***
Дом детства. Не тот, в котором он жил с Элизой и месье Де Ла Серром, а в том, в котором провел свою беззаботную и, возможно, лучшую часть жизни. При слове «лучшая» вдобавок со словом «жизнью» Арно, конечно, вспоминал месяца, дни, часы и минуты, проведенные с Элизой. Пылкие поцелуи, страстные ночи обмана, когда Элиза говорила своему отцу, что хочет помочь Арно с французской литературой… Однако это другая жизнь другого Арно. Его жизнь до смерти отца была жизнью давно умершего Арно. Того Арно, который радовался мелочам и времени, проведенного с отцом. Зачем Арно вернулся в свой старый дом — не знал наверняка и он сам. Просто ноги привели его туда, когда в его голове возникала мысль: «Найти свой Дом». К несчастью для француза, в своем доме он смог лишь найти тупую и едкую боль, появившуюся из-за нахлынувших воспоминаний. Длинный деревянный стол, за которым была рассказана не одна история из жизни Шарля своему сыну, сейчас был абсолютно пуст. Он был просто пыльным, старым столом, за которым сидели призраки, видимые лишь Дориану. Арно провел по нему, сбрасывая толстый слой пыли, а в голове был едва слышим голос его отца, который рассказывал про африканские племена, про французских рыцарей во времена Столетней войны, про индейцев, да и просто обо всем, о чем Шарль считал нужным рассказать. Француз также вспомнил и о поездках по Европе с его отцом. Он с нетерпением ждал каждую. Но потом отец умер, оставив после себя лишь старые часы, которые Арно разбил в тот же день, когда был убит отец. И он стал круглым сиротой, потому что мать его умерла ещё при родах, как ему известно от отца. Такой же сирой, как и Леон, который живет с Арно. Дориан никогда не подмечал их сходства с Леоном. Не заводил с ним диалогов. Не пытался заменить ему отца, или, по крайней мере, стать старшим братом. А Леон всего лишь одинокий ребёнок, который хочет семьи. Такой, каким был Арно и такой, каким его принял в свою семью месье Де Ла Серр. Арно, к своему удивлению, вспоминая главу семейства Де Ла Серров, представлял перед собой не грозного тамплиера, который определенно являлся его врагом, а доброго человека, который решил принять маленького мальчика под своё крыло. И Арно так ему отплатил — отнёсся к заданию по доставке письма, как к чему-то несерьезному. И его безответственность привела к смерти Де Ла Серра. Думая об этом, француз не забывал вспомнить последние слова отца: «Никуда не уходи». Быть может, он совершил одну и ту же непоправимую ошибку дважды? Проведя своей рукой до конца стола, Дориан приметил тумбочку, с выходившими из одного ящиков, бумагами. Подойдя к ней ближе, Арно дернул, не рассчитывая силы, поэтому весь ящик полностью был вытянут из тумбы. Арно по одному стал раздражённо поднимать листки. Оказалось, что это были письма. Конечно, на некоторых из них он приметил печать ассасинов, но его это не удивляло. Он знал, что его отец был членом Братства, так что вряд ли он сможет узнать хоть что-то полезное из обычных писем с заданиями. Но одно письмо привлекло его взор. Это письмо, казалось, было небрежно запечатано… по-новому. Но кому это потребовалось и зачем? Арно не счел грубостью открыть его и узнать, что сподвигло прочитавшего заняться таким бессмысленным делом — повторным запечатыванием. Разорвав небрежно поставленную печать своим клинком, Арно принялся читать: «Шарль! Я знаю, что мое письмо разобьет тебе сердце. Впрочем, ты уже разбил моё, став чудовищем. Я узнала, что ты, и твой, как ты его называешь, mentor, Пьер Беллек, являются членами тайного Братства. Будучи женщиной, не лишенной ума, мне не трудно было догадаться, чем именно занимаешься ты и твои единомышленники. Шарль, ты не судья и не bourreau, клинок в твоей руке не может решать — должен жить человек или должен умереть. Сам факт того, что ты убийца — противен мне. Я не могу жить, зная, что в часы, когда ты отсутствуешь, ты наверняка убиваешь очередного беднягу. Ты можешь всё отрицать или пытаться оправдаться, но для меня любая жертва — это человек. И ни один человек в мире не может просто так убит другим. Просто потому, что у него другая идеология. Просто