Голод (like something hungry)

Он заставлял её сидеть у него на коленях у их импровизированного стола и прижимал к её губам кусочки пищи, щипая за бок каждый раз, когда Венди отказывалась открывать рот. – Я видел, как мамы и папы делали это, – самодовольно сообщил ей Пэн, гордый этим знанием. Венди больше нравилось, когда он не замечал её, не интересовался, когда она была лишь поводом пойти наперекор неосторожным словам феи. Венди становилось не по себе от голодного взгляда, который то и дело останавливался на ней. Не имело значения, что Пэн всегда глядел кругом так, словно испытывал непреодолимую, алчную жажду, что всё, что притягивало его взгляд, тотчас становилось позарез необходимым. Ей не хотелось, чтобы эти тёмные глаза смотрели на неё. – Нет, не видел, – рявкнула Венди, – это не то, чем занимаются мамы и папы, так делают мужья и жёны. Казалось, Пэн не понимал, кто такие мужья и жёны, как и то, что эти роли переплетаются с ролями родителей, кичась своей осведомлённостью и превосходством. Пэн знал лишь дикие, грубые вещи, и Венди напускала на себя важный вид, осознавая, что ей известен взрослый секрет – тайна, которая навсегда останется за семью печатями для вечного мальчишки. Заворчав, Пэн спихнул Венди с колен, и та упала. Вместо того, чтобы привычно захохотать, Потерянные поражённо затихли – будто в глубине души уже обдумывали тот урок, который им преподала Венди: дети любят свою маму, дети защищают её. Пэн пошёл прочь.