" * И пока Мак сидел, зачарованный костром, окутанный его теплом, он молился, и в основном это были слова благодарности. Ведь он стольким одарен! «Благословлен» — вот, наверное, более подходящее слово. Довольный, отдохнувший и умиротворенный Мак и не подозревал, что через двадцать четыре часа его молитвы разительно изменятся. * Я благодарен за то, что ты не хочешь, чтобы я знал будущее! Если бы я знал, что меня ждет, то жил бы в тенях «назревающей скорби и трагедии» и не смог бы наслаждаться «сиюминутной» благостью жизни. Благодарю тебя, благодарю тебя, благодарю тебя!» Хижина, размышления. Уильям Пол Янг
POV Льюиса
Я зажал себе рот, чтобы сдержать крик ужаса. Что они сделали с нашим зеленым домом? С нашей потрясающей планетой! Я видел перед собой огромную пустыню, испещренную иглами жутких небоскребов, с линиями вездесущих дорог и парящих в воздухе лайнеров. Я так и не смог рассмотреть, где же земля. Казалось, ее нет, и сколько вниз ни спускайся, будут еще и еще уровни, где живут эти существа. Я так и не нашел ни одного дерева или кустика, как бы не прилипал к стеклу. Зелени не было, животных не было, как и птиц… Что же тогда периодически виделось мне в потолочное окно? Вся моя профессиональная деятельность была посвящена борьбе за вымирающие виды животных, погибающие от загрязнений леса и водоемы… И теперь я попал в собственный кошмар. Дикий ужас охватил меня. Находясь в глубоком шоке, я не мог поверить, что открывшаяся картинка — не рисунок фантаста, а реальность за окном. Лишь голубая синь неба была на месте. Как-то они все же смогли сохранить атмосферу, может, все не так уж и потеряно. Вон, курицу мне приволокли, идиоты! Мой последний полет был посвящен ирбисам. Команда ученых, занимающаяся контролируемыми мутациями, выдвинулась в места обитания снежных барсов для поиска подходящего биоматериала для генной инженерии. Наш отдел, изучающий исчезающие виды животных и места их обитания, напросился следом. Точнее, напросился я и «напросил» еще парочку таких же чокнутых фанатиков. Кто бы из моих коллег знал, как я выбивал нам места на этом корабле, перенесшим меня, фактически, в ад… А ведь многие из них искренне были уверены, что я обладаю особой магией убеждения, действующей только на нашего директора. Магия глубокого минета называется… Ну я, естественно, никого не посвящал в «секреты мастерства», а «трудился» ртом на благо исчезающих животных, вот так вот, друзья! А насосал я за всю свою «спасательно-сосательную» деятельность, ни много ни мало, а на несколько национальных парков и питомников для редких видов животных. Вот так-то! Рональд Андерсон был начальником всех начальников в нашем засекреченном научном центре при военном ведомстве, и так вот странно получилось, что этот пятидесятилетний, подтянутый и седеющий мужчина, имеющий жену и троих балбесов-сыновей, положил на меня глаз. Я тогда был лишь многообещающим абитуриентом от института и проходил испытательный срок. Не буду рассказывать про наш сложный путь к плодотворному «сотрудничеству», но был он тернист и долог, благо, я быстро просек, какая это выгода для дела, которому я готовился посвятить всю свою жизнь. После этого осознания, дела наши пошли в гору, и в том числе дела отдела, который все недолюбливали (где трудился ваш покорный слуга), потому что мы препятствовали глобальным стройкам, находили нарушения в работе крупных корпораций, истощающих ресурсы нашей планеты, требовали денежные средства на питомники и помощь вымирающим животным. Также, мы пытались помогать самым нищим регионам планеты, но эта инициатива, вообще, никого не интересовала, так как планета есть планета, и она нас «кормит», а вот «нищие голодранцы», как назвал их Андерсон, объедают. Так что никого они не волновали, кроме меня и моих коллег. И вот, в 2072 году мне исполнилось двадцать четыре года, и я «насосал» нам на командировку к снежным барсам. Рональд называл меня шлюхой-альтруистом, потому что давал я ему не за деньги, а за «идею». Нам пригнали новый шаттл, который недавно разработали и сконструировали военные ученые. В нем была куча всяких обалденных штук, в которых разбирались все, кроме меня и людей из моего отдела. Потому-то в первый полет на этом потрясающем гиганте пыталось