасти их из этого чёрного омута. – Ты не должен быть здесь сейчас, ты это понимаешь лучше меня. Но ты упорно продолжаешь закапывать себя в яму. Это видят все, кто тебя окружает. Глейхенгауз, ты похож на покойника, ей-богу! – Хавьер вскинул руки вверх. – Твоё сердце уже давно не принадлежит тебе и никогда, черт возьми, не принадлежало. Я это понял, когда посмотрел в глаза Жене, – он замер, секундно смотря на мужчину. Тот стоял без движения – слушал. – В них столько преданности, любви, отчаянной любви. Такая бывает только между двумя психами. И мне стыдно, слышишь? – «горящими» глазами он посмотрел на Даню, а тот на него. – Мне стыдно, что я влез. Но знаешь, что я не испортил? Этот огонь внутри вас. Он горит, и горит ярко. Я знаю, что вы поругались. Но послушай меня единственный раз, не дай ничему погасить то пламя, что держит вас на плаву. Я верю, что нет любви сильней, чем есть любовь ваша.       Дверь за ним громко захлопнулась, а Даня продолжал стоять на том же месте. За окном стали медленно падать снежинки.