«Там, где другая галактика, там, где созвездие ангела, там где сияют глаза твои».
Jah Khalib
Мы зашли в мою каюту. Я оставил остатки своего пирога на столе и, развернувшись к мявшемуся у двери Арну, спросил: — Так что ты там хотел мне сказать? — Я ничего… — мужчина досадливо поджал губы и отвернулся. — Понятненько… Не хочешь, значит, добровольно… — я постучал носком ботинка об пол и решил дать разумному несколько минут на размышления, пока буду мыться… Тем более тут в отличие от уборной, которая была у меня до этого, была вода, и я просто не мог отказать себе в удовольствии мыться два, а то и три раза в день. Меня это буквально в состояние эйфории приводило, потому что раньше я мылся под странным «сухим» душем со своеобразным желе вместо воды, после которого кожа некоторое время слабо, но раздражающе зудела. — В общем, ты пока подумай, а я пойду ополоснусь… Зайдя в тесный санузел, я разделся, побросав все свои вещи там, где стоял, и оглянулся на свое отражение в небольшом вытянутом зеркале напротив. Передо мной предстал странный разумный… Почему-то малознакомый мне, будто это и Я, и не Я одновременно. Как будто прошлой жизни моей действительно не было, а я лишь реинкарнация. Мне казалось, что я стал чуть выше себя прежнего, кожа стала бледнее. Раньше я любил «запечься» на солнышке до золотистой корочки, но теперь мой загар давно прошел, и я стал почти таким же бледным, как и похитившие меня разумные, с той лишь разницей, что на моей груди как и прежде оставалась небольшая россыпь мелких родинок. Повернувшись боком, вскинул руку, провел по теплой коже, втянул подтянутый живот, ярче обозначая мышцы. Мне казалось, что раньше, до того как я «заснул» почти на тысячу лет, я был моложе, а сейчас из моего тела и лица исчезла мягкость черт, скулы будто стали чуть резче, губы жестче… Хотя, наверное, я преувеличиваю. Забравшись в кабинку, я с благоговением провел по сенсору, включая воду. Привыкнуть к «мозгам» этой душевой было очень сложно, но ради воды я быстро освоился. Теплая влага из нескольких направлений упругими струями ударилась в мое тело, волосы, медленно напитываясь водой, становились тяжелее, облепляя светлыми жгутами мои плечи и спину. «Арн… Арррррн, Арни, Арниии… Какое необычное имя, как будто тигр рычит…». Я покатал имя разумного, волновавшего меня последнее время, на языке. Мысли о нем крутились в голове теперь чуть реже, чем мысли о моей всемирной или всепланетной или планетарной, пока не знаю, какой именно, известности. С каждым днем Арн все больше вытеснял собой все остальные размышления. Я каждый раз одергивал себя, когда видел длинные стройные ноги, упругий, обтянутый светлой тканью зад, красивый изгиб правильной осанки и узкой талии, а мощные плечи и красивые длинные руки вообще вызывали у меня эстетический экстаз. Черт, внизу все опять напряглось. Я себе скоро мозоли на руках натру из-за мыслей о нем… А еще ключицы… Господи боже, у меня слюна выделяется, если мне удается увидеть в вороте рубашки его ключицы, переходящие в мощные пластины грудных мышц. Хотя я ни разу голым Арна, к своему большому сожалению, не видел, мое богатое воображение без проблем дорисовывает скрытые одеждой «детали». Конечно, я поначалу себя убеждал, да что уж греха таить, и сейчас себя убеждаю, что это все последствия длительного воздержания, но моя привычка быть честным с собой помогла отбросить бесполезное самовнушение и признать, что меня тянет к Арну не только в сексуальном плане, хотя бешеное притяжение отрицать сложно. Может быть, я изголодался по нормальному общению, по нормальному обращению и клюнул на первого попавшегося. Но не может же тихонько екать в сердце только из-за «голода» в межличностном общении? Арн не относится ко мне как к неразумному подопечному, что меня до жути бесило в Яскере и остальных аристократах. Я не чувствую в нем и в таких как он явного высокомерия, скорее, холодную отчужденность, похожую на равнодушие и невовлеченность в повседневность, но не надменность и подчеркнутую снисходительность. К тому же Арн разительно изменился за короткий срок нашего общения: его движения стали более резкими и порывистыми, а эмоциональные реакции более яркими. «Фуууух… напасть», — я безнадежно уткнулся лбом во влажную стену, по спине бежали теплые ручейки, а моя голова перегревалась от противоречий: «подкатить» к нему или ждать, пока он сам проявит инициативу? И секса до ужаса хотелось — простой, животной разрядки, но не подойду же я к нему с таким предложением?! Чего доброго, вызову неприязнь, а мое очарованное Арном сердце мне этого не простит.***
