«Все великие перемены в жизни одного человека, а также и всего человечества, начинаются и совершаются в мысли. Для того, чтобы могла произойти перемена чувств и поступков, должна произойти прежде всего перемена мысли». Лев Толстой
POV Льюиса
Вы когда-нибудь смотрели «Дом летающих кинжалов»? Лишившись зрения, я уже в который раз прокручивал в своей голове этот старый фильм, зациклившись на нем, ища утешения в судьбе главной героини, что, когда очередным утром (хотя лично для меня всегда была глубокая ночь), я вспомнил, что на самом-то деле она не была слепой, то сначала я чуть не заплакал от обиды. Мне показалось, что я единственный слепой на планете человек, и только мне понятны мои проблемы, и никто так, как я не страдал. Потом я разозлился, требуя уже, наконец, снять с меня эту повязку, но мне в вежливой форме отказали, объяснив, как ребенку, что еще рано и мне «придется еще чуть-чуть потерпеть». И тут я окончательно взбесился, обвинив всех в том, что нечего разговаривать со мной, как с душевнобольным. Поэтому теперь я, как настоящий душевнобольной, не в первый раз лежу, укутанный в «нано-пеленку» и единственное, что могу делать, это плеваться ядом в окружающих. Правда, и это мое увлекательное занятие закончилось довольно быстро, как только я понял, что нахожусь в помещении физиотерапии один. Желающих послушать гадости не оказалось, потому, посопев от злости, я принялся и дальше ковырять свой мозг на тему собственной ущербности. Вообще, я пытался сдерживаться и не потакать сволочным чертам своего характера, но, если в «прошлой жизни» я боролся со своим тщеславием, ленью и другими «цветочками» в «букетике» собственных косяков, то теперь катализатором моих истерик стал страх, и справиться с ним было все сложнее. Потому что когда ты постоянно на «ринге», отбиваешь один вызов за другим, то силы уходят на то, чтобы не то что выиграть, а хотя бы держаться, не скатываясь в отчаяние. А соплежуев я ненавидел больше всего. Так что вместо того, чтобы «ныть» и «жевать сопли», я ругался, как склочная тетенька на рынке. Да, я знаю, что это плохо, но сделать с собой ничего не могу: дни идут, а мне не говорят, когда я закончу «мотать срок» в темноте. Я уговариваю себя не срываться, говорю себе «не реагируй так остро, это сущая ерунда», но стоит кому-то, как мне кажется, «задеть» меня, я взрываюсь моментально и самостоятельно не могу остановиться. И после каждого такого «взрыва» сил во мне все меньше. Вчера, например, я случайно заехал Яскеру под коленную чашечку и узнал, что его воспитание не столь безупречно, как кажется на первый взгляд. После слов «чертова вредная пиявка» аристократ, гордо прихрамывая, удалился. После этого инцидента мне немного полегчало, но ненадолго — сегодня я вновь сорвался, потому что вспомнил про пазл с подсолнухом, захотел его собрать, потом вспомнил, что я слепой и, психанув, кинул коровьей лепешкой в стену. После этого Яскер применил новый метод управы на меня. Стоило мне перейти границы, как я отправлялся на кушетку с «нано-пеленкой» и проводил часок-другой за прослушиванием спокойной классической музыки с вонючей маской-ингалятором на лице. Вообще, мой удар, прилетевший Яскеру в ногу, был не случайным, случайным было лишь попадание по болевой точке. После «успокаивающих» процедур у нас с ним идет настоящее противостояние. После «пеленки» я сказал «один-ноль в твою пользу» и понеслась: мы сыпали мелкими подлянками друг другу при любой возможности, Яскер этого не признавал, но получив-таки по коленке и прошипев про пиявку, он мне сам обновил счет. Кстати, позже выяснилось, он не знал, что это за существо — «пиявка», для него это была просто старая поговорка, и это вызвало у меня приступ смеха и подколов. Я ему даже наплел, что это злобный монстр, который высасывал древним «мозги», присосавшись к их телу. Яскер явно впечатлился, слушая мою импровизацию, а на следующий день просветил меня, что у них есть обширная информационная база о всех существах, когда-либо проживавших на планете, и там есть моя «страшная» пиявка, и, оказывается, ничьим мозгам, кроме моих, она угрожать не может. На что я ему ответил, что моя основная миссия — это побуждать их пользоваться не только своей «обширной базой», но и своими мозгами, которые никто еще пока вроде не высасывал. После этого процедуры с физиотерапией в пеленке мне «назначили» вместо одного раза два. — Ты то еще чудовище! — Яскер, судя по запаху (а я уже поднаторел в запахах и звуках), снял с моего лица маску для ингаляционных процедур. — Кто бы говорил. — Когда мне снимут повязку? — Можем сегодня, но, скорее всего, ты останешься дальтоником. — В смысле останусь? Я им не был! — Ну был или не был, а повязку снимать еще рано, но если ты так хочешь — мы снимем, только цвета будут не все. От досады я заскрипел зубами, хотелось побиться головой об стену, но я был «запеленут». — Сегодня будет пресс-конференция. — Ого… Почему так неожиданно? — Так вышло. Обеспечение твоей безопасности занимает много времени, сил и ресурсов, потому до последнего не назначалась дата интервью. Так что после обеда примешь снотворное, тебе нужно выспаться, ты и так нервный, не хватало нам проблем с твоими срывами на публике. У тебя и без этого, что не выход в люди, то представление. — Думаю ваше «искушенное» общество мало что удивит. — Тем не менее тебе удается. После ужина пресс-конференция. Я хочу попросить тебя еще раз: не говори лишнего, пожалуйста. Нам не нужно кровопролитие сейчас. — Ой все! Не говори мне ничего! Вы поступаете несправедливо и хотите, чтобы я своим молчанием поощрял ваши действия! — Ты не понимаешь! — Я все понимаю! Возможно, даже больше чем ты, и я не идиот, чтобы призывать людей делать то, что неизвестно к каким последствиям приведет! Также я не знаю, как действительно обстоят дела с экономикой, образованием, медициной, политикой. Насколько сильно расслоение общества. Я лучше тебя понимаю, какой вред могут нанести сказанные кому бы то ни было необдуманные слова! Так что не надо меня просить, я постараюсь избежать «зла» в своих ответах, но я не уверен, что буду отвечать так, как устроило бы всех, кто будет слушать. Так что не проси меня ни о чем.***
Ну, в принципе, Яскер зря волновался за мое красноречие. Оно мне изменило. Как только наступил час «Х», и я под руку зашел в шумное помещение, где должна проходить пресс-конференция, меня будто ударом вышибли из собственного тела. Из-за временной слепоты, слух и осязание у меня улучшились в разы. Мне кажется, даже интуиция усилилась, и я стал более чувствителен к чужому присутствию. Например, я мог определить, что в комнате кто-то находится, даже если этот кто-то не издает ни звука. Все волоски на моем теле оживают и нервно вибрируют усиливая осязание. А тут была жуткая какофония звуков: множество голосов, жужжание аппаратуры, щелчки камер, плотный воздух, забитый множеством запахов. Меня будто плитой придавили эти ощущения. Мне казалось, я чувствую каждый блуждающий взгляд на своем теле и на лице…POV Автора
Все помещение для пресс-конференции было очень тематическим, под стать «герою торжества». Вместо современных модификаций голограммы отображали мраморные стены дворцов древности с несуществующими арочными окнами, завешанными тяжелыми портьерами, пол был устлан огромными мраморными плитами, а потолок постоянно менял изображения, примеряя на себя то чудо Сикстинской капеллы, то анфилады лучших соборов мира, которых уже нет. Иногда менялись и стены, изменяя мрамор на расписанные и украшенные лепниной стены. Вместе с изображениями менялась и текстура стен. Приди в голову кому-то пощупать шторы, в руках любопытного оказалась бы ткань, ускользнувшая с очередным изменением интерьера. И вот, прежде чем распахнулись прекрасные двери из прошлого, помещение «нарядилось» в гибрид невероятных покоев королевы Мумтадж с «подвижным» потолком из миллиона маленьких зеркал, создающих ощущение плавающих звезд в небосводе. Свет слегка приглушили, и в медленно распахнувшиеся двери под руку с аристократом осторожно вошла сенсация последних месяцев, натворившая столько шума и влюбившая в себя миллионы разумных. Даже очнувшийся современник «главного героя» вечера не вызвал такого ажиотажа, как предстоящая пресс-конференция, о которой стало известно поздно вечером минувшего дня. Аристократ, за чей локоть