напроситься как можно больше народу, но, как видно, начальники других отделов отсасывали не столь виртуозно, как я, поэтому им не повезло (хотя кому тут еще «повезло», теперь спорный вопрос). Единственным новшеством, заинтересовавшим меня, были новые капсульные криокамеры, предназначенные для сохранения жизни в максимально сложных условиях и максимально долго. Их особенность заключалась в том, что если спасательную капсулу, поддерживающую жизнь долго не находили (а количество запаса кислорода и внутривенного питания было, естественно, ограничено), то, через какое-то время, капсула переходила на новый режим — криосон, «замораживая» человека внутри. Сколько она могла находиться в таком состоянии, никто не знал, лишь строили смелые догадки. Так что теперь мне предстояло еще и узнать, какой сейчас вообще год… Интересно, искали ли нас? С Рональдом у нас не было отношений. Мы просто иногда спали друг с другом, иногда, когда мне было что-то нужно от него. Но никто из нас на это не обижался: я был слишком ветреным в плане сексуальных и любовных отношений, чтобы долго грузиться на тему кто, кому и зачем дал, а у него была семья, и единственное, что он мог себе позволить, так это - необременительную интрижку на стороне. Рональд долго ко мне подкатывал. Я в то время еще пытался переключиться на женщин, но все очевиднее становилось то, что на прекрасную половину у меня больше не вставал. Вот такой я впечатлительный! Моя эмоциональность и повышенная восприимчивость мне всегда мешали, потому что я всю жизнь порывался кого-то спасать, кому-то помогать, встревая из-за этого в проблемы. Вот и снова встрял по самые… В общем, вы поняли. Момент аварии я не помню. Вообще очень смутно помню саму экспедицию. Хорошо запомнились лишь посадка и размещение по каютам. Как я оказался здесь, я тоже не знаю. Мне ничего не говорили: сначала этому мешал языковой барьер, а теперь, спустя почти два месяца заточения в «мягкой тюрьме», они юлят, не отвечая на вопросы. Я не до конца изучил язык, но того, что есть сейчас, достаточно для минимального взаимопонимания. Еще месяц, и я буду неплохо ориентироваться в языке. Относились ко мне очень-очень бережно, но и очень бесцеремонно. Меня часто посещали «врачи», не спрашивая разрешения, брали анализы, следили за моим самочувствием, заставляли заниматься на тренажерах, делали массаж, но на контакт почти не шли. Точнее, они очень любили задавать вопросы, но не отвечали на мои, и делали это лишь некоторые из моего «обслуживающего персонала». Те, кто задавал вопросы, будто имели на это полномочия. Таких «людей» было четверо, когда кто-то из них появлялся в моих «апартаментах», им слегка кланялись другие сотрудники, устремляя взгляд в пол и прекращая любые свои действия. Прям, императорский двор. Я их прозвал «аристократия». Так вот, аристократы появлялись, пытались задавать вопросы, смотрели параметры на моих браслетах. Да, мне на руки нацепили эластичные браслеты, которые каким-то образом считывали некие показатели. Один из них, предположительно, был сердцебиением и давлением, с остальными я не разобрался. Снять эту «бижутерию» не получилось, сколько ни пытался, зубы и пластмассовые вилки тоже не справились. Аристократы пытались меня щупать, но я бил рукой по их наглым конечностям, давая понять, что просто так меня никто лапать не будет. В общем, будни в этом жутком заточении протекали медленно, изнурительно и тревожно. Бездействие, беспомощность, неизвестность и беспокойство за остальных пассажиров нашего шаттла точили меня изнутри. Я жутко боялся остаться с этими нанолюдьми один на один, мне жизненно необходим был хоть кто-то из «моего» времени, иначе, я, натурально, сойду с ума. Единственное, что удерживало меня от нервного срыва, это успокоительные, которыми меня пичкали через завтрак, и надежда на то, что я увижу хоть кого-то из «своих». Только это заставляло меня крепиться и надеяться. В первый месяц посещало меня очень ограниченное количество лиц: видимо, они изучали меня и мое поведение, реакции. В апартаментах, где я жил, точно были камеры, которые я нашел не сразу, но как только находил, с мстительным удовольствием выколупывал. После последнего моего «рейда» за камерами, меня усыпили, а проснувшись, я заметил