потому, что существуют такие, как ты. В часы, которые я провожу в ожидании тебя, ты подвергаешь и меня опасности. Ты не думал об этом, Шарль? Кто-то захочет тебе отомстить за смерть сына, брата, отца. И этим кто-то будет твоя семья. Видимо, способность убивать лишила тебя способности думать. Ты хочешь этому научить и нашего сына? Можешь не отвечать на этот вопрос. Впрочем, ты бы и не смог это сделать. Если только ответить на этот вопрос в своей голове, когда ты читаешь эти слова. Я не хочу видеть твои глаза, монстр, и не хочу говорить тебе всё, что я о тебе думаю, в лицо. Кто знает, как ты, человек с клинком, можешь отреагировать на правду. Что ж, оставайся со своим сыном и расти в нем чудовище. Я не хочу быть женой монстра, и уж тем более его матерью. Не пытайся искать меня. Не пытайся выпрашивать информацию у тех, у кого я узнала о тебе и твоих скелетах в шкафу. Не пытайся снова появиться в моей жизни. М.» Арно не ощущал земли под ногами, а его голова, казалось, ходила кругом. Его шатало так, как будто бы он выпил три ящика крепкого вина. Но не пил он уже месяц. Попытавшись сесть на что-нибудь, Арно приметил, что целых стульев не оказалось — их вынесли. Наверное, для того, чтобы разжигать костры и сжигать там предателей народа; тех, кто не встал на сторону революционеров. В итоге Арно, не найдя подходящего места для сидения, просто оперся о стену и спустился на грязный и холодный пол. В его голове возникло, как ему показалось, миллион мыслей. Одна из них — почему отец не сказал ему правды? Зачем он соврал, что она умерла? Впрочем, в глубине души Арно это прекрасно понимал. Ни один ребенок не заслуживает знать, что от него отказалась родная мать. Просто потому, что ему уготована судьба убийцы. Арно, дрожащими руками стал держаться за колючий подбородок. Ему стоило давно побриться. Встав с ледяного пола, Арно твердо решил — он должен взглянуть в глаза своей матери и вернуться к ней. Создать семью. Побыть снова чьим-то сыном. Одна часть Арно понимала, что это глупая затея, но другая часть, которая была почему-то сильнее, считала, что он обязан найти её. Но у него было лишь письмо. Ни места, куда она направилась, ни даже имени. Всего лишь загадочная «М». Марта, Матильда? Моника, Марте? Марго? Кто знает… Мог знать, конечно, Беллек, который, по иронии судьбы, являлся также и наставником его отца. Но Пьер, к сожалению, а может, и к счастью, был уже мертв. Арно, казалось, всхлипнул. Но это был не всхлип отчаяния, а злости. Он увидит свою мать. Во что бы то ни стало. Наверняка что-то может знать кто-нибудь из ассасинов, раз некая М говорила, что ей кто-то помог. Он готов выполнить любое поручение ради информации.***
Арно попросил помощи у своего старого знакомого ассасина. Знал он этого человека еще по тому времени, когда его называли «брат». Они познакомились с ним после того, как Арно спас ему жизнь. Бедолага не рассчитал свои силы и набросился сразу на трех бугаев. Двоих он одолел, но третьего не смог. Когда секира заносилась перед ударом, мужчина успел помолиться богу и извиниться перед наставником за свою оплошность, но тут пришел его спаситель. Впоследствии, раненый ассасин провалялся в постели два месяца, Арно ни разу не навещал его, да и зачем? Хотя ассасин был бы рад его визиту. Спустя время он выцепил вечно занятого Арно и сообщил ему, что он готов быть его должником до самой смерти. Арно лишь смутно улыбнулся и едва вспомнив незнакомца, лишь сказал, что всё возможно, на что вслед ассасин ему крикнул: «Алер». Когда Дориана выгнали из Братства, Алер был единственным человеком, расстроившемуся данному происшествию. Он один, кто не считал Арно неправым, но повлиять на решение Наставника он, увы, не мог. Арно и не знал, что Алер так хорошо относился к нему. В общем-то, Арно многого не замечал. Когда Алер увидел Арно, который уверенном шагом точно шел к нему, он обрадовался. Его спаситель до сих пор жив и пришел к нему! «Наверное, я ему все-таки понадобился» — не ошибался Алер. Арно показал ему письмо и начал объяснять, что ему нужно. Алер поразил его своей отзывчивостью. Без лишних вопросов и сомнений