держался юноша, ненадолго замер, давая сделать снимки и рассмотреть своего спутника получше. Любопытным глазам было где разгуляться: на стройной фигуре, облаченной в удлиненный, приталенный, темно-синий пиджак, с плотно облегающим длинную шею воротником, были также надеты зауженные белые брюки и светлые туфли. Талию и рукава украшала азиатская вышивка, приятно сочетающаяся с индийскими мотивами в фасоне одежды. Светлые волосы оказались распущены и лишь ближе к пояснице собирались в косу с вплетенной в нее синей лентой. Глаза обхватывала плотная повязка уходящая под прическу. Аристократ наклонился, придерживая другой рукой ладонь парня на своей руке, и что-то прошептал гостю на ухо. Льюис, будто не разобравшись о чем речь, осоловело дернул головой в сторону. Пара медленно подошла к длинному столу, и парня усадили в одно из кресел.POV Льюиса
Меня посадили в мягкое кресло, в котором я слегка утонул, и, дотронувшись рукой до стола напротив, я понял, что он, мягко скажем, для меня высокий. Яскер куда-то нажал, и меня в три толчка приподняло выше, за счет чего мои ноги лишились опоры на полу и повисли в воздухе, как у ребенка. Но я не обратил на это внимания. Если честно, я вообще ни на что его не обратил, потому что пребывал в каком-то странном коматозном состоянии. Я не понимал, что вообще я должен отвечать на посыпавшиеся на меня вопросы. В голове образовалась идеальная пустота: последний таракан трусливо убежал, оставив меня в моей пустой «комнате» одного без единой связной мысли. Яскер, видимо, поняв, что я растерялся, принял удар на себя — он начал отвечать на некоторые вопросы, связанные с моей повседневной жизнью и бытовыми мелочами. Очнулся я, когда услышал, что аристократ рассказывает всем, какой я капризный в быту и требую «особый» подход и уход. Тут я прежде чем подумать, двинул рукой в сторону доносившегося голоса и, получается, попал в плечо, заставив Яскера сбиться со своей… приукрашенной правды. — Ты что несешь, селекционная отрыжка?! Я вообще неприхотливый! — вот первые слова, которые разумные услышали из моих уст. Я же снова испугался, услышав свой голос усиленный микрофоном. Когда они успели его нацепить на меня? — Ой... Я испуганно прикрыл рот рукой, но «селекционная отрыжка» уже разнеслась по залу, вызвав в нем смех. — Вы считаете его «селекционной отрыжкой»? — раздался звонкий женский голос. — Я считаю, что он излишне гордится тем, в чем нет его заслуги. — Для вас не имеет значение чистота генов? Родословная? Мутации? — спросил тот же голос. — А почему для меня это должно иметь значение? Я что, спариваться с кем-то собираюсь? — Льюис! — приглушенно прошипел Яскер, осаживая меня. — Что?! — Что за вульгарный бред ты несешь?! — А что за бред до этого нес ты?! — я умел зрелищно хмурить брови, но, к сожалению, из-за повязки передать мою мимику не вышло. Потом я вспомнил, сколько разумных на нас смотрит, и смутился еще больше. В повисшей тишине снова зазвучали вопросы, но я не мог собраться с мыслями и выбрать на какой отвечать и, если быть с собой честным, я не был готов ни к одному из них. Что я должен был ответить на «расскажите о себе»? Что я вообще могу о себе рассказать? Заснул и очнулся через тысячу лет! Это самое интересное в моей биографии, но это и без моих рассказов известно. Или «Какой совет вы бы дали тем, кто нас смотрит?» Совет относительно чего? Мыть руки после туалета и перед едой — это единственное, что я мог с уверенностью посоветовать на формулировку такого вопроса. Шквал вопросов продолжался, Яскер пытался меня расшевелить, но я окончательно ушел в себя — все гудело, каждый пытался перекричать друг друга, и эта пресс-конференция все больше начинала походить на забастовку профсоюзов. — Вы в повязке из-за того, что на вас напали главари радикальной оппозиции? — Что?! — вот тут я, наконец, очнулся и пришел в себя. — О чем вы?! — удивленно уточнил я. — У вас повязка на глазах из-за нападения радикалов? — вокруг резко смолкло, и вновь раздался этот вопрос, ответ на который, кажется, волновал всех. Но с чего они решили, что ослеп я из-за тех троих? Никак аристократы постарались. Я уже слышал, как Яскер что-то шипел