одну большую линзу, вмонтированную в стену, чуть выше моей головы. Никакие варварские действия ей были не страшны, а мое оружие, в виде кулаков и пластиковых столовых приборов, вызывало, очевидно, смех у тех, кто наблюдал за мной через нее. Это стало еще одним фактором раздражения и бессильной ярости к этим «людям», и несправедливой судьбе, в том числе. Я вообще искренне верил и продолжаю верить, что у высшего сознания есть план для каждого из нас, особый замысел. Может быть, эта вера является самым большим моим заблуждением, но без нее я бы не видел никакого смысла в существовании. Жизнь становилась бы абсолютно бессмысленной, как в притче о путнике, которую я вычитал у классика русской литературы Толстого: «Давно уже рассказана восточная басня про путника, застигнутого в степи разъяренным зверем. Спасаясь от зверя, путник вскакивает в бездонный колодезь, но на дне колодца видит дракона, разинувшего пасть, чтобы пожрать его. И несчастный, не смея вылезть, чтобы не погибнуть от разъяренного зверя, не смея и спрыгнуть на дно колодца, чтобы не быть пожранным драконом, ухватывается за ветви растущего в расщелинах колодца дикого куста и держится на нем. Руки его ослабевают, и он чувствует, что скоро должен будет отдаться погибели, с обеих сторон ждущей его; но он все держится, и пока он держится, он оглядывается и видит, что две мыши — одна черная, другая белая — равномерно обходя стволину куста, на котором он висит, подтачивают ее. Вот-вот сам собой обломится и оборвется куст, и он упадет в пасть дракону. Путник видит это и знает, что он неминуемо погибнет; но пока он висит, он ищет вокруг себя и находит на листьях куста капли меда, достает их языком и лижет их. Так и я держусь за ветки жизни, зная, что неминуемо ждет дракон смерти, готовый растерзать меня, и не могу понять, зачем я попал на это мучение. И я пытаюсь сосать тот мед, который прежде утешал меня; но этот мед уже не радует меня, а белая и черная мышь — день и ночь — подтачивают ветку, за которую я держусь. Я ясно вижу дракона, и мед уже не сладок мне. Я вижу одно — неизбежного дракона и мышей — и не могу отвратить от них взор. И это не басня, а это истинная, неоспоримая и всякому понятная правда». Моя вера не дает мне прыгнуть в пасть дракона раньше времени, вселяя надежду на светлое будущее, в бесконечное начало человека. Но увиденное за окном… Разве это может быть светлым будущим?! Это вообще не может быть будущим! Потому что, если это и есть будущее, то верните меня в могилу, из которой достали! Я не хочу видеть произошедшего! Не хочу жить в этой преисподней и знать, что несмотря на все мои усилия и усилия других неравнодушных, погибли амурские тигры, гиганты-киты, дельфины, птицы. Больше нет надоедливых голубей и просто жутко прожорливых воробьев (которых я начал подкармливать незадолго до своего путешествия в «счастливое» будущее). Я не пройдусь босиком по сосновому лесу, слушая стук дятла и отсчитывая годы вместе с кукушкой. Нет, я оказался не готов потерять все это… Ноги подкосились и я осел, согнувшись от подступившего комка к горлу. Хотелось выть в голос от раздирающей мою грудь боли и тоски, я позавидовал волкам, которых больше нет, ведь они могли вскинуть голову и завыть, изливая свою боль в небо, а я не мог. Не мог позволить сделать представление из моего отчаяния, не мог дать слезам свободу, ведь я для них занимательная зверушка. Кто-то обнял меня за плечи и помог встать. Обернувшись, я разглядел физиономию одного из «аристократов». Не знаю, почему я так поступил, но именно этот зазнайка всегда вызывал во мне ярость, так что я резко отшатнулся от него, ударив по рукам. Мужчина замер, сжав губы и сосредоточенно наблюдая за мной. Он даже не разозлился! Никто из них не обижался на меня, видимо, не воспринимая как равного! Я заметил троицу, которая занималась непосредственным «уходом» за мной — трех высоченных амбалов. Увидев легкий кивок аристократа, они принялись, огибая толпу собравшихся и приближаясь, окружать меня. Да уж, эти ребята пережили не одну мою истерику и знали как себя со мной вести, а я знал, что скрутят они меня бережно и максимально быстро. А мне достаточно и того, что я и так тут при прессе (а судя по огромной стае вездесущих круглых