Голод (like something hungry)

Тинк... Тинкер? Тинкербелл? Венди не была уверена. Казалось, у всех кругом множество имён – и все они ненастоящие. Она мимолётно задумалась, как станут называть её, ведь никто не спросил, как её, Венди, зовут. Впрочем, Тинк уже дала мальчишкам понять, что она более, чем готова пролить кровь Потерянного, если кто-то из них станет уж слишком груб с последним уловом Пэна, так что Венди оставили в покое. – Прости, милая, – сказала Тинкербелл, отцепляя её от своих ног, – но тебе стоит поискать спасителя в другом месте. Я совсем не… да ничего я из себя не представляю. Тинкербелл ушла – бросила её – и Пэн потерял к Венди интерес, как только фея скрылась с глаз. Он и заинтересовался только потому, что та сказала, мол, он не может её оставить себе. Венди провела бессчётные дни, сжавшись в комок в дупле поросшего мхом, скользкого от прелой листвы и грязи дерева, спрятав лицо в колени и то всхлипывая, то принимаясь умолять вернуть её домой. Никто её не слушал. Время от времени Потерянные приносили ей еду – жареное мясо, которого Венди не просила, – но в остальном обращали на неё мало внимания. Неверлэнд (именно так это место назвала Тинкербелл) был душным и знойным, но Венди содрогалась в своей ночной сорочке, чувствуя, как тошнотворно сокращается желудок от ощущения грязи, забившейся между пальцев, и листьев, запутавшихся в волосах. Раньше она мечтала о диких ночах в лесной чащобе, о том, как она молнией будет проноситься между деревьев, точно античная нимфа, ускользая из рук алчного бога. Сейчас Венди хотелось лишь домой, и она рыдала и рыдала, а потом замолкала и тяжело дышала, снова и снова опорожняя желудок. Потерянные даже не смотрели на неё, совершенно вымотанную болезнью, тем самым хотя бы спасая от позора. А потом Венди спала.