мне в параллель, но я не собирался покрывать их ложь, если они соврали о причинах повязки. — Нет, они здесь ни при чем, — кто-то приглушенно ахнул. — Это Аристократы навредили вам? — Не совсем… Один человек из Аристократов решил, что я… — Господи, что, интересно, я собрался говорить?! Что он меня домогался и хотел сделать «своим»? Я вновь завис. — В общем, один не очень умный человек поступил не очень умно, и последствия мне дорого обходятся. Ему они обошлись еще дороже, но те парни тут ни при чем. — Вы одобряете действия радикалов? — Я не знаю, в чем они заключаются, чтобы одобрять или не одобрять их. — Вы считаете мутантов равными аристократам? — «острые» вопросы продолжались, в помещении снова все будто дышать прекратили. Яскер нервно выдохнул, а я устало откинулся на спинку своего кресла, даже не собираясь представлять, какие последствия понесут мои слова. — Если рассматривать вас с моей точки зрения… — я выдержал паузу, — то для меня вы все мутанты, — в зале раздались шепотки, Яскер не осаживал меня, кажется, он сам удивился моему ответу. Дав немного всем «помариноваться», я продолжил. — Но мне больше нравятся «милые» мутанты. — Что значит «милые»? — спросил, как ни странно, Яскер. — Ну такие… — я покрутил кистью в воздухе, — я видел девушку-змею, у нее так классно переливалась чешуя, — восторженно закатив глаза и сложив вдохновенно лапки на груди, продолжал лить «сироп» я, и, если глаза было не видно, то, уверен, «лапки» смотрелись комично. Если честно, девушка-змея не вызвала во мне никакой симпатии, кроме желания отковырнуть чешуйку на память, но симпатию у меня вызвали все мутанты, с которыми я познакомился в тот свой побег, потому я собирался поднять их самооценку, пусть даже так, и пусть даже чуть-чуть. — А еще меня восхитил парень с крыльями и «волчонок», а женщина-хамелеон это просто невероятно! Я еще долго вспоминал всех, кого видел и либо придумывал, что мне в них понравилось, либо говорил правду, потому что мне действительно понравилось многое. — В мое время люди мечтали о том, что есть у многих разумных, — я избегал формулировки «мутант», не собираясь быть тем, кто навешивает ярлыки на тех, для кого они уже стали неподъемным ярмом. — Возможно, их мечты как раз и повлияли на то, что был изменен геном, и для вас это, наверное, беда, но для меня это невероятная фантастика! Я бы и сам хотел себе, — я задумчиво постучал пальцем по губам, — крылья или зрение сокола, это же круто. — От мутаций только беды. Это уродство мешающее жить, — раздался сухой голос в отдалении. — Это мнение всех разумных или ваше? — Всех разумных! — прилетел мне безапелляционный, мгновенный ответ. — И вы успели опросить каждого? — Большинство, — ответил мужчина с задержкой. — А у вас самого есть мутации? И если есть, то какие они? — Это неприлично! — зашипел мне Яскер на ухо, но я отмахнулся от него. — Так какие мутации у вас? — У меня их нет! Я чистокровный… — Так может все дело в том, что вы просто завидуете? — перебил я этого сноба. Раздался смех, и чем больше шло времени между моим вопросом и его ответом, тем громче становилось в зале. — Что?! Да как вы смеете… — Да ладно вам! — я махнул рукой. — Уж признайтесь, что просто завидуете. Я вот, например, завидую, но белой завистью. — Нам пора!!! — мое сиденье плюхнулось. — Пресс-конференция продлилась дольше, чем мы планировали, Льюису давно пора на обязательные процедуры! — Яскер подхватил меня под локоть и поволок к выходу. Нам в спину раздались аплодисменты, а я волочился за разгневанным Яскером и представлял, какая головомойка меня ждет.«Дело в том, что он создает чувство дискомфорта в мире, где большинство людей предпочли бы слышать только то, к чему привыкли, а значит, не слишком многое… Когда он раскрывает рот, приятели не то чтобы перестают любить его — скорее, просто становятся не такими довольными собой. Сколько многие из нас перепуганы до смерти и цепляются за все, что дает хотя бы иллюзию комфорта! Кому же захочется ощущать дискомфорт, особенно когда окружающие принимаются честить тебя безумцем за то, что ты задаешь вопросы и раскачиваешь системы! Пожалуйста, будь отважен во мне». Уильям Пол Янг