камер, в этой толпе разумных были представители СМИ) расклеился, не хватало еще, чтоб меня, оперативно завернутого в собственную рубашку, на глазах у всех вынесли на руках из помещения. Потому я, опережая любые действия, кинулся к одному из парней и прижался к нему, ища защиты. Все, включая самого «счастливца», удивленно замерли, перестав переговариваться. Вообще, я бы на их месте тоже очень удивился. До этого я с ними, в лучшем случае, пытался только разговаривать, а так наше вынужденное «сотрудничество» было похоже на маленькую войну, ведь я пытался выбить себе свободу или хоть какое-то развлечение! Я дожил до того, что вспоминал древний тетрис, как самую увлекательную игру на планете! И вот теперь, я неожиданно прижался к одному из них. На самом деле, претендент на «обнимашки» был выбран не случайно. Этот парень заинтересовал меня уже давно: я заметил, что все относятся к нему хуже всего. Это было не демонстративным поведением, но я все равно видел, что с ним не здоровались даже «свои». Он был каким-то более зажатым, чем остальные, и всегда ходил в, почти незаметных, перчатках телесного цвета. При этом он был так же «конвейерно» красив, как и все остальные. Буквально вчера я устроил очередной концерт, требуя объяснить мне хоть что-нибудь из того, где я, и где все остальные мои «современники». Я мешал медосмотру, не давал взять анализ крови, проверить браслеты, швырялся вещами, в итоге этого парня вызвали на помощь. Когда он меня поймал, отобрав подушку (которую было просто невозможно порвать, поверьте, я пробовал!), я продолжил брыкаться. Для него мое сопротивление не приносило никакого вреда и сложностей, потому как я уже давно заметил, насколько все «люди» здесь чудовищно сильные! Да, они были крупнее и выше меня, но не настолько, чтобы обладать такой силой! Казалось, что у них не мышцы, а стальная арматура. Они были все, примерно, ростом с типичного баскетболиста, то есть выше меня (а во мне, на минуточку, 189 сантиметров), но не высоченные вурдалаки. Хотя, стоит признать, что сам по себе я сейчас был откровенно фиговый боец: мышцы только недавно приняли хоть какую-то форму, и я немного наел мясца. До этого я больше походил на кузнечика из-за своих тонких рук и ног. В общем, сопротивляясь, я содрал с него перчатку и замер, как и сам парень. Почти все пальцы были абсолютно обычными, но указательный имел дефект — ноготь был искривлен и как бы «сполз» бок. Это не было чем-то отвратительным для меня, наоборот, увидев эти руки, я впервые за долгое время улыбнулся. Точно такой же дефект был у моей мачехи. Она была потрясающим человеком, невероятно красивой, но всегда смущающейся своих рук, пряча пальцы правой руки в карманы, в перчатки, да куда угодно, лишь бы не оставлять их на виду. Отец в такие моменты ловил ее руку и, вытаскивая из «укрытия», целовал ей пальцы, повторяя, что она самая красивая женщина на планете, и у нее «золотые руки». Ну, а мы дружно поддакивали. И вот теперь у этого парня оказался такой же дефект. Это ненадолго сделало меня счастливым, я успокоился и, прекратив сопротивление, уставился на парня, игнорируя брезгливые взгляды, устремленные в его сторону. Несчастный явно смутился и опустил глаза, пытаясь спрятать руку, ведь перчатка осталась у меня. Я поймал его запястье и, подтянув к себе большую ладонь, сам надел перчатку, улыбнувшись чужим печальным глазам. Он явно удивился такому сочувствию. Я постоял, прижимаясь к парню, внимательно слушая тишину за спиной. Набравшись храбрости, я подхватил его под локоть и, игнорируя всеобщее любопытство и удивление, потащил к клетке с курицей. — Достань мне курицу! Она ведь моя?! — Я требовательно уставился в растерянное лицо. Парень явно не знал, как поступить, стал оглядываться на «аристократа». Все оживились, загомонили разной важности лица, к нам торжественно подплыл «аристократишка» и, торжественно открыв клетку, потянулся за курицей. Вокруг засуетились летающие камеры, как видно, снимая нас со всех ракурсов. Дядька от этого почему-то замедлился, видимо, давая возможность получше себя заснять, но курица в отличие от нас ждать не желала, поэтому, недолго думая, захлопала крыльями и выбралась наружу. Ох, что тут началось! Я прям воспрял духом, потому как с курицей