Голод (like something hungry)

Каюта, в которую поселили Венди, была тесной, с застарелым, неистребимым картофельным духом. В ней не оказалось даже кровати, на которой она смогла бы спать, но мистер Сми сложил друг на друга несколько одеял, соорудив подобие тюфяка. Венди рухнула на него, слишком усталая, чтобы даже плакать. Она просто пристально разглядывала гниющий деревянный потолок, пока её не сморил сон без сновидений. Когда Венди проснулась, первым, что она ощутила, была качка. Когда корабль (она даже не знала, как тот называется) стоял на якоре, волны мягко покачивали его, как мать укачивает дитя. Пот собрался у неё на шее и под коленями. Она вновь чувствовала неугомонный трепет в горле, в животе, знакомую истому, которую пыталась не замечать, отвергать. И не могла. Перед внутренним взором Венди возник непрошенный образ: Пэн, весь поджарые руки и ноги и улыбка, острая, как нож. Ей вспомнился его горячий рот – широко раскрытый, точно готовый проглотить её живьём, – прикасающийся к её губам, жар, разгорающийся в животе. Вспомнила руку, сжимающую её грудь. Рука Венди скользнула вниз, накрыла грудь, однако прикосновение почти не доставляло удовольствия, пока она не вызвала в памяти огрубевшую ладонь Пэна, пока не стала притворяться, что это его бесцеремонные, тонкие, точно костяные, пальцы терзают и тянут её. Знакомая боль усилилась, заставляя сжать колени и заёрзать, вызывая приятное трение. Против своей собственной воли Венди зажмурилась. Воображаемые картинки плясали под её сомкнутыми веками: жестокое лицо Пэна, его алчный рот, его пальцы. Венди снова сжала бёдра и, не успев как следует обдумать это, подняла подол платье вверх, обнажая себя в ночном мраке. Пальцы украдкой, будто воры, прошлись по бёдрам. Венди прикусила губу, боясь, что её увидят и накажут за такое не подобающее истинной леди занятие, однако вспышка удовольствия, пробежавшая по телу, заставила её отбросить опасения и коснуться завитков волос между ног и того, что в них пряталось. Сокрытое, священное место, к которому Венди прежде не отваживалась притрагиваться, хотя давно уже догадалась, что томление, пробуждающее её по ночам, рождается именно там. Теперь же Венди исследовала, тёрла и нажимала, изумляясь и замирая от электрических импульсов, которые возникали в ответ на её неуверенные касания. И вновь Пэн вторгся в её мысли: Венди воображала, как ощущались бы его пальцы; рисовала свирепую ухмылку, которая бы расцвела на лице Пэна, услышь он, как беспомощно и отчаянно она всхлипывает под ним. Пальцы проникли внутрь, и Венди вскрикнула, подаваясь бёдрами навстречу, приближаясь к развязке, которой ещё не понимала. Запястье прижалось к влажным завиткам волос, и ощущения вспыхнули с неистовой силой. Венди придушенно вскрикнула, закрыв себе рот ладонью. Что-то раскалённо-белое взорвалось внутри неё, ослепляя. Ноги Венди подрагивали, будто вдруг превратились в желе и не могли больше поддерживать её. Она рухнула на свою импровизированную кровать, дыша тяжело, будто только что вынырнула из воды. Венди почудилось, что из тёмных углов каюты до неё доносится издевательский смех Пэна.