Дверь, резко вжикнув, въехала в стену. Я принял десять минут назад отважное решение об инициативе и, решительно сдвинув брови, шагнул в каюту. Арн дернулся и замер с открытым ртом, так и не успев сказать то, что, видимо, собирался. Я как можно более грациозно (хотя грация не мой конек), прошел ко встроенному в стену шкафу и, распахнув дверцы, с напускной задумчивостью уставился на содержимое своего гардероба. На самом деле я старался выгодно продемонстрировать себя, свой филей, укутанный в красное полотенце, и остальные свои… достоинства. А встроенная гардеробная с отражающим элементом была идеальным способом незаметно отследить реакцию на меня у Арна. Реакция не подвела. Значит, не зря рисковал. Глаза Арна прилипли к моей заднице, и как тот ни пытался переключить свое внимание на что-нибудь другое, его взгляд упорно скользил по моей спине, ногам и, конечно же, обтянутым полупопиям, а я лыбился, как идиот, и всеми силами пытался вернуть своему лицу самый независимый и равнодушный вид, на который только был способен, но переупрямить настырную улыбку не выходило — та растягивалась на моей физиономии с завидным упорством. Накинув свободную рубашку, в которой сплю, я вытащил бежевые расклешенные брюки из мягкой ткани и произвел контрольный «выстрел» в Арна: сдернул полотенце, обнажив заранее облаченные в плотно облегающие трусы ягодицы, и не спеша надел штаны, развернувшись к ошеломленному разумному с черными блюдцами зрачков. — Так почему у вас «особое» отношение к аристократам? — мой вопрос заставил зависшего Арна вздрогнуть. Разумному понадобилось несколько секунд на то, чтобы прийти в себя прежде чем ответить. — Не к аристократам, а к «чистокровным», — сглотнув, наконец, пробормотал Арн, отведя взгляд с меня на стену перед собой. — Что значит «чистокровным»? Я сел перед Арном, почти уперевшись своими коленками в его и, потянувшись за лежащими на маленьком столике остатками пирога, «случайно» задел его плечо рукой, осторожно проведя костяшками по плечу. Реакция Арна, а точнее, его тела, вызвала у меня жар в груди, заперев воздух в легких. Мелкие бледные волоски на открытой шее Арна встали дыбом от моего прикосновения. Сглотнув, он задержал дыхание и медленно перевел свой шальной взгляд на меня. Взгляд, пригвоздивший меня к месту и вызвавший торнадо чувств в груди, от стыда за раскрытие моего очевидного соблазнения до ликования от ясного ощущения того, что так не смотрят на простого подопечного. Кожу закололи миллионы маленьких иголочек электрического разряда, закоротившего между нами. Радость смешалась с неловкостью, и я, дернувшись, убрал руку, но Арн ловко перехватил ладонь и робко, будто ожидая моего отклика, потянул ее к себе. Я нервно облизал высохшие от волнения губы и дал увлечь свою руку на колени, где Арн, раскрыв мою кисть, нежно закружил подушечкой большого пальца по ладони. В горле встал ком, я боялся громко дышать, боялся, что сейчас он очнется, испугается, передумает или его еще что-то спугнет, и он, выпустив мою ладонь, порывисто встанет и стремительно выскочит из каюты. Этого я бы не пережил, потому что не было еще в моей жизни более волшебного, целомудренного и тем не менее более интимного прикосновения, чем это. Позже, я, вспоминая нашу общую эйфорию от соприкосновения рук, думал о том, что все мои отношения были до безумия плоскими и пошлыми. Я и подумать не мог, что танец рук, мягкие, поглаживающие прикосновения, могут вызвать такую бурю в груди. Всего лишь сцепление ладоней, а от переплетения пальцев у меня вновь перехватило дыхание. Теперь из-за своей дерзкой провокации мне было стыдно поднять глаза, хотя смутить меня довольно сложно, но сейчас я чувствовал себя именно смущенным, застигнутым врасплох. Я чувствовал каждой клеточкой своего тела странное ощущение парения. Не знаю, сколько мы так просидели в полной тишине, окруженные странным волшебством, с выросшим между нами мостом, по которому нам, возможно, предстоит прийти к друг другу, но не так, как хотел я — нахрапом. Нет, я больше не чувствовал себя «ведущим», теперь я был ведомым и, несмотря на растерянность, впервые за долгое время чувствовал себя спокойно. Добровольно, легко, без принуждения, как само собой разумеющееся, отдав негласное лидерство этому невероятному человеку… Да, для меня он был именно человеком, потому что такая «близость» от одного только прикосновения возможна лишь между людьми, и не важно, есть у них мутации или нет. Я так и не поднял глаза на Арна, чей взгляд чувствовал на своем лице. Я был смущен и растерян и почему-то прекрасно знал, что он чувствует это. Потому, когда он медленно, будто стараясь не испугать, наклонился ко мне и осторожно, почти не касаясь кожи, провел костяшками по моей скуле, а потом прижался теплыми губами к моему виску, на несколько секунд замерев, давая запечатлеться поцелую на покрывшейся мурашками коже, я так и не поднял взгляд. Наконец, взорвавшие мой мир одним лишь прикосновением губы отстранились, Арн встал. Пролетели миллионы космических часов, показавшихся мне секундами, как только он вышел, и дверь, тихо вжикнув, закрылась за его спиной, а я так и сидел, уставившись на свои колени, растерянный, смущенный и будто заново родившийся. Душа парила где-то под потолком, а я чувствовал горящие смущением щеки, будто это был первый в моей жизни поцелуй. Я вскочил со своего места и, подбежав к уже традиционно незаправленной кровати, рухнул в постель, закутался в одеяло и, зарывшись лицом в подушку, прикусил зубами ткань и негромко заскулил, пытаясь как можно тише справиться с распиравшими меня чувствами.