мы явно были заодно. Просто неуловимая животина носилась по помещению, ловко лавируя между ног растерянных людей. Пока кто-то пытался ловить ее, вызывав толкотню и панику, я, недолго думая, нырнул в коридор. У меня будто крылья за спиной распахнулись. Я несся по белым коридорам, под ногами зажигались световые панели. Я знал, что далеко не убегу, но эта секунда свободы вдохнула в мои легкие желание дальше жить. Преодолев несколько коридоров с растерявшимися людьми, которые явно не ожидали увидеть бегущего парня, за которым волочится длиннющая блондинистая коса (мои волосы это отдельная история), я оказался в круглом помещении без дверей. Но я знал, что все двери максимально незаметны, нужно просто попытаться постучать по стенам. Я метался вдоль стен, толкаясь в них руками, и почти отчаялся. Из коридора показались переполошившиеся из-за моего исчезновения «аристократы» (кажется, моя союзница курица их больше не интересовала), но мне вновь повезло, как только я замер, рядом со мной открылись двери в прозрачный лифт. Не дав себе и секунды на сомнения и размышления, я рванул в кабинку и принялся судорожно бить ладонью по сенсорной панели (потому как привычных кнопок лифта я не нашел), судорожно оглядываясь на приближающуюся толпу во главе с аристократами. Двери захлопнулись прямо перед их лицами, я еле успел втянуть свою длиннющую косу внутрь. Кабинка бесшумно понеслась вниз, а я замер. Полностью прозрачные стены создавали эффект парения в воздухе, казалось, я не в лифте спускался, а парил в пространстве. Вокруг открылась такая панорама… Невероятный закат, как отголосок от прежней жизни, и полностью мертвый ландшафт с теми же иглами-небоскребами. Лифт дернулся и замер. Из динамиков доносились взволнованные уговоры не делать глупостей, а я и не делал. Мне вновь хотелось плакать, казалось, что вся планета в грязном, черном, безобразно застывшем мазуте. POV Автора Двери распахнулись, являя изумленной толпе журналистов сенсацию последнего года, о которой говорили во всем межгалактическом союзе. Ожившую легенду, воскрешенного юноши из прошлого, чей геном еще не тронут искусственными мутациями, с абсолютной чистотой генов, не свойственной даже самым древним фамилиям аристократов. Потрясающий, полностью исчезнувший цвет волос, укрывших пол неширокой кабинки лифта золотистым блондом, заплаканные голубые глаза, чей оттенок больше не появлялся с рождения, и существовал лишь благодаря платным модификациям. Этот цвет глаз исчез настолько давно, что историки спорили был ли он вообще, ставя найденные артефакты (сохранившиеся картины с людьми, у которых были голубые глаза) под сомнения, ведь это могли быть просто фантазии художников. Но теперь вот он — их совершенный прародитель, такой, каким его создал сам творец, не защищенный литыми пластинами в черепе, не изуродованный модифицированным, полустальным позвоночником, без уродливых мутаций. С очаровательной родинкой над правым глазом. Родинки, кстати, тоже исчезли с появлением мутантов, как и веснушки. Прекрасное создание сидело на полу, во все глаза рассматривая их — людей будущего, с восхищением и трепетом впитывающих его образ. Все они собрались здесь, чтобы получить хотя бы надежду на встречу или интервью с ним. Но впустили только несколько представителей самых именитых СМИ. Под утесом, который размыла загрязненная река, хранился временем древний корабль с двадцатью двумя обитателями на борту. Было установлено, что людям в нем чуть меньше тысячи лет, некоторые спасательные капсулы были давно повреждены, и в них ничего, кроме костей и почти полностью сгнившей одежды не было, но тринадцать оставшихся были не тронуты. Когда их попытались грубо извлечь, то сенсор на одной из капсул замигал, оповещая о повреждении, и вот с этого момента поднялась настоящая волна. Стало ясно, что там, возможно, есть живые. Находкой заинтересовались все. Правительства дружественных планет прислали послов с предложением взять открытие и извлечение под свое крыло, оплатив все расходы, но федерация оставила «приз» за собой. Каждый шаг по извлечению капсул освещался прессой, за этим следили все, ведь то, что люди там, возможно, до сих пор живы и просто заморожены, было настоящей фантастикой. Люди, еще видевшие