Вира

Вкусный запах побулькивающей на огне каши лез в ноздри, напоминая — кое-кто ничего не ел со вчерашнего вечера. М-м-м… Ням. Пустой желудок Виэллильэрры Силльзвова Лиэнана Эллидиана Кленового, среди домашних — Вовы, требовательно заурчал. Эльф разлепил не желающие подниматься припухшие веки и узрел прямо перед лицом зеленую, смутно знакомую орочью морду. «Урюрюг, — услужливо подкинула память. — Он тебя штопал». Мужчина чужого рода-племени спал, лежа на боку, по-детски подсунув под щеку сложенные лодочкой крупные ладони. Причмокивал губами и — странное дело — не казался противной лягухой. «Какой у него интересный шрам на скуле, — вяло подумал Вова. — Старый, пожелтевший. На змею похож. Не от меча, не от копья. Будто клыком полоснули». Шрам хотелось потрогать, ощутить кончиками пальцев шероховатости его краев и гладкость внутренней части. Поддавшись импульсу, эльф с трудом приподнял правую, налитую свинцовой тяжестью руку, но до цели не донес — не хватило сил. Уронил на грудь и зашипел от пронзившей тело острой боли. — Сам и виноват, — вздохнул шепотом. — Асси-лбя, мозгов нет — не добавишь. Не сберег шкурку целой — не дергайся, пока хоть чуть-чуть не подживет. Потревоженный возьней соседа по одеялу, Урюрюг забавно сморщил кривоватый, явно когда-то сломанный в драке и неправильно сросшийся нос, фыркнул и открыл глаза необычного для орков цвета спелой вишни. Мутновато уставился в ответ. — Прочухался, — сказал хриплым, но, о чудо, нежно-воркующим густым басом, — бестолковина. Сходу взятый Урюрюгом интимный тон Вове ужасно не понравился, и эльф предупреждающе оскалился, засверкал в сгущающихся сумерках белоснежными ровными зубами. Может, лягуха его и спас, но это — не повод для панибратства. — Я не бестолковина, я — Виэлльиэрра Силльзвов Лиэнан Эллидиан Кленовый, маг третьей ступени, — возразил парень гордо. Урюрюг аж рот приоткрыл. — Такое раз за разом выговаривать замаешься, — мужчина смотрел с изумлением. — Будешь выпендриваться — станешь и нас полными родовыми именами, с титулами, величать. Я вот, например, на совете Старейшин — Урюрюг Аб-Абыгдыбаг-Сор Сыб-Кыыбдыаг Пытадь-Усьгыр, в переводе на общемировой — Учитель-Лекарь-Следопыт, сын Храброго Вождя, внук Вождя с палицей, героя пяти битв. Теперь настала очередь задохнуться эльфу. Потрясенно сморгнув, парень слегка порозовел щеками. — Согласен на Урюрюга, — вымолвил он тихо после подозрительно длинной, вязкой паузы. — Зовите Вовой, изверги. Вот и договорились, кажется. Зубодробительный орочий победил эльфью высокомерность, не напрягаясь. «К предкам роды и титулы, разум дороже, — решил, внутренне передернувшись от отвращения к собственной уступчивости, никогда не учивший языка лягухов Вова. — Иногда краткость полезна. Да и мы не на Совете магов, авось, перетерпится». Урюрюг пробно улыбнулся раненому. — Мои мальчишки похлебки наварили, — смутившийся, ушонок нравился мужчине куда больше, чем бодающийся. — Поешь с нами? Асси-лбя, Вова бы поел, но как есть, лежа на спине, когда рука не поднимается взять ложку? Признаваться в испытываемой ватной слабости лягухам гордый эльф не пожелал и отрицательно смежил веки. Просить Урюрюга или Урюрюговых спутников покормить его, беспомощного, с ложечки… Позорище. Предпочтительнее помереть от истощения. Верно истолковавший принятую ушонком позу Урюрюг лукаво прищурился. Мужчина заметил — раненый украдкой проглотил голодную слюну. Пусть выеживается, красота. Он, Урюрюг, родился не сезон назад, все понял без подсказок. Перекатившись на живот, повидавший за пару сотен лет разных упрямцев орк вскочил, поправил укрывающую Вовин перебинтованный торс куртку — продует ушонка, фэка, ветерок прохладный поднялся — и, почесывая через полотно портков чресла, направился к костру, у которого уже ужинали Гыыкбыг и Баамбаг. Близнецы, держа на коленях деревянные миски, уплетали жидковатую, сдобренную ароматными травками и жирной тушкой подбитой Гыыкбыгом из пращи камнем вороны кашу с жадностью и урчали от наслаждения. — Где моя миска? — строго спросил у юных орков. — Хаваете тут, нахалы непоротые, пока ваш командир отдыхать изволил. Гыыкбыг и Баамбаг слаженно подавились пшеном. Повинуясь знаку наставника, Баамбаг плюхнул полупустую миску на землю, схватил заренее приготовленную чистую миску Урюрюга, поспешно наполнил ее варевом из котелка и протянул снизу со словами: — Осторожно, горячее. Гыыкбыг подал принадлежащую Урюрюгу ложку. Урюрюг цапнул подношения, поблагодарил учеников кивком и вернулся к Вове. Уселся вплотную к торчащей острыми ушками татуированной голове раненого, скрестив ноги в щиколотках, бережно водрузил бритый эльфий затылок на свои вздувающиеся стальными мускулами бедра. Зачерпнул в ложку немного источающей благоуханный парок каши, подул на нее и поднес эту остуженную ложку к плотно сомкнутым, бескровным губам ушонка. — Открой ротик, бестолковина, — велел с издевочкой. — Если не похаваешь, я тоже откажусь хавать. А не хававшие полсуток орки знаешь, какие злющие — жутяга… Заголю тебе тощую срань и отхожу хворостиной, даром что ты больной. Вова возмущенно распахнул желтые, мерцающие в глубине кошачьей хищной зеленью глазюки, потрепетал ресницами и… разомкнул губы, выражая готовность хавать. Урюрюг ловко засунул первую порцию столь необходимой для восстановления сил пищи раненому в рот, удовлетворенно прирыкнул и уверенно зачерпнул следующую ложку. — Зачем ты черепуху налысо побрил, — осведомился. — Магическая бестолковина. Лысый эльф — уродство, никто в мужья не возьмет, ни мужиг, ни девка. С сегодняшнего вечера отращиваешь волосню заново. Приказ, не обсуждается. Вова солидно прожевал, проглотил и скорчил раскомандовавшемуся орку противнючую рожицу. — Иди в срань ловить хером раков, — музыкально мурлыкнул эльф. — Моей волосне я хозяин. Брил голову — и буду брить, хоть до смерти хворостиной запори. И вообще — взялся кормить, так корми, не мучай. Расприказывался. Урюрюг внял прозвучавшему в задыхающемся, негромком голосе ушонка упреку, заткнулся и поднес к просительно открытому эльфом рту вторую ложку. Бедный — голодный, а он пристал с ерундой. Позже Вове навтыкает, когда окрепнет. Сильных духом, потерявших из жил едва ли треть крови вождей обижают лишь недостойные вожди-орки. Вова изрядно удивил орков, умяв немаленькую порцию каши до последней крошки и выплевывая иногда попадающиеся в вареве, тщательно обсосанные от мяса хрупкие вороньи косточки. Вот вам и раненый хилятик-эльф, соплей перешибешь. Уничтожив хавчик, ушонок сыто, тоненько рыгнул, пожмурился на Урюрюга и с невиннейшей интонацией поинтересовался: — Я — умница? Теперь ты тоже похаваешь и подобреешь, лягуха? Кажется, порка отменяется… Жаль, обожаю боль. - Говоря это, красавчик ухмылялся наигнуснейшим образом. Урюрюг в душе пришел от кусачести нахала в бурный восторг, но застеснялся собственных чувств. Потому надел на мордаху приличествующую вождю маску безразличия, аккуратно сгрузил с бедер остроухую голову и поднялся. — Откуда ты взялся, прожорливая ехидна, — беззлобно буркнул мужчина, замахиваясь на ушонка ложкой. — Подрежу тебе язычок-то ядовитый… Спасибо б лучше сказал за заботу. Нисколечки не испуганный угрозой Вова немедленно по-собачьи вывалил наружу расслабленный влажный алый язык. Покрутил им из стороны в сторону, сложил в трубочку и убрал обратно в рот. — А тебе нужно мое спасибо, лягуха? — эльф свел на переносице темные, изящные брови-стрелочки и мяукнул, противно растягивая гласные: — Ну-у тогда-а ла-адно-о, держи-и — спаси-и-бо-о. Фэка! Испытавший острое желание размазать дразнящегося гаденыша в лепешку Урюрюг нахмурился. — Завтра утром завтрака не получишь! — мстительно рыкнул он, выдвигая вперед нижнюю, клыкастую тяжелую челюсть. — Довыеживаешься! Запомни, ушонок, ты в моей власти! По-прежнему не проявляющий признаков страха Вова повторно показал взъярившемуся орку язык, хихикнул, сбился с дыхания и опять тонко рыгнул. Осунувшееся, бледненькое лицо эльфа исказила мучительная гримаска. — Воды дай, — с трудом, отпыхиваясь, выдавил раненый, — жаждой умирающего истязаете, ублюдочные лягухи. Спасаете — так уже спасайте до конца. Ушонок умоляюще сморгнул, и Урюрюгу сразу перехотелось расправляться с парнем. Не дело лекарю издеваться над однажды добровольно взятым под крыло пациентом. Ахха-хэ, не дело. И грозить ему голодом — не дело. И вообще — чем быстрее ушонок поправится, тем быстрее свалит нахер к родичам. — Воды, — Вова перекатил по одеялу бритую татуированную голову прочь от нависшего орка и тускло уставился на догорающий костер. — Подыхаю — пить охота. Нечто теплое и пушистое, подобное домашнему ласковому котенку, шевельнулось в широченной груди Урюрюга там, где учащенно забилось закаленное в боях, покрытое шрамами бесчисленных потерь воинское сердце. «Вова, Вова, — растерянно подумал мужчина. — Ты — глупыш, тратишь на бодания со мной последние силенки. И зачем, спрашивается? Все равно ведь вытащу, не отпущу к предкам». Он знаком подозвал наблюдающего от костра Гыыкбыга и велел ученику принести флягу. — Напои, — ткнул в эльфа когтем, — и топайте с братом за лапником. Пора устраиваться на ночлег. Я — хавать. Гыыкбыг, подчиняясь, потряс растрепавшимся с утра волосяным хвостом и убежал за флягой. Юнец возрадовался — командир допустил его, труса и неумеху, поухаживать за раненым. Значит, доверял. Спустя примерно лучину утоливший жажду Вова задремал, перестал задирать спасителей-лягух. Гыыкбыг с Баамбагом, ругая мрак и липнущую к ладоням вязкую, пахучую смолу, гнули молоденькие сосенки и топориками рубили с них ветки на ложа, а Урюрюг, внезапно затосковавший в тишине, не нарушаемой более прерывающимся голосом ушонка, уныло ковырялся в остывшей каше, выискивая кусочки белого птичьего мяса. У мужчины вдруг пропал аппетит, да. Будто жизнь утратила яркость и вкус, уснула вместе со злоязыким упрямым эльфийским магом. Заколдовал орка Вова, не иначе...