он сразу же согласился помочь ему с поисками. Арно предположил, что его мать могла узнать о настоящем его отца лишь от другого ассасина. Поэтому он предложил Алеру невзначай расспрашивать ассасинов в возрасте, не помогали ли они женщине с раскрытием личности одного из их братьев. Две недели не было вестей от Алера. Он часто приходил к нему домой и интересовался, не нашел ли он чего. Но он лишь виновато отводил голову в сторону и сообщал, что порадовать его нечем. Уходя из дома, он всегда замечал дочь Алера, которая радостно возвращалась после занятий к своему отцу. У неё были глаза такого же цвета, как и у Леона — только было у этих глаз одно маленькое, но важное отличие. У дочери Алера было счастье в глазах. Арно… не отчаялся, он лишь подумывал, не стоит ли ему заняться поиском его матери и самому выпрашивать информацию. Дориан сидел за столом в кафе «Театр» и пил кофе, пока на сцене шло представление. Француз не вникал в суть постановки, но перед тем, как войти в кафе, он что-то слышал о «La Brouette du vinaigrier», но, впрочем, его не особо это интересовало. Алер заявился неожиданно. По крайней мере, для Арно. Алер же узнал информацию о матери своего товарища еще два дня назад, ему просто нужно было еще раз убедиться, что информация верна. «Улица Мюзет, по правой стороне от церкви Нотр-Дам-Де-Дижон есть пару домов, рядом с ними спрашивайте женщину по имени Мари» — после услышанного Арно, казалось, совершенно забыл, что перед ним человек, который две недели занимался не своим делом ради него. Он думал лишь об имени матери, о Дижоне и о коне, которого ему нужно взять для дальней прогулки. Арно только кивнул Алеру, едва проговорив «merci».***
Француз находился в пути неделю с небольшим. За все время, проведенное в дороге, Арно лишь ближе к концу его пути понял, что поспал он не более восьми часов. Арно точно не знал — болела ли у него голова из-за недосыпа или ввиду бесконечных мысленных метаний. «Что я должен ей сказать? Что я сын Шарля Дориана, а вы, по всей видимости, моя мать? Или я должен упрекнуть её в предательстве, а, быть может, пасть пред её коленями и попросить прощения? Только лишь непонятно — за что…». Голова Арно раскалывалась пополам. Он бы с радостью откинул все эти мысли, а после откинулся бы на мягкую кровать, но что-то мешало ему это сделать. Он чувствовал, что он обязан поговорить с ней. И во что бы то ни стало узнать её побуждения, а также вернуться к ней. И тогда он будет счастлив с единственным родным человеком, который остался у него. «Но кто является родным человеком? Тот, кто связан с тобою кровными узами или тот, кто готов жить ради тебя и умереть за тебя?» — быть может, прошлый Арно с легкостью ответил на этот вопрос. Для него родным человеком являлась Элиза, он был готов ради неё на всё. Для него был родным человеком отец, он его любил просто за то, что он есть. А сейчас? А сейчас он один. Лишь с надеждой, что еще одним родным человеком может стать его мать. Мари. «Как вообще возможно после стольких лет и после такого события смотреть друг другу в глаза? Всё-таки, я действительно сын своего отца — такой же убийца… И убил немало хороших людей. Сможет ли она принять меня ассасином?» — Арно закрыл глаза от резко нахлынувшей головной боли. Он потер виски и принял решение не представляться матери своим сыном, а уж тем более ассасином. Он представиться просто путником, нуждавшимся в крове и еде. Впрочем, судя по его виду — засаленной одежде, порванному в некоторых местах плащу, он действительно выглядел как человек, долго проведший в пути и нуждавшийся в отдыхе. Решено.***
Дижон прекрасен. А Нотр-Дам, находившийся там, казалось бы, ослепил Арно своим великолепием. Выполненный в готическом стиле, он привлекал глаза всяк сюда пришедшего. Каменные горгульи, находившиеся по бокам на церкви, были угрожающими, но от того не менее красивыми. Но засматриваться ему не хотелось, он искал Мари. Расспросив живущих здесь людей, он узнал, что некая Мари, в возрасте примерно лет сорока-сорока пяти, проживает в доме вдоль по улице. Одна милая старушка даже указала ему нужную дверь и сказала, что Мари — самая приятнейшая женщина в её долгой жизни. Арно не знал, как ему реагировать на такие слова. Для кого-то его мать хороший человек, а для него она… пока что никто. Он стоял. Он даже смог рассмотреть дверь. Чуть кривоватая ручка, видно невооруженным глазом, уже отходит, а трещины в двери явно пропускают холодный воздух. Наверное, не самое лучшее место для жилья, но в революционной Франции тяжело найти безопасное место. Главное, что здесь собираются не так много революционеров. Вздох. Стук в дверь. — Oui? Несомненно, это была его мать. Он видит перед собой уже изрядно помотавшую жизнью женщину с огненными волосами, в некоторых местах которых виднелась проседь. «Забавно, рыжая» — приметив это, Арно также замечает её морщины. Глубокие. На лбу и вокруг глаз. Глаза… серые. Полные бесконечной болью, но в то же время совершенно отчужденные. Как будто бы боль живет в ней, но она её не замечает. Мари чуть поправила свою бедную одежду. Её лицо выражает недовольство, хотя остается таким же спокойным. Она лишь чуть хмурит брови и глазами как бы просит незваного гостя ответить, с какой целью он побеспокоил одинокую женщину, которая хотела побыть этим вечером одна. Она раздраженно вздыхает. Арно осматривал её, и Мари это поняла. Делал он это уже по меньшей мере секунд десять, хотя для Арно время длилось намного медленнее. Когда по его ощущениям уже прошло десять секунд, для Мари прошли все двадцать, он всё же решил заговорить: — Я… — он продолжал смотреть на неё, строя нелепую и глупую мину. — Я… мне нужен ночлег. Простите за мою излишнюю наглость, но все другие дома мне отказали, и я подумал, что… Мари подняла свою руку и приостановила его своим жестом. Она осмотрела дома по правой стороне, затем по левой, и после произнесла: — Немудрено, что тебе отказывают, юноша, твои странности… вроде неотрывного взгляда в глаза собеседнику, отпугивают людей, — она пристально смотрела в его глаза. — Люди думают, что ты умалишенный или псих, лишь поэтому не пускают к себе. — Ох, простите… Я не хотел этого. Я не спал уже несколько дней, вот всем и кажется, что я, как идиот, смотрю на них, на самом деле я просто пытаюсь не уснуть, — Арно попытался выдавить улыбку, но вместо этого его губа просто дрогнула. Наверное, это тоже показалось странным. — Ладно, заходите, раз уж все отказали вам — она открыла дверь полностью и жестом повела его за собой. Дом был явно не богат. Даже беден. Маленький обеденный стол, старая печка, неудобная кровать. Потолок, казалось, был слишком низок, а дверной проем во вторую комнату был перекошен. Мари пригласила его сесть за стол, Арно послушно уселся за один из стульев. Он боялся, что он развалится под давлением его тела, но надеялся, что такая оказия не произойдет. Мари принесла тарелку со скудным блюдом — одна разваленная, немного прогнившая, картошина и черствый хлеб. Арно не жаловался. Он действительно был голоден, поэтому был готов съесть даже такой обед. — Откуда держите свой путь? — Мари не принесла себе еды, просто села напротив незнакомца и начала задавать ему вопросы. — Тяжело сказать… Отовсюду и ниоткуда, я давно уже не различаю дороги. Давно уже не знаю, откуда я начал своё скитание… — Но зачем-то вы начали свой путь — с какой целью? Арно, положив хлеб на стол, уставил свой взгляд на тарелку. Чуть поразмыслив, он поднял голову и произнес: — В поисках дома. Казалось, что наступившая тишина поглощает разумы двух потерянных людей в этом доме. Мари смотрела в лицо незнакомцу и отчего-то ей стало его жаль. И очень поразилась своим чувствам — она никогда ни к кому не испытывала жалости. Ни к инвалидам, потерявшим свои конечности из-за революции, ни к старым людям, которые всячески пытались отсрочить свою смерть, ни к детям, потерявших своих родителей… впрочем, к последним у неё было особое отношение. Она больше не смогла выносить вдруг возникшее неловкое молчание и решила продолжить их диалог: — Как вы его потеряли, свой дом? Каждый человек имеет место, где ему рады. Людей, которым он нужен… — У меня нет ни места, ни родных. Да и друзей тоже никогда по-настоящему не было, — Арно кажется, что