планету зеленой, заставшие диких животных, дикие племена… Про то время ходили легенды. Извлеченные предметы с корабля, личные вещи команды попадали в музеи, или уходили за бешеные деньги с молотка. Долгие месяцы подготовки, изучения, и вот первую капсулу вскрыли. Под слоем отросших волос (ведь какое-то время капсула не замораживала своих «постояльцев», поэтому и волосы и ногти росли) лежала женщина средних лет. Попытка ее оживить не увенчалась успехом, она даже не открыла глаз. Это стало первой трагедией для всего, давно разрозненного из-за классового неравенства, человечества. Первой и, к сожалению, не последней. Сколько бы усилий ни прикладывали именитые ученые всех планет содружества, обитатели камер погибали, так и не очнувшись, будто судьба просто решила показать им предков, так и не дав возможности заглянуть в живые глаза праотцов. Из-за неудач развязалась политическая борьба. Другие дистрикты требовали раздать оставшиеся капсулы по капитолиям, чтобы каждая столица попыталась сама оживить переселенца из прошлого. Так, шансов на удачу стало бы больше. Поначалу Земля отказалась, но, потеряв шестого обитателя капсулы, смирилась и раздала свои «драгоценности». Был установлен порядок «воскрешения» между капитолиями остальных планет, с долгой подготовкой. Одну из капсул решили вскрывать на «родине», но с новым оборудованием. Все транслировалось в реальном времени. За день до «воскрешения» устанавливался выходной, и все с волнением прилипали к экранам, вновь лелея надежду на лучшее. И, наконец, полгода назад камеру вскрыли. Внутри все, как всегда, было укрыто покрывалом волос, но в этот раз это были светлые волосы! Настоящий блондин, до этого были только брюнеты, цвет, который достался «внукам». Парень пережил извлечение и погружение в медицинский бокс последней модели, а когда после трех часов интенсивной работы бокса... Он шевельнулся, дернув несколько раз головой, весь союз взорвался ликованием. Второй этап «пробуждения» был назначен на следующий день. Слетелись остальные доктора всевозможных наук в помощь ошеломленным удачей коллегам. Но на следующем этапе парень чуть не погиб, перестав дышать — легкие отказали. СМИ позже писали, что в этот день множество разумных попало в медбоксы с угрозой нервного срыва от сильного волнения. Но и с этим ученые справились, и вот, спустя долгие полгода после извлечения из корабля, первый его обитатель распахнул свои невозможно прекрасные глаза, зажмурив их, почти сразу, от боли. Легенда дышала, билась от боли на столе, выгибаясь, выворачивая руки, но дышала! Сама, даже после извлечения дыхательной трубки. Все разумные, всех уровней от ланцов (низших мутантов с низших уровней) до Аристократов (древних семей с самым чистым геномом) ликовали. А когда парнишка поймал камеру и засунул в нее палец… С этого момента не прекращались шуточки, и началась прямо-таки волна мемов и розыгрышей. Весь шоубизнес и СМИ, с удвоенной силой, заинтересовались ожившей легендой, требуя интервью, фотографий и информации о парне, но аристократы на долгие два месяца полностью скрыли его от любопытных глаз, лишь сухо отчитываясь на редких брифингах о состоянии здоровья и психике парня. В прессу попали лишь несколько фотографий с ним, и каждый раз «сказочный принц», как окрестили его журналисты, сладко спал, обняв подушку. Естественно, такое положение вещей не могло удовлетворить общественность. Начало быстро расти всеобщее недовольство, вынудившее аристократов показать «принца», впустив СМИ. Новость о том, что все скоро увидят парня облетела союз планет мгновенно, открыв настоящее паломничество журналистов в главное здание капитолия, но внутрь пустили лишь нескольких избранных, оставив толпу недовольных в огромном зале приемной. И теперь вот такая удача! Прекрасная легенда сама случайно спустилась к ним на лифте и, судя по реакции, очень удивилась такому любопытству и восторгу. Завороженная толпа очнулась, когда на этаж спустился огромный взвод вооруженной охраны и принялся пробиваться сквозь густую толпу разумных к парню.«Благодарю тебя за дар слез, особенно в те моменты, когда они не просто изнеможение и жажда. Благодарю тебя за нежность, которая создает возможность для их возникновения и выражения». Уильям Пол Янг