в его голосе есть ненужная грубость. Мари подмечает, что в его голосе есть грубость. Она чувствует, что путник винит во всем этом её, но не совсем улавливает — почему. Наверное, ей это лишь кажется. Незнакомец просто устал, к тому же его донимают ненужными вопросами. Арно решил теперь сам задать свой вопрос. Тот, который его интересует. — Не сочтите за наглость, но почему вы живете здесь одна? Мари посмотрела на гостя. И заметила кинжал. Она научилась подмечать такие вещи. — Сочту это за наглость, — резко и обрывисто произнесла она. — Живу здесь, потому что это мой дом. На этом считаю, что на ваш вопрос я ответила. Арно видит в ней злость. Злость, которая направлена ко всему живому и даже неживому. Он приметил это еще тогда, когда она резко оттопырила дверь, грубо положила тарелку, дерзко выдвинула стул. Но он не понимает… тогда зачем она пустила его к себе домой? И почему та старая леди назвала её приятным человеком? Неужели она была груба только по отношению к нему, даже не понимая этого? Посмотрев в её глаза проникновенно, он считает, что она была такой не всегда. Вряд ли его отец мог сойтись с таким человеком. Быть может, одичалая жизнь сделала её такой? Или её выбор? Арно хочет это спросить, но если он это сделает, она узнает про всё. Она наверняка догадается, что он её сын, а также, что он вступил в Братство. И просто выгонит его. Он останется без ответов. Его мыслям помешал неожиданные слова его матери: — Я лишилась семьи. Арно посмотрел на неё и стал предельно внимательно слушать. Он узнает. — Точнее, не совсем лишилась… Произошло то, чего не должно было произойти, и я потеряла мою семью. Мой муж и мой сын… Их больше нет в моей жизни. Но я не чувствую горечь. Скорее умиротворение. Все так, как и должно быть… Не знаю, зачем я вам рассказываю. Нахлынули воспоминания. Арно понял, что это не его мать. Нет, безусловно эта женщина его родила. Но у неё не было материнского инстинкта, у неё не было материнской любви, а самое главное, что она совсем не знала своего сына. Конечно, тяжело понимать человека, которого ты не знаешь, но когда этот человек твой сын… Настоящая мать не может не чувствовать горечь. Настоящая мать не бросает. — Но… почему? — Арно понимал, что его вопрос звучал глупо, но надеялся, что Мари поймет его. — Почему не чувствую горечь, вы имеете в виду? Потому что не могу жить с убийцами под одной крышей. Вы, я заметила, тоже не святой человек? — глазами она указала на кинжал, который был прицеплен на правой стороне его штанов. Такой незаметный, но она его всё же приметила. — Для самообороны. Не больше. — Вы уверены? — Совершенно, — с полнейшей уверенностью произнес француз. — А кровь на вашем плаще — это что же? Дориан чертыхнулся у себя в голове. По пути в Дижон одну девицу пытались изнасиловать разбойники. Без лишних разговоров он зарубил их. Девушка тогда даже не поблагодарила его, просто убежала со страху. Интересно — со страху от того, что две минуты раннее над ней пытались надругаться или от хладнокровного взгляда его спасителя, который не чувствовал ни малейшего сожаления к его жертвам? — Я не обязан вам говорить откуда она. — Ну что ж, значит, это не ваша кровь, а чужая. А это значит, что вы нечем не лучше моего мужа. — Вы считаете, что каждый достоин жизни на этой земле и что каждый может вершить то, что он хочет? — Арно вступил в перепалку с… Мари. Не произнеси она слова «мужа», наверное, младший Дориан не стал бы этого делать. — Конечно. Никто не может быть судьей, в особенности такой человек, как вы. Вы же просто жалок, месье. Пытаетесь оправдать своё убийство. — Вы же даже не знаете, кем были те люди! — злость из-за несправедливости нарастала. — Это были жалкие разбойники, пытавшиеся надругаться над беззащитной женщиной! Если бы не я, они просто бы изнасиловали её, и, возможно, убили бы её после этого. — А, так вы еще умеете смотреть в будущее? — язвительно произнесла Мари, в её голосе не было никакого раздражения, лишь спокойствие. — Месье, помочь человеку можно было не прибегая к убийству. Оттащить, припугнуть, увести. Но вы решили лишить жизни людей. Которые могли либо оступиться, либо даже не пытались изнасиловать девушку, а хотели её проучить. Вы не знали всей ситуации, но решили сыграть роль палача. И да, девушка вас отблагодарила? Судя по тому, что вы проводите время до сих пор в дороге и решили попросить ночлега у первого встречного, девушка вас не отблагодарила, не предложила кров, не нашла вам место, где вы бы могли отдохнуть. Как неблагодарно — скажете вы. Но кто захочет пустить к себе домой настоящего убийцу? Арно казалось, что Мари — наивное дитя. Но это была женщина в возрасте. Более того, это была его мать. Как можно так поверхностно рассуждать о жизни, живя… в таком времени? — Мир болен, мадмуазель. Разбойники не оступились, не будьте так наивны. Они жили этим: грабежами, разбоем, изнасилованием, убийством. Я мог спасти одну девушку, спрятать её, но они бы просто пришли за другой. И так снова и снова. У меня есть клинок, поэтому я могу решать, кто должен жить, а кто не достоин. Но я не обращаю свое оружие против невинных. Мысленно Арно ударил себя по лбу. Он же так очевидно отсылает своими словами к кредо ассасинов. Он надеется, что Мари не поймет. — Мальчик, ты лишь пытаешься предугадать. Ты убиваешь бездумно, считая, что выполняешь роль праведника. Но ты всего лишь юноша с клинком, который сеет смерть. Мне противен только сам этот факт. Я бросила своего сына и мужа только потому, что они являлись такими монстрами. На данную минуту Арно не понимает двух вещей — почему Мари не выгоняет его, раз он ей противен и почему она признается ему во всем? Неужто… — И не желаю их видеть. Наверное, нет. — Вы бросили мужа-убийцу. Но вы почему-то не думаете, что он оступился. Не даёте ему второго шанса. А вашему сыну вы даже не дали первого, не противоречите ли вы себе, поступая так? — У убийц нет обратного пути. Юноша, который хотел удовлетворить свои потребности может оступиться, но убийца и ребёнок, которому уготована такая судьба — нет, он не оступается. Он намеренно убивает. Жаль, что у меня не мертворождённый сын. Быть может, мир избавился бы от очередной черни. Которой итак полно в этом мире. Но я рада, что решила уйти от них. Противостоять им — значит стать такой же. Арно встал. Стул развалился. — Я тоже рад, что вы ушли… мать. Арно направился к двери. Мари не последовала за ним, а сидела за столом. Она кинула свой взор на развалившийся стул. — Согласна, — сказала она, не пытаясь говорить тише. Она так и не узнала, услышал ли это её сын. Но сын всё понял.***
Он вернулся в Сен-Дени через три недели. Голова у него не болела, после посещения чужого дома, он хорошенько выспался в дижонском трактире, а по пути домой не забывал спать ночью. Все его мысли были заняты Леоном и Братством ассасинов, в которое ему нужно было вернуться. Леон рассматривал клинок, украденного у одного из якобинцев. К сожалению, клинок этот был не особо хорош. Мальчик всегда мечтал о более красивом клинке, с каким-нибудь узором, или с какой-нибудь надписью на рукоятке. Он надеется, что когда-нибудь он выкрадет такой клинок. Марго окрикивает Леона. Арно наконец-то вернулся. Леон, зная, что Арно вряд ли одарит его должным вниманием, неохотно спускается. Но, к своему удивлению, он видит в Арно совершенно другого человека. Арно держит в руках небольшой кинжал, а на его лица видно… прозрение? Кинжал с красивым узором льва на рукоятке. Леон очень хочет знать, что теперь этот клинок будет принадлежать ему. — Леон, я знаю, что у тебя недавно было день рождения… три дня назад, не так ли? — он оглядывается на Марго, которая кивает ему. — Без подарка я не мог приехать, держи, — Арно пытается улыбнуться и у него это получается. Марго оставляет их наедине. Леон обнимает Арно, понимая, что он теперь не тот, каким был раньше. Он теперь настоящий. — Пойдем, я покажу тебе пару приемов, ты же должен уметь им пользоваться. Леон светится от счастья. Он радостно кричит «Конечно!» и смотрит на Арно. Тот кладет его руку на плечо, и направляет его к выходу во двор. Идя с ним во двор и видя его счастливые глаза, такие же, какие он видел у дочери Алера, когда приходил к нему, он понимает